Суровые лица

Во дворе жили мальчики. А находился этот двор в далёком 20-м году. И поплыли, поплыли перед глазами резкие фотокарточки, дёргающаяся чёрно-жёлтая кинохроника… Только зря. Трава была зелёной, небо – синим, а кровь, как только что выяснил Николай – красной и противной на вкус. Николай – мальчик. Он шёл утром в магазин за хлебом и встретил других мальчиков, живущих во дворе. После разговора с ними Николай получил один неожиданный удар кулаком в губу и несколько предсказуемых – в бока и по спине. Было не больно, скорее – непонятно. Причиной акта насилия стали политические убеждения, вернее полное их отсутствие у дворовой шпаны. Большевиков любили не все. Тогда для этого ещё было время.

Девочке Ане Николай после собрания кружка дал возможность попытать себя о причинах изменения внешности, а себе – посуроветь лицом, порассуждать о пережитках и поиграть скулами. За эти милое ребячество Аня спустя какое-то время удовлетворила его любопытство, которое слишком быстро и как-то впопыхах стало, наконец, мужским. Как мужчина Николай брал пример с революционеров и подпольщиков, когда спустя не так много времени командовал отрядом продразвёрстки. Несколько расстрелянных им собственноручно голодных крестьян со звуком последнего выстрела перестали казаться врагами Советской власти и иногда снились потом, но к счастью – без лиц. Об этом факте своей биографии Николай иногда рассказывал, когда пил водку. В эти минуты он суровел лицом, сжимал челюсти, потом неизменно нажинал хрипя и чуть-чуть задыхаясь говорить про революцию и подполье. Однако это уже мало у кого пользовалось успехом. Мечты так и остались мечтами. Умер Николай в 1954-м, но значения это не имело.

***

Во дворе жили мальчики. А двор находился в 60-м году. И, скорее всего, всё было именно так, как в старых фильмах, только на экране была очень маленькая часть. За кадром оставалась информация, с которой только что познакомился Алексей: кровь – красная и противная на вкус. Виновником озарения явился Фёдор – спортивного вида парень с чёрными курчавыми волосами и сросшейся бровью, что, пожалуй, было противнее всего. Сопротивления Алексей не оказал по двум весьма веским причинам. Первая заключалась в том, что били за дело, вторая – в немедленной прозаической потере сознания. Дело было вполне обычным: на собрании литературного кружка наиболее положительно на пафосные Алёшины стихи о Великой Отечественной войне прореагировала Лида. Поэтому после собрания они вместе отправились гулять, попутно споря на очень общую тему, приводя аргументы один краше другого в своей гуманности, остроумии и комсомольском задоре. Грудь у Лиды оказалась упругой.

Рассказывая своему лучшему другу о случившемся, Алексей признал свою вину, как-то сразу посуровев лицом… Думал он о стихах, прочитанных тем вечером и о солдатах, которые были моложе его и умерли, возможно, так и не встретив свою любовь, о себе… и неосознанно потирал скулу. Все это он старательно изложил на бумаге уже далеко за полночь и считал лучшим своим откровением, но так никому и не показал.

Со временем Алексей сделал в допускаемых Союзом рамках карьеру по инженерной линии, так и не раскрыв литературного таланта. Старая тетрадь открывалась им с той ночи два раза (перечитывать не стал) и потерялась при переезде в трёхкомнатную квартиру. Уже в старости, когда вожди стали мелькать, а слова сыпаться (и стоить) – как горох, Алексей вернулся к воспоминаниям о молодости и не нашёл в себе сил отказаться от романтического образа мёртвых юных бойцов, из-за чего общение с ним было внукам в тягость.

***

Во дворе жили мальчики. А двор находился в 00-м. Всё было как в кино, только не было звука «долби» из-за которого слышно, как отлипает от пересохшего нёба язык главного героя. В данный момент главным героем – Вадимом, было сделано очень важное открытие: кровь – чёрная. Вкусовых откровений не было (были раньше, давно), потому как кровь вытекала на асфальт из раны в боку. Вадим сидел в неудобной позе, прислонившись к решётке забора и знал, что шевелиться не стоит – он уже попробовал один раз. Засыпая, он всё пытался понять, почему этот вечер кончился так плохо.

Днём он расстался с Ксюхой, послал её ко всем чертям. Впрочем, ему тоже оказалось что выслушать из её проколотых в двух местах уст. Вечером Вадим пошел как обычно шататься по городу безо всякой цели и был приглашён в парке на распитие водки незнакомой компанией. Находясь в лёгком после «развода» настроении Вадим согласился. Как выяснилось – это были ребята, только что вернувшиеся из Чечни. Сначала разговор был нормальным, т.е. его почти не было, тосты короткими и суровыми, а присутствие в такой компании – лестным. Постепенно разговор завязался, тосты исчезли, скулы напряглись и стала выявляться суровая правда жизни. Парни не стесняясь в выражениях рассказали про боевые подвиги, а Вадим сурово кивал. Ему тоже очень хотелось сказать что-нибудь такое мужское и правильное, и он очень хорошо понимал этих бойцов, но сказать было нечего. Поэтому когда закончилось и то, за чем бегали во второй раз, Вадим рассказал про Ксюху, а Юрка – стриженый почти на лысо, так что было видно шрам от казарменного табурета, изрёк что-то невнятное, но тоже правильное. Потом его вырвало. Этого Вадим не видел, потому что заснул прямо на лавке.

Проснулся от холода и быстро, в силу молодости, придя в себя, поплёлся чуть пошатываясь и сутулясь домой. Рядом с РОНО его зарезали. Вадим умер.
Смерть Вадима сделала его близким другом многих ребят, которые теперь могли говорить на пьянках: «За тех, кто ушёл», сжимать зубы и сурово выпивать водку не чокаясь пластиковыми стаканчиками.

***

Во дворе жили мальчики. А двор находился в 0-м году. Мальчики были обриты налысо и каждый день выполняли тяжёлую физическую работу независимо от возраста. Лю-Кен только что сделал важное открытие. Он лежал на каменистой дорожке, ведущей к роднику, споткнувшись и разбив в кровь выставленные при падении ладони. Прямо перед его лицом полз муравей, бешено пели кузнечики, далеко-далеко сливались солнечный жар и звук колокола. Лю-Кен улыбался и смотрел на муравья. Натянувший с утра верёвку Учитель улыбался в храме вместе сним.