Япония

Хорошо, что мы сели у окна. Большое стекло впускает в прохладу полумрака жар летнего дня. Нам принесли еще только воду. Я размешиваю полосатой трубочкой в высоком стакане лед и лимон, жмурясь от солнца. Мой спутник раскуривает трубку…

Зачем я предложил ей выбрать столик. От окна идет сильный жар…

Я люблю все японское: я верю в реинкарнацию, пью зеленый чай, умею есть палочками. Я люблю этого угря на рисе, что сейчас подала узкоглазая официантка, люблю запах имбиря и зеленый цвет васаби. А мой спутник взял курицу-тэрьяки, ее можно заказать в любом ресторане…

Она пустая как мой холодильник, и лучше выглядит, когда молчит. Она говорит и говорит, и зачем я пригласил в любимый ресторан ноги, их все равно не видно под столом. Мне нравится, как пахнет женщина за соседним столиком…

Нет, она не японка, от силы кореянка, слишком широкое лицо у этой официантки…
Ее смена заканчивалась в двенадцать, но по будням она отпрашивалась раньше и успевала на метро. Карина не тратила денег на такси, как другие, она копила на счастье. Копить Карина начала еще в школе, когда узнала, что счастье можно купить. Ее мама говорила, - Если бы мы были бережливей и сохранили наш магазин, папа рано или поздно к нам бы вернулся. Бережливей жить было уже некуда, часто они вчетвером (у Карины было еще два брата) месяцами жили на одном рисе. Ботинки занашивали до дыр на подошве. Мальчики донашивали кофты и куртки за сестрой, а книжный магазин разорился, потому, что в их деревне книги никто не читал. Все ловили рыбу.
После школы Карина поехала в Москву поступать в институт. Она не была красавицей, носила длинные, сильные волосы никогда не заплетала их в косы, имела тонкую талию и разноцветные глаза. Карина не пользовалась косметикой из экономии и считала, что она ей ни к чему. На вокзале купила газету. Устроилась в японский ресторан. Жила с барменом, чтобы не платить за комнату.
От метро надо было ехать на автобусе. Он ходил по ночам. Карина шла по району без фонарей, между спящих домов. Луны сегодня почему-то не было и звезд тоже. Был ветер. Она сломала каблук, старалась не наступать на левую ногу.
За спиной ч т о – т о зашелестело полиэтиленовым пакетом. Ветер, подумала Карина. Испугалась. На всякий случай нащупала в сумке кухонный нож – упала. Ч т о – т о ощупывало ее карманы. Странно, подумала Карина – почему мне не больно? И еще: хорошо, что я не достала чаевые из лифчика.

Николай очень хотел выпить, а Машка в ночном закрыла его кредитный счет. А он очень хотел выпить.
Только не надо трогать мою руку, ешь, пожалуйста, свою курицу. За окном пыльные прохожие наверно мне завидуют. Как и я, когда в жару бегу в свой институт мимо стекла, за которым едят пары, мне тогда кажется, что все они влюблены. Не стоит строго судить моего спутника, он просто не любит японскую кухню…

При таком освещении ее кожа кажется тонкой, а белые волосы грязными, ненавижу, когда женщина при мне красит губы. А когда-то я этим любовался. У нас в доме был трельяж, я любил подкрадываться, когда мама наносила макияж, и смотреть в одну из створок на то, как она разглаживает кожу кончиками пальцев, чуть касается лица облаком-пуховкой, широкой кисточкой проводит по щекам, подводит глаза и внимательно смотрит то на один, в голубом блеске, то на другой в фиолетовом венке ресниц. Раскручивает ярко-красную помаду (всегда ярко-красную), проводит ею по губам. Я мог стоять так часами, смотреть как на игру гениального актера. К сожалению, нанесение макияжа – это был единственный ее талант…
Женщина закрутила помаду, и надела на нее колпачок с зеркальцем. Отошла к стене и внимательно оглядела свое отражение. Сжала талию, приподняла грудь, улыбнулась и послала себе воздушный поцелуй. Вытащила цветок лилии на маленьком стебле из керамического кувшинчика с узким горлышком, он был не выше ее среднего пальца. Женщина размяла лепесток в руке, провела цветком по губам, шее, и ниже в разрезе декольте. Заметила, в зеркале камеру. Бросила цветок на туалетный столик, медленно обернулась, лицо ее каменное и спокойное приближалось к экрану, заняло весь экран… Женщина нажала красную кнопку пульта, и изображение в телевизоре исчезло.
Она сидела в желтом с потертыми подлокотниками кресле, ровно выпрямив спину, положив, нога на ногу, а сверху скрестив руки. И долго так смотрела на темный экран. Потом потянулась к туалетному столику, смахнув рукой баночки, пузырьки и флаконы. Выбрав нужный, черный конус с маленьким зеркальцем на колпачке, она раскрутила ярко красную помаду, и внимательно всмотрелась в острую полоску, будто пытаясь вспомнить, что говорит о характере женщины остро стертая помада. Женщина взяла маленькое круглое зеркальце-цветочек на металлической ножке, и посмотрела в него на потресканные морщинами губы. С некоторых пор она исключила из своей жизни все зеркала, оставила лишь это, подаренное толстым мальчишкой в школе, в ночь на рождество.
Мне нравится, как пахнет женщина за соседним столиком…

За удовольствие есть сырые водоросли можно потерпеть его потную лапу. Хотя я предпочла бы, чтоб моей руки коснулся другой человек – не знакомый и не видимый с прохладной кожей. Какой бы мне взять десерт – зеленое мороженное или шербет. В шербете меньше калорий, а мороженное «зеленый чай» подают только в японских ресторанах………………………………………………………………………………………… Я не люблю разговаривать до еды, во время еды, это удобно, если и за десертом я буду молчать? Мой спутник говорит за нас двоих, а если я устану улыбаться, можно будет сказать, что от холодного у меня разболелся зуб?..

Сказать, что у нее к зубу прилипла икра? Или можно просто улыбаться, пусть думает, что ей. Мне хочется прикоснуться к женщине за соседним столиком, хорошо бы завести с ней молчаливый роман, это было бы честно, ведь я не вижу ее лица. Даже когда поворачиваюсь чтобы позвать официантку, я могу увидеть лишь смуглую шею с волной бугорков и маленькое плечо в зеленом бархате. Когда она роняет руку со стола, клянусь, я мог бы до нее дотянуться…

Мне кажется, что за соседним столиком люди более счастливы, чем я. Я всегда ревную незнакомых мужчин…
Как-то я встретила одну пару: он – высокий, неплохо сложен, с желтыми волосами и прозрачными глазами, на щеках ямочки – из тех лапуль, которых надо снимать в кино. Она – простая серая ворона. А он так крепко обнимал ее за талию, держал, будто говорил всему миру – моя… Что я чуть не расплакалась, и пошла за ними. На улице шел дождь, я могла видеть их черный общий зонт и ноги: его – в джинсах, на которых не было и капли грязи, так ходят мужчины после армии. Я всегда испытываю трепет перед мужчинами, с прошлым, особенно пред теми, кто убивал…
Они зашли в кинотеатр, не помню, что за фильм был, я села рядом с ним. Положила руку на подлокотник, а он все прижимал к себе ворону, она пыталась отстраниться, он с силой притягивал лицо к себе. С ее длинных волос до меня долетали капли дождя. Я попыталась сосредоточиться на фильме, и мне почти удалось, когда его рука легла на мою. Я подумала, что он нечаянно, и боялась пошевелиться. Ладонь оказалась сжатой в его, и меня затрясло от жара, холода и возбуждения. А он все мял ее, надавливал на каждый ноготок, тер перепонки пальцев, сжимал в кулак ладошку и гладил линии. Другой рукой он обхватил свою подругу за шею, он беспрерывно целовал ее. Она пыталась вырваться, но получала лишь глоток и снова. Я не дышала за нее. Я словно попала в коридор между жизнью и смертью…
Потом включили свет, они пошли на выход. Он даже не взглянул в мою сторону, и я не смотрела, сидела так и пялилась в белый экран. Как дура. Я чувствовала себя несчастной, счастливой дурой…
Их встретили возле ее подъезда, дворовая шпана. Он не стал ждать и ударил первым. Один отлетел сразу, а у второго блеснул нож, это еще больше подогрело Вадима. Схватил парня за запястье, и Ксюша услышала хруст, закрыла уши, прижала ладони к голове так сильно как могла, но все еще слышала хруст и крик на заднем плане. Вадим не бил, он убивал, как его учили – бить на поражение. Когда-то он не мог буцнуть соседнего щенка, а ударить человека тем более, никогда не дрался в школе. В армии его научили – не бить, а убивать. А Ксюша все кричала и кричала, упав на землю и размозжив коленки…
Я определенно могу до нее дотянуться…

Его рука коснулась моей. Его. Кого? Мужчины за соседним столиком. Забавна – эта игра пальчиками. Даже смешно, только бы мой спутник не заметил. Мне хочется, чтобы заметил, и что он будет делать тогда?..

Давай детка, поди, попудри носик…
Он поймал кисть этой женщины, прижал к ножке стула и сгреб в свою ладонь…
Ого, показываем силу… Сильнее… Сильнее. Иди, дорогой, конечно, буду скучать.
Из-за стола вскочила девушка в белом сарафане, плеснула в лицо мужчине из высокого бокала желтой жидкостью, и побежала. На выходе ее каблук застрял в решетке пола, и подвернулась нога…
С подноса официантки посыпалась грязная посуда. Она присела над стеклом и расплакалась…
Компания за большим столом рассмеялась…
Сушисты за деревянной стойкой, как в немом театре, взмывали локтями, будто крыльями, и выбрасывали на дощечки разноцветные шарики…
Мужчина – лысоватый с испариной на груди, и женщина – с разрезом на шелковой юбке, сидящие у окна спиной друг к другу, державшиеся за руки, одновременно встали, не глядя друг на друга проскользили, между столов и стульев и людей…
Официантка подошла к их столикам с двумя кожаными обложками, и посмотрела на залитое солнцем стекло…
Она бежала босиком, он держал за ремешки ее босоножки…
Шел легкий дождь…