Я в буржуи бы пошёл,

Н.Тертышный
Размышления 1995 - 1999гг.


“...Благослови тебя, моя родина, труд и разум человеческий!
 Будь счастлива! Будешь ты счастлива, и я буду счастлив.”
Василий Шукшин.



 Маленькие камешки
 в большую политику

5.
 «…Я В БУРЖУИ БЫ ПОШЁЛ,
ПУСТЬ МЕНЯ НАУЧАТ...»
 
 «…сквозь кровь и пыль…
 Летит, летит степная кобылица
 И мнёт ковыль…»
А.Блок
 
 Устремлённость тех или иных сословий и классов к слому общественных устоев сложно прослеживается в самом начале движения, когда общество только-только забродило реформацией. Но зато об этой же устремлённости достаточно просто можно судить, спустя известный промежуток времени, по тому, кто и сколько получил от общественных подвижек. Судя по тому, что получил от наших реформ рабочий, нельзя с полной уверенностью говорить о том, что он жаждал перемен и торопил их время, расшатывая устои «советского застоя» (да простится мне сей случайный каламбур). Нужно признаться откровенно в том, что механизмом общественного распределения на тот период времени, рабочий человек действительно был разочарован. Если само производство, несмотря на известные издержки в технологиях, в автоматизации, в условиях труда, ещё как-то удовлетворяло его сословные запросы, то принципы и условия дележа наработанного в обществе продукта, несомненно, отодвигали рабочего на задний план, скромно говоря…. На чём и сыграли либералы, увлекая общество к реставрации буржуазных отношений. То место в распределительном механизме, которое и ныне сохранилось за рабочим человеком, в просторечии всегда обозначено смачным четырёхбуквенным словцом…. Как говорится, хотели как лучше, но получилось как всегда. В реформации рабочий потерял много. Первая и наверно самая главная утрата это отказ общества от каких либо социальных гарантий стабильности производства. Поскольку производство есть то единственное, что в социальном механизме гарантирует рабочему существование, отказываться от стабильности здесь рабочий по всей логике вещей просто не мог. В противном случае философам стоит поискать в сословно-классовом образовании пролетариата его суицидальное начало. Значит, от стабильности производства отказывался кто-то другой в обществе, кого кормит не само производство, а что-то другое по значимости и важности как-то совпадающее с функцией производства. Этим могла быть только функция государственного управления, в условиях советской системы гипертрофированная и разросшаяся до абсурдных масштабов. Большевизм, теоретически ставивший задачу упразднения государства, как власти, в жизни наоборот усилил эту, достаточно сильную и до этого имперскую функцию в России. А другого механизма, владеть отчуждённым трудом миллионов рабочих рук, марксизм и не предлагал. Надежды на развитие самоуправления были столь слабы, что их всерьёз никто никогда и не рассматривал, хотя о них всегда упоминалось в многочисленных идеологических выкладках. Ленинцами был сделан упор на партию, якобы способную выразить все начала благих намерений пролетариата в своей устремлённости к власти. Печальный конец этой власти нам известен. Когда у советских теоретиков не нашлось нужных объяснений сложившейся ситуации, жизнь предложила взамен дискредитированного «демократического централизма» обыкновеннейший либерализм, самого вульгарного пошиба. Обществу, в котором давно было разорвано и искалечено естественное сословно-классовое расслоение, где, по сути, все-таки действовали искусственные законы производства и распределения, была навязана идея возрождения капитализма. По-большевистски проголосовали за капитал, как до этого «единодушно» голосовали за индустриализацию, коллективизацию и прочую ваучеризацию…. И как всегда, от имени народа, совершенно не вникая в настроения и чаяния самого народа. И централизм просто-напросто развалился на олигархии, войну которых мы и наблюдаем теперь в жизни после того, как теоретизировали над ней в апологиях марксизма. Из тех же теорий мы и капитализм сегодня практикуем. Беспредел, хаос производства, битва финансовых олигархий, пауперизация низших сословий, вызывающая роскошь жирующих верхов, внутренние противоречия, устремляющиеся во внешние милитаристские амбиции, казнокрадство, национальные распри - всё это пришло к нам не из опыта т.наз. буржуазных стран, на иллюзорную сытость которых мы засмотрелись. Это пришло к нам в большей мере из теорий, которые мы так долго воплощали в жизнь. Только сегодня мы воплощаем их наоборот, пытаясь несостоявшийся социализм переделать в никогда и нигде не существующий в таких формах капитализм.
 Втягиваясь в «перестройку» все сословные составляющие советской системы вынашивали надежду получить как можно больше от производства именно в материальном плане. И верх, обладающий правами распоряжаться и пользоваться т.наз. общественной собственностью, как своей, желал не права владения, а лишь ещё большей доли в общественном потреблении, поскольку достающегося ему теперь не хватало. Тому есть много причин, и не только несовершенство нашего производства и наглядное преимущество капиталистического развития. Есть ещё множество законов сословных движений. Их мы просто-напросто всегда игнорировали. Низ же отодвинутый ото всех прав в отношениях к этой же общественной собственности, тем более не жаждал права собственности. Как ни странно, внизу интуитивно понимают, что в любом случае наработанного обществом на всех в равной мере никогда не хватит, и потому всегда согласны на несправедливость, если так можно сказать, относительную. Наш низ удовлетворила бы доля, обеспечивающая может быть некоторое подобие «сытого» капиталистического низа. Но советская система производства оказалась жизнеспособной лишь в таких формах, когда от неё не требовали большего. Она могла лишь то, что могла. И всё! Верхам же, чтобы присвоить большую долю, пришлось вспоминать о праве собственности, поскольку вставала острая необходимость каким-то образом узаконить свою устремлённость к дележу. Опять случилось классическое - верхи не могли, низы не хотели. Перед обществом встала задача усовершенствовать производство. И низ, и верх каждый по-своему подходят к этой проблеме. И тот и другой понимает, что сила во владении производством. Низам приемлема более абстрактная форма т.наз. общественной собственности, отсюда так сильно перетекание её в государственную собственность, таким образом, сохраняется всё та же абстракция. Поэтому задача низов усовершенствовать, продвинуть производство и склонить верх к более справедливому распределению. Верх же, совсем не интуитивно понимающий, что наработанного любым способом всёравно для всех не хватит, ставит задачу любым способом увеличить свою долю. Такому требованию на современном этапе движения общества отвечают условия другой формы производства - капитализм. Но оказалось, что при перестройке советское производство рушится почти намеренно, поскольку по всем законам логики присвоить чью бы то ни было собственность безнаказанно, ни у кого не получается. Как бы не был отчуждён и централизован труд при социализме, этого оказалось недостаточно, чтобы его, эту уже, казалось бы чужую собственность, можно было бы «законно» сделать конкретно чьей-то. Только поэтому в большинстве случаев т.наз. общенародной собственности уготовано быть разрушенной. Даже при перетекании её в государственную собственность наблюдаются явные формы полного отказа общества от того или иного производства, словно ставится задача забыть, выбросить, уничтожить, а потом начать с нуля это же самое. Потому что даже после этого в обществе остаются веские основания для будущих экспроприаций. Потому так беспардонен и «безлик» грабёж, потому так бессмысленно развалена экономика и порождены криминальные формы присвоения бывшей «общенародной собственности».
 …Структурно собственность упрощённо складывается из так называемых материального и духовного начал. Материальное это элемент экономического порядка, что ещё по иному называют способом производства, включающим в себя средства и силы, и результаты производства, т.е. всё то, что определено понятием продукта производства, всё то, что, в конце концов, становится товаром и выражено в материальном, вещном окружении человека. Духовный же элемент в структуре собственности определен, прежде всего, системой общественных ценностей, что, в общем, называют культурой, включающей, конечно же, в себя и отношения к собственности: межличностные, общественные, государственные, межгосударственные и т.п. В этом ряду всегда необходимо упоминать и нравственные ценности, определяющие природу собственности с точки зрения общественной, исторической необходимости и целесообразности, оправдывающих собственность во многих случаях и направляющих её явление в нужном русле.
 Казалось бы, постсоветский делёж «общенародной» собственности должен был сразу выявить истинного хозяина производства, радеющего за его состояние и возможности. Ожидалось, что таким хозяином должен стать непосредственный руководитель, занимающийся производством и при Советах. Ведь если он и при системе социалистического найма владел и желал владеть вопросами управления производством, т. сказать за одну зарплату тянул воз руководства, то уж в том случае, когда предприятие в большей мере станет его собственностью, то все таланты руководства, несомненно, проявятся в нём с ещё большей силой, ещё энергичнее и упорнее станут наши руководители…. Но, увы! Законы общественного движения не так просты, чтобы решать их вот так по-болшевистски - проголосовали, поделили и… вперёд к светлому капиталистическому завтра. Точно так же вероятно думалось и в Великом Октябре, до идиотизма просто и завораживающе. Коммунистам ведь всегда только казалось, что они держат рычаги экономического движения общества в руках своей партии, посредством своего «верного учения», своей политики. Экономика самых малых государств, самых неразвитых и отсталых вбирает в себя настолько много определяющих и совсем малоприметных факторов и условий, что даже основательных позитивных экономических наук недостаточно для охвата и объяснения их. А что же тогда говорить об экономике больших и богатых народов?… Как бы ни тужились политэкономы в своих дерзновениях, общественное движение, по-прежнему - неразгаданный, неуправляемый вихрь, водоворот, половодье или ещё лучше - пожар. Философски это ещё как-то можно объять и то, с великой натяжкой, а наукам локальным тяжко, непосильно и неодолимо море человеческих отношений. Не впихиваются они в «прокрустово ложе» - измов, а если уж и побывают в нём, то остаются потом такими уродливыми и калечными, как и вообще в случае со всеми, посещавшими когда-либо великого праотца всех уравнителей…. То же сегодня происходит и с идеей «капитализации Советов». Как и при социализме, процесс «отслоения» директорского сословия был мало управляем и в большей мере социально стихиен, так и ныне взращивание капиталистов оказывается делом тщетным и пустым. Производство так устроено, что без функции управления, как впрочем, и без функции рабочей силы, существовать не может. Очень многие полагают, что они то вот и есть эта самая функция. Но это так сказать только иллюзорный факт. Многие из руководителей это очень правильно понимают и просто… состоят при функции, пользуясь в основном лишь преимуществом, сложившегося главенства этой функции, между прочим, и в вопросе потребления благ производства, а не возможностью более влиять на само производство. Они знают, природа производства такова, что оно функционирует и без их направляющей длани. Однажды запущенный маховик предприятия долго вертится, даже если к нему уже мало кто прилагает усилий. Основная масса советских руководителей была из числа подобных. Социализм притязал на многое, многое мог, в том числе и концентрировать труд миллионов. Таким трудом, вернее производством, использующим такой труд, очень сложно руководить. Потому то в основном руководят просто людьми, бригадами, армиями, народами…. А вот «отстёгивать» от такого сконцентрированного труда на «великие стройки», на поддержку «мирового революционного движения» и при этом не забывать и о своём сытном куске, всегда проще простого. Это в большущей мере развратило общество. Но, в конце концов «перестройки» потребовали не люди, запутавшиеся в производственных отношениях, а само производство, природа которого требует обязательного совершенствования и прогресса. Не угнетённая функция управления, не разложившаяся в беспринципности рабочая сила, не функция распределения в отдельности взятые, а всё это вместе и многое другое, составляющее общественное производство, потребовали от людей решительных действий. К этим действиям общество подошло отягощённое «великим экспериментом» социальных манипулирований и ничем неприкрытых, нажитых уже за советские годы, трофических язв репрессий и уравниловки. Естественное социальное расслоение общества, имеющее место даже при современном высоко механизированном способе производства, социализм пополнил искусственным партийно-иерархическим коридором власти, вход в который, как предполагалось, открыт для всех. В конце концов, природа человеческих отношений превратила этот коридор в беспросветный тупик и отвратила трезвый разум от него, взорвала его изнутри и разбросала на сегодня сие сооружение осколками комедии и фарса. Сословию же собственников и предпринимателей, этой же природой, предоставлена возможность основаться, возникнуть, тогда как в обществах, на сытость которых мы заглядываемся, это сословие функционально задействовано давно и основательно. Равным образом работают там и сословные образования, в недрах которых складываются в законы достойные традиции и обычаи народа. Это сословия юристов и стряпчих, подрубленные на Руси в начале века под корень…. А мы сегодня в одночасье требуем хорошей, трудоспособной палаты законодателей. От «кухарок», ходивших при Советах в депутатах?… Но они-то своего закона так и не сотворили, поскольку их совершенно не для этого приводили в Совет. Сегодня они многие без сожаления поскладывали свои маски многозначительности и важности в общую кучу советского простачества, пустозвонства и прохиндейства. Многие, но, увы, не все…. Мало того, к этой куче масок потянулись новые руки. Эх, Россиюшка!…
 Невольно задаюсь вопросом: надолго ли впрягаемся в капитализм? «Коммунизм» воздвигали более семидесяти лет! Значит, опыт работать на будущее есть. Значит, смело можно рассчитывать на полстолетия. Пока то да сё, пока сообразим, что делаем то же самое, только под другим идеологическим соусом, глядишь лет пятьдесят и пролетит. На «перестройку» вот уже второй десяток лет пашем…. На заходе уж солнышко «оттепельщиков», сумевших когда-то пропитать сыростью сомнений «монолит социализма». До оттепели постсоциализма ещё далековато, хотя семян сомнения было предостаточно сразу же с началом социальных подвижек. И можно быть уверенным, что всходы их обязательно прорастут, если уже не обнаружились заметной изумрудинкой несогласных в общем чертополохе общественного движения. Пройдёт с десяток лет «раскрепощения от уз демократии», потом ещё с десяток лет её будут расшатывать, пока она не свалится под натиском «нового»…. Так было. Я не берусь утверждать, что так будет, но утверждаю, что так всегда было….
 ***