Глава 11. Реставрация репутации

Наверное, это любовь. Я нарушу законы,
И главный злодей не оставит героев в беде.
Мне только обидно одно – не возьмут на иконы…
Ну, разве что, бесом-статистом на Страшном Суде.
 Д.Ю.Сафарин


Питер всегда завораживало ее отражение в зеркале. Это не было нарциссизмом - она не любовалась собой, просто спрашивала: кто я? И пыталась увидеть ответ.
Она хотела понять, какой ее видят случайные люди, с которыми она встречается взглядом на улице. Какой ее видят друзья. Родители. Все, кто не она.
«Кто я?»
Ждана знала, что ответ на этот вопрос надо искать не в зеркале, но, как некоторые уходят в запой, она иногда уходила в свои поиски и тогда, случалось, узнавала ответы на совершенно другие вопросы.
В это утро она уже пол часа провела перед зеркалом, наблюдая смену выражений на своем лице, рассматривая в который раз все его особенности. Мелкие дефекты. Например, едва заметный шрамик в левом углу губ. Арий любил его целовать. Он спросил, конечно, откуда этот шрам, и Питер рассказала, как начинала свои занятия танцами и тогда уже любила поэкспериментировать. (Этот парень был чем-то похож на Северина. Такой же «загадошный» персонаж, только без претензий на гениальность и двоящейся улыбки - с простым и однозначным оскалом самодовольства). Как придумала танец, который обязательно надо было танцевать, зажав между зубами нож. (Потом она говорила себе: «Тогда я была маленькая и глупая» - тогда ей нравились такие: хозяева, одним поднятием брови добивающиеся послушания, стильно одетые и обаятельно выступающие против всего мира). Как она начала репетировать, и первые восемь репетиций прошли вполне успешно. (Гордости, что она «заарканила» такого, хватило примерно на полтора месяца. Еще четыре месяца она формулировала точное название для его поведения. Когда наконец нашлось верное слово - «свинство» - он получил от нее сбивчивое, со слезами на глазах «прости-извини-не могу»). Как на девятой репетиции она оступилась и – результат на лице. (Он «взнуздал» ее с помощью ножа: засунул лезвие плашмя между губами и пообещал «сделать улыбку до ушей, если будет рыпаться». Она рискнула и вывернулась. Почти удачно). Самое главное, она не прекратила заниматься танцами. А шрам? Его почти и не видно, но улыбка у нее теперь неповторимая. (Интересно, что бы она чувствовала, если бы тот парень был вчера на месте Севера? Неужели, удовлетворение?)

«Я умер», - подумал Дмитрий, но не поверил себе и открыл глаза.
Вот его рука ладонью вверх. Следы от ногтей. Старые синие и свежие красные. Волокна пыли между плинтусом и краем ковра. Обои с рисунком сетки. Внизу немного заворачиваются.
Нет, еще не умер, но боли почему-то нет. Той, выматывающей, пропадающей на миг и взрывающейся в груди с новой силой. Теперь, прислушавшись к себе, он почувствовал: ноют затекшие ноги, спина, но это не боль по сравнению...
Ноет спина... лопатки.
Прежде чем подозрение оформилось, голову наполнил мягкий го- лос:
- Доброе утро, Северин.
Дмитрию вспомнился белый ком сладкой ваты.
- Дубль два: доброе утро, Северин. Не молчи, мне же интересно: в тебе еще осталось что-нибудь от того харизматического эгоиста, с которым мы начинали?
Дмитрий ждал, пока слой за слоем растает приторная масса и покажется занозистая палочка, на которую все это намотано.
- Давай тогда так, как тебе привычнее: воспринимай это, как пробы. Если ты их не пройдешь, я просто оставлю тебя на расправу бывшему другу, да еще лишний повод ему подкину для большей... справедливости наказания.
- Пробы?
- Что-то вроде. Хотя на самом деле все не так... Я тебе уже говорил, что собираюсь тебя баловать - я, видишь ли, люблю испорченных мальчишек. Ты все еще испорченный мальчишка?
Солнечный квадрат на полу пересекла тень – это пролетела мимо окна какая-то игрушка ветра.
- Да хватит уже молчать.
- А я не знаю, что сказать.
- Ладно, как говорил великий вождь, мы пойдем другим путем. Я дарю тебе Питер. Не город, а барышню, конечно. Так сказать, на белом блюдечке с голубой каемочкой. Ты для нее ничего не придумал в своем сценарии, но я думаю, ты и экспромтиком без проблем, правда? А я поспособствую, вернее, уже поспособствовал. Она сейчас в твоей квартире, хотя воспринимает ее... специфически. Посмотришь. Ты будешь видеть обе картинки: и как видит она, и как на самом деле. И – делай с ней, что хочешь. Хоть сигареты об нее туши, если желание возникнет. Покуражься немного. Хорошее слово «куражиться», правда? Я знаю, что оно тебе нравится. Одобряю. Но не суть. Главное, чтобы она поверила, что умерла, как и все остальные. Придумаешь что-нибудь по ходу дела. Кстати, защищаться она не сможет - нападать на тебя, например, кусаться, царапаться, что они там еще делают - как ты не мог сопротивляться приказам Ария. Хотя в целом свободу движений я ей оставил, чтобы уж совсем резиновая кукла не получилась. А так тебе должно быть интересно. Повторяю еще раз: я хочу тебя побаловать.
Поэтому на втором блюдечке ты получишь Ария. Глянь-ка на пол, я тебе кое-что покажу. Смотри и думай: так вполне может быть.
Квадратное солнечное пятно стало экраном, на котором Дмитрий увидел две тени. Два черных силуэта. Тот, который в плаще, это он сам. А другой, значит, - Арий. Тени сходились медленно. Насторо- женно. Не бросаясь в драку, как в закрывающиеся двери автобуса, а входя в нее осторожно, как в неизвестную реку. Потому что это была драка. Вернее, бой. А еще вернее – танец, из тех, что действительно до упаду. Из тех, которые в качественных голливуд- ских фильмах танцует главный герой с главным негодяем. Хотя такое распределение ролей, в принципе, соответствовало действительности, Дмитрию казалось, что дерутся не он и Арий, а условно он и условно Арий. Две схемы, а не два человека. Может быть потому, что это были все-таки тени?
Он следил за боем очень внимательно, тем более что некоторые маневры ему показывали как бы в замедленной съемке.
Его тень, как ему показалось, была довольно небрежной в движениях, но гибкой. Тень Ария была уравновешена, как бывает уравновешен хороший меч, какие сейчас хранятся в музеях да частных коллекциях под пуленепробиваемым стеклом.
Но, кто мечом к нам придет... тот и останется валяться, не ощущая уже даже вражескую ногу на хребте, потому что мертвые, похоже, действительно сраму не имут.
Тем более, мертвые тени.
Когда оба силуэта медленно растаяли, Дмитрий вздохнул:
- Красиво, блин. Хоть и надоело уже – ни фильма без драки - а все равно красиво. Блин.
- Хватит блины печь.
- Ты же любишь испорченных мальчишек?
- Но не быдло. Давай вставай. Я бы сказал покрасивше: «Встань и иди», - например, но это будет уже плагиат, так что давай вставай.
Затекшие ноги послушались не сразу, поэтому Дмитрию за пятнадцать минут пришлось пережить в миниатюре эволюцию человека прямоходящего: сначала с четверенек подняться на две дрожащие конечности, а затем постепенно обрести привычную свободу походки.
- Так, человеческий облик мы тебе вернули. Теперь последнее напутствие, оно же предупреждение: думаешь, в сказку попал? Правильно думаешь, и, как в каждой сказке, здесь есть одно очень важное «но»: Золушке, например, нужно было вернуться домой до полуночи, а тебе – не выпускать Питер из своей квартиры. Ясно? А в остальном, твоя месть – это твое дело. Отбой, - хихикнул бес напоследок.
Дмитрий постоял в оцепенении, опомнился, скинул жаркий плащ, за ним футболку и сел на диван, влипнув спиной в прохладную кожу. Закрыв глаза, он начал смаковать свою предстоящую расправу с Питер. Как там бес говорил: хоть сигареты об нее туши? Интересно бы попробовать... Он представил, как вынимает изо рта окурок и вдавливает в ее кожу... Цвета мокрой черешневой косточки... И... - никакого удовольствия. Наоборот: чем более жестокие сцены он представлял себе, тем пакостнее ему становилось. До тошноты. Он сразу вспоминал свою боль и свое унижение, и не просто вспоминал, а начинал переживать заново... В новых вариациях. Он непроизвольно ставил себя на место Питер, и это было противно. Мутило.
«М...да. Ничего, надо только увидеть ее брезгливую гримасу, и все встанет на свои места. Все будет окей: боевая ярость и тэдэ. Главное встать. Надо бы похавать сначала... Но лучше потом, а то вообще засну. Давай, эмиссар беса, вставай, вперед. Это, вроде как, твой звездный час, так что... Опаньки», - Дмитрий рывком поднялся с дивана, удержался на ногах, несмотря на голодное головокружение, оделся и пошел не то развлекаться, не то выполнять служебный долг – он и сам не понимал хорошенько.
Небо укоризненно обрушило на него золото и голубизну, напо- миная об иконах, но Дмитрий не позволил своим мыслям двинуться по цепи ассоциаций.
«Врешь, свято место во мне пусто. И никаких гвоздей, - ты прав, Владимир».
Дверь в квартиру он открыл с тем чувством, с которым нажимают курок, направив дуло на себя.
Ему сразу же захотелось проморгаться или протереть глаза, но вспомнился бедняга Герман, и поднятая было рука забралась в карман плаща - от греха подальше. Потом Дмитрий сообразил, что так все и должно быть: он видит квартиру своими глазами и глазами Питер, как обещал бес.
Он прошелся по коридору и остановился на пороге гостиной, чтобы сориентироваться.
Вот его комната: два окна, ковер, стереосистема в углу, рядом ваза-пепельница - все, как оставил.
А вот зеркальная банка без окон и дверей, застеленная шкурой снежного барса.
«Ну, блин, устроил!» – подумал он в адрес беса – «Масскультный отстой в чистом виде. Я бы все сделал не так... если бы да кабы. А может, я ничего не понимаю, и такие дела делаются только в таких интерьерах? Такие дела... Так к делу, что ли».
И он двинулся к стоящей посреди «масскультного отстоя» Питер. Она была в серо-голубом летнем костюме: брюки с бахромой и коротенькая безрукавка. Смотрела на него.
«Северин. Никогда полнотой не отличался, а сейчас и вовсе щепарь щепарем. Он же не ел, правильно. Плюс еще стрессы... О чем я? Бред какой-то. Северин – значит все, пушной зверек песец нашел меня».
Дмитрий медленно приблизился к ней почти вплотную. То, что издалека виделось ему красными бусами вокруг ее шеи, оказалось крупными каплями крови. «Почему красный и серый?» – вспомнилась фраза и сразу же сменилась другой: «Ты смотришь слегка угрюмо, ты хочешь меня убить».
Питер демонстративно отодвинула ногу, на которую упала его тень.
«Ты смотришь слегка угрюмо, ты хочешь меня убить», - чуть не сказал Дмитрий вслух, глядя ей в глаза, в зрачки, в две большие дрожащие капли ртути. Ему представилось, как они скатываются по щекам, оставляя на них черные полоски.
Он незаметно втянул в себя воздух, пытаясь уловить запах ее страха, который должен был, обязан был разбудить в нем гончую, живодера, инквизитора, насильника... эмиссара беса, в конце концов! Но он почувствовал совсем другой запах, по странной ассоциации окунувший его в память о тех временах, когда семья Сафариных кормилась в основном продуктами своих нескольких соток... сколько их, правда, было? Он пытался вспомнить, что имен- но напоминает ему этот запах, привязать его к конкретному пред- мету, - и не мог. Но не мог и избавиться от мыслей об этом запахе. Очнулся он неожиданно. Роясь в памяти, он машинально смазал кончиком пальца одну из капель крови на шее стоящей напротив девушки и так же машинально сунул палец в рот. Дмитрий даже не заметил бы этого жеста – жест, как и запах, был из детства, когда так же смазывалась и пробовалась на вкус кровь из своих ранок, – если бы не комментарий Питер:
- Упырь.
- Упырь, говоришь?
По ее охрипшему голосу Дмитрий понял, что она все-таки боится. До чертиков. И в этот же момент он понял, что тоже кое-чего до чертиков боится... Боится ее страха, отчаяния... омерзения. Боится, что без этой нежной и ядовитой, как цикламен, девчонки ему жизнь будет не мила. Он подумал именно так, старомодно и попросту: «жизнь будет не мила».
И это кое-что значило. Кое-что очень серьезное. Это значило, что пришел конец димонической личности и эмиссару беса. Но это значило еще и то, что теперь появится кто-то другой.
Поэтому Дмитрий просто сказал «Да» новой картине своего мира и протянул Питер руку:
- Или будешь сама виновата.
Девушка смотрела непонимающе, сдвинув брови к переносице.
 «Опять другой. И взгляд другой, без привычной... подножки... готовности к подножке. Но не доверять же ему? Сама буду виновата... в чем? Ну, Питер, ты же всегда говорила, что больше всего уважаешь способность мгновенно поверить человеку, который хочет, чтобы ему поверили. Без допросов с пристрастием, без вытягивания жил. Так что...».
Она взяла предложенную руку, хотя взяла ее осторожно, как какого-нибудь морского ежа.
- Да будет свет, - скорее себе, чем ей, сказал Дмитрий, сжал ее кисть и вытащил Питер из квартиры. На лестнице она начала выры- ваться, и он отпустил ее, присел на ступеньку и зашарил по карма- нам, в поисках давно закончившихся сигарет.
Сначала были слышны быстро сбегающие вниз шаги. Потом – медленно поднимающиеся наверх.
А потом она села рядом и с теми же непонимающе сдвинутыми бровями кинула пробное:
- Дмитрий?
- Что, Ждана, невеста Жорика?
- Значит, ты знаешь... А я вспомнила. Я, пока поднималась, в принципе, въехала, что происходит... мне кажется. Ты хотел снять фильм, но кто-то вмешался... какая-то не очень чистая сила перевела его в режим реальной жизни. Мы стали твоими персонажами. Ты один был в курсе дела. Притворялся Северином, помогал бесу и так далее. С этим все ясно, вполне в твоем стиле, кто бы сомневался. А вот последним своим широким жестом ты чего хотел добиться? Я ведь прямая, как палка, прямо и спрашиваю: чего ты хотел... или хочешь, а, Дмитрий?
Он повернулся к ней.
...река на рассвете, серо-розовая, чуть дымящаяся, объеденная по краям тенями прибрежных кустов. Прохладный голос утренней птицы...
Он снова отвернулся, и ощущение, вызванное у Жданы его взгля- дом, исчезло.
- А ничего я не хотел. И в первую очередь – тебя, особенно под соусом страданий. Это блюдо не для моего изысканного вкуса. Дмитрий поморщился: видимо, сказанное ему не понравилось, но закончил он не лучше:
- Так что давай, вали. Если Арий победит беса, еще увидимся.
- В смысле?
- Я займу его место и получу в нагрузку все его незаконченные дела. В моих лопатках - вживленные зародыши крыльев беса, и когда его человеческую оболочку кто-нибудь основательно подпортит, он свалит в отпуск, а у меня вырастут эти самые крылья. На самом деле они - просто символ, но суть от этого не меняется. В сценарии был такой момент... Представь: Арий, только что заваливший беса, изможденный, грязный и окровавленный – я писал по канону – обнима- ет тебя одной рукой а другой опирается о какую-нибудь стену. Потом говорит обычную в такой ситуации фразу: «Кажется, мы победили». И в этот момент, как ты догадываешься, появляюсь я. Понятно, весь в черном, вроде бы не вооружен, но очень опасен. А за плечами дрожит воздух – эти самые крылья беса. Я смотрю на вас исподлобья. Злым таким и торжествующим, вполне антигеройским взглядом. Жорик, то есть, Арий меняется в лице и выдает очередной штамп: «Черт!». Я с кровожадным оскалом отвечаю: «Вот именно». Потом он меня убивает.
- Бредятина!
Дмитрий улыбнулся:
- Чистой воды. Точнее, чистой водки. Сам придумывал.
Питер расстроила его улыбка: как будто в щеку забили невидимый гвоздик и невидимой же нитью притянули к нему уголок губ.
- Какие мы вдруг стали трагичные! А мне больше нравилось, как раньше.
- Да иди ты, Ждана, невеста Жорика. Нравилось тебе...
- А может, поможешь нам? Как там, у Филатова: «Оправдаю. Отслужу. Отстрадаю. Отсижу»
- Во-первых, уже отстрадал и отсидел, если ты помнишь. А во вторых... От меня же толку, как от козла сама знаешь чего: нежности и понимания.
- Вот с нежностью и пониманием у тебя действительно напряг.
- О чем мы вообще разговариваем? Что ты тут сидишь? Какого хрена, спрашивается?
Ждана пожала плечами. Ей мучительно хотелось протянуть руку и разгладить страдальческую складку у него между бровями.
- А сама не знаю. Наверное, хочу понять, почему ты меня всегда отпускаешь.
- Я однажды тебе уже сказал: ты слишком плохо обо мне дума- ешь. С тех пор ничего не изменилось.
- Ни разу не правда: с тех пор у меня появились причины плохо о тебе думать, - пока она это говорила, та Ждана, которой не нравился Дмитрий, собрала вещички и откланялась: «Всего, подруга, встретимся в Раю».
- О чем тогда речь? Желаю любви, здоровья, сбычи мечт, и – давай.
- Что ты все меня гонишь?
Дмитрий молчал, его рука опять машинально охлопывала карманы, хотя сигареты там появиться никак не могли. Сообразив, что делает, он уронил эту руку, а другую поставил на колено, подперев ей лоб.
«Лучше бы он был скульптурой где-нибудь в закоулке Эрмитажа. Больше пользы», – весело подумала Ждана.
Им пришлось встать, чтобы пропустить поднимающуюся наверх женщину, которая, судя по внешнему виду, была «ягодка опять». Или считала себя таковой.
Проводив скептическим взглядом ее удаляющийся зад, Ждана предложила:
- Пошли, ты купишь себе сигареты, проводишь меня домой. Зай- дешь, если хочешь, – я тебя покормлю.
Он удивленно приподнял бровь, но ответить ничего не успел.
Хотя телефон звонил негромко, Дмитрий слышал его вызовы прямо в своей голове.
- Надо взять трубку.
На том конце провода был идеально спокойный голос беса:
- Так, голубчик, сценарий ты запорол. Будем разбираться.
Дмитрий смотрел, не видя, на плечи и ключицы вошедшей следом за ним Питер и перекатывал в голове неуместную мысль – вспом- нившееся вдруг продолжение своей песенки: «Но я ведь могу – подумай - всем сердцем тебя любить».
В трубку он повторил машинально:
- Будем разбираться.
- Найди визитку Везденко Сергея Владимировича и приезжай к нему. Там и поговорим.
- На пару ласковых, что ли? - опомнился Дмитрий.
- Там видно будет.
Аккуратный щелчок рычага и короткие гудки.
- Босс вызывает, - кратко сформулировал Дмитрий для Жданы.
- Пошли, - обреченно вздохнула она.
Он снова вопросительно приподнял бровь.
Ждана зеркально отразила его движение:
- А что? Я так понимаю, это развязка. Присутствуют все выжив- шие.
- Защитник-то из меня хреновый, если что.
- Так, может, Арий появится в критический момент? По закону хэппи-энда?
Дмитрий пожал плечами. Из-за голода и усталости ему все казалось нереальным, в том числе и рука Жданы, нашедшая его ладонь и уютно в ней устроившаяся.

Солнце основательно пропекло слоеные пироги зданий. Люди щеголяли поджаристыми смуглыми шкурками и разноцветными очками.
Город слепил и расстреливал очередями бликов.
Город одурял. Все чувства смешивались в одно: звуки обретали запах, запахи различались по цветам, и казалось, что все это можно потрогать, если остановиться и сосредоточиться, но как раз сосре- доточиться было совершенно невозможно.
В ларьке продавщица-сомнамбула долго искала минеральную воду «Честерфилд» и сигареты «Аква минерале», но, в конце концов, Дмитрий и Ждана получили желаемое.
Они не торопились, шли прогулочным шагом, как бы забыв о существовании машин. У первого же ларька был устроен привал: Дмитрий губил свое здоровье, Ждана заботилась о своем, но оба – молча.
Какой-то отчаянный молодчик попытался искупать Ждану в фонтане, но быстро понял, что лучше отпустить девушку, зато со- хранить в целости правую руку. Впрочем, ему хватило ума и юмора посмеяться, а не возводить многоэтажную матерную конструкцию.
Сначала Дмитрию приходилось продираться сквозь косые взгляды. На него разве что не показывали пальцем – он действительно смотрелся странно в своем бандитском прикиде среди полураздетых по сезону людей. Молчаливо признав их правоту, он переложил кошелек в карман джинсов, снял плащ и бросил на первую встретившуюся по дороге лавку.
Один раз Ждана нарушила молчание, поделившись впечатлением:
- Вывеска: «Сэконд-хэнд. Лучшие коллекции». Забавно.
Потом она натерла ногу, но хромать ей не хотелось, поэтому она просто сняла сабо и оставила их на тротуаре.
- А мы с тобой все раздеваемся, - прокомментировал Дмитрий.
На него периодически накатывало ощущение, что он все еще си- дит у стены, просто заснул или бредит.
Или свихнулся.
Сергей Владимирович Везденко жил недалеко от моста Лейтенанта Шмидта. Уходя от депрессивных мыслей, Дмитрий выдал справку:
- Изначально мост был Благовещенский, потом – Николаевский, и только потом его назвали в честь незабвенного отца кэвээновской команды. Апулей и Овидий со своими «Метаморфозами» отдыхают.
- Ясно, - не заинтересовалась Ждана. Она остановилась у перил и поняла, что не хочет идти дальше. Потому что все заканчивается, не начавшись.
Дмитрий облокотился на перила рядом с ней.
- Я бы тоже лучше посидел с тобой в кафешке, поболтал за жизнь. Но меня-то к бесу все равно доставят. Не за шкирку, так на поводке... А вот что тебя туда несет, я не понимаю.
- Женская логика, - загадочно ответила Ждана, отрываясь от созерцания бликов-мурашек на оливковой коже воды и отряхивая ладони, – Пошли, что ли.

Хозяин квартиры встретил их в дверях. Пока он не заговорил, Дмитрий сомневался: тот ли? Или помощник, подручный, еще один... эмиссар?
- Дмитрий, Ждана, - прошу, - их пропустили внутрь.
Голос оказался тот же самый, но его обладатель был абсолютно не демоничен: вполне славянская внешность, ни одной эксцентричной черты во всем облике. Казалось бы, махровый обыватель, а вот поди ж ты...
Казалось бы, ты его видел то ли сегодня, то ли вчера спускающимся рядом с тобой на эскалаторе и читающим... скажем, Акунина.
Хотя, если задуматься, тут нет ничего странного: «имя нам – легион». Бес и не может быть индивидуальностью, он должен быть од- ним из.
Вот таким.
Сергеем Владимировичем.
Закрыв за ними дверь, бес первым делом отправил Ждану в ванную:
- Я бы посоветовал вам, барышня, смыть с шеи кровь и ополоснуть ноги.
Она пожала плечами и скрылась за указанной дверью.
- Проходи сюда, - махнул он Дмитрию на гостиную.
Обстановка была почти спартанская, поэтому взгляд сразу же примагничивался к самому громоздкому предмету мебели: вертящемуся креслу на колесиках, в котором спал Арий.
- Наш герой пришел меня побеждать, - ответил бес на взгляд Дмитрия. - Пусть поспит пока. А ты располагайся... как можешь. Обычно я с гостями общаюсь на кухне, но сегодня там бардак. Как-то все неожиданно получилось, поэтому придется тебе постоять. Или садись прямо на пол.
Действительно, сидеть больше было не на чем: кроме кресла, занятого Арием, в комнате был только темно-рыжий ковер и столик с компьютером.
- Ждана задержится в ванной, так что мы не будем ее ждать, - продолжал бес. – Я не собираюсь ругаться, брызгать слюной и пепе- лить тебя грозным взглядом, ты ведь и без того знаешь, что нарвался... Хотя нет, мне не нравится эта формулировка... «Ошибся в выборе» – пусть будет так. Выбор вообще гаденькая такая штука: в любом случае что-то теряешь. Поэтому, кстати, иногда проще выбрать из двух зол, чем из двух радостей. Я выбирал между тобой и Георгием. Он понятнее, с ним проще. С тобой интереснее. Может быть, не ты один ошибся в выборе. Вот и проверим. Тебе придется...
Ждана не задержалась в ванной. Она с самым скромным видом присела на пол прямо возле двери, положила подбородок на скрещен- ные руки и приготовилась слушать.
- Что ж. Я сценарий менять не буду, - с коленей спящего Ария бес взял пистолет и приставил к его виску.
- Я знаю, что это не ново, но тебе, Дмитрий, придется сейчас выбрать между собой и вот им.
- То есть, ты убьешь либо его, либо меня?
- Да что ты, голубь?! Не так же все примитивно. Либо его, либо себя. Точнее, тело Сергея Владимировича Везденко. Так что ты выбираешь не между своей жизнью и жизнью Ария, а между своей и его душой. Если я стреляю в него – его душа отправляется в Ад. Если я стреляю в себя, - бес направил пистолет себе в лоб, - ты стано- вишься моим преемником, что, в принципе, то же самое. Я имею в виду, тот же самый Ад. Итак, куда?
Дмитрию хотелось сказать: «Остановись мгновенье», - чтобы никогда не наступило следующее. И следующее. И то, когда придется что-то выбрать, вернее, озвучить свой выбор. Единственно возможный. Он не оглянулся на молчавшую Ждану – он думал, что знает ее мнение.
Бес покачивал пистолетом и добродушно улыбался Дмитрию.
- Что здесь думать-то, скажи хоть мне? Что может быть дороже души? Есть она у тебя, успокойся. Мало ли, что я тебе раньше говорил. Конечно, душа, прямо скажем, не для Рая. Но ты еще молодой, можешь пойти в монастырь, исправить положение. Так куда стрелять?
Арий спал, разлинованный тенями жалюзи.
На нем была белая рубашка жертвы.
Дмитрий уступил соблазну, нагнулся, выдернул из ковра ворсину и начал ее покусывать. Он, прищурившись, смотрел на беса, ожидая, что тот еще скажет.
- И не такими взглядами давили, не старайся. Кстати, знаешь, что мне больше всего понравилось в твоем сценарии? В нем побеждает зло. Арий и есть твой «сверхнечеловек», «Сталин-2». То есть становится им, когда побеждает беса и его эмиссара. Ему вдруг начинает казаться, что только он знает, как надо, и, самое глав- ное, кто виноват. Задатки у него есть, это ты на себе почувство- вал, помнишь еще? Так что не мучайся, говори. Избавь страну от угрозы. Думаешь, Арий это одно, а Георгий – другое? Нет, голуб- чик, - плюс-минус одинаково. Что может быть опаснее героя? Кто еще может пожертвовать жизнью в борьбе за существование?
- Герой, антигерой – это все схемы, которыми я сам заморочил себе голову, а Жорик - просто парень с хорошим воспитанием... и легким сдвигом на справедливости. А я со своим антигеройством пролетел, как фанера над Парижем. Почему раньше не нашлось человека, который разок набил бы мне морду как следует, чтобы...
- Не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, - эту песню я знаю. Говори короче, ты не Гоголь. В кого?
Черный с синеватым отливом глаз компьютера тяжело смотрел на Дмитрия и тоже вымогал ответ.
- Вообще-то, я не понимаю, почему душа Ария должна попасть в Ад, если ты его убьешь? Он же, вроде, не заслужил? Несправедливо как-то получается, а?
- Да брось ты, эмиссарушка. Я ж тебе не добрячок Воланд, который от всех по возможностям да всем по потребностям, - в смысле, кто что заслужил. У меня другие методы. В кого?
- В себя.
- Дурак, - раздраженно фыркнул Сергей Владимирович. – Спорим, твой друг Жорик убьет тебя из соображений, - он снова фыркнул, на сей раз насмешливо, - личной и общественной безопасности - ты же станешь бесом. Примерно через неделю, плюс-минус какое-то время. Причем, чем сильнее будешь сопротивляться мутации, тем она будет болезненнее. А если Георгий тебя не убьет, так ты его. И вон ту печальницу, причем, тоже, потому что бесы никого не любят. На этой оптимистической ноте...

...Нет, не может задушить. Что вообще со мной сегодня? Пошел зачем-то с этой Лилией, на кой она мне сдалась? Я в ее постели, или как? Заснул, что ли? Пора просыпаться...

...Вот надо же, что придумала: Нечисть-на-пороге... Фантазии-то, оказывается!.. Ой, он же скоро придет, а я что делаю? Что я здесь делаю?..

...Давно голова меня так не подводила. Старею, что ли? Рановато, вроде. Хотя при моей работе... Молоко, что ли, с них стребовать – за вредность. А то видится всякое... Пули уже начинают чудить...

...Вижу? Вижу. Господи, как же хорошо! Белый? Замечательный белый потолок. Бежевый? Бежевый, бежевый, бежевый! Потолок – белый! Стены – бежевые! Как четко и определенно! Красота. Вот ведь приснилось! У меня, кажется, до сих пор сердце колотится...

Было непонятно, кто кого утешает.
Дмитрий и Ждана сидели, обнявшись, на лавочке у подъезда, она слушала, как колотится его сердце и плакала, выговаривая сквозь всхлипы:
- Ничего... Ничего же страшного? Ничего, мы что-нибудь придумаем. Ничего... ничего... ничего...
Дмитрий прижимал ее к себе. Его губы растягивала неудержимая ласковая улыбка. «Неделя – это безумно долго».
Наконец, Ждана выплакалась, отстранилась от него и молча впитывала его улыбку, не улыбаясь сама.
- Георгий проснется. Я хочу поговорить с ним, выяснить, что он будет делать.
- Ладно. Если получится, объясни ему... Хотя я сволочь, конечно, порядочная, но пусть уж подождет недельку с... высшей мерой.
- Как же все нехорошо получается... Что делать-то будем? А, Дим?
- У меня желудок скоро присохнет к позвоночнику, так что... не хочешь ли присоединиться ко мне, - он посмотрел на небо, где торжественно жарилась глазунья заката, - за ужином?
- Посмотрим.
Она увидела, как медленно-медленно мрачнеет его взгляд.
- Я просто не знаю, сколько мы будем разговаривать с Георгием и что вообще из этого получится. Зачем ты будешь меня ждать? Пригласи меня лучше на завтрак.
С преувеличенно серьезным видом он спросил:
- Ждана, ты позавтракаешь со мной?
- Да без проблем, - улыбнулась она, устало закрывая глаза, которые саднило после слез.
«Куда же я, Дим, от тебя денусь? Если мне уже каждый питер- ский мост напоминает твою приподнятую бровь, куда ж я теперь от тебя денусь?» - продолжала она улыбаться ему в спину, пока он уходил.