7. курс молодого бойца. - Продолжение

В первые же дни жизни в доме со свекровью передо мной встал вопрос: как мне к ней обращаться? Я понаблюдала за остальными и заметила странную вещь. Две невестки называли ее «хальти»*/ тетя по линии матери - арабск./, две – «амти»*/ тетя по линии отца- арабск./ а муж сестры – «им-Однан». Услышав однажды, что соседка говорит своей свекрови «мама», я решила это дело, наконец, прояснить и спросила у Султана:
- Что у вас тут творится? Кто как хочет, так и называет. Амти, хальти... Беспредел!
- А ты чего так переживаешь?
- Понять хочу.
- Я тебе сейчас объясню. Все очень просто. Джамиля и Самия называют маму «хальти», потому что она им тетя, а их мамы – родные сестры...
- Как – сестры? Все три?! Значит, твои братья женаты на своих двоюродных сестрах? Обалдеть!

Когда мое удивление немного улеглось, муж продолжал:
- Им-Однан – это вообще к «свекрови» отношения не имеет – так у нас традиционно называют женщин по имени их старшего сына. Ты вот, например – им-Максим.
- Да-а? А мужчин как называют традиционно?
- А мужчин –«абу».
- Абу-Максим? Ничего звучит, хоть и дико. Хм, им-Максим. Знаешь, хорошо, что у нас есть сын. По крайней мере, именем мы с тобой уже обеспечены, - я вздохнула, вспоминая, как, будучи беременной, ждала девочку.
- Вот видишь!
- Вижу. Ты лучше скажи: а мне к твоей маме как обращаться?
- Тебе? А давай у нее самой и спросим.
Мы спросили. Оказалось, что звать ее можно «амти»; во всяком случае, ко своей свекрови она обращалась именно так.
- Есть семьи, где мать мужа принято называть «март амми»*/жена дяди - арабск./ - успокоил меня Султан. – Так что «амти» - это даже короче.
Так у меня появилась еще одна тетя.

Скоро отпуск у мужа закончился и он снова вышел на работу. И тут за меня принялась амти им-Однан.
В то время мне было уже почти двадцать четыре года, пять лет из которых я прожила в общежитии. Образно выражаясь, кое-какое представление о домашнем хозяйстве я уже имела. Но моя свекровь, воспитавшая не одно поколение невесток, твердо знала свое дело. «Курсы хозяйствования», на которые я была автоматически зачислена, включали в себя как теоретическую, так и практическую части. Причем единственная трудность – если не считать моего поразительного нежелания – заключалась в языковом различии. Но и это ее не остановило. В самом деле, причем здесь язык?

Обучение проходило в два этапа. Первое время мне ничего не разрешалось трогать – сиди и смотри! Амти моет посуду – я смотрю. Им-Однан стирает шторы – я сижу и смотрю. И кто мне поверит, если скажу, что за это время я похудела с лица. Вы возразите – да отчего тут худеть, когда работают другие, а ты смотри себе и все? Только сомневаюсь я, что есть женщина, в пятый раз способная спокойно смотреть и слушать, как «у них» варят яйца.

А вот когда я впервые увидела, как у них моют полы, я была в шоке.
Я тогда сидела на кухне и ждала начала очередного «урока». С ведром воды в руках вошла свекровь. И вдруг она переворачивает это ведро воды прямо на пол! На моих глазах случилось то, что у нас дома обычно называлось словом «Че-пэ». Подразумевалось, что следует сразу-же бежать за тряпками и ведрами и вымакивать воду, пока соседей «не затопило». И я недоумевала, наблюдая, как спокойно амти выходит из кухни.

Я все еще не пришла в себя, когда свекровь вернулась, чтобы посыпать мокрый пол стиральным порошком и полить хлоркой из бутылки. Потом, ободрив меня длинной непонятной фразой на арабском, она взяла почему-то веник и начала гонять все это безобразие по кухне, из угла в угол; на ходу она бойко двигала стулья, стол и холодильник. Все тщательно проподметав таким образом, им-Однан принесла швабру с резиновым наконечником и сгребла мутную воду в дырку с решеткой на полу в углу кухни. И потом уже быстренько протерла пол влажной тряпкой. Вот и все, как говорится, а ты боялась. Только теперь я поняла, почему каменные плиты пола блестели, как зеркало: после такого ежедневного мытья даже асфальт заблестит!

Не стоит и говорить о том, что окна и даже двери периодически мылись тем-же способом – из ведра, предварительно обильно намыленные мочалкой. В первое время я даже наивно пыталась ее остановить, бормоча: «Зачем ты?... Вода... Дверь... Порченый». Но языкового запаса пока явно не хватало, и мои робкие попытки так и остались без внимания. А жаль – хорошие были двери, деревянные.

А «курс молодого бойца» продолжался. Скоро смотреть я больше не могла. Но и уйти не могла – не пускает: «Сиди и учись!» А как же я могу учиться, если мне ничего не дают делать! Сейчас я смотрю на то обучение с улыбкой, но тогда я была молодой и самоуверенной. И больше всего меня задевали тирады свекрови – громкие, непонятные и от этого еще более обидные. Однажды я взяла свой блокнот и стала «конспектировать» все, что вычленяла из ее строгой речи, чтобы перевести потом с мужем. Каково-же было мне узнать, что все это – рассуждения, преимущественно о политике, не имеющие ко мне и к домоводству никакого отношения!

А потом начался, наконец, и второй этап обучения – практический. Тут уж я не сидела. Теперь села она. А я работала, постоянно слушая живую арабскую речь и честно пытаясь разобрать, когда это – просто размышления вслух, а когда – ценные указания лично мне. Контроль качества был во всем: вымытая посуда пронюхивалась на наличие посторонних для данной посуды запахов, полы проверялись пальцем или салфеткой, кастрюли на плите уверенно «взламывались»...

И часто, не скрою, мне хотелось взять мою большую дородную амти и вместе со стулом выбросить в окно. Впрочем, на окнах были железные решетки – видимо, специально задуманные для таких нервных невесток, как я.