moscow callings

«Нас не будите, до утра не будите,
А если срочное что-то –
Звоните, но не рано…»
МультFильмы, «До Завтра»

Анька решила, что ответить всё-таки надо. Она достала телефон со дна рюкзака и пошла на кухню. Поплотнее прикрыв дверь, Анька нажала ОК, прекратив визгливые стенания мобильника.
- Алло!
- Алло!? Ань, это ты? Это Гибсон.
- Гибсон? Ты что, в другое время позвонить не мог или подождать – до экзамена пять часов, там бы увиделись.
- Я догадывался, что ты не спишь.
- Он догадывался! – Анька шумно вздохнула. – Зачем звонишь?
- Я хотел предупредить, что не приеду на экзамен.
- То есть как?
- Долго объяснять, потом расскажу. Так что вы меня не ждите, сдавайте всё, а я позвоню.
- Макс, всё в порядке?
- Да. Ладно, пока! Извини за беспокойство!
Гибсон повесил трубку. «Хорошо, что Анька не спит»,- мысль пришла и ушла, оставив на сердце тёплый след благодарности. Гибсон закрыл глаза. Если бы сейчас с ним мог оказаться любой человек, он бы выбрал Аню. Макс знал, что она сейчас не ругается, не проклинает беспокойного друга, а добрыми и немного материнскими глазами убаюкивает темноту за окном, а темнота, приняв ласку, на крыльях медленно падающих снежинок несёт её ему. Гибсон открыл глаза и вдохнул холодный зимний воздух. В небе, подмигивая, висели зрачки-звёзды.
Гибсон нажал три «0» на панели автомата и подождал, пока загорится время. «04:23»,- высветил таксофон.

Пиво помогло расслабиться, но идей по поводу требуемой статьи не прибавилось.
- Ну к чёрту, - пробормотал Влад и, порывшись в дипломате, вытащил на свет пачку писем, которые привезли днём в редакцию.
Отхлебнув из тёмной бутылки, Влад распечатал первый конверт. «Опять наезды» - дошло после четырёх строк. «По какому принципу составлялся ТОР 100? Как там оказались Marilyn Manson, Tool, Korn, Manowar? Всё это г…» - буйствовал некий господин…Фёдоров.
- М-м-д-а-а, - протянул Влад и просмотрел, не вскрывая, остальные конверты.
«Неужели, в них тоже что-то подобное», - мысль была не более приятна, чем та, что статья о «Echoes» не готова.
- Гибсон, - прочитал журналист на очередном конверте. – «По-моему, он уже писал нам?» - а руки разворачивали исписанный тетрадный лист.
«Это не о сотне», - сразу возникла обнадёживающая мысль, а глаза строчка за строчкой опускались туда, где чернела подпись: «Гибсон (Макс Савойнин)», и дальше шёл номер телефона для обратной связи.
Забыв о том, что за окном глубокая ночь, Влад схватил трубку. После четвёртого протяжного гудка он понял свою оплошность, и только сонная заторможенность помешала ему прекратить этот необдуманный сумасшедший дозвон. Шестой гудок внезапно оборвался, и, глянув для верности на листок, где пестрела статья, которую должен был написать он, Влад спросил в непредсказуемую тишину телефонного разговора:
- Алло, это Гибсон?

Все семьдесят два километра нервов тела Макса среагировали на позывные телефона немым согласием не вставать. Макс лежал и слушал, как в соседней комнате забурчал, но всё-таки поднялся отец. Макс слышал, как отец прошаркал через комнату в прихожую, прочищая горло от ночной застоявшейся слизи, и поднял трубку.
- Какой Гибсон? – у отца не было желания разговаривать, но трубку он пока не повесил.
Гибсон встрепенулся, туго соображая, почему в прихожей в n часов ночи произнесли его имя.
- Ах, Макса! Он спит.
- Я не сплю, - подсознательно оповестил Макс, скатываясь с дивана вместе с укрывавшим его одеялом.
- Сейчас он подойдёт, - отец передал сыну трубку и удалился. В ванной зашумела вода.
Гибсон приложил холодный пластик к уху и, выждав пару секунд, сказал/спросил:
- Алло!?
На том конце провода встрепенулись:
- Макс?! Это Макс, он же Гибсон? – голос был явно мужской, взрослый и незнакомый.
- Да.
- Меня зовут Влад. Влад Метелин. Может слышал?
Макс молча замотал головой.
- Извини, что так поздно, но у меня к тебе срочное дело. Так ты слышал обо мне?
- Не помню, - предусмотрительно зевнул Макс – спать захотелось с новой силой.
- Я журналист Classic Rock`а.
Гибсон зевнул в обратную сторону, и даже глаза превратились в уши.
- Я только что прочитал твоё письмо – то, где рецензия на Pink Floyd – и хочу напечатать его в выходящем номере.
Из уборной вышел отец, глянул на Гибсона спящими глазами и отправился досыпать положенную ему по закону ночь.
- Напечатать, - Гибсон тщетно пытался начать думать.
- Да! Только не как письмо в редакцию, а в виде полноценной рецензии на альбом. Слушай, сейчас поздно. Можешь утром со мной встретиться? Часов в девять к редакции подъедешь?

Только после глотка крепкого горячего чая голова заработала в нормальном дневном режиме.
«У меня же экзамен», - Гибсон сидел на кухне и пытался разобраться в причудах ночного сознания: «У меня же завтра…уже сегодня экзамен – почему я сказал «да»?».
Гибсон отхлебнул из чашки и потянул нить размышлений дальше: «Он сказал: как настоящую статью. Что я там написал?» - обрывки письма шныряли по извилинам, как солдаты в собственноручно выкопанных траншеях.
«Что будет, если я не успею на экзамен?» - Гибсон решил систематизировать имеющиеся данные. Образы всевозможных исходов гигантскими айсбергами заполнили всё пространство, мешая пробиться здравой мысли.
«А если не поеду на встречу?» - мысли раскачивали голову от одной крайности к другой, грозя перевернуть лодку со всеми пассажирами. «Как не поеду? А для чего тогда писал?»
Накатилась волна минутного самобичевания: «Дебил! Назвал бы другое время; сказал бы, что у тебя экзамен. Не надо было молчать, как идиот. Взял ситуацию в свои руки и вперёд, а теперь…», - Гибсон неотвратимо приближался к точке принятия решения.
- Он был рождён, чтобы бежать, - вспомнились Гибсону слова из послушанного накануне «Фореста Гампа», и тысячи упущенных моментов всплыли в памяти и заголосили, требуя отмщения. И душа присоединилась к их нестройному хору.
«Надо позвонить Аньке», - Гибсон допил чай и пошёл искать телефонную карточку – из дома звонить не хотелось.

Лидия Васильевна лежала в постели вместе с героиней книги. Она чувствовал горячие поцелуи на своей коже; красавец-мужчина, статный, с лицом главного врача, ласкал её тело, неминуемо приближая минуту единения. Его пальцы совершали ритуальные танцы на алтаре любви, проникая всё глубже, когда резкий окрик телефона нарушил тишину ночного дежурства.
Всё мигом исчезло, сложившись до размеров небольшой книги. Только учащённое дыхание могло выдать Лидию Васильевну, но и оно поспешило привести себя в порядок.
- Алло. Отделение «Скорой помощи» слушает!
- Помогите! – истеричный женский голос грозил разорвать трубку на мелкие осколки. – Тут моя дочь! Она…я не знаю…она умирает!
- Успокойтесь, женщина! Расскажите всё по порядку! Что случилось с вашей дочерью?
- Я не знаю!!! Она там…у себя на крова…у себя на кровати…и почти не дышит, - в трубке послышались всхлипы, потом секунда молчания. – Пузырёк! Там…рядом с кроватью валяется пузырёк…из-под лекарства!
- Какого лекарства? – ситуация требовала полной ясности.
- НЕ ЗНАЮ Я!!! На нём ничего не написано!…Боже мой, она отравилась…сама себя…отравила!
- Женщина! Успокойтесь! Диктуйте адрес, сейчас к вам выедет машина. Только успокойтесь, - в такие моменты Лидия Васильевна проклинала свою работу.