Fuck u дневники

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Тихо. Неебато стремно тихо.
Улицы пусты. Нет ни людей, ни машин, и такое чувство, что тебя самого нет.
Тихо…
…вдруг всё меняется. Город оживает. Люди бегут, машины несутся. Всё как будто в ускоренном воспроизведении. Светофор мигает красножелтозеленым, как какая ни будь дискотека. Совсем еще юный парень, переходя дорогу, успевает состариться и замертво падает на брусчатку тротуара убитый сердечным приступом. Какой-то проходимец рыскает по его карманам, за пару терций до того как его самого сбивает КамАЗ.
В мгновение рушатся города, стираются с карты страны, возникают новые материки и лампочками тухнут миллиарды звёзд…
Медленно, слегка пошатываясь, из паба вываливаются двое – Владимир Ильич Ленин и Иисус Христос, - обнявшись, они горланят песню Владимирский Централ.
Ленин ни с того ни с сего бьет Исусика по лицу. Толпа, спешащая мимо со скоростью звука, как по команде останавливается и завязывается всеобщая драка. Не желая ввязываться в махач, я ныряю в первую попавшуюся дверь, и вхожу в свою ванную. Раздевшись, я залажу в ванну и пускаю воду, делая напор максимально сильным. Откинувшись, я закрываю глаза.
Тихо.
Почему я не слышу шума воды? При попытке открыть глаза, я ужасаюсь – мои глаза зашиты суровой нитью. Тело больше не принадлежит мне. Хоть я ничего и не вижу, я каким-то образом понимаю, что вода вокруг меня застыла, словно это не вода вовсе, а цемент. И еще…
Еще я чувствую, что в комнате кто-то есть. Он до боли сжимает скальпель в руке и просто жаждет мне помочь.
Мне страшно. Мне так страшно, что я кричу.
Кричу?
Нет. Я лишь беззвучно как рыба открываю рот.
Тихо.
 
Я просыпаюсь.
Я еще сплю.
…всё вокруг белое. Люди на каталках. Стоны. Запах хлорки, лекарств и смерти. Медсестра поворачивает меня на бок и колет мне что-то в задницу.
Потолок коридора, где я лежу, начинает с нарастающей скоростью уходить в небо. Пол же просто падает, в миг, превращаясь в черную точку.
Я завис посередине.
Первой падает каталка и тут же вдогонку за ней я.
Падение.
Я зажмуриваюсь.
Ожидание удара, боли, и превращения тела в кровавую кашицу не оправдывается. Вместо этого мягкое погружение в тьму, как в вату.
Тихо.
 
ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Сигарет не осталось. Пустая бутылка «Столичной» катается по днищу кузова. Машину трясет на проселочной дороге так, что Фреда тошнит, и он, перегнувшись через борт усердно пытается блевануть, засовывая в рот чуть ли не всю руку. Потом поворачивается и смотрит куда сквозь меня таким тупым взглядом, который бывает, пожалуй, только у него да у голубей.
Грузовик весело подпрыгивает на кочке и Фред, не успев, отвернутся, извергает из себя струю теплой жидкости с кусочками еды. Я молча стираю с лица его блеватню, а этот ублюдок даже не пытается извиниться – сидит себе, ****ь, и довольно лыбится. Сука.
- Смотри, чего ты сотворил, уебок! – ору на него я – Ты, ****ь, башкой думаешь? Сцука…
Я отворачиваюсь. Мне нужно некоторое время чтобы успокоиться, иначе я этого говнюка убью на хер. Мимо несутся столбы, и водитель так сигналит на поворотах, что с черных проводов срываются испуганные птицы.
Чтобы как-то отвлечься, я решаю дочитать распечатку письма школьного товарища, который уехал из России за бугор:
…temperatura kolebletsya okolo zero. V principe standartnaya situation zdes letom. Ya uje zabil kak viglyadit normalnoe derevo – tuta esli I naidesh berezku, to po koleno maksimum. Horosho bi organizovat v etih krayah konclager I zaslat syuda vseh Petrosyanov-Stepanenko. Hui ubejish. Na olenyah tolko – v rot im suvat, mojet I protyanut na belkovoi pishe…
Ну и мудак же.
Мы остановились. Дальше наши пути с водителем расходились, и оставшуюся дорогу, видимо, придется топать своим ходом. Фред успел заснуть и его теперь придется будить…
Х-ха
Теплая струйка мочи потекла по его морде, видать его мучил сушняк и он облизнулся во сне. Вкусно? Глаза его широко распахнулись, а челюсть немного отвисла. Зря.
Сбрызнув последние капельки, я поспешно засунул все хозяйство обратно в трусы и спрыгнул на землю.
Этот недоумок хватает железный прут и начинает гоняться за мной то и дело, сплевывая и выстраивая такие высотки мата в мой адрес, у-у-у, этажей не сосчитаешь.
Я смеюсь. Мне смешно.
После получаса беготни мы порядком устали, и я, остановившись в нескольких метрах от него, предлагаю перемирие:
- Ладно, Фред, в расчете.
Упершись руками в колени, и тяжело дыша, он выдавливает:
- *** с тобой…
Он протягивает мне ладонь.
Я подхожу.
И он с ноги бьёт мне по яйцам…
Если бы я не знал что он так сделает, стоило бы опасаться за своих детей. Но я знал, и поэтому с легкостью увернулся, и для профилактики врезал ему в нос.
- Пошли, - говорю я – Нам еще идти километров десять. Нас ждать не будут. Ты чего хочешь, чтобы все без нас сожрали и выпили?
- Я им выпью, ****ь.
- Вот и пошли.

Фред он больной и всё время с собой носит ствол. Он говорит, что его лучший друг это я, но, по-моему, это Смит Вессон калибра хорошей пушки.
Я так думаю.
Только ему он доверяет на все сто. Только с ним его волосатые ручища так нежны и заботливы. Только его. Его, его, его. Мне иногда кажется, что он и спит с ним, знаете, кладет себе рядом на подушку, желает спокойной ночи и целует.
Единственное что меня удивляет.
Как он еще никого не убил.
Мы едим, а точнее уже идем, в такую жопу. В славный подмосковный город Ногинск. У его старшего брата свадьба. Третья. Такое событие нельзя пропустить, и мы уже как час топаем по шпалам. Шаги приходиться делать маленькие и следить за тем куда наступаешь. Мелькание шпал напоминает мелькание кадров. Вся жизнь превращается в киноленту. Ощущение нереальности происходящего вызывает дикое желание сделать, что ни будь такое, что никогда бы делать не стал.
Убить и изнасиловать Фреда.
- Я рассказывал тебе про Игрока? – спрашивает Фред, отвлекая меня от моих мыслей
- Нет Фреди, - он жутко бесится, когда я его так называю. Первое правило общения с ним: не называй его Фреди; второе правило: назовешь его Фреди больше трех раз – ты труп. Даже если ты его мама. – Не рассказывал.
Он сплевывает на землю.
- Хоть ты и мудак последний…
(см. Игрок.)

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Холодное дуло пистолета глупо смотрит на меня.
Я заглядываю в ствол.
Я заглядываю в мир Смита Вессона.
Мы уже почти были на месте, когда Фред резко остановился, вытащил пушку и направил на меня.
Хватит дурачиться Фред, сказал ему я. Ты же не станешь стрелять в меня. Ведь не станешь.
- Эй, полегче, убери от меня эту штуку. Игры с оружием до добра не доводят. – говорю я нравоучительным тоном, изображая важного пидора.
Я думаю, что Фред играет.
Я хочу подыграть Фреду.
Спектакль под названием «Фред и море трупов» в самом разгаре.
Прохожие делятся на две группы – одни ускоряют шаг и спешат побыстрее отсюда убраться, другие останавливаются чуть в стороне и наблюдают.
Смотрите! Смотрите! В первый и последний раз: «Фред и горы трупов»
- Фреди хватит. Это уже скучно.
- Не называй меня так.
- Как Фреди?
Он стреляет.
Я успеваю удивиться. И удивиться тому, что успеваю удивиться.
Кто-то гасит свет.
Звуки всё глуше.
Я еще слышу сирену: какой-то недоумок вызвал полицию.
Тише.
…тишетишетишетишетишина.