Бедняга

Федор Петрович Грузов был заядлым дачником еще с “совковских” времен, когда наличие дачи было чуть ли не главным (после квартиры, разумеется) показателем благосостояния. Чуть ли не с радостным визгом он бросался окучивать картошку, пропалывать морковку, латать крышу и т.д. Из года в год он отправлялся в дачный поселок в конце мая и возвращался аж в конце сентября. Тоскливые осенне-зимне-весенние месяцы он проводил в мечтах о даче, в планировании новых ремонтов и посадок новых культур. Также в это время он доставал все необходимое: то пару кирпечей со стройки упрет, то где-то вагонки достанет, то еще чего-нибудь.
В эту осень ему попался добротный, но почему-то очень дешевый газовый баллон, который Федор Петрович не упустил возможности тут же купить. Чтобы не заряжать его газом уже на самой даче (заправка далеко, тащить не удобно) он заправил его прямо в городе и поставил на хранение в туалет.
На следующий день Грузову чего-то не хотелось есть и слабо побаливало “под ложечкой”. “ - Ничего, пройдет”, - решил он и тут же взялся за доставание дешевых стекол для веранды. Однако не прошло, боли продолжались и есть стало совсем невмоготу, особенно - мясо. “ - Ничего, стану вегетарианцем, правильно видать говорят, что мясо - вредно”, - решил он и поехал на склад к знакомому кладовщику, который мог толкнуть стекла почти по себестоимости.
С кладовщиком они выпили по стакану дачного самогона и разговорились о жизни. Федор Петрович рассказал о своем недуге.
- Ты чего?! - воскликнул кладовщик, - Иди к доктору, а то у моего брата было то же самое - оказалось рак!
Слово “рак” как будто клешнями вгрызлось в сознание Петровича, переворачивая все его планы и представления о мире. Забрав дешовые стекла, но уже не думая о них, Грузов бросился домой. На следующий день он уже был в поликлинике.
Один доктор, другой врач, одно обследование, другое обследование - такой стала теперь жизнь Федора Петровича. Сперва он дрожал от страха и даже боялся подумать о том, что может попасть в такой мир, где нет его дачи с картошкой, моркошкой и верандой. Потом в череде белых халатов и бесконечных анализов все по-немногу успокоилось.
Наконец Грузов оказался в больнице. Ему предложили сделать операцию, не бесплатно, разумеется. Продав все что можно и заняв у кого можно Петрович накопил денег и лег на операцию. Ему казалось, что скальпель хирурга вот-вот должен отрезать что-то, что отделяет его от вожделенной дачи, что после операции все снова будет по-старому и теперь уже навсегда. “ - Может быть это испытание для жизни - все равно что огонь для стали. Пройдет через него жизнь, но не сгорит, а только закалится? И я тогда еще сильнее полюблю свою дачу” - размышлял он.
Наконец Грузов оказался на операционном столе. Молодой хирург вспорол брюхо и тут же увидел, что печень, селезенка и все лимфоузлы вокруг буквально нафаршированы метастазами. Однозначно, оперировать нельзя, случай запущенный, а Грузов - не жилец. Хирург немного покопался в брюхе для своего собственного удовольствия, будто что-то очень интересное, уже не имеющее отношения к телу хотел найти, и зашил его.
Врач оказался по-западному честным и рассказал Грузову о его состоянии и о том, что жить ему осталось месяца три-четыре, не больше. (Ужас, на даче больше никогда не побывать!) Он даже половину денег вернул, другую же все-таки забрал себе - не даром же в брюхе ковырялся. Пациент выслушал доктора угрюмо, не задавая лишних вопросов взял деньги и пошел выписываться. В голове, да и во всем теле внезапно образовалась какая-то пустота, ибо рухнуло одно из самых фундаментальных убеждений человека - вера в собственное бессмертие.
Вернувшись домой Федор Петрович то и дело думал о том, что же будет, когда пройдут эти три-четыре месяца. Однако каждый раз его мысленный взгляд тонул как в вате в какой-то кромешной темноте, как огонек спички в глухой ночи. И так - при каждой попытке, которые Федор Петрович повторял с завидным упорством. Он все время бродил по комнате, постоянно курил (в его положении вреда от этого немного) и думал, думал, думал... Нет, не пробиваема для его разума стена мрака, стоящая за понятмием “смерть”. И знания здесь не очень помогают, хоть Библию читай, хоть Веды. И там и там Рай уж какой-то осязаемый, понятный, а разве такое может скрываться за сверхплотной и сверхтайной завесой...
Единственное в чем был не без оснований уверен Грузев - это в том, что там, за этой стенкой нет его такой любимой и милой дачи. И это выводило его из себя, повергало в бессильные слезы. “ - Зачем смерть? Зачем нужен Рай, если он для меня уже есть здесь?” - вопрошал Грузов неизвестно у кого. И в какой-то момент Федор Петрович решил, что надо верить в дачу, и тогда он неприменно доживет до лета и снова на ней окажется. Конечно, смерть придет все равно, но дальнейший свой путь Грузов теперь видел как некое законсервированное состояние в своем любимом месте - т.е. на даче. Себя при этом он увидел какой-то неосязаемой фотографией, вокруг которой двигаются люди, проносятся года, а он все один и тот же, на одном и том же месте, навсегда. Время для Грузова перестанет существовать и единение с дачей будет вечным.
Вот до чего додумался старый дачник, ничего не знавший ни про философию ни про религиоведение. Вскоре он нашел и предмет поклонения - газовый баллон, стоящий в туалете. Этот баллон полностью снаряжен для установки на даче, так где же он еще может оказаться, кроме как там? Попадание баллона на дачу виделось неизбежным ввиду свойств самого баллона (ведь кроме как на даче он больше нигде не применим) и эта неизбежность вселяла уверенность. Грузев даже забыл, что ведь баллон создан для приготовления пищи на огне хранящегося в нем газа, а пищу эту самую Грузову с его желудком употреблять будет крайне затруднительно. Федор Петрович подолгу стоял на коленях перед этим красным предметом, обнимал его, и приговаривал: “ - Миленький, отнеси меня! Возьми с собой!” Такие беседы длились часами, а иногда и днями.
Так прошел месяц. Грузов уже чувствовал подкрадывающиеся к нему костлявые руки смерти, и все чаще и чаще сидел он в обнимку со своим “красным защитником”, как он ласково называл баллон. Иногда он так и засыпал и видел во сне, как баллон летит по небу, неся на себе своего хозяина. Просыпаясь он гладил и целовал своего единственного теперь друга. И ничего не могло отвлечь Федора Петровича - ни воющая за окнами свирепая декабрьская метель ни все обостряющиеся и обостряющиеся боли в желудке.
Однажды проснувшись возле красного баллона Грузов ясно почувствовал, что боли в желудке прошли, или по крайней мере стали гораздо слабее. Сначала его охватило удивление, которое потом сменилось осторожной радостью. Неужели он победил?! Неужели они с баллоном, с дачей, оказались сильнее смертельного недуга. Грузов зарыдал и принялся целовать покрашенный красной краской металл “ - Миленький! Я знал, что ты меня спасешь! Скоро весна, там лето, и мы на даче!” Жизнь, обретшая было черную непроходимую границу вдруг стала снова обширной и безграничной, она, похоже, даже потеряла временное измерение и должна была вот-вот зависнуть в одной точке. Только бы доехать до дачи!
От радости Грузов достал “Приму” и спички, решил покурить. Вспышка огня, , вспышка пламени смертельный грохот...
Баллончик давным-давно потихоньку сифонил, некачественная прокладка расшатывалась больше и больше, и вот уже значительные количества газа оказались в тесном помещении уборной. Смешались они с воздухом, горючая смесь получилась...
И баллон понес хозяина прямиком на вожделенную дачу...

 ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН

 2003 год