Идея

Жена с ребенком были на даче и в моих скромных апартаментах бушевала лихая пьянка. За столом со стаканами водки в руках сидели двое моих друзей и приятель одного из них, которого я видел впервые в жизни. Разумеется, во всю играла музыка и мы в меру своих сил и возможностей пытались исполнять различные песни, восновном - русские народные. Уже несколько раз приходили ругаться соседи, но нам удавалось вежливо выпроваживать их.
- Не уважаю я водку, - сказал я, наполняя свой стакан вермутом.
- Да ты посмотри, она же чистая как слеза, мозги хорошо промывает! - возмутились друзья.
- Зато от нее вы сейчас сразу уедете далеко и надолго, пьяными валяться будете, а мне только весело станет.
- Ну это мы еще посмотрим!
- Вот вы станете алкоголиками, а я - не стану! - со смехом провозгласил я, - Ведь водка - напиток алкоголиков!
Мы весело чокнулись и в ту же секунду зазвонил телефон.
- Здорово! Что вы там делаете?
Голос принадлежал одному моему приятелю Максиму, которого все считали очень странным человеком. Он никогда не мог воспринимать вещи такими, как они есть, всегда искал в них некий скрытый смысл, например в одном слове “труба” он нашел более десяти смыслов, вложенных друг в друга подобно матрешкам. Вместе с этим он явно не дружил с предметами хорошо видимыми, прекрасно осязаемыми, и при простом хождении по улице непременно считал своим лбом прохожих и все встреченные фонарные столбы.
- Пьянствуем! Хочешь - приходи!
- Слушай, у меня тут есть одна идея... По телефону говорить долго. Просто чтобы сделать самые первые шаги в ее осуществлении мне нужен хороший художник. Без него я как паралитик, который долго наблюдая по телевизору футбольные матчи придумал новый игровой прием. Понимаешь, о чем я говорю? Идея прочно засела во мне и не дает покоя, но даже первые шаги к ее осуществлению я не могу совершить!
- Художник, говоришь, нужен... Так, художник, - я стал перебирать в памяти всех друзей и знакомых, припоминая хотя бы одного мастера изобразительного искусства.
- Так ведь я - живописец, Репу закончил, - услышал я за своей спиной голос приятеля моего друга, которого звали Миша.
- Приезжай скорее, есть здесь художник, - сказал я в трубку, отлично понимая, что снова такой случай может выпасть очень не скоро.
Закончив разговор я вернулся за стол. Вскоре компания была окончательно поражена действием алкоголя, разговоры потеряли всякую предметность, все чаще поступали пожелания пойти погулять по глухим Питерским улочкам. Однако я твердо настроился дождаться прихода Максима, которому предстояло проехать через весь город, из окраины до самого центра.
В тот момент, когда все решили идти на прогулку, в дверь позвонили. Пришел-таки Максимка.
- Приветствую, садись за стол, выпей. Вермут еще остался, его кроме меня никто не пил, - сказал ему я.
- Подожди, я сначала изложу вам свою идею, а потом выпьем.
И он стал рассказывать про то, как ему открылось истинное назначение Руси и Русского народа. Разумеется, тот народ, который заселяет территорию так называемой “Российской федерации” - это уже жалкие останки истинного Русского народа, но канувший в Лету былинный народ все-таки можно воскресить. Для этого во-первых надо изменить организацию его жизни, строить русское общество не как сумму мелких индивидуумов, а как союз общин. Такое изменение жизни само собой приведет к соответствующему изменению и политики и техносферы, но в первую очередь оно изменит самосознание народа.
- А при чем здесь изобразительное искусство? - с удивлением спросил я.
- Сейчас я рассказал общие стороны моего проекта, а теперь остановлюсь на частностях, - Спокойно продолжил Максим. Для восстановления истинного Русского человека требуется изменить окружающий его архитектурный ландшафт, наполнить его символами грядущего Богоединства.
И он стал рассказывать о городах-рунах вдоль Уральского хребта и по течению Волги, о городе-звезде Новый Аркаим, который он собирался построить за Полярным кругом, о идущей вдоль Уральских гор железной дороге, обрывающейся в ледяных просторах Арктики и на первый взгляд стороннего наблюдателя совсем никуда не ведущей. Он предлагал разрушить окраинные районы старых городов, а их жителей переселить в раскинувшиеся по необъятным русским просторам общинные города-звезды, расположение которых в чем-то соответствовало бы расположению звезд на русском небе. Было в его рассказе и еще много чего, что я и не запомнил, так как слушал все это в очень нетрезвом состоянии.
- И с чего ты думаешь начать? - спросил его я.
- Сперва надо хотя бы изобразить мои проекты на бумаги, и когда я своими глазами увижу все задуманное, то у меня пробудятся новые силы для того, чтобы все это реализовать.
- Но ты понимаешь, что все, о чем ты рассказывал, потребует титанического труда многих поколений наших детей и внуков? И даже приступить к ним при нынешнем состоянии Руси тебе никто не даст?
- Все это я прекрасно знаю. Доказать невозможность моих задумок проще пареной репы, для этого совсем не надо быть великим логиком. Впрочем я, будучи логиком очень невеликим, могу в два счета доказать тебе невозможность всякой цивилизованной жизни на наших землях!
- Как?!
- Взгляни на простую географическую карту для средней школы. Самые низкие температуры в обитаемых местах (если отбросить Антарктиду, где одни лишь пингвины да специально подготовленные полярники) - у нас, в Верхоянске. Самая суровая зима - в России, самое короткое и холодное лето - тоже в России. Да в таком месте все жизненные силы могут расходоваться только на борьбу за само выживание! За крошечное лето выкладывая все свои силы получать мизерный урожай, а в оставшееся до морозов время интенсивно заготавливать дрова и кое-как сооружать себе жалкую лачугу, ибо сил уже ни на что не остается. А добавь еще к этому гигантские сухопутные расстояния, любые дороги на которых от мощнейших морозов расползаются за одну-две зимы! Ледяная пустыня здесь должна быть, ну может с редкими островками дикой жизни неудачников, изгнанных из более теплых краев.
Да, аргументы изложенные в этой микролекции были более чем убедительные. Конечно, все сказанное им можно проверять и перепроверять, вгонять в ряды цифр, но суть от этого никоим образом не изменится.
- Скажи, ну как ты смог до всего этого додуматься?
- Я не до чего не додумывался. Человек не способен производить никаких идей, все они уже есть, они просто вкладываются в сознание чуткого к ним человека.
Я очень глубоко задумался и закурил сигарету. Было такое чувство, что я неожиданно столкнулся с частью совсем другого мира, для которого наконец-то настало время придти сюда. Я решил всеми силами помогать Максиму в воплощении его Проекта.
- Вот только рисовать я, к несчастью, не умею, - с горечью сказал Максимка, - Не дано мне это. Сегодня огромную пачку бумаги даром извел, все комната в скомканных и порванных листках точно в белых лебедях.
- Ну это мы как-нибудь поправим, - пробормотал я и обнаружил, что нас уже давно никто не слушает. Друзья моментально, как это часто бывает в пьяном угаре, передумали идти на прогулку и отправились спать в мою “гостевую” комнату, где для подобных случаев у меня подготовлено много спальных мест.
- Давай, растолкаем Художника, - прошептал я и мы с Максимом принялись расталкивать живописца. Тот долго ругался и что-то бормотал, посылая нас по знаменитому адресу. Потом кое-как протер глаза и изрек:
- Какие проекты?! Вы чего?! Я как Репку закончил, так пять лет уже одной рекламой занимаюсь, мозги от нее уже все переплавились, ничего кроме куска мыла и флакончика шампуня и нарисовать-то уже не могу. Да, там из меня хотели сделать Художника, но жизнь быстро переделала в малевальщика цветастых плакатиков, и талант навеки похоронен в пачке “Safeguart”!
Сказав это он горько заплакал длинными пьяными слезами и направился в кухню допивать остатки алкоголя. Чувствовалось, что мы сделали ему очень больно, все равно что напомнили одноногому инвалиду про его когда-то успешно начинавшуюся футбольную карьеру.
Других знакомых художников у меня не было. Впрочем и знакомых политиков, знакомых богачей, знакомых издателей у меня не было тоже.
- Да, Макс, больше ничем не могу тебе помочь... - сказал я ему, ибо это было единственное, что я мог сказать.
- Ладно, спасибо и на этом, - пробормотал тот и с поникшей головой начал собираться.
- Куда ты пойдешь, уже ведь второй час ночи, переночуй у меня, - посоветовал я ему.
- Ладно, как-нибудь доберусь, ведь на все воля Божья, - сказал он, и эти слова крепко засели в моей памяти.
Дверь захлопнулась. Что после этой странной встречи осталось в моей голове? Невероятное нагромождение информации и знание о том, что есть такой человек как Максим, и что он несет в себе совершенно фантастическую идею, осуществить которую он вряд ли когда-нибудь сможет, и своей нереализуемостью эта мечта отравит ему всю дальнейшую жизнь, сделав Максимку совершенно непригодным к достижению осязаемых успехов, скажем - к построению успешной карьеры. От этих мыслей я пожалел его той жалостью, которую престарелый отец испытывает к своему непутевому сыну.
Утром меня разбудил визг телефонного звонка. К своему ужасу в трубке я обнаружил казенный голос, который отчеканил:
- Просим явиться в Районный Отдел Внутренних Дел.
- По какому вопросу? - едва выговорил я.
- Придете - узнаете.
Сердце било жесткую дробь. Что такого могло произойти? Вроде мы вчера даже из дому не выходили, убить или покалечить кого-нибудь не могли. Да если бы даже и выходили, все равно мы люди очень добрые, друзья с которыми я пил даже мухи не обидят...
Едва удерживая дрожь в коленках и нещадно выкуривая сигареты я направился в милицию.
Меня принял молодой и улыбчивый следователь:
- Вчера на дороге был найден труп без документов. Единственное, что было при нем - это записная книжка, в которой нашли Ваш телефон. Причиной смерти скорее всего был несчастный случай, все повреждения говорят о том, что его сбила машина.
- А от меня что требуется?
- Только опознать его, чтобы он так и не остался неизвестным. С покойниками раньше дело имели?
- Я закончил медицинский институт.
- Отлично, значит не испугаетесь!
После этого меня отвезли в судебный морг. В комнате с белым кафелем на стенах и потолке лежала каталка, на которой лежал... Максим! Бледный, с ввалившимися щеками и заостренным носом. Такая встреча стала для меня ударом.
Выйдя из покойницкой я расписался где положено, а потом познакомился с доктором - экспертом.
- Сейчас будем его вскрывать. Хотите присутствовать?! Ведь это такое необычное ощущение - видеть внутренности тех, кого ты знал тогда, когда в них еще пульсировала жизнь! На себе знаю.
Я отказался. Доктор вздохнул и направился в секционный зал.
- Подождите! - остановил я его, - Вы бы не могли показать мне его сердце и мозг.
Врач сказал, что обязательно уважит мою просьбу. Через полчаса я созерцал невероятно сюрреалистическую картину извилин мозга Максима и его огромного сердца.
- Все ясно, - сказал эксперт, - У него была недостаточность митрального клапана, о которой сам он по-видимому и не знал. Перед смертью он, видимо, переволновался, потом зачем-то побежал, возникла сердечная недостаточность, от которой он потерял сознание и упал на проезжую часть, прямо под колеса мчавшегося грузовика.
На лице доктора выросла улыбка сладостного самодовольства.
Я же внимательно разглядывал сердце Максима, которое приняло Великую Идею и его мозг, который развил ее в невероятные чудесные картины. Все было мертвым и неподвижным, даже малейшей частицы жизни не оставалось в навсегда застывшем сердце и замолчавшем мозге. Ни на один вопрос он никогда уже не даст никакого ответа. Вместе с жизнью покинула это затихшее тело и Идея.
Невероятные угрызения совести смешались во мне с такой же невероятной тоской по Идее, которая, похоже, утрачена навсегда. Эта гремучая смесь мигом превратила окружающий мир в такую отраву, по сравнению с которой любой из известных ядов - просто аппетитная приправа.
От осознания безвыходности положения и невозможности что-либо сделать опускались руки. Ведь даже если мы соорудим ему гигантский памятник, даже если построим мавзолей - все равно бездна нашей вины перед ним никоим образом не уменьшится.
В таком настроении я побрел домой. Перед глазами плыло вчерашнее, еще живое лицо Максима с горящими глазами и невероятной внутренней энергией, которая как будто сочилась из каждой частицы его тела. Но куда это все делось, во что обратилась та Идея, которая стала его стержнем, его основой?!
И тут я понял, что Идея никуда не делась, она осталась жить так же, как жила и до обретения ее Максимом, и она продолжает ждать чуткого к ней человека-антенну.
И в этот момент я сам того не ожидая заметил, что те образы, о которых вчера так живо говорил Максим стали сами собой возникать у меня перед глазами. Истинный смысл Руси золотой рекой потек в мое сознание и разросся там невероятной сказочной картиной. Вместе с Идеей в меня втекла и та невероятная энергия, которая всегда сопровождала ее. Через секунду мне показалось, что я весь превратился в острую, пронзительную стрелу, норовящую воткнуться в тело устаревшего мира.

ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН
2004 год