Извечная тема-2

"Взаимоотношения между невесткой и свекровью - вот уж поистине извечная тема, существующая со времен формирования человеческого общества". Такими словами начала свое письмо ко мне одна женщина, которую назовем Анной Петровной. Затем она продолжала: "Каждая женщина, хоть раз побывавшая замужем, непременно имеет определенное представление о подобном тандеме.
 
Свекровь и теща. Сколько о них, ставших притчей во языцах, говорено, переговорено! Сколько сложено баек и анекдотов! Особенно про тещ. И только потому, что авторами подобных опусов обычно являются мужчины.
 
Да, порой среди тещ встречаются уникальные экземпляры, не боящиеся испортить жизнь своей дочери. Но, согласитесь, такое можно увидеть не на каждом шагу. В большинстве случаев срабатывает материнский инстинкт, умноженный на женскую солидарность.
 
Иное дело свекровь. Недаром, некоторые филологи рассматривают это слово как трансформированное сочетание "своя кровь". Ничего не поделаешь. Она хозяйка, она доминанта, в ее доме все должно быть по ней.

Натерпевшись в свое время от матери мужа, сия особа пытается взять реванш. Отсюда неприязнь к невестке. Явление, возникшее не сегодня, имеющее историческую основу. Вспомним классику. И самый яркий пример, известный каждому со школьной скамьи, - Кабаниха, томящаяся в одиночестве еще нестарая женщина, а потому исходящая завистью и ненавистью по отношению к Катерине, нашедшей какое - никакое, а свое недолгое счастье. И не надо списывать все на ее косность, купеческую среду, ограниченность интеллекта.

Накал такого рода страстей не определяется ни образованием, ни воспитанием. Подобное явление имеет место в любом обществе. Только проявляется по-разному. Там, где культура повыше, более тонко, более завуалировано. Не секрет, что Наталья Кирилловна, мать Петра Великого, вовсе не жаловала его первую жену Евдокию. Не признавала, не принимала, до самой смерти не могла простить этой простушке, что приходится с ней делить сына.
 
"Пример не очень удачный, - скажите вы, - Лопухина, женщина недалекая, не очень-то подходящая царю-реформатору". Хорошо, согласна. Но ведь известен и другой исторический пример беспредельной ревности вдовствующей императрицы Марии Федоровны к  Алекс, которую  Николай II просто обожал. Так что же тогда говорить о простых смертных?
 
Когда мужчина женится, в любом случае, возникает отнюдь не любовный треугольник, в углах которого он и две женщины, не способные на дележ, а потому разговаривающие на разных языках, копящие обиды и портящие жизнь дорогому человеку. Так, к сожалению, получилось и у меня.
 
Я выросла в бабьем царстве: семье, где мужчин не было. Мой дед, портретно улыбающийся из-под надвинутой по самые брови буденовки, был военным командиром. Прошел гражданскую,  погиб в Испании. Бабушка до конца дней сохранила  верность и воспоминания об ухаживаниях за ней, курсисткой. А так же о недолгих годах семейной жизни. Самым же любимым рассказом был тот, в котором дед, узнав о рождении дочери, то есть моей мамы, буквально сошел с ума и притащил в больницу целую корзину разноцветных роз. Где ему только удалось достать эту красоту в круговерти восемнадцатого года? Но факт остается фактом, и я не могу не верить бабушке.
 
Когда в соответствии с порядком, установленным в подобных заведениях, ему не разрешили передать цветы роженице, новоиспеченный отец разбросал их под окнами палаты. И все женщины, находящиеся там, наблюдали как после его ухода, откуда ни возьмись взявшиеся беспризорники, накинулись на эту красоту, превратившуюся в их руках снова в товар.
 
Если дед был живой легендой, идолом, которому поклонялись, то о своем отце подобного сказать не могу. Мне о нем практически ничего не известно. Разве только то, что он тоже погиб, но уже в Отечественную, за несколько месяцев до моего рождения. А так как его отношения с мамой оформлены не были, то я, по всем общепринятым меркам, считалась незаконнорожденной. Единственное, что мне досталось в наследство – отчество.

В отличие от бабушки мама, по профессии врач-хирург, пройдя суровую военную школу, была немногословна, распространяться о себе не любила. Впрочем, для этого и не было особых условий: стараясь обеспечить семью, она много и тяжело работала, часто дежурила, а потому редко бывала дома.
 
Всю жизнь мама прожила одна, несмотря на то, что была весьма хороша собой, и даже будучи уже в возрасте притягивала мужские взгляды. Только заводить романы было не в ее правилах. Все попытки ухаживания отвергались. Я думала, что так бережется память об отце, но став взрослой, поняла: ей, щадя меня, не хотелось приводить в дом постороннего человека, флирт же на стороне для ее цельной и прямой натуры был чужд.
 
Итак, моим воспитанием занималась бабушка. Человек добрый и наивный, сохранивший в душе романтику революционных лет, преломившихся через призму ее отношений с дедом. Она и меня воспитала подобным образом. Отсюда искренняя вера в необыкновенную любовь и Артура Грея под Алыми парусами. Наверно поэтому я не обращала внимания на своих сверстников, жила ожиданием будущего. Да, честно говоря, и на меня никто особо не смотрел. Я, как и две мои подружки, тоже отличницы, считались недотрогами, сохранявшими имидж, ставивший нас в некое особое положение.
 
Поступив в институт, я продолжала вести себя подобным образом. Но однажды, когда училась на втором курсе, произошло то, что, вероятно, должно было произойти. В зимнюю сессию вдруг обнаружилось, что мне не хватает одного учебника, пришлось идти в библиотеку. Естественно, все было давно расхватано, и ничего не оставалось делать, как осесть в читальном зале над экземпляром, не выдававшимся на дом. Но лишь я успела углубиться в теорию магнитных полей, как услышала над ухом просьбу разрешить присоединиться ко мне, ибо взятая мною книга была последней на полке.
 
Оторвавшись от текста и подняв голову, увидела парня из соседней группы, которого знала только в лицо. Ничего не оставалось делать как подвинуться, дав ему место рядом. То же самое повторилось назавтра, а через два дня, когда экзамен остался позади, я получила приглашение в кино. Такое случилось впервые в моей жизни, а потому воспринималось необычно волнительно.
 
После сеанса Павел, так звали моего ухажера, проводив меня до подъезда, стал неуверенно топтаться на месте. Чувствовалось, что ему не хочется уходить. Впрочем, и я мне не хотелось с ним расставаться: за эти дни я успела привыкнуть к его присутствию.
 
На улице было слякотно и холодно, торчать в подъезде - неуютно и неприлично. Короче, он получил приглашение в гости. А в тот день, словно нарочно, бабушка ставила тесто, и весь дом был напоен сдобой. Нас позвали пить чай с пирогами. И было приятно смотреть как Павел, ничуть не стесняясь, уплетал за обе щеки, хваля бабушку. С набитым ртом у него это получалось так забавно, что мы с мамой не могли удержаться от смеха.
 
С того дня он стал бывать у нас постоянно. Мои родные настолько к нему привыкли, что считали своим человеком. А вот к себе домой мой друг не приглашал. И практически ничего не рассказывал о своих родителях. Хотя во всем чувствовалось, что он их любит, старается не огорчать. Например, не опаздывать домой, а в случае задержки непременно предупреждать.
 
Мы встречались год, по прошествии которого решили пожениться. Но это известие было встречено его семьей в штыки. Нет, они не отказывали категорически, лишь всячески старались убедить сына в том, что он еще молод, должен сначала окончить институт, стать на ноги. Несмотря на то, что сами высшего образования не имели, свое чадо видели обладателем ученой степени.
 
Не думаю, что негативизм касался именно меня. Для этого не было особых прецедентов. Вполне возможно, будь на моем месте другая, дело обстояло бы подобным образом. Просто, до поры до времени (а кто знает, где граница той поры?), они не хотели делить своего единственного сына ни с кем.
 
Однако Павел, обычно беспрекословно подчиняющийся родительской воле, на этот раз проявил удивительное упорство, и маме с папой ничего не оставалось делать, как пойти на уступки. После полугодовых переговоров, наконец, было решено играть свадьбу. А так как у этих людей тщеславия было не занимать, то подобное торжество должно было проходить с определенной помпой.

Это уже потом стало принятым проводить такие мероприятия в кафе и ресторанах. В то же время подобное являлось чем-то из ряда вон выходящим, и нашей семье было явно не по крману. Но это не было суть как важно. Практически все расходы взяли на себя родители жениха, пригласившие со своей стороны основную массу гостей.
 
Как потом икалась эта свадьба, на которой наши не многочисленные родственники и знакомые чувствовали себя крайне неловко в обществе торговых работников и их разнаряженных жен в бриллиантовых гарнитурах! (Мой свекор был экспедитором, а свекровь работала в тресте столовых и ресторанов.)

Было решено, что мы будем жить у Павла, хотя уходить из дома мне очень не хотелось. Ведь, несмотря на отсутствие особых условий, можно было вполне разместиться если мама перебиралась на мое место в бабушкину комнату, освобождая нам большой диван в столовой.
 
Однако свекровь заявила, что строила дом не для того, чтобы ее сын не имел своего угла. И в определенной степени была права. В их особняке, стоящем за городской чертой и утопающем в вишневом саду, места хватило бы не на одну семью. И нам была выделена определенная жилплощадь: спальня и кабинет для занятий. Что не говори, комфортно. Но только знай я, чем обернется этот комфорт, никогда бы не пошла подобный компромисс.
 
Когда послесвадебная суета улеглась, жизнь в чужом доме превратилась в ад. Все, что я ни делала, было не так. Сначала свекровь просто, поджимая губы, демонстративно переделывала мою работу. Затем в ход пошел прием, называемый на сцене апартом: реплики и монологи, произносимые "в сторону". Кем только я не была в ее глазах! И неряхой, не содержащей в должной чистоте комнаты, и неумейкой, не знающей с какого конца гладятся мужнины рубахи, и вообще уродом, у которого руки не тем концом вставлены. Естественно, все это я прекрасно слышала. Ведь говорилось это с определенным умыслом.
 
Для меня, воспитанной в доброте и ласке, такое положение было просто диким. Но, не желая портить отношения с Павлом, старалась промолчать, пропустить подобные выпады мимо ушей. Лишь по ночам, когда он засыпал, плакала в подушку. В конце концов, моему терпению пришел конец. Я стала отвечать. По словам свекрови "огрызаться". В воздухе запахло скандалами. Муж сначала пытался нас примирить, но в итоге встал на сторону матери.
 
Короче, однажды, не выдержав, я ушла от них, вернулась домой. Думала, что Павел, осмыслив все, придет, извинится. Не зря же он неоднократно клялся в своей любви! Но время бежало, а он не шел. Когда же, наконец, явился, было уже поздно. Обида была столь велика, что загасила все чувства, испытываемые мной прежде. Я категорически отказалась вступать в какие-либо переговоры. И как не убеждали меня мама с бабушкой попробовать еще раз, ни за что не согласилась. Так и закончилась благодаря свекрови моя семейная жизнь".
 
1998