Опасные существа, женщины.
Опубликовано в сетевом журнале «Русский Глобус» декабрь 2005
«Верность собаки прямо пропорциональна качеству корма и длине поводка»
Елена Сорокина.
Как-то раз, совершенно не по своей воле, я оказался на приеме у психолога. До этого судьба оберегала меня от подобных крайностей, а жизненный путь, хоть и был весьма извилист, но в тупики не заводил, со своими проблемами я всегда справлялся сам.
Но, начну с начала.
Мои отношения с Ольгой охладились. Мы долго встречались и узнали друг друга довольно хорошо, чтобы понять - между нами есть нечто, что мешает и дальше жить вместе, с ежедневным сексом и маленькими, возбуждающими сценками ревности. Происходил, однако, процесс обычный для меня: Оля уже не могла соответствовать моим требованиям. Три месяца со дня нашего знакомства, показались мне вдруг чрезвычайно долгими и утомительными. Но, я стоически терпел все её выходки. Терпел визиты её мамаши в семь утра в мою квартиру, терпел подружек, цокающих языком и подмигивающих мне, за её спиной. Терпеливо молчал, когда она несла несусветную чушь в разговорах, а только недоуменно чесал за ухом и в очередной раз вытаскивал из её рта сигарету - двадцатую за день, со следами ядовито-красной помады. Мы ходили на пару в магазин, покупать нижнее и верхнее бельё для того лишь, чтобы оно легло в ее сумочку и, один раз, показалось в зеркале прихожей, чтобы никогда более не быть надетым в будущем.
Другим девушкам, до неё, не позволялось таких вольностей. Они приходили и уходили. Ложились в кровать вечером, а утром прощались. «До встречи», - говорили они. «Прощай», - говорил я, закрыв дверь. И я всегда оказывался прав.
Знакомиться с молодыми красотками проще, чем кажется на первый взгляд. Особенно, если у тебя жуткий акцент и, до тошнотворности, презентабельный вид. Я мог, к примеру, прикинуться не понимающим ни слова по-русски, и тогда они начинали играть в «переводчиц». Можно было не замечать их сверлящих взглядов до того момента, пока дамские нервы, наконец, не выдерживали. Девицы подходили по одной и парочками, присаживались за столик, пристраивались в танце, просили закурить, и, даже, совсем уж в наглую, лезли целоваться. Если кто-то из них мне нравился, я развлекался с ней весь вечер, потом мы приезжали в мой номер.
И все повторялось. «Прощай, прощай, прощай…»
С Ольгой случилось иначе. Может потому, что она была тупее своих конкуренток? Хотя и училась в педагогическом институте. Может по причине принадлежности своей к племени жгучих блондинок, а-ля Мерлин Монро, с которыми не переспать - прожить жизнь зря?
Нет, дело вовсе не в этом. Дело в сексе.
Мы встретились с ней случайно. И сама встреча произошла нелепо. Я тогда водил шашни с худощавым парнем (есть у меня и такая сфера интересов, не скрою), по совместительству двоюродным братом Оли. И он имел вредную привычку - не закрывать двери в свою комнату.
Ольга с интересом следила за мизансценами однополой любви через щель. Что за странное занятие? Не знаю, когда ей в голову пришла мысль, переспать со мной? То ли это был спортивный интерес (кто же настаивает на том, что у женщин нет спортивного интереса и к решению вопросов на спор?), или другое…
В первую встречу, мне показалось, что эта красотка - откровенная дура. Каждое третье слово в её речи грешило бестолковостью, а идиотская улыбка пухлых губ, напоминала улыбку Пэмел Андерсен, времен «Спасателей Малибу». С тех пор я стал звать её «Пэмел», она обижалась, но тоже не надолго, через секунду забывая. Вполне вероятно, что ей просто не хватало оперативной памяти.
Этой дурочке удалось все же отбить меня у брата за короткие четыре дня, согласно дерзкому плану захвата, разработанному ей самой. В первый день она напросилась со мной в ресторан. Во второй, ударилась в истерику, прогуливаясь обнаженной по квартире. В третий день, начала сводить брата с ума, то глупыми расспросами, то, что было наиболее неприятно, нелепыми угрозами. На четвертые сутки, бедняга буквально взмолился и сам попросил меня уделять ей больше внимания.
Внимания моего ушло невероятное количество. Оно растянулось на эти три месяца. Тянулось и тянулось. Размазываясь бутербродным маслом с пониженным содержанием калорий.
Я давно забыл, с чего все началось. Мою память «припудривали» постоянными тратами, конечно, из моего кошелька, затуманивали порциями хорошего секса (надо отметить не выдающегося, но не надоедающего), травили разговорами с многочисленными подругами, которые, что забавно, были страшными, ну, как на подбор, душили ласковыми объятиями и дурманили духами за сотню баксов.
Ольге легко удавалось рулить мной. А я просто проводил эксперимент.
Насколько быстро может женщина сесть тебе на шею? М-да.
Мгновенно! Что оседлать жеребца.
А если жеребец сам готов получать адреналин от воткнутых в бока шпор…?!
И как сложно потом скинуть ношу, чтобы вновь ощутить свободу…
Задачка.
Меня не прельщало быть оседланным. Разрыв приближался неотвратимо, как только в воздухе стал витать дух моей бывшей жены. Та еще была наездница.
Женщина на стадии превращения любовницы в жену, начинает обратную мутацию. Красивая бабочка, встреченная тобой когда-то, окукливается, обрастая коконом уверенности в своей вседозволенности. Она начинает указывать, манипулировать, ограничивать. Сперва легко, ненавязчиво, потом все нахрапистей, подминая под свою женскую сущность, все твоё бытие. Став женой, может запросто добраться и до сознания, взяв в помощь неизменное средство борьбы со здравым смыслом – женскую логику.???? И тогда именно она, всему будет давать свой статус.
Короче, слово «жена», я считаю ругательным. Моё мнение на этот счет однозначно: «жена», это не женщина. Это предпоследняя стадия деградации возлюбленной, а там - прямиком в «тещи».
То же самое касается и значения слова «муж»… Ну, если кто-то уже побывал в этом болоте, знает…
Я знал. И топиться в мерзкой жиже причитаний и увещевании, не входило в мои планы. Могут быть у мужика свои тайны…?!
Скидывая со своих плеч груз по имени Ольга, я понимал, что будет мало приятных слов и много обид. Я взял ее за руку и просто сказал, в один из зимних вечеров, что между нами больше ничего нет и не будет. И узнал вдруг о том, как ошибаюсь, и общего у меня с ней так много, что это превосходит все мыслимые границы. Девушка моя хлопала глазами и вздымала брови, не понимая причин разрыва.
Я дал ей два дня на сборы и попросил очистить квартиру. Этого срока оказалось недостаточно. Возможно, был у неё еще один шанс, последний, но судьба… Судьба распорядилась по другому.
Вот тогда мы вместе и очутились у психолога.
Этих психологов учат говорить слово «секс» так, как обычные люди и не догадались бы произнести. От подобных интонаций становиться страшно неуютно. Словно человек в перчатках и халате, подает тебе очередной презерватив в разгар любовных утех.
Этот был эксцентриком. Он говорил о нашем с Ольгой сексе, листая записи с таинственными каракулями и кивал сочувственно, когда пациентка начинала оплакивать свою женскую долю, кляня мужскую злобу и неблагодарность.
Я сидел, скучая оглядывал его кабинет. Он листал. Она плакалась. И так полчаса.
Час доктора стоил пятьдесят долларов, и он, наконец, закончился. Мы встали и пошли к двери. Но…
Вот тут и случилось то самое. Собственно это и положило конец нашим отношениям и моему отношению к Оле, как к женщине. Именно к «женщине».
Он попросил меня остаться.
Я удивился, но снова присел в кресло.
- Сергей Михайлович, - представился психолог и протянул руку для приветствия.
- Джон… Гейн, - смущенно произнес я. В разговоре с этим господином, меня смущала даже собственная фамилия.
Но он её и не услышал. Он же был эксцентриком. Отправив в коридор девушку, он оставил там, за дверями и свою профессиональную принадлежность.
- Знаете, женщины - опасные существа…
Я, открыв рот, слушал.
- … они как собаки. Да-да. Как собаки…
Психолог сложил руки на груди и почесал бородку.
- Каждая собака мечтает найти хозяина. Каждая. И когда она его находит, в её голове остается только одна мысль, не потерять! Она думает, что будет, если хозяин не придет обратно домой? Что случится, если он накажет её?
Психолог прошелся по кабинету, ни капли не обращая внимания на мою улыбку.
- Собака гордится своим хозяином, даже если её хозяин – бродяга с улицы. Она делит с ним его жизнь. Она пойдет на все, чтобы не расставаться с человеком. Любая псина безответно предана тому, кто её кормит…
Он задумался и еще раз почесал бородку.
- … самое страшное, чего она боится, это быть брошенной… Брошенная собака, хуже волка. В ней уже нет доверия. Она уже не продастся на кормежку, не побежит за хозяином, радостно виляя хвостом… Да…
Перелистнув на столе еще парочку листков с закорючками, мужчина приложил палец к губам и таинственно изрек:
- Вы пробовали увести собаку подальше от дома? Или когда-нибудь забывали её у дальних родственников? Они находят дорогу домой… Возвращаются. И воют у подъезда, пока не начнут кричать соседи. И чем дольше псина живет у вас, тем труднее от неё избавиться… А если еще пахнет щенками…
Он замолчал. Я, наконец, сумел вставить слово:
- А причем тут женщины…?
Психолог засмеялся и согласно кивнул головой.
- У меня есть целая теория «теория пуделей». Да, аналогия натянута, но поймите, собаки могут себе позволить преданность и бескорыстие. А женщины нет… И животное никогда не укусит руку, которая его кормит…
Через три часа я сам вывез Олины вещи. Познакомился, наконец, с её когтями – без притворства! Наконец я узнал, что же на самом деле обо мне думает Антонина Федоровна, мать семейства. Все мои добродетели они перерядили в пороки. В конце концов, у меня еще и появился неприятный осадок, чувство вины. Но, когда Ольга крикнула мне вслед, что из-за меня не сможет теперь оплатить последний год обучения, все встало на свои мета, осадок исчез. Исчез, вместе с образом «Пэмел», весьма смахивающим на крашенного пуделя…
В тот же день я провел вечер с дамой из администрации города. Она гуляла от мужа, а я просто гулял. Ей даже не пришлось говорить «Прощай», утром. Я облегченно вздохнул и уехал в командировку…
Великолепие в штанах...
Солнце садилось. Над яркой полоской горизонта, точечками мелькали чайки. Они с криками носились над бьющимися о берег волнами. Прибой сливался в одном потоке звуков с гудком проходящего мимо теплохода. Он заглушал музыку играющую на палубе, горделиво отчеканенные шаги матросов под руководством капитана. Темные тучи, водрузившись друг на друга, медленно брели к югу, заволакивая своими могучими плечами все небо.
Светлана не могла оторваться от этого зрелища. Даже когда губы Антона старались расшевелить её романтическую натуру. Парень одной рукой тискал девушку за грудь, а другой стягивал с неё, тонкие, телесного цвета, колготки. Света, чтобы лучше видеть тучи легла на спину.
Белые переливы перистых облаков , отливающие золотом от падающего на них сияния, уходили вниз, в море. На их место стягивались будущие грозовые массы. Теплоход вместе с ними держал путь за горизонт.
Антон, приняв свободную позу девушки за готовность, навалился на нее всем телом. Его чуть небритая щека защекотала левое плечо. Но Света, чтобы видеть падающих камнем в море, чаек, отвернулась.
Солнце коснулось края воды и по шероховатой поверхности волн побежала яркая дорожка. К самому пляжу, почти касаясь песка. Лаская кончики пальцев ног с накрашенными, ровными, ноготками.
Ноги медленно раздвигались. Любовник настойчиво гладил её бедра, стараясь проникнуть в самое сокровенное, и от того так желаемое им. Хаос поцелуев, слился с прикосновениями ветра. Грубые ладони с налипшим песком, тревожили плоть. Фонари у набережной вспыхивали и гасли, гасли и вспыхивали...
Света видела возбужденное лицо Антона. Оно перемежевалось в ее сознании с небом. Его мускулистое тело, сливалось с длинной, почти нескончаемой полосой прибоя. Она сама полностью растворялась в том, что успевали замечать ее влажные глаза. С тучами, с морем, с теплоходом, которого уже нет, с чайками, держащими в клювах рыбу. С молодым, но опытным Антошей.
Разрез девичьих глаз становился все уже и уже, пока от нахлынувшего удовольствия, они совсем не закрылись. Парень двигался все быстрее и быстрее, вытряхая юношеский романтизм и животный цинизм, и приближая их обоих к запретной грани удовольствия. За которой, реальный мир становиться воображаемым.
Девушка схватила руками голову Антона и на несколько сладострастных мгновений откинула голову назад, ударяясь о мягкий песок. Раздался стон, присоединившийся к общему хору моря и чаек.
Парень вздрогнул. И в то же мгновение для нее все стало, вновь стало отдельно. Все закончилось.
Закат, сожравший половину солнца, стал обыденным. Ветер подло пронзал холодком, а чайки... Светлана ненавидела чаек. Они мешали спать.
- Почему мы всегда делаем это здесь..? - Антон застегнул брюки и стал потихоньку натягивать футболку.
Света устало улыбнулась. Фонари перестали мигать и светили ярко. Мрак идущий с моря сгущался. Нырявшие птицы успокоились.
- Не знаю. Просто, наверно, ты приходишь сюда в этих штанах, а мне очень нравятся эти штаны.
Она потянула парня за ремень и прижалась к теплому мужскому плечу. Они вместе пошли к фонарям, к стоящей у обочине, машине.
Слишком горяча, чтобы удержать.
Её грудь выглядывала из-под маленького халатика. Ксюша наклонилась за баночкой кофе и от этого выглядела еще сексуальней.
- Ты очаровательна.
Я подошел к ней и рукой, как будто случайно провел по плечу, освобождая красивую, бархатистую кожу от плотной ткани. Пока она, смущаясь, открывала ложкой, неподатливую крышку, мой язык, вдоволь набаловавшись за маленьким, но столь внимательным к словам, ушком, пошел вниз по тонкой шейке.
- Ну, перестань, - смешливо отстранилась девушка. В голосе проскальзывали нотки женского кокетства, такого наивного, перед серьезными, мужскими ухаживаниями. Но кокетства было не достаточно для начала широкомасштабного наступления. Я не спешил.
- Нет, правда. Ты очень красива…
Отойдя к столу и освободив её личное пространство, я стал наблюдать, как фарфоровая чашка, соприкоснувшись с припухлыми губами, обжигает их. И как маленькими точечками, пробегают мурашки.
Относится к женщине уважительно, даже если тебя всего трясет от похоти, чем не потрясающее самоистязание. В её глазах из самца-насильника ты превращаешься в друга-любовника. Передаешь ей искушение, словно прикосновение, мимолетное, в метро, на улице, глаза в глаза, лицом к лицу, в эмоциях, от ярости к восторгу, от случайного столкновения. Не прав тот, кто весь акцент в отношении с дамой, сводит к любви ушами. Слова, остаются словами, если не подкреплять их действиями. Внимательная женская натура, моментально распознает притворство.
Уважение к девушке, даже к юной и не опытной, сродни актерской игре. Только место фразы «не верю», ты услышишь звонкий хлопок, маленькой ладошки по своей щеке и спектакль будет окончен.
Ксения сделала несколько глотков и томно вздохнула, прочитав в моём взгляде, мои истинные намерения. Намерения зверя.
Я поигрывал скулами и изредка, крепко сжимал кулаки, проходя глазами по линии груди, ниже. Естественно и дышал прерывисто. Дышать прерывисто, знаете ли не так просто.
Девушка, дав мне налюбоваться своей красотой, решила чуть-чуть меня помучить, и, взяв за руку, повела в комнату.
Дамы, большие любительницы экстрима. И поиграть со зверями, сами не свои. Потом они могут со всхлипами признаваться, что никак не ожидали, что все закончиться так плохо. К мужчине тоже нужен подход. А сверкать бедрами перед носом, опыта не требуется.
Я сел рядом на диван и смотрел прямо на неё, напряженно копируя не моргающий взгляд удава, завораживающего кролика. А свободной рукой, нащупал пульт, выключил телевизор в углу комнаты.
В тишине, намек на секс, завис в воздухе.
Ксюша теребила пальцами краешек халатика, отводила глазки и немножко изгибалась, прислонившись к спинке. От этих движений, ткань распахивалась, открывая довольно большие груди. Она снова отводила глазки и запахивала халатик. И снова начинала изгибаться, проверяя насколько меня хватит.
Выждав строго четыре запахивания, и выветривание из её белокурой головки, всяких идей об отступлении, я вновь прильнул к этим роскошным губам, как в самом начале нашего с ней знакомства, еще в офисе. Тогда поцелуй был невинным, а теперь я вложил в него довольно много чувств, сначала нежно, а потом, все более нахально проникая в её рот.
Мои пальцы, массируя, пошли от лодыжек, по бедрам, туда, где заканчивается женское самолюбие. Она охнула и оторвалась от поцелуя, обхватив руками меня за шею.
Теперь было можно переходить к стадии нежности. Именно эту стадию в быту большинство мужчин пропускают за ненадобностью. Глупцы. Что посеешь, то пожнешь. Секс лишь промежуточная станция в пути к наслаждению.
Чудеса руками могут вытворять не только фокусники и картежники. Главное вовремя распознать в каких местах скрыты секреты. Можно превратить процесс открытия тайн в увлекательное приключение. С исследованием опасных зон, хаотичным перемещением по всему телу, с экзотическими дольками сладострастной боли, приложенной вовремя.
По пущенным в ход, когтям, я понял, что диван уже маловат для будущих игрищ. Запрокидывание головы, грозило падением на пол, и нарушением столь трепетно выношенной, гармонии.
Настала стадия зверя. Того самого, что таился внутри меня. А не того, что вы подумали.
Зверя, хитрого, двуличного, похотливого. Издающего боевой клич самца и возвращающего мужскую сущность к природному началу.
Я схватил Ксению на руки и, не переставая осыпать поцелуями, понес на кровать, в комнату без окон.
Темнота окружила нас. Но не смогла помешать. Мало видеть женщину и хотеть её. Надо чувствовать женщину и от этого хотеть её. Вот залог долгих сексуальных отношений.
Темнота освободила девушку от сомнительных остатков стеснения. И теперь она вертела мной, издавая звуки, от которых в жизни провалилась бы под пол от стыда. Оксана была настоящей кошкой.
Наигравшись, она готова была отдаться кому угодно. Самое время, зверю выйти наружу.
Зверь кромсал её красивое тело на маленькие кусочки, разбивая об подушки, и крепкими объятиями рук, собирал опять в единое целое. Я наслаждался каждым сантиметром этой бархатной кожи. Каждой ложбинкой, каждым волоском, на потрясающем, дурманящем теле. Я отдал себя всего ей. Выложился весь. Прежде чем иметь право войти в неё…
На утро остались только свежие поцелуи. Ксения обнаружила утро, выйдя из темной комнаты. Её точеная фигурка на миг осветилась солнцем в проеме и умчалась за очередным кофе.
Я не спеша поплелся за ней прогоняя дрему. Без халатика ей было лучше. Красавица, что говорить. А говорить было и не нужно. Девушка сама могла сказать за себя.
- Ты правда хороша…
Я не льстил. Какая лесть после хорошей ночи? Если льстишь женщинам утром, значит врешь. И они это знают.
Оксана потянулась, повела носиком у свеже налитой чашки, вдыхая приятный аромат. Видно тоже была довольна. И чиркнув зажигалкой, закурила «Vogue».
- А ты холеный…, - она улыбнулась.
- В смысле…? – мне было интересно, что она имеет ввиду.
Девушка приблизилась ко мне, рукой обхватила меня за талию и медленно выпустила сигаретный дым в моё лицо.
Стадия своенравности. Женщина показывает свою эмансипированность. Я не шелохнулся и упрямо смотрел на неё. Пусть выпустит пар. В прямом смысле этого слова.
Они всегда рано или поздно начинают кидать в тебя своей независимостью. Демонстрируют свою крутизну, ничуть не уступая в этом мужчинам. Даже лесбиянство, как следствие доказательства мужскому миру их автономии, во многих случаях оставляет самца не у дел. Собственно, глупому самцу, так и надо.
Для меня бисексуальная дама, интересней, тем, что может сравнивать. А иногда и научить чему-то новому, интересному, возбуждающему. Но секс с ласкающими друг друга девицами я игнорирую.
- В смысле, хороший, классный, но… одноразовый…
Я улыбнулся. Это означало: «мы больше не будем встречаться». В вольном переводе с женского. Что ж, мне не привыкать, слышать эти слова. Посмотрим, как ты заговоришь через неделю, детка.
- В таком случае, может стоит подарить тебе вибратор…?!
Я все так же улыбался. А её губки поджались. Сейчас, сейчас. Эти же очаровательные губы, выпустят колкость, обращать внимание, на которую не стоит. Обидная колкость, обычно не содержит истинного мнения женщины. Да, она искусно подобрана и вовремя сказана, но пуста, как безделушка.
- Вибратор лучше. А ты, жеребец, возвращайся к своим мальчикам…
Оксана вспылила и надувшись мыльным пузыриком. Стала спешно одеваться.
Мне оставалось только смотреть. Очень хотелось спать. Выходной выпадал не каждое воскресенье.
Ни досвидания, ни лакового чмокания в щечку. Как очаровательно.
Однако, я могу оказаться именно там, куда ты меня послала, в тот момент, когда тебе захочется секса.
Я несколько раз отжался от пола, взял трубку и набрал номер коллеги по работе.
- Привет Илья. Да… Да… Ксения только что ушла. Конечно. Ты проспорил. С тебя сто баксов, дружище…
С воодушевлением я вернулся в темную комнату и продолжил спать.
Вельветовые шкурки.
Ах, моя замечательная соседка. Из квартиры напротив. Но этажом ниже.
Каждый вечер собирающая у своего окна нескольких, преданных поклонников её незабываемых, вельветовых шкурок. Я сам когда-то стоял там. На улице. В дождь и в холод. Под зонтом и в ливень под развалившимся козырьком подъезда. Ища ответ за тёмным стеклом и наглухо закрытой шторой. Сердце билось часто - часто. В ожидании. В нелепых спорах с конкурентом. До драки. До низменного выяснения отношений. Сердце билось.
Воздух наполнял лёгкие. Словно тело сбрасывало свой вес. И я парил выше и выше. К самому её окну. Голубем, садясь на подоконник. И то одним глазом, то другим, еле ворочая окаменевшей шеей, смотрел. Туда, внутрь. Где она, королева вельвета, уже готовила новые шкурки. Мы все это знали. Знали, что вельвет, не просто наш общий фетиш, по ней. Не просто забава и прихоть. И дрожью проходила истомная мысль при слове "шкурки".
Цепляясь за карниз, боясь шелохнуться, боясь упасть и пропустить её, ждал. Там, где-то при свете лампочки дневного накаливания, за створкой старого комода своей давно почившей бабки, она смотрела на шкурки и решала, какой отдать предпочтение сегодня.
Я долго думал. Тоже. Почему и как, она делает свой непростой выбор? Иных размышлений в голове не было. Не было места. Вельвет поглотил нас. Закутал. Въелся в нас. И став нашей неотъемлемой частью, переварил нас без остатка, выплюнув в грязные лужи двора, за мигающим фонарём. Мы были никто. Мы - вельвет.
Закрыв глаза на миг, всего на миг, дабы не упустить, я воображал, что будет. Что будет, если шкурки повторятся? Невозможная нервозность. Повторение. Бабкин комод не может быть бездонным. Всё имеет начало и конец. Мой конец. Обрыв вельветового полотнища, развивающегося гордым знаменем над жизнью.
Напряжение нарастает. Лампочка качнулась. И рядом с ней появилось слабое свечение зажженной спички. Я чувствовал запах шкурок. Чувствовал запах керосина от горелки в её руках. Дрожь. Сейчас угаснет дневное накаливание. Распыляя накаливание под окном. Значит, шкурка выбрана.
Да. Она выбрана.
Тяжелая штора медленно раздвигается. Конкурент вздыхает. Этот вздох с чувственным ароматом мяты, ландыша, крадётся в нос. Отвлекает. Возмущает. И раздражает. Он портит момент. Портит выход. Портит всё.
А она не знает. Не ощущает этого противного запаха. У неё свой аромат. Аромат моего восторга. Я пропитан. Насквозь. До мягких коленей, подогнувшихся и обронивших на асфальт, полностью уже отрешённую сущность.
Она. Вот она.
Её контур заполоняет сознание. Вельвет. Очищает. Шкурка возбуждает. Да. Новая. Абсолютно новая. Не та, что была вчера. Я никогда до этого не видел, именно этой шкурки. Я уверен. Наверное. Возможно. Может быть...
В окне - вельветовые шкурки. Под окном экстаз. Минутный. Секундный. Мгновенный. Облачный. Затуманивающий. Выпивающий. Обессиливающий.
Вельвет за шторой. Штора из вельвета. Сама по себе фетиш. Сама по себе жизнь.
До завтра. До ночи. До вельветовых шкурок...
Алиска, Кролик, Кот.
Алиска выскочила из комнаты только затем, чтобы получить тазом по голове. Удар был сколь неожиданным, столь и тяжелым.
- Господи. Я уже так стара для всего этого… - подумала она и театрально упала на пол.
К её прекрасному телу потянулись испачканные тортом, заячьи лапки. Смешинки собрались вместе и из-за угла наблюдали, как кролик медленно расстегивает фартук.
- Чудовищно… Чудовищно…
Они перешептывались, но оторваться от зрелища никак не могли. Им было до смерти интересно, чем все кончится. Конечно, сами смешинки такого делать не умели, им не хватило бы силы воли. А подглядывать… Всегда пожалуйста. Да и кролик никогда не запрещал…
Шторки в коридоре опустились. Вместе с приспускаемыми штанами, оголившими тонкие снизу и очень мускулистые вверху, лапы. Коготки торчали из плотного слоя волосков. Огромные глаза, немигающее смотрели на дышащее здоровьем, тело. На налитые груди, подергивающиеся от неторопливых движений когтей.
- Он сделает это… нет…нет…
Смешинки не в состоянии были угомониться. В который раз все повторяется, а они ведут себя одинаково. Как глупо с их стороны. Но на то их и звали смешинками…
Кролик пытливо прислонился к тонкой, женской шейке… Но тут же испуганно отстранился. Из раскрывшейся ладони девушки, вывалился ферзь. Обычный, деревянный.
Вчера ферзя не было. И позавчера тоже…
- Ну, нет… Меня не проведешь…
Фартук кролика заслонил вставшие соски Алиски. Он сам стал озираться по сторонам в поисках посторонних. Пропустив мимо смешинок, его взор остановился на шторе. Кролик сглотнул. Он не знал того, кто достаточно худ, чтобы спрятаться между тканью и стеной.
- Выходи… Немедленно… Ты мешаешь… Я и так опаздываю…
Его писклявый голосок напрягался от страха. Одно дело тупые смешинки, а другое, некто, давший Алиске ферзя. Некто невидимый.
Кролик за одно мгновение понял, кто прячется в коридоре. И не контролируя себя, нечаянно пукнул. Лапки затряслись, натягивая зеленые штанишки.
Смех наполнил пространство вокруг. Смех, больше напоминающий утреннюю икоту или вечернюю отрыжку, после ужина. Такой странный. Такой знакомый.
Смешинки сразу испарились наружу. Одно дело наблюдать за кем-то, другое самим быть объектом наблюдения. Неприятные ощущения.
Объемная туша кота проявилась в момент чирканья кроличьей ширинки. Кот как всегда улыбался…
- … за то я не опаздываю, уважаемый…
Маленький хвостик сзади, мешал кролику носить штаны. Портной не удосужился учесть это обстоятельство, и шил стандартно. Правда, спереди был большой гульфик, но увы, кто будет носить зеленый, задом наперед. Надеть штанишки ширинкой на зад, запрещала сексуальная ориентация хозяина.
- Нет времени… нет времени…
Затараторил кролик смущаясь. Его застукали не в первый раз. Но чтобы кот… Такого не случалось. Штаны жали.
- Нет времени на что…? На ЭТО…?
Кот мягко и с расстановкой спросил, прикрывая глазки и делая из них длинную щёлку, сквозь которую виднелся неприкрытый кусочек Алискиного тела.
Длинные уши сжались. Кролику не хотелось слушать. Явившийся неоткуда, чеширский толстяк, говорил слишком медленно.
- Все же надо стукнуть на него королеве… - сначала подумал он. Но потом осекся. Теперь поздно. Королеве не понравиться его поступок…
- Нет, правда. Совсем мало времени… И что вы имеете ввиду…?
Улыбка кота стала еще шире. Он ухмылялся прямо в кроличью мордочку.
- Имелось ввиду именно ЭТО…
В мгновение ока котяра оказался рядом с Алиской. Кролику не впервой видеть его перемещения, но он всегда удивлялся. Ах, сколько бы он сотворил чудных дел, умея делать вот так…
Толстая лапа откинула фартук и напряженная плоть девушки зачаровала их обоих. Один зафырчал, а другой перестукивая лапами по бревенчатому полу, схватил недостающую деталь своей одежды.
Грудь вздымалась. Веки подергивались…
- Она не спит… - совсем испуганно завопил кролик, накидывая фартук, и прижимая у носу подол с пропитавшимся женским ароматом.
- Не спит…? - удивленно переспросил кот, ему было подозрительным, что кому-то дано заснуть от удара тазом…
- Ах вы… Вашу м… - Алиска вскочила пытаясь схватить хоть одного. Но кролик стремглав ринулся вдоль коридора, а от кота остался в воздухе только сизый дымок с неприятным запахом… - Фу, мерзкие извращенцы… А тебя я еще поймаю, волосатый…
Непонятно кого Алиска имела ввиду, но добавила. - Королева отрубит тебе голову…
What are you doing here, Miss Croft?
KW. Тьма не рассеивалась уже несколько дней. Казалось, прошла целая вечность, после нашей последней встречи. Потрясение оказалось слишком сильным, чтобы сгинуть просто так, не оставив после себя убийственного мрака. И эти постоянные колдобины от осколков под ногами, только усложняли передвижение.
Над вершиной горы парочка лучей солнца, пробив пелену пыли, освещали ровную площадку со скамьей, старой, словно сама гора породила её. Свет, ровным кругом, ограничивал тонкую грань жизни и смерти. Грань оставшейся надежды.
Рядом с каменной скамейкой что-то блестело. Маячком, притягивая к себе. Но пока, поднимаясь, гадать, что это такое, мне не хотелось. А хотелось скорее достигнуть вершины, стянуть с себя чертову кислородную маску и насладиться нормальным воздухом.
Лицо уже давно чесалось от грязи скопившейся под резиновой прослойкой, а тело постоянно зудело, превращая каждое движение в мучение. Да и еще эта отвратительная клаустрофобия. Ну, никак мозг не хотел воспринимать черные стены пыли вокруг, как открытое пространство. Глаза ничего не видели, кроме носящихся вокруг песчинок, укладывавшихся под ноги и заметавших, свежий след от сапога.
После появления вдали светлого пятна, мрак выстроился в коридор, сопровождая ежесекундно, темным взором и осыпая новыми и новыми порциями жгучего песка с пеплом.
Ветер переносил массы вонючей, грязной смеси, с бешеной скоростью заворачивая её в воронки, почти разрывая земную твердь. Мне приходилось постоянно сверяться с приборами, дабы не очутиться в таком вихре, означавшем мгновенную смерть.
BW. Спустя пять минут, после взрыва, физика в моём понимании, перестала действовать. Я был не слишком силен в науке, чтобы разобраться в последствиях, но даже мне было понятно, что процессы природы изменились кардинально. Поднявшийся шторм многие не пережили. Мы ожидали наводнений, всемирного потопа, проливных дождей, ледника, да, в общем, чего угодно, кроме этого безумия.
Я тогда стоял у ворот фермы Андрея Петрова, когда на востоке возникло оно. Оно двигалось медленно, отвоёвывая каждый метр привычного мира с боем. Я вместе с соседями, зачарованно наблюдал за покрытым черной краской, горизонтом. За животными, взбесившимися перед напастью стихии, за сухим порывом ветра, первым атаковавшим поселок. За взлетевшим в воздух, словно игрушка, кирпичным сараем Байковых.
И только когда сарай на приличной высоте раздавило, одним мощным хлопком, и бросило искромсанный кирпич в завевавшуюся публику, я стремглав помчался к машине…
KW. Она назначила встречу здесь. Не в самом спокойном месте континента. Почему? Неизвестно. У этой женщины своя логика.
Странно, но датчик радиации молчал, а сейсмограф верещал, изо всех сил призывая поскорее убираться отсюда. Я помнил, что недавно разлом появился у Уральских гор. Кое-кто смог выбраться живым, и сообщить мистические подробности континентального сдвига. История о том, как потоки грязной воды заливали место, где недавно высились пики с ледяными шапками, вселяла благоговейный ужас в сердца.
Верующие орали о судном дне и чтобы заткнуть их воющие пасти, военные применяли все меры, вплоть до убийства. Но избежать паники не удалось. Эта была даже не паника. Это была всеобщая катастрофа. Без теоретических причин, но за то с вполне ощутимыми следствиями.
Тяжесть сдавила горло. На меня обрушился резкий перепад давления. В голове загудело. Вихрь, поднимая песок, проскользнул в пятидесяти метрах, и снова исчез во мраке. Пронесло.
Странно, что прибор вовремя не предупредил об этом. Да и сейсмограф смолк. На наклонной поверхности физика снова изменилась.
BW. Я двое суток гнал на приличной скорости по бездорожью, скрываясь от преследовавшего темного колосса. Дороги были уже полностью забиты бегущими и едущими на запад людьми. Асфальт превратился в братскую могилу. Не было ни честности, ни веры, ни сострадания. Одна жажда выжить. Человеческие организмы давили друг друга, уничтожали, переступая через мертвых без тени сомнения.
Бензин у меня кончился даже в канистрах, перед самой военно-воздушной базой у Минска. Там, всеми правдами и не правдами, я разжился специальным костюмом, очками, и различными приспособлениями. Угробив одного седого офицера, поживился его запасами, вытащенными на свет Божий. Да простят меня на небесах. Но вряд ли оттуда что-нибудь теперь видно.
KW. Начался крутой подъем. И тяжелые ботинки с шарканьем разводящие ручейки пыли, шаг за шагом приближали к долгожданному солнечному свету.
Каким образом тут, свет пробивался к земле, сказать затруднительно. Одна из новых загадок планеты. Как и загадка зависающих в воздухе, нет, скорее в пространстве, валунов. Воздух это чем дышишь. Вокруг была пыль. И наткнуться на парящий в невесомости здоровенный камень, исчерченный песчинками в причудливый узор, было удивительно.
Под скамейкой однозначно что-то лежало. Маленькое, поблескивающее. Наконец я отчетливо увидел вершину. Мой инфракрасный излучатель пошарив по ближайшей поверхности, показал зеленую точку. Чисто.
Чистота эта несла некоторое успокоение. Она могла возникнуть как от прошедшего недавно вихря, так и от водяного испарения, когда место привычного дождя на землю проливается непрерывный поток влаги с безумной скоростью, смывающий сухую грязь и так же быстро испаряющийся обратно вверх.
Да и никого на вершине не было. И женщины этой тоже. Забавно. Ради чего собственно меня понесло сюда, кроме пустого обещания самоуверенной девки с длинной косой? Бред сплошной.
BW. Польшу затянуло мраком через сутки. Двое ребят с базы посоветовали держаться вместе. И мы совместно, на брошенном джипе докатили до польской границы. Сзади нас постоянно маячила черная стена. Мы знали, что максимум наших возможностей, добраться до Атлантики. Дальше некуда.
Пару раз согрешив вчетвером на прощание на кожаном сиденье с подхваченной девицей, облачились в дурацкие на внешний вид костюмы, перестав что либо слышать. Джип с непривычки разбили у самого Гамбурга, уже брошенного и уныло наводящего на раздумья о скорой, собственной гибели.
Первый парень пропал у впервые встреченного урагана, просквозившего жаром и пеплом по одной из улиц. Его унесло, оставив только оторванные руки. Я отвернулся. Немного рвало. Скоро подобное перестало волновать. В кошмаре ко всему привыкаешь.
KW. Час понадобился для вхождения в свет. Меня озарило потоком солнечного сияния. Ровный круг на самом деле не был ровным, он подрагивал, а тучи пыли на всем его пути рассеивались магическим образом. Сверху висело нечто по форме напоминающее летающую тарелку. Только вот незадача, в НЛО я не верил.
Нагнувшись под скамейку я поднял пластиковый предмет. Он свободно лежал и был легким. Означая, что никакая стихия место его пребывания не затрагивала. В противном случае штуковина была бы унесена за сотни километров и навсегда завалена песком.
Приборы молчали. Анализатор воздуха впервые за три недели подмигнул словом «пригоден». Чушь какая. Невозможно.
Я повертел предмет, приблизив к пылезащитным очкам. Срань господня, это же дистанционный пульт. Что, от НЛО? Хрень…
И где эта дура Лара Крофт, мать её…? И кто она вообще такая, чтобы могла возомнить себя провидицей? Откуда она знала о пульте?
Из стены песка вышла фигура в защитном костюме. Чем-то похожем на мой. Прикоснувшись к маске, фигура стянула с головы всю защиту. Идиотизм, так ведь и сдохнуть недолго.
Под отраженным на очках свету, перед моим взором предстала мисс Крофт. И её пресловутая плетенная, длинная коса. Она укоризненно смотрела на меня. А я остолбенело пялился на появившиеся из под плотного тряпья, огромные груди.
Наверно моей психике пришел конец. Мировые катастрофы не располагают к долгому душевному равновесию.
Ладонь Лары прошла по центру, между шаров, и дойдя к пупку, начала стягивать остатки одежды… Потом она изогнулась и в изящном кувырке, догоняя собственный силикон, вплотную прижалась ко мне.
Я мгновенно вспотел. Зуд стал невыносимым. Глаза заслезились.
Ну что за маразм? Неужели ради этого я перся сюда четыре дня? Придурок…
Она пыталась снять с меня защиту, но я сопротивлялся. Пока не получил пультом по голове сзади…
Простынь была мокрой от пота. За дорогущими пластиковыми окнами уже загорался рассвет. Пульт от телика валялся рядом на одеяле, хотя должен был лежать у изголовья на полочке.
Я проснулся. Машка рядом зашевелилась и, приоткрыв один сонный глаз, рукой плотнее прижала меня к себе. Какой же все это бред…
- Что тебе снилось? - с хрипотцой спросила Маша.
- Да чушь всякая… - отмазывался я. Так хотелось снова заснуть и надавать по морде Ларе Крофт. Стерва, похоже я переиграл в эту сраную игру.
- … с сексом или без секса… - устало переворачиваясь ко мне лицом пролепетала девушка.
- Конечно с сексом зайка… У меня всегда сны с сексом…
Теплые губы.
… он оторвался от поцелуя.
Её теплые губы, все еще смоченные жаркими каплями страсти, стиснулись. Тонкие ручки потянулись обнять, но поздно. Джош отстранился от неё. Она посмотрела ему в лицо, так дерзко, так вызывающе, как всегда смотрела на своих любовников, не боясь ни побоев, ни пощечин. Гнев смешался в этом взгляде с желанием. Мимолетным желанием убить и любить одновременно. В её глазах застыл блеск от слез, которые накопились за ее недолгую жизнь. Слезы застыли, превратившись в ледяные хрусталики, вводящие в заблуждение мужчин-проходимцев.
Но этот был другой.
В чем разница она не понимала. Но в каждом мгновении, в каждом прикосновении его, к ней, чувствовалось что-то, чего не было раньше. Упрямый вздох вышел из груди. Рассчитанный показать томную игривость, но никак не озабоченность их расставанием.
Он все понял.
Тяжелая ладонь прошла по её плечу по нежной, бархатистой коже. Так приятно, так унизительно приятно. Вслед за перебором грубых пальцев, по шее пробежали мурашки. Они, словно след от ночных ласк, последним прикосновением, говорили о неминуемом конце. Льдинки оказались в темноте. Длинные ресницы опустились вниз закрывая глаза.
След прервался.
Внутри, она готова была упасть на колени и молить этого человека, чтобы не уходил, не бросал её, такую одинокую, в эту пропасть, возникшую в твердыне, из слипшейся мимолетности и разочарованности. Ту твердыню, что она сама так усердно лепила последние годы. А Джош сумел рассеять все за одну ночь… Увы, гордость осталась непреклонной. Кипящая внутри, женщина была холодна снаружи.
Душа кричала в темноту комнаты о помощи. Безмолвный крик, наполнил воздух звоном, бьющихся, вчерашних бокалов с шампанским. Сладким шампанским, привкус которого еще оставался во рту, вместе с игрой упрямого языка, вместе с бьющимся сердцем, в такт плавных движений.
Душа тянулось к нему. Единственному из всех. Такому близкому сейчас и такому далёкому, вчера. Она знала. Череда вечера и утра, солнца и луны, в пустоте, окружающей жизни. Карусель, кружащая голову. Дурманящая. Отнимающая рассудок. И не дающая ничего взамен себя. Он уходил. Навсегда.
Дверь захлопнулась.
Механизм, смазанный потом и горем, остановился. В тишине комнаты сердце отсчитывало секунды от Рая. Падение в пропасть. В бездну. В Ад.
Он не остался. Он сделал свой выбор.
Они могли быть вместе. Закончить все тут, вдвоем. Но нет, он ушел умирать один. И она должна умереть одна.
Стук сердца, колокольным боем, бил в стены и отражаясь тряс воздух, топил лед в глазах, возвращая потоки непролитых слез. Мешал волосы с истерикой, кидал по кровати и отнимал, нет, вытряхивал остатки всякой надежды.
Долгие минуты падения. Уже слышны звуки Ада. Облака ушли вверх. Чернота.
Её красивые пальцы сжали безразличный металл револьвера. Нёбо оцарапалось дулом.
Сердце рвалось наружу. Душа не принадлежала телу, она принадлежала Джошу. И уходила вслед за ним.
Душа в Рай, а тело в Ад.
За секунду до выстрела наступило безмолвие. Всё разделилось.
Её кукольная фигурка дернулась и резко обвалилась на пол. Теплые губы, с уже высохшими каплями страсти, разомкнулись…
Ненасытная особа.
- Давай не будем больше об этом, ладно…?
Надя отодвинулась от Коли и обиженно поджала губы. Она всегда делала так, когда хотела, чтобы её не ругали. Как провинившаяся девочка, лет восьми.
- Хорошо. Но обещай мне, что не будешь больше разговаривать с Павлом…
- Конечно, - моментально ляпнула девушка, и по укоризне во взгляде Николая поняла, что согласилась слишком быстро.
- … И не только это. Никаких звонков ко мне в квартиру, пока я на работе. Ну?
Куча маленьких, плетеных косичек, затряслась в унисон. Надежда была готова на все, только ради звона ключей от его дверей с десяти до полпятого. Даже если придется ограничиться дежурным звонком Павлику, из ванной под шум струи душа.
Она вспоминала своего «бульку», нежного, отзывчивого, страстного. Такого удивительно забавного с ней и грозного, беспощадного с остальными.
Если бы, этот жалкий очкарик, лежащий с ней рядом ночью, знал, что стоит ей сказать «фас» и «булька», разорвет его щуплое, мохнатое тельце, в клочья. Ах, если бы он знал, кто подарил ей огромный халат с инициалами, кто купил серьги и браслет…
Надя потянулась и довольная своей ролью двойной любовницы, устроилась под сухопарый бок Кольки.
Но и этот очкастый, сексуальный маньяк, тоже ей нравился. «Буля», мог усладить её животный инстинкт самки, но между ног не имел такой штуки, чтобы довести до трех оргазмов подряд и приступа эйфории.
Приходилось держать двоих парней. К подругам, Надежда ходила с Пашей. Он поигрывал мускулами и на них все равно не смотрел. Только на неё. От чего, девчонки злились безумно, доставляя ей неописуемую радость.
А родителям, она показывала Колю. По виду старший научный сотрудник Госнадзора, он годился на роль воображаемого супруга, почти идеально. Мама, с её шестью классами образования, таяла, при одном виде открывающегося рта Николая. Чего еще нужно?
Девушка часто думала, каким образом, совместить удовольствия? Так хотелось заняться сексом с двумя этими мужчинами, одновременно. Но, увы, они терпеть друг друга не могли. О компромиссе не могло быть и речи.
Она не раз, хитро намекала на групповое соитие, и всякий раз, получала категорический отказ от обоих. Эти глупые создания не понимали, как приятно было бы ей… Дураки.
Хорошо хоть у них не хватало ума догадаться, о её помыслах. Несколько месяцев Надя спала с Колькой ночью, а днем, кувыркалась в той же постели с Пашкой. Ходила с последним по магазинам и держала его возле себя, как цепного пса.
Паше она рассказывала, что эта, четырехкомнатная квартира, её. А Коле, что убирает его вещи в платяной шкаф, потому, что хозяйственная и не любит раскиданных вещей. Правда он не удивлялся постоянно немытой посуде в раковине, но уже как две недели, «булька» перемывал все тарелки.
- Дорогой, ты никогда не думал, что женщине хочется немного большего…?
Она почти шепотом, проговорила из-под одеяла.
- Большего…?
Парень засмеялся. В их сексуальной жизни, данное слово не употреблялось. С такой оснасткой, как у него, жаловаться не на что. Редкие мужики, имеют размер, больше.
- Ну, да. Нам стоит разнообразить интим…
Парень отложил книжку и внимательно посмотрел на маленький носик любовницы.
- Что ты имеешь ввиду…? Только не начинай снова о групповухе… Меня тошнит от этого.
- Ну, медвежонок, это же так здорово…- Надя вовремя спохватилась. – ...Наверное…
- Нет, милая, я не смогу делить тебя с другим мужчиной. Ты у меня одна. И я у тебя должен быть… один.
Коля сунул руку под одеяло и пощекотал девушку за бочок. Но она не засмеялась, а надулась и снова укрылась с головой.
- Прекрати дуться, кроха.
Его рука пошла по бедру. Надя не реагировала, она знала, что сейчас будет. После её настырных просьб о присоединении третьего участника, начинался неугомонный секс. Пара слов про кроху, два шлепка по заднице, вот и вся прелюдия.
И она терпела это хамство ровно до той секунды, пока Коля не закидывал её ноги себе на плечи. Тогда её пальцы хватали его за волосы на груди и замирая в экстазе, девушка чувствовала его недюженный размер.
А ласки и нежность… будут днем, когда прибежит верный ей, «булька».
- Песик, можно спросить тебя…?
- Да, моя хорошая, я готов на все, ради тебя…
- На все, на все…?
Надя приложила свой мизинец к его мясистым губам и ловко запрыгнула на парня сверху.
- Мне иногда хочется такого, чего я раньше не делала… Никогда…
Последнее слово она подчеркнула особо, чтобы Паша не подумал о ней, как о распутной девке. Ей часто приходилось развевать его сомнения на счет наличия у неё другого мужчины. Он все-таки иногда натыкался на оставленные в ванной станки для бритья или мужской одеколон. И тогда она очень злилась, потому что начинала придумывать невероятные вещи в оправдание. Хорошо, что Коля был помешан на чистоте. И Надя с чистой совестью дарила еще не начатый флакон, своему любовнику.
- Ты уверена, что хочешь этого, можно и разочароваться…
- Почему…?
Девушка наивно изображала глупую улыбку, а внутри нарастало раздражение. Почему мужики могут себе позволить переспать с двумя красотками, а им, женщинам, запрещается провести вечер в обществе двух красавцев-самцов, дабы не прослыть законченной шлюхой?
- Мужчины редко терпят конкуренцию, киска… Я бы сразу убил негодяя, если бы он посмел тебя прикасаться…
Она не могла не поцеловать его за эти слова. Прямо в широкий рот. Куснула за кончик носа, за квадратный подбородок, и пошла кусать ниже… Пока Пашка не выдал первый, томительный вздох.
Этот накачанный парень, мог действительно свернуть шею Кольке. Она так боялась их встречи, когда два самца сойдутся в битве на смерть, ради самки…Ради неё…
Но с другой стороны, ей так хотелось увидеть этот момент, и испытать настоящий оргазм, а не поддельное кривляние, как она часто делала. Надя жаждала бурного секса с двумя замечательными ребятами.
- … с двумя…, - не выдержав прошептала она, откидывая одеяло, еще подозрительно пахнущее, Николаем.
- Киска, ты что болтаешь…?
- … с тремя…, - в экстазе, громко, выкрикнула девушка, залезая на излюбленную позицию сверху.
- Да что за бред ты несешь… Киса…?
Сумасшедшие глаза Надежды, отрезвленные окликом, открылись и она, как обычно, принялась ублажать качка.
- Ах, мой «булька»… «булька»…
«Булька» схватил своими большими ладонями, её маленькие груди и с силой стал их тискать, толкая сидящую на нем девушку в такт резким движениям…
- Мать твою…
Только и вырвалось у Паши, когда он, содрогаясь в сладострастных конвульсиях, откинул голову назад, свесившись с широкой кровати.
Надя перестала дергаться. Её изумленный взгляд, устремился туда же, куда уставился любовник. Сердце, казалось, вот-вот перестанет биться.
В дверях спальни, с ухмылкой, и большой бейсбольной битой, принадлежавшей «бульке», стоял Николай…
Коля приблизился к кровати. Бита в его руках качалась из стороны в сторону. Она не шла ему. «Слишком худой и слабый», - подумала девушка.
Она сделала неуклюжую попытку слезть с «бульки», но крепкие руки не дали её этого сделать. Внимательный взгляд Павла, не отрываясь, следил за каждым движением конкурента. Особенно внимательно за деревянным предметом, завораживающим, словно маятник.
Скулы, лежащего на кровати парня уже подергивались в напряжении. Покрасневшие глаза рассерженного владельца квартиры, испепеляли, застывшую в такой, одназначно предательской позе, Надежду. С каждым новым его шагом к кровати, как в замедленной съемке в кино, атмосфера накалялась.
Надя была готова в любой момент соскочить с накачанного любовника и броситься в угол, когда самцы сойдутся в схватке. Она была близка к истерике, а глядя на обоих ребят, в одной комнате, таких возбужденных, вспомнила все свои фантазии. Ей с огромным трудом удавалось сдержать себя от нахлынувшего оргазма. Прекрасное тело содрогнулось, Надя тихо застонала и изогнулась, ощущая прилив блаженства.
Время немилосердно затягивалось.
С каждой секундой девушка все больше понимала, что что-то идет не так. Не так, как она предполагала.
Николай, своими длинными, ухоженными пальцами, коснулся Надиных ягодиц, и крепко схватив её за половинку задницы, дотронулся губами до губ разгоряченной девицы. Её рот немедленно открылся, впуская в себя умелый язык любовника. Но нежные ручки, беспомощно болтались, не в силах рискнуть, и обнять парня за шею.
По ногам Нади, медленно загуляли, мускулистые ладони Паши, пока и они не остановились на второй, свободной половине женской попы.
Надежда не знала, что будет дальше. Ей так хотелось кровавой битвы. Чтобы ради её красоты, кто-то погиб, а она смогла отдаться на волю победителю. Но с другой стороны, она настолько сильно думала о сексе втроем, что его неописуемая близость, породила еще один оргазм, сильнее прежнего.
Оторвавшись от поцелуя и сжав кулачки, Надя вскрикнула. Напряженное тело несколько раз содрогнулось, словно обливаемое ледяной струей горного водопада. И тут же расслабилось, в ожидании порции новых ласк…
«Булька» все так же неусыпно следил за битой. Все его мускулы подергивались, а сидящая на нем девушка, почувствовала, что он сильно возбужден.
Одна его рука, довольно чувствительно сдавливала ягодицы, а вторая, по плечу Надежды, потихоньку, двинулась прямо по шелковой рубашке соперника, пока не достигла кисти, вцепившейся в биту.
Взгляды двух парней встретились.
Никаких взрывов и катаклизмов не произошло. Паша сжимал ладонь конкурента, пока тот не выпустил биту. Та коснулась пола, и почти бесшумно, упала на мягкий ворс ковра.
Надя сглотнула. Таким злым и сосредоточенным, она еще своего «бульку» никогда не видела. А Николай, уже без биты, был теперь абсолютно беззащитен…
Развязка была близка.
Коля медленно снял рубашку и бросил на кресло. Его тело, покрытое волосами почти везде, плотно прижалось к Наде сзади. Девушка перестала себя контролировать и вся отдалась воплощающейся в жизнь, фантазии. Она, то двигалась назад, к щекочущим ей спину, волоскам Николая, то полностью ложилась на мускулы Павла. Неописуемое наслаждение Она могла продолжать так двигаться, бесконечно. Пока не кончаться силы, пока её бездыханное тело не перестанет, что-либо чувствовать. Да она была готова умереть в любой из этих замечательных моментов.
Один мужчина целовал её грудь, другой нежно покусывал за шейку и ушко. Их руки уже хорошо изученными маршрутами двигались по Надиной коже, а когда встречались, старались найти самое чувствительное место, и как соперники на соревновании, дарили все новые и новые ласки, все новое и новое наслаждение…
Надя снова вздрогнула. Её душа готова была вылететь из тела от сотрясающих его конвульсий. Такого блаженства, девушка никогда не испытывала. Ничего подобного в прошлом…
Мир стал призрачным. Лица туманными. Тела абстрактными. Любовь превратилась в наваждение… Девушка слышала миллионы голосов, шепчущих ей о страсти, и жмурилась от пронзающей уши, тишины. Она постигла смысл жизни, и моментально забыла его, умерла, и вновь возродилась. Камнем упала вниз, как птица, разбилась, растерялась, рассыпалась на миллиарды маленьких грез…
В глазах стоял силуэт Виктора, красавца-аристократа, с которым она познакомилась вчера в ресторане. Надежда знала, что не любит ни одного из знакомых мужчин. Но была бы теперь не против пригласить Витю в их маленький семейный круг…
Девушка была безмерно счастлива, что сумела воплотить своё желание. Смогла обольстить самцов, ловко, как наивных детишек…
С этим чувством, она открыла глаза и снова замерла в шоке. В такое невозможно было поверить. Её «булька», ручной пес, гладил тыльной стороной ладони, небритую щеку соперника. И в его взгляде уже не было ненависти и злобы. Было что-то совсем другое.
Невозможно.
Коля наклонился к Паше, и Надя не удержалась, зацепившись за края одеяла ногой, опрокинулась на пол… Она подвернула руку и больно ударилась локтем. Даже слабо пискнула, когда хрустнули косточки…
Но никто не протянул руки помощи, никто даже не обратил на её падение никакого внимания. Пока она всхлипывала от боли, и с безумной злобой смотрела на двух бывших любовников, те целовались в засос, на кровати, в которой еще секунду назад, она, была императрицей…
Боже, за что такая несправедливость…?
Надя тихо плакала, усевшись на кухонный столик. Она не хотела знать, что происходит там, в комнате. Только теперь она поняла, как нежно и тонко её поимели…
Парни, оказалось, были давно знакомы друг с другом. Мало того, были любовниками. А она, кому теперь нужна, без квартиры, без машины, без дорогих украшений.
Её эротические грезы, поломали ей жизнь. Низвергли на самое дно…
- Наденька, не переживай так…, - обнадежил её, зашедший на кухню «булька», - …мы хотим сделать тебе еще один сюрприз.
Следом зашел Коля и сразу прижался к мощному торсу Паши. И как она раньше-то не заметила, что между этими двумя, имеется связь. Её провели, как последнюю дуру…
- Боже мой, вы уроды… извращенцы. Как вы могли так со мной поступить?
Но они стояли и улыбались ей в лицо. Улыбались так, как она улыбалась им, симулируя оргазмы и принимая подарки.
- Я, вашу мать, женщина…
Надя схватила пепельницу и швырнула в эти довольные хари.
- Ты не женщина, Надюша… Ты прокладка… обычная прокладка…
Девушка закричала и стала бить ногами по деревянным полочкам кухонного гарнитура. - -- Сволочи… Все мужики сволочи…
На всю квартиру загремел дверной звонок.
- О… Подарочек…
Волосатый торс Николая, оторвался от поглаживаний «бульки». Он вышел с кухни, встречать пришедших.
Надежда думала, куда теперь ей податься, чтобы не остаться голодной и без мягкой постели ночью. И она знала, куда пойдет, когда соберет вещи и хлопнет дверью этих голубых обманщиков. В своих чарах она, конечно, сильно разуверилась, но этот парень так смотрел на неё, он явно хотел переспать с ней. Так что не все еще потеряно. Стоит только немного постоять у ресторана и напроситься на ужин. Глаза у аристократа, были наивные и добрые…
И эти глаза смотрели сейчас на неё, ставя жирный крест самообману женщины-прокладки.
- Познакомься, Наденька, наш новый друг, Виктор… Ты ведь так хотела с ним познакомиться вчера…
Можно я буду твоей подругой?
И без сказочных желаний, вопреки своим страданьям,
Мы безропотно сживаем, дни свои, потомкам в назиданье.
Двое вышли из бара в ночь. Вспыхнул огонек спички. Ладонь загородила сигарету.
В разных, можно ипостасях, плоть земную утешая,
Вспоминать её порывы, о душе не вспоминая.
Она закурила. Дымок выдоха ушел вверх. Кашель. Смех.
Как не называй любовь, те же все, желанья и стенанья,
Как любовь не забывай, снова слезы, крики, и страданья.
Каблуки застучали по тротуару. Две пары. Шли двое. Одна пара.
Свет. Померкнет. Злость. Утихнет. Жажда, вскоре утолится.
В темноте, по доброте, как же жить и не влюбиться.
Остановка. Автобус не подошел. Тоска. Еще сигарета. Еще огонек спички.
Лицо рядом. Рядом губы. И так сердце странно бьется.
Время рядом, за спиною, очень близко. Время льется.
Ветер перебирает платье. Ветер навивает мысли. Ночь пьяная. Часы на запястье.
Этот путь, куда встанешь ты однажды. Не достоин причитаний,
Что на ушко ночью скажет, твой любовник, засыпая.
Джинсы. Легкая рука на колено. Непонимающий взгляд. Раскрытые створки губ.
Тихо от любви хмелея, погружаясь в подсознанье,
Верить сердцу, иль не верить? Нет для сердца оправданья.
Сдержанный смех. Сигарета гаснет. Очки на асфальте. Рука тверже. Лицо к лицу.
Поцелуй. Тело дышит, задыхаясь. От единства естества.
Слившись вместе, отмывает, души наши от греха…
Робость. Слабость. Стеснение. Рука на щеке. Слезы. Поцелуй. Бездонные глаза. Шепот.
- Аня, можно я буду твоей подругой…?
Восемнадцать тонн конфетти…
Четыре. Двадцать три. Пятьдесят.
Окна. Песни. Звук. Радио.
Прохожие. Зонтики. Лица. Улыбки.
Лужи. Дождик. Асфальт. Небо. Радуга.
Я стоял у обочины и ловил такси. Никто не останавливался.
Ни справа, ни слева. Ни знака. Молча проезжали. Брызгами из под колес, пачкали брюки.
И вдруг – она. Белое платье. Букет цветов. Счастье.
Она остановилась рядом со мной и тоже подняла руку.
Я смотрел на неё. Она смотрела на дорогу.
- Привет…
- А…? Привет…
Только заметила меня. Я что, столб? Нет объявлений.
Только эти глаза. Её прекрасные губы. Алая помада.
- Может вместе поймаем…?
- Что поймаем…?
Намек. Нет. Просто слова.
- Такси..?
- А…
Разочарование. Нет. Опять те же слова. Солнечные лучи. В цветах. У неё праздник.
- Подарок…?
- Что…?
- Цветы…
Белые зубы. Ровные. Ласковая. Уверенная.
- Нет, нет…
Кивок. Взгляд вниз. Смущение. Воспитание.
- Красивые…
Глядя на её носик. Не сразу. Для начала.
- Да.
- Кому-то…?
Букет вверх. Белые розы. Красные розы. И еще что-то. Великолепно.
Кивок.
Брови дугой.
Нет. Не так. Нужны слова.
- Почему не наоборот?
- Не знаю…
Вздыхает. Мечтательница. Ребенок. Наивна.
- А хотите…?
- Что?
- Цветы…
- Зачем…?
- Вам…
Удивление. Робость. Красивая. Но грустная.
- Мне…? Я…
Отошел. Рядом в ларьке. Цветы. Полторы тысячи. Деньги. Грязь.
Машины мимо. Асфальт сохнет. Люди идут молча. Она стоит.
Платье. Кружева. Вырез. Искушение. Второй букет.
- Вам…
- Мне…
Нет вопросов. Очарование. Улыбается. Видно, что редко.
- Вы всем женщинам, так…?
Тепло. Чувственность. Забота.
- Нет.
Стряхнула с плеча волосы. Длинные. Прекрасная.
Машина останавливается. Рядом. Каштановый «Вольво». Не мой вкус. Не её.
Выбора не велик. Понимает. Подаю руку. Сажаю в салон. Садится. Смеется.
Мнется платье. Опять стесняется.
- Вам куда, мадам…?
- Мне…?
Слишком вопросительно. Не доверяет. Не спешить. Улыбаюсь. Отвечает.
- На Героев Рыбачьего 28.
- На Героев Рыбачьего…
Говорю водителю. Согласен. Сумму не оглашает. Знаток.
Поехали. Она задумалась. Отвернулась к окошку. Все не так. Ждет…
- Джон…
- Правда…?
Смеется. Дождалась и не верит. Знала что скажу, но не верит. Странная. Интересная.
-Точно…
Тоже смеюсь. Смотрю на второй букет. Ни одной розы.
- Вы любите розы?
- Не люблю…
Угадал. Хорошо. Слов больше, чем одно. Уже знакомство. Уверен. Смотрю ей в глаза.
Читай по губам. Страсть. Читает. Догадывается. Боится.
- Маргарита…
Но хочет. Карие глаза. Тонкие брови. Ямочка на подбородке. Самостоятельная.
- Вы – дева…
- Как вы угадали…?
Дева. Несомненно. Целеустремленная. Амбициозная. Домашняя. В клетке. Кто-то запер.
- Едите к подруге…
Недоуменно смотрит. Удивляется. Букеты кладет на колени.
- Откуда вы знаете…
-Догадался…
Всегда так. К подруге. В платье. Одинаково. Но букет…
- У неё свадьба или день рождения…?
- Свадьба…
Кивает и изучает. Внимательно. С интересом. Оценивает.
Рискую. Осторожно. Даже нежно. Беру за руку. Маленькие пальчики. Классический, красный лак на ноготках. Без кольца. Без украшений. Не богатая. Замечательная.
- Вы не замужем…
- Нет…
Вздыхает. Томится. Что-то гложет. Переживает. Все еще не верит.
Ближе. Игра глазами. Чуть-чуть заботы. Пару капелек возбуждения.
- А вы…?
- Я тоже…
Смеемся. Вместе. Гораздо лучше. Не отвожу глаз. Чувствует. Боится.
- Вы на свадьбу идете одна…?
Пугается. Теряется. Возбуждается. Я улыбаюсь.
Кивает и уходит в себя. Так не пойдет. Не знает своей натуры. Волшебное чудо.
- Нет…
Испуганно. По-детски. Лжет. Краснеет. Перебирает розы. Хотя их не любит. Просто принимает решение. За и против. Будет, не будет.
- Кто-то с Вами…?
Я оборачиваюсь по сторонам. Она снова смеется. И признается.
- Да, нет…
Не понимаю. Женская логика. Согласие отрицания. Отрицание согласия. Уточняю.
- Так «да» или «нет»?
- Одна…
Смотрит на меня. Взгляд вниз. По галстуку. По пуговицам синей рубашки. Ещё вниз. Как знакомо. Узнаю. Женщину.
- Может быть все же не одна…?
Настойчиво. Даже навязчиво. Не ради её подруги. Не ради свадьбы. Не ради цветов на коленях. И она знает, что ради неё.
- Возможно…
Я осторожно облизываю губы. Она видит и на секунду замирает. Становиться зависимой. Притягивается магнитом. Закипает.
- Если вы не хотите, я не буду настаивать…
- Нет. Все в порядке. Мне одной и правда, будет довольно скучно…
Слова потоком. Услада для ушей моих. Наслаждение согласием.
Я изучаю её. Изящную шейку. Густые, темные, волосы. Закутанную в лепестки, грудь. Она следит за моим взглядом. Заворожено наблюдает за моей ладонью, ложащейся к ней на колено. Моя кожа чувствует тепло её тела… Осязает. Вязкость её дыхания…
- А Вы… Вы ведь куда-то хотели поехать…? Ловили машину…
- Я ждал вас…
Я пленил её улыбкой. Маленькой выдумкой. Она поняла. Засмеялась. Больше не грустила.
- А по правде…
- Все просто. Я хотел поехать домой.
Чем проще, тем лучше. Комплименты и правда. Смесь пьянит девушек.
Она начала хмелеть. Движения приобрели плавность любовной игры…
- Почему не поехали?
Я одарил её улыбкой. Провел мизинцем по цветам. Подвинулся вплотную. Прошептал на ушко ответ.
Увидел, как она тает. Льется. Принимает другие формы. Заполняет ароматом салон.
Наши руки разъединились. Она дарила улыбку прохожим. Ослепительную.
Я отсел. Дал ей ощутить. Понять. Пережить. Осмыслить.
Подхватил выпавший букет. Букет роз. Она даже не повернулась. Не заметила. Грела лицо. На солнце.
Мы вышли.
Дверца хлопнула. Водитель посигналил.
Небо. Белые облака. Огромная радуга. Белое платье Маргариты. Охапка дурманящих цветов.
Она взяла меня под локоть. Мы вошли в подъезд. Поднялись. Позвонили. Не я. Не она. Мы.
Её глаза ждали моего взгляда. Мои ждали её тела. Оба хотели уединиться.
Дверь открылась. Громкая музыка. Звуки. Дурман праздника нахлынул на нас. Рита заволновалась. Затормошила букет.
Большой коридор. Много одежды. Запах еды и алкоголя. Приветствия. Незнакомые лица. Глупые фразы. Ни о чем.
Полненькая девушка. Вышла на встречу. Объятия.
- Риточка, я уже думала ты не приедешь…
И на меня. Недоуменно. Вопросительно. Недоверчиво.
- Это… Джон…
Я кивнул. Широко улыбнулся. Расположил к себе. Моментально. Втерся. В доверие.
- Ты никогда мне не говорила, что…
Смех. Рита. Подруга. Букет из рук в руки.
- Прости… Мы пятнадцать минут назад познакомились.
Она обняла меня. За шею. Коснулась щекой. Потребовала внимания.
Поцеловала. Страстно. Зажигательно. Многообещающе.
Отстранилась. Нахмурилась. Посмотрела в глаза. Попросила.
- Скажи мне еще раз про…
- …что…?
- …про конфетти…
Капля экстаза.
Анна судорожно била ногами по ножкам кресла. Костяшки пальцев, то стискивали, почти до синевы в руках, пластиковые ручки, то безжизненно разжимались от усталости. Она понимала, что надо расслабиться, и получать от процесса хоть какое-то удовольствие, но не могла. Каждое его прикосновение, повергало девушку в трепет. Спина уже была мокрой, и лямки лифчика, прямо под кофточкой, ужасно натирали. И вообще, она так перенервничала.
Но что поделать, Аня сама, по собственной воле пришла к нему, и он теперь мог измываться над ней, сколько хотел. А этот мужик, казалось, был ненасытен. Каждый её всхлип приводил его в неописуемый восторг. Он тихо улыбался и продолжал. Отвратительные звуки в комнате, грозили разорвать перепонки в ушах, чтобы она не смогла никогда больше слышать.
Девушка мечтала, чтобы это истязание быстрее кончилось. Лучше бы её пять раз изнасиловали, чем она еще раз решится довериться Петру Олеговичу.
Аня с ненавистью вспомнила своих подруг, которые на перебой расхваливали этого садиста, как лучшего профессионала. Если и есть у экстаза граница, то вероятно она пролегает именно тут.
Глаза девчушки излучали боль. Раздвинутые губы, открытого рта, подергивались в невозможном крике о спасении. Пахло отвратительно. Яркий свет в лицо, выдавал, наверняка, каждый прыщик.
Аня могла вот-вот заплакать. Неужели все через это проходят? Это только в первый раз так больно? Или такая боль будет всегда?
Мужик не отвечал на эти вопросы. Лишь изредка он поправлял рукой её подбородок. И она снова начинала сжимать рукоятки.
В те, нечастые секунды, что садист отрывался от неё, она пыталась восстановить сбившееся от большой дозы адреналина в крови, дыхание. В кресле уже должна была быть лужа. От возбуждения и страха, Анна потела невыносимо, не помогла даже хваленая «Рексона».
Это был ужас. Пытка, достойная пера Маркиза Де Сада.
В следующий раз этот мужчина притронется к ней только под общим наркозом. Если она еще когда-нибудь даст к себе притронуться такому мужчине.
Мгновенно пронеслась мысль, что если бы на его месте была бы женщина, то она бы была явно поласковей… Аня выкинула этот бред из головы, когда Петр Олегович, отодвинулся и придирчиво осмотрел её, взмыленную и выжатую, словно губка.
Аня и правда была на последней стадии нервного истощения.
Боже спаси от повторения…
- Ну что ж, вот и все, Анечка… А теперь можешь успокоится и закрой ротик…
Девушка боязливо смотрела на старого мужика.
- Если будет желание, приходи ко мне еще раз… Над тобой еще надо работать… Такой запущенный случай…
Анна еле отошла от шока. Приходить к нему еще…? Ну нет… Лучше она найдет другого профессионала, который сделает все менее болезненно.
Покинув лобное место, девушка отдала пятьсот рублей в мозолистую руку, обтеревшую ей всё лицо. Стараясь не смотреть на него самого.
Нет, больше никогда… Никогда…
- Спасибо, а когда болеть перестанет…?
Она спросила так робко. Губы не слушались. Ей казалось, что щеки у неё несколько перекошены, а язык еле ворочался.
- Да не бойся ты… Перестанет. Что вы все, молодые девчонки, такие боязливые…?
Аня накинула курточку и с неприятным ощущением прилипшей к коже одежды, вышла.
Она остановилась в коридоре у зеркала. И увидев своё отражение, поклялась, что никогда больше не пойдет к дантисту. Пусть хоть все зубы вывалятся.
Сашенька в ванной.
В открытое окошко заглядывало солнце. Маленькие кухонные шторки шевелило теплым ветром.
На подоконнике сидел серый голубь. Он одним глазом посматривал на кошек внизу, а другим изучал ароматную булочку с мятой, лежавшую на столе.
Шум с улицы наполнял комнату, как наполнялась ванна, в которой с блаженством разлеглась Сашенька. Она брала в одну руку маленькое зеленое мыльце, а в другую, большую ярко-розовую губку. Намыливала её. Поднимала тонкую, красивую ножку над водой и проводила губкой по нежной, влажной коже. Наслаждалась и жмурилась от удовольствия. Смотрела, прищурившись, в висящее на двери, зеркало, где был виден голубь.
Где-то вдалеке заиграла песня. Девочка, не зная слов, стала подпевать, сочиняя на ходу свои стихи. Она пела. Её юный голос, шел по трубам вниз и вверх, откликался в бетонном полу, глушил приемники, и будоражил воображение соседей-мужчин.
Она знала, что они слышат. Знала, что любят её пение. Так же, как любят её саму.
Даже глупый, соблазненный булочкой, голубь прислушался. Не замечая подкрадывающейся сбоку, кошки.
Губка намыливалась. Пенка спадала на пол. Удовольствие разливалось по телу. Глаза закрывались. Вода прибывала. Голос становился тише. Умиротворённее. Слух обострялся, боясь потерять связь с красивой песней. Птица шагнула в окно. Кошка прыгнула.
Во дворе крикнули. Песня оборвалась. Саша смывала пену с лица, а кошка вкушала, свежую голубиную кровь из теплой, трепыхающейся в пасти, тушки. Отражение в зеркале, расходилось яркими кругами от брызг, летящих из алюминиевого душа, на еще не сформировавшиеся, женские прелести.
Кафель собирал пар, отходил потом, от дыхания. Показывал девочку в сотнях разных поз. Ломал и коверкал её фигуру. Делал акценты на плечи, сужая и так тонкую талию, расширяя бедра. И вновь обливался водой с растряхиваемых по ванной, волос.
Душ под напором изгибался, бился в слабых руках. Хотел обвиться, обнять красоту, прижаться к ней, впиться в неё. Желал стать одной из артерий несущих молодую, горячую, словно его вода, кровь. И не смея сделать этого, проливался мощным потоком, рассыпаясь в радугу, орошая каждый миллиметр плоти, заставляя обильнее потеть, кафель.
Сашенька встала. Капельки побежали вниз, с длинных прядей, по плечикам, впадая в маленькие речки, собираясь в ложбинках ключиц в озера, и снова стекая, оставляя после себя холодок и возбуждение. Поверхность воды, разбитая каплями, дрожала, напряженно принимая обратно саму себя с отмершими чешуйками. Собиралась в единое целое, за секунду до того как, выскочит пробка и она не закружится в финальном, уводящем в никуда, водовороте.
Зеркало вместило всю Сашу. Оно приняло, присмотрелось. Восхитилось. Озарилось подглядывающим солнцем. Девочка предпочла смотреть на себя одну большую в зеркале, отворачиваясь от остывающего кафеля.
Дверь дернулась. Ветер прошел в комнату. Кошка, испугавшись, выскочила обратно в окно с недоеденным голубем в зубах. Леопардом в прыжке. Роняя перья. Лапой задела старый металлический графин. Тот нехотя пошатнулся. Наклонился. Потек свежим молоком на пол. Опрокинулся окончательно, пачкая обои по всей кухне.
Девочка сняла с крючка полотенце. Заметила кошачий хвост. Улыбнулась. Ступила на деревянную дощечку. Еще раз тряхнула головой, расправляя мокрые волосы.
Ткань соприкоснулась с телом. Приняла влагу. Приняла тепло. Впитала, сохранила, энергию. Подарила взамен нежность своих ворсинок. Она укрыла хрупкое создание, как укрывает улитку её панцирь. Обволокла Сашу с головы до пят, не давая прохладе уличного ветра, нарушить их гармонию.
Сашенька выглянула в окно, испачкав ступни в молоке, шлепая по линолеуму, маленьким, пушистым лягушонком. Она подарила улыбку всему двору. Соседям. Сытой кошке, вылизывающей шестку. Засмеялась над солнечными зайчиками. Над всеми, еще не пойманными голубями.
Подняла второй графин с молоком, откусила булочку с мятой и опять засмеялась, сдувая со стола серое перышко.
Большой. Красный.
Keep your fire burning…
I’ll be right behind you…
Надя танцевала. Её тело пронзала музыка, низкими частотами диктуя ритм.
Прямо посреди площадки. В легкой зеленой курточке с коротким рукавом.
Переносной магнитофон ухал динамиками. Посылал вибрацию, командовал натренированным девичьим телом. Оно точно, механически, двигалось без напряжения, свободно. Глаза были закрыты. Тоненькая футболка вылезла из широких, молодежных штанов, и с каждым взмахом рук, оголялся плоский живот. В темноте, сверкало серебряное колечко пирсинга, украшающего овальную впадинку пупка.
Волосы, кропотливо сплетенные во множество маленьких косичек с металлическими клипсами на концах, кружились вокруг головы, закрывая суровое лицо танцующей. Она не видела окружающих. Не слышала гулкого эха, отражающего её ритм от стен домов, и возвращающего обратно в центр, энергию. Энергию танца.
Узкие плечики по очереди, то поднимались вверх, то сразу опускались вниз. Грудь выдавалась вперед, вслед за рукой. Тело неуспевающее вписаться в резкие, почти хаотичные движения, плавно переливалось под одеждой, выдавая месяцы профессиональных тренировок.
Непосвященным, смотрящим на Надю из окон, могло показаться, что девушка пытается согреться в уже наступивших, первых, осенних заморозках. Но нет. Слишком отточенными были странные перемещения в её танце. В центре двора. На детской площадке. Под стоящий на скамейке и ревущий во всю мощь, магнитофон.
Холод не смел, приблизиться к девушке. Он даже боялся быть рядом. Чтобы случайно не нагреться от тепла, исходящего от каждого па, от равномерного юношеского дыхания. Осень замерла, уняв ветер. Она вдруг узнала в танцовщице, свою сестру – весну, и не могла не удивиться необузданной силе, которую молодая девушка держала в себе. Силу, струящуюся из неё сейчас. Ровно. Четко. Красиво. Идеально.
С дерзким упорством, уверенная в себе, Надя отточенными движениями, продолжала свой танец в полутьме под тусклым фонарем, прожектором, освещающим качели, песочницу, скамейку, кусок двора, как танцпол для одного человека. А вспыхивающий свет в окнах, разгонял мрак, сотнями маленьких светлячков, оттеняя Луну.
Казалось еще немного и девушка оторвется от земли. Вспорхнет. Перестанет рисовать кедами, загадочные узоры на песке. Взлетит над тесным квадратом двора. Вот-вот, после очередного разворота…
Но музыка стала тише.
Надя остановилась и с улыбкой, раскидывая в стороны косички, глубоко вдохнула сладкие запахи чужих, приготовленных ужинов.
Деревья зашелестели нахлынувшим ветерком. Небо, оскорбленное электрическими лампочками, высыпало мириады звезд.
-Боже, я никогда не смогу, вот так…
Черноволосый мальчик стоял, держась перекладину качелей. Его рот был открыт в восхищении.
- Сможешь… Я тоже думала, что мне не по силам…
Девушка подошла к нему и поцеловала в губы. Он неумело обнял её за талию. Колечко пирсинга, слегка оцарапало ладонь.
Мальчик расстегнул молнию. И вытащив из невероятно глубокого кармана брюк, баллон с краской, протянул его Наде.
- Это тебе…
Она оценивающе покрутила баллон в руках. Подхватила магнитофон. И парочка не
спеша, направилась к арке.
- Смотри-ка, не обманул. Большой. И красный. Наверно придется тебя кое-чему поучить…
Бисексуальный синдром кролика.
Эндрюс завернулся в широкое, зеленое полотенце, и отвернулся к запотевшему от пара, зеркалу. Его указательный палец медленно вывел на стекле слово «Натали»…
Он медлил, смакуя момент. Стоял и смотрел на моё расплывчатое отражение сзади.
Я знал, что парень напишет дальше. И поэтому, еще раз бросив взгляд на его мускулистую спину, вышел из ванной. Прошел в комнату и сел в кресло.
Он был везде в его квартире.
Его фото висели на всех стенах. Стояли в рамочках на полках. Красовались с обложек глянцевых журналов. С экрана монитора. И даже на заставке лежащего рядом, мобильного телефона.
Эти прекрасные голубые глаза. Ямочка на подбородке. Выдающиеся, скандинавские скулы. Всегда, как будто мокрые от душа, короткие, черные словно смоль, волосы. Потрясающее, мускулистое тело, изнывающее длинными, полярными ночами, от женских ласк. Кеды «Nike», спортивные костюмы, шапочки, гантели. Обтягивающие каждую мышцу, свитера, футболки, майки…
Хозяин вещей. Повелитель своей судьбы. Вечно занятой прожигатель жизни.
Он был весь в наградах. В медалях и кубках. В позолоченных лентах. В тяжелых статуэтках. В газетных полосах.
Купался в лучах собственной славы, обливаясь потом в тренажерном зале. Добивался своего, переступая через боль. Стремился к цели, которую поставил перед собой. Лез на вершину выдуманной им самим горы. Всё ближе к идеалу. И всё дальше от себя…
Я сидел в кресле и пытался понять его.
Зачем всё это нужно? Разве жизнь становится лучше, когда любое движение является средством, а любая мечта – целью?
Зачем всё это нужно мне?
Джо опять залез в свой костюм. Как в улитка в раковину.
Он сидел в кресле и загородив ладонью глаза, не обращал внимания на то, как я медленно надеваю джинсы. Ему не интересны мои мысли. Не интересны мои слова. Кажется, он даже не слышит слов, обращенных к нему.
Его нелепый, красный галстук. Один из сотни, одинаковых костюмов. Ботинки по сто пятьдесят долларов. Зазывно расстегнутые, верхние пуговицы рубашки. И взгляд питона. Не мигающий, следящий, запоминающий каждую мелочь…
Парень, от которого за сотню шагов несет дорогим одеколоном. У которого, кажется нет смысла в жизни, кроме пересчета своих и чужих денег. Кроме занесения имени очередной женщины в записную книжку.
Его легкая щетина, так же как бритый налысо, череп, сигналы личной свободы и вечной симпатии. Маяк дорогих клубов. Мимолетных взглядов. Придуманных увлечений. Пустых слов. Искусственной романтики. Притворной лжи.
Человек, ловко вынимающий сто долларовые купюры из заднего кармана брюк, протягивающий их бармену. Щелкающий пальцами без колец. Пьющий мартини. Зажигающий с укоризной, сигарету даме.
Ленивый и медленный. Получающий всё просто так. Улыбающийся и очаровывающий. Плывущий по течению.
Я набрал номер Вайлли.
Она должна была прийти еще полчаса назад. В Стокгольме пробки. Везде пробки.
Шесть часов знакомства с Эндрюсом.
Паршивая выпивка. Потраченные шестьсот долларов. Испорченное настроение.
Я смотрю, как он берет наушники. Большие, прижимающие, итак маленькие уши. Знаю что он будет слушать. Это будет Энни Леннокс.
Если парень думал, что я не заметил, как он надевал единственные в его гардеробе, джинсы, то он ошибался. Мне точно известно, какие детали одежды и в какой очередности, одевает после секса, жена моего компаньона по бизнесу. А тут какие-то брюки…
Мы разные.
Одному черту понятно, что свело нас вместе.
Натали собственноручно написала имя. Сама искала в интернет пару для нас. Сама сделала выбор. Мне было безразлично.
Но теперь нет.
Теперь это нужно мне.
Зачем? Не важно.
И эта, вторая девушка… Любовница Эндрюса.
Возможно, Натали скажет ей, что после нашей ночи, она уже не останется со своим парнем. Я, плюс не дюжие лесбийские замашки Натти. Мы выпотрошим девушку. Не оставим этой паре ни единого шанса…
Но Эндрюс…
Мы слишком разные.
Я смотрел, как парень изгибался под музыку, которую мне было не слышно. Он не надел своей роскошной майки. Не накинул рубашку… Играл мускулами и иногда гладил себя…
Я знал почему. И зачем…
Вайлли показала мне фото своей новой знакомой еще вчера. Так, ничего себе, девчонка…
С уклоном во все французское. «Потье Рошаль».
Опытна, несомненно. Красива. Блондинка. С глубокими, манящими глазами. Ярким макияжем. Надорванной блузкой.
Но её парень…
Я сразу почувствовал в нём всех тех, кто не давал занимать мне первые места. Тех, кто крал победу на самом финише. Тех, кого я ненавижу больше всех.
Чванливый. Упертый тип. Берущий без зазрения совести, последний кусок. Заглядывающий через плечо на скомканные в твоей руке, деньги.
Как можно спать с таким?
Зачем?
Его подружка, сумасшедшая. Стоит показать ей, каким должен быть настоящий мужчина. Без намеков и дутой страсти. Без шелухи деловитости.
Вайлли разочаруется в нем. Надеюсь разочаруется и в своей глупой затее.
На этой неделе я слушал только Леннокс. Компакт-диск купленный на распродаже.
Остальное выкинул в мусор. Даже «Sparks».
Как же сделать так, чтобы этот парень понял, что он не получит Вайлли? Как дать понять, кто на самом деле нравится женщинам?
Так хочется разбить эту непроницаемую уверенность. Заставить сомневаться.
Показать себя во всей красе. Дать ему унизиться моим превосходством еще до прихода девушек…
У него нет ни спортивного тела, ни татуировки на плече, ни сильных и ловких, рук. Нет ничего, чтобы противопоставить мне…
Противостояние.
Игра без чувств. Без эмоций.
Противоестественно для меня. Сегодня. Как воспринимать Леннокс? Так же, как неприкрытую издевку самца-конкурента. Он совсем близко. Вытанцовывает. Томно закатывает глаза. Грезит о двух женщинах, когда уже осознал, что останется без одной. И не может выкинуть мусор. Просто потому, что там валяется диск «Sparks».
Кто слушает «Sparks» в Стокгольме?
Нормальный мужчина не меняет «искры» на «прогулки по битому стеклу». Не делает татуировок с бабочками.
Я поднялся с кресла. Подошел к нему. Вплотную. Обнял. Сцепил руки за спиной. Резко прижал к себе. Почувствовал аромат мятной жвачки изо рта. Ответил на удивленный взгляд. Уверенным взглядом.
Пуговицы моей рубашки впились в его тренированное тело. Ладони пошли по спине. Вверх. По шее, по коротким волосам. По плечам, груди, по прессу.
Губы находились в сантиметре от его губ. И я медленно, беззвучно прошептал: «у тебя нет шансов». Мне было слышно, как Леннокс спрашивает «почему». Он не спрашивал.
Эндрюс уже был под воздействием «синдрома кролика».
Кролики цепенеют, сталкиваясь с тем, чего не могут понять. Особенно, если это открывающаяся пасть змеи…
Я не зря пришел к врагу заранее. Изучил местность будущего сражения. Нашел слабые стороны в поведении. В мотивации. Совершил бросок. Нарушил гармонию. Стал сжимать. Сломал, как косточки, последние надежды. Обретя победу без единой капли крови.
Моя щека коснулась его щеки. Рука сняла наушники.
«Смирись», - прошептал я ему на ушко. – «Завтра, ты пойдешь искать себе другую женщину».
Нечаянное удовольствие.
- Ну что, в постельку…?
Виктор смачно хлопнул ладонью Аньку по упругой попке. Его почти белоснежная улыбка сияла в полутьме одинокого светильника, стоящего в углу. Ловкие мужские пальцы начали расстегивать маленькие кругленькие пуговички, сзади, на юбке. А сам он прижался весь к девушке, прильнул, вдыхая смешанный аромат ландыша и женщины.
Аня осторожно отвернулась. И пока парень не видит, брезгливо поморщилась. Этот тип, ей определенно не по вкусу. Неприятный. Хамоватый. Да и правильно обращаться с женщиной его, никто не учил. И это в тридцать три года.
- Ты так вкусно пахнешь..., - он глубоко вдохнул, наслаждаясь запахом её волос. – Почему моя жена так не пахнет…
Анна скривилась еще больше. Ей очень не нравилось, когда мужчины, начинали говорить о своих женах. Она считала, если уж они пришли к ней или пригласили её, то какая может быть жена.
В круглом зеркале на стене в отражении, полноватый брюнет в спортивном костюме, натуральным образом пускал слюни ей на грудь. Противнейшее зрелище.
- Почему вечно от моей Ольки воняет стиральным порошком и лекарствами? Меня так достало…
Витя уткнулся носом в ложбинку между грудей и удовлетворенно засопел. Его руки поглаживали живот девушки и оставляли на коже, довольно заметные следы от сильного надавливания.
Аня отрешенно смотрела в зеркало. Было неприятно и больно. Впрочем. Как обычно.
Мужики думают, что медвежьи объятия являются неописуемой радостью для противоположного пола. Так же, как их «эротичные» небритые морды.
Да что они в самом деле могут принести, кроме зуда и грязи, от которой надо омываться целый час в душе? Ей не хотелось об этом думать.
- Ах, какая хорошая…
Мужчина неловким движением сорвал с Анны тоненькую кофточку. Как это делается в фильмах. Пожирая глазами, распахнувшиеся перед ним прелести, уже обильно смоченные собственными слюнями. Но в кино, от кофточек не разлетаются пуговицы в разные стороны. А героини вздыхают он допущенной к их прекрасному телу, прохлады, а не от возмущения, что придется тратить время на пришивание пуговиц обратно.
- Ух, чудесные, чудесные…
Он дотронулся до грудей так, словно они принадлежали средневековой статуе, а не живой женщине. Помассировал и неумело лизнул соски, закатывая глаза.
Аня вспомнила о своем любимом щенке у матери, тот так же мог лизнуть. Запросто. В неприкрытые полотенцем интимные места. И у щенка это получалось куда приятнее. Наверно от незнания человеческой природы. Или от реальной, а не выдуманной, преданной любви к хозяйке.
- Потрясающие у тебя сиськи…
Виктор присел на корточки и уже снизу любовался видом. Анна гордилась натуральностью всего своего тела, а тем более, когда восхищались округлостью форм, пропорциональностью и изящностью, она могла забыть партнеру пару неловкостей в ухаживаниях.
Светильник безразлично проливал свет из угла, следя за парочкой и отображая очередную на его памяти, любовную игру, тенями на противоположной стене.
Парень добрался до тоненькой полоски трусиков. Тонкая ткань пошла вниз, по бедрам, оголяя ягодицы. Голодный мужской взгляд заворожено наблюдал за тем, как осторожные движения пальцев, перебирают густые волоски. Он не мог поверить, что делает это.
Аня тоже удивлялась, что позволила Виктору зайти настолько далеко. Она снисходительно выслушивала его шуточки, но воплощать их в жизнь не собиралась. На то были весомые причины.
Витя не был красив. Даже не был симпатичен. Под спортивным костюмом не было спортивного тела. Были массивные складки сала, накопленного за последние годы семейной жизни. А еще несколько страшных бородавок, портящих весь товарный вид, даже для не самой привередливой женщины. Так же прилагался пивной запах изо рта, запах от немытых и постоянно потных подмышек…
Да, всего этого уже было достаточно, чтобы никогда не согласиться пойти с ним вдвоём куда либо. Вот черт её подтолкнул затеять опасную игру.
- Ах, какая ароматная…
Витя сунулся своим длинным носом в святая святых Аниного тела. Куда допускались лишь избранные самцы. И то не все. Часть отсеивалась на стадии прелюдий и довольствовалась анальным сексом.
Девушка поборола свои низменные инстинкты. Взяла парня за плечи и резким движением отодвинула от себя, словно очищаясь от его прикосновений.
Парень от неожиданности упал на пол и ударился затылком об мягкий край кровати. На его лице отразилось недоуменное выражение, как у ребенка, лишившегося долгожданной игрушки в магазине, вернувшейся на витрину.
Вдруг включился яркий свет. Витя зажмурился. На свету, в дверях стояла массивная фигура его жены Ольги.
Её огромные глаза с интересом рассматривали изящную фигурку Анны, удрученную физиономию мужа, а самое главное, предательское пятно на его штанах…
- Ань, надеюсь это ловелас, не сделал ничего дурного…? - просто поинтересовалась вошедшая. Она положила сумку на тумбочку и выключила светильник.
- Нет… Не успел…
Аня неспешно надевала трусики и грустно оценивала оторванные от кофточки, пуговицы.
- Оленька, я не хотел… Это она всё… Она…
Женщина брезгливо посмотрела на мужа и, помотав головой, зацокала языком:
- Молчи уж… Тьфу…
Потом перевела взгляд на одевающуюся девушку, задумалась. Вздохнула.
- Ань, кофе будешь? У меня только растворимый…
Они обе прошли на кухню. Анна устроилась на диванчике. Положила ногу на ногу, зажгла сигарету. Ольга поставила чайник и присела рядом.
- Ну, что как с Олегом? Получилось?
Красивое личико Ани озарилось вопрошающей улыбкой. Подруга тряхнув подбородками, нагнулась и прошептала ей на ушко:
- Он душка… Симпатяга… Теперь я твоя должница… Спасибо, что моего отвлекла…
Обе женщины томно вздохнули. Чайник щелкнул. Кипяток разлился по фарфоровым чашкам, растворяя кофейный порошок и сахар.
Писательница.
Любые совпадения с реальными людьми прошу считать случайными.
- Не будь занудой, милый…, - Анечка повернулась к старому, морщинистому лицу своего нового любовника и поцеловала его отвратительные, отвисшие губы.
Старик улыбнулся и нежно помассировал девушке левую грудь.
Она сидела у него на коленях, так как делала последние несколько недель. В штанах, у этого «трупа» уже ничего не шевелилось. И ей приходилось немало потрудиться, чтобы ублажить дедульку.
За это он покупал Анечке тряпки, какие она пожелает, водил в дорогие рестораны, знакомя с нужными людьми, имена некоторых медленно перекачовывали в её записную книжку. Она подмигивала собеседникам, намекая, что после старика, они следующие на очереди, делиться содержимым своих портмоне.
- Что бы ты хотела, дорогая? У тебя же есть маленькие мечты…
Он был ласков. В наступающих предсмертных судорогах, дергался прикрытый мясистыми бровями, глаз. Аня обхватила его за шею, осторожно, боясь удушить. Она очень надеялась, что "оно" умрет в постели жены, а не с ней рядом. Бр-р-р.
- Ну, да. Есть у меня маленькое…, - девушка сблизила раздвинутые пальчики, дабы показать насколько маленькое, - …желание.
- Говори скорее…, - шутливо отреагировал на перебор пальчиков, старикан.
Прямо на коленях, Анечка сняла большие очки, в стиле молоденькой учительницы, освободила волосы от заколки и во всей своей красе, прижалась грудью к лицу любовника.
Тот засопел, испуская пар из носа, словно паровоз. А Аня на ушко прошептала ему своё малюсенькое желание.
- Ах ты моя писательница…
Дедушка потрепал её за щечку, как девочку. Она и правда годилась ему во внучки. И он был готов сделать для любимой красавицы, все что угодно. А такой пустяк… тем более.
- Ты моё юное дарование… умница.
Она слезла с колен и эротично изогнулась в стиле «плейбоя». Дед стал расстегивать ширинку…
- … Завтра, будь уверена, эти писаки, молится на тебя будут…Малышка… Иди сюда…
На завтра, вскочив с постели пораньше, в двенадцать, Анечка умылась и сразу уселась за компьютер. Кликнула любимую ссылку и потеряла дар речи.
Сердечко закололо. Дыхание сбилось. Старикан не обманул.
Любимый сайт теперь был весь её. Все баннеры были с Анечкиным лицом и ссылались на её произведения. Вместо злосчастных педиков, красовались называния её стихов и рассказов. А реклама, реклама просто кричала, как хороша и талантлива Аня Анечкина.
Да! Теперь заткнут пасть недоброжелатели. Пусть узнают кто тут хозяин, писаки несчастные. Юная душа, ликовала.
Прошло два дня.
Аня тоскливо кликала мышкой в собственные тексты и медленно понимала, что чего-то упустила. Никто не молился на её прозу. Никто не признавался ей в любви. Никто не предлагал издать книг. Стояла гробовая тишина. Почтовый ящик не ломился от писем поклонников. А только рецензии пестрели подхалимством и притворным интересом.
Но Аня догадывалась, что любовник заплатил и за это.
Становилось грустно и не уютно. Она хотела почитать чужие рассказы, и нагадить, как обычно делала, но среди множества ссылок на саму себя, ничего не смогла найти.
Аня оторвалась от монитора и достав записную книжку, набрала номер владельца книжного издательства.
-Здравствуйте Олег Семенович, это Анечка. Вы узнали?!
Её конечно узнали.
И как это сразу она не догадалась переспать с «ходячим аквариумом»…?
Ослепленная желанием.
Ольга проснулась рано. Первые лучи восходящего солнца только начали свое недолгое путешествие по потолку её маленькой комнаты. Они пробирались сквозь плотные шторы и странными узорами, как в мозаике, перемешивали потертые обои на стенках.
Было чуть меньше семи. Девушка нежилась в теплой постели, следя за медленным перемещением минутной стрелки на настенных часах. Их несмазанный механизм щелкал, когда стрелка сдвигалась на одно деление. Это щелканье было почти неслышным и привычным. Проснуться от него она не могла. Оля поднималась с кровати, обычно не заставая яркого солнца. Оно следовало своему извечному пути по небосводу, уделяя освещению её квартиры всего крошечных тридцать минут. Потом пряталось за соседнюю многоэтажку и только рассеянные блики указывали на то, что за окном день.
Ольга называла своё жилище конурой. Или хомячья нора. То ли с того, что в полумраке действительно все было как в норе. То ли это она сама спала настолько много, что многие хомяки могли бы и позавидовать. Так или иначе освещение не располагало к активному образу жизни.
Девушка приподнялась и с неохотой. Под тяжелое, плотное одеяло прошел холодный воздух комнаты и мелкие мурашки волной побежали по молодому телу.
Кое-как пережив охлаждение, она нащупала ногой вязаные тапочки на полу и все еще почти лежа попыталась их надеть. Годы ежедневных тренировок дали о себе знать. Тапочки почти сами запрыгнули на ноги.
Одеяло превратилось в халат. Оля плотно укуталась и наконец-то встала.
Девичий подбородок поднялся вверх, голова немного наклонилась в сторону и в шее захрустели позвонки. Минуту хозяйка стояла в полной тишине, оценивая громкость хруста и высовывая руки из-под одеяла-халата, так чтобы его не уронить. Охлаждаться еще раз ей не хотелось.
Ольга была виртуозом по пользованию одеял. Она соорудила импровизированный капюшон, утеплила ножки, оттягивала одной рукой пальцы на другой, пока не хрустнул каждый. Довольная содеянным, девушка вспомнила о времени.
Что же разбудило её?
Она однозначно не выспалась. Легла, кажется в десять. А может и в восемь. Или это было позавчера. Или сразу после разговора с подругой. Но та, вроде звонила на прошлой неделе. Время вообще было странным. Суток хронически не хватало чтобы поспать нормально. Её постоянно будили раньше полудня. И вот сегодня тоже.
Вдруг донесся громкий звук с улицы.
Оля удивилась, и неторопливо подойдя к окну отодвинув край шторы, сквозь тоненькую щелочку, выглянула во двор.
Солнце мгновенно оценило этот поступок, ударив светом в глаза. Оля зажмурилась. Лицо ощутило тепло, лаская кожу и заставляя сморщенную физиономию расслабиться.
Странно, но это было приятно. Как это она раньше не принимала солнечных ванн? Наверно потому, что их сеанс назначался слишком рано и не конкурировал со здоровым, глубоким сном.
Все-таки приоткрыв веки, Оля всмотрелась сквозь пыльное стекло в пустой двор. И удивилась еще больше. На квадратике между домов, полностью покрытым асфальтом, стояла машина. А рядом с ней, вглядываясь в окна, топтался молодой человек.
Никто и никогда не ставил автомобилей в этом закутке. А тем более не позволял себе издавать такие громкие сигналы. Возмутительно.
Девушка напрягла зрение. Нехотя дыхнула на стекло и протерла это место ладошкой. Получилась грязная размазня. Но через чистые участки в разводах она уставилась на нарушителя спокойствия.
Тот все так же глазел по окнам и на мгновение Оле показалось, что он смотрит прямо на неё. Она испуганно отпрянула чуть не выронив уголок одеяла из подмышки. Правда тут же поняла, как ошиблась. Вспомнила вид собственных окон снаружи. Но не смогла вспомнить, когда последний раз их мыла. Её нос вновь прижался к окну.
Парень немного походил вокруг машины. Покрутил что-то в руке, похожее на клочок бумаги. И наклонившись в салон автомобиля замер.
По двору прошел еще один ужасный звук. Отразившись по бетонным стенам, специально направился к самому грязному окошку и через форточку достал до ушей молодой девушки. Ольга поразилась наглости водителя, но взгляд упорно не желал отрываться от джинсов в обтяжку. «Какая чудная попа…» пронеслось в женской голове.
Парень, довольный произведенным эффектом, что-то целеустремленно искал в маленьких квадратиках рам. Или кого-то.
Оля присмотрелась еще пристальней. Молодой человек был очень симпатичным. И машина у него тоже ничего. В марках она не разбиралась. Но не сомневалась в немалой её цене. Такому симпатяге Оля могла простить и нарушенный сон.
Однако соседи простить не смогли.
Из окна напротив высунулся небритый мужик и громко, басом, высказал несколько слов, которые он думает о бессовестных автолюбителях в семь утра.
Парень засмеялся и извинился.
Оля не стала смотреть продолжение этой сцены. Отпустила шторку и повернувшись пнула давно сдувшийся красный мячик, любимую игрушку своей престарелой кошки. Тот прокатился через всю комнату, залетел под диван, отлетел от стенки и извлек обратно с собой целый шмоток пыли. Оля представила как к парню через пять минут выйдет красотка, живущая на пятом этаже и они веселясь и целуясь умчат на прекрасной машине неизвестно куда.
Она мечтательно-сердито задумалась. Пока приятный голос с улицы не поверг её в шок.
- Простите, я ищу Ольгу…
Девушка перестала дышать. Миллионы вариантов промелькнули в её голове. Десятки знакомых женщин по имени Оля. И тех, кто живет в их доме. И в доме напротив.
Некоторые слишком стары для этого парня. Другие юны.
Она делала глупость, высчитывая возможные варианты в пару нарушителю спокойствия, так как фантазия постоянно заменяла всех её тезок. И не надо говорить, кем они заменялись…
Глупые женские фантазии. Наивные мечты. Такое бывает только в сказках.
- … Ольгу Дюженкову…
Оля икнула. Руки расслабились и одеяло-халат упало на пол. Маленькая комната перестала быть холодной. Она стала жаркой. Такой жаркой, до пота.
- Кто-нибудь знает её?
Парень кричал на весь двор. В его голосе уже было отчаянье. Безысходность поиска.
Оля резко развернулась и рванула за металлическую ручку окна. На себя. Рама не поддалась. Рванула еще раз. Никак.
Ей казалось, что окна нарочно заколочены, а незнакомец теряет терпение. Её слабые пальчики стали ватными. Тяжелый воздух не хотел проходить в легкие.
Немного опомнившись, девушка ослабила защелки и тогда рама открылась. С оглушительным треском посыпалась старая краска, куча ваты и утеплителя с высушенными временем хитиновыми останками комаров и мух.
Ольга порвала шторы раздвигая деревянное окно, перепачкалась в грязи, облокачиваясь на подоконник. Высунулась наполовину на улицу и закричала:
- Я знаю Ольгу Дюженкову…
Крик был еле слышным. Горло сдавило. В палец впилась заноза. Но переполненная адреналином девица проглотила слюну и не замечая ничего вокруг протрубила еще громче, чем сигнал машины.
- Я знаю…
Парень, почти севший в авто, высунулся и открыв рот созерцал в распахнутом окошке дородную красу, полностью соответствующую своей фамилии.
- это Я…
По двору эхом разнесся её вопль. Проходящий мимо дворник поднял голову. Изумленные лица замелькали в распахнутых шторах и занавесках.
Все они смотрели как Оля Дюженкова абсолютно голая, не причесанная и не умытая, сверкает сиськами, протягивая трясущиеся ручонки к залетевшему загадочным образом в их закуток, красавцу-незнакомцу.
В сборник вошли:
1. Опасные существа, женщины.
2. Великолепие в штанах.
3. Слишком горяча, чтобы удержать.
4. Вельветовые шкурки.
5. Алиска, Кролик, Кот.
6. What are you doing here, Miss Croft?
7. Теплые губы.
8. Ненасытная особа.
9. Можно я буду твоеё подругой…?
10. Восемнадцать тонн конфетти.
11. Капля экстаза.
12. Сашенька в ванной.
13. Большой, красный…
14. Бисексуальный синдром кролика.
15. Нечаянное удовольствие.
16. Писательница.
17. Ослепленная желанием.
Сборник эротической прозы
© Copyright: Джон Гейн, 2005
Свидетельство о публикации №205092100050
Свидетельство о публикации №205092100050
Рецензии
Здравствуйте, только с двух произведений, что сегодня прочитал, выписал страницу афоризмов, очень наблюдательный вы человек, видно, за плечами большой жизненный опыт, да и излагаете интересно, приятно читается (если так можно выразиться), с удовольствием читал, удачи вам.
С уважением, Сами.
Друг Сами 15.10.2009 12:12 • Заявить о нарушении
С уважением, Сами.
Друг Сами 15.10.2009 12:12 • Заявить о нарушении
Спасибо.
Я и не думал, что это еще кто-то читает. А опыт... наверно, все таки есть...
Джон Гейн 15.10.2009 21:03 Заявить о нарушении
Я и не думал, что это еще кто-то читает. А опыт... наверно, все таки есть...
Джон Гейн 15.10.2009 21:03 Заявить о нарушении
На это произведение написано 15 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.