Забор

Славословие

 Внесенный ныне в инвентарный список «ЗАБОР», приходя к своему конечному состоянию, подвергался, борющимся со скукой переписывания, исправлениям. Так, основная терминология, составившая основу изображенного мира, полностью стерлась. Существа, носившие домашне-семейные трусы, белые с разводами пота в подмышечных впадинах, из «люди нормальные» стали именоваться просто «люди». То же упрощение произошло и с другими неорганическими существами: «нормальные люди» называли их «страшилки». Это определение было преобразовано в «страшилы», потом в «уроды», и, в конечном итоге, в «люди».оба, внешне различных, лагеря стали зваться одинаковым именем. Кроме того, описательная сторона тоже несколько изменилась. Одеяния «нормальных» изменили свой цвет, а «страшилки» лишились многих невосстановимых уже подробностей. Из-за борьбы со скукой исчез монолог неизвестных женщин: «…а она рассказала матери, что все равно, как бы ни было, а она выйдет за страшилку,… а одного из них все ж удалось поймать нашим-то, руками разорвали, потом на отвалы свезли. Страшилки эти к дому подкрадываются, ночью выйти нельзя, обязательно встретишь кого-нибудь…»
 И еще, стало совершенно непонятно, кто такой «Саня», и не со своей ли тенью герой разговаривает. Все смешалось.


З а б о р.

 Когда отсутствует какая бы то ни было определенность - мы постоянно готовы к прыжку. Гораздо интереснее не знать, за каким кустом прячется кролик, чем вести себя так, словно тебе все давным-давно известно.

 К. Кастанеда.


 Ночью мы гуляли с Саней возле большого темного здания. На улице были какие-то люди. Одни были очень тепло одеты, ходили в разные стороны, другие следили за нами из старых битых машин, припаркованных на обочине. Саня подошел к одной из машин /них, открыл дверь, оттуда вышли двое его знакомых. Он удивился, а знакомые, ничего не сказав, ушли /убежали.
 Из других машин за нами следили.
 Я тоже захотел найти кого-нибудь из знакомых. «Ну, открой вон ту дверь»,-сказал Саня и указал на машину без крыши.
 В ней сидели двое тепло одетых то ли реперов, то ли растаманов. У обоих на лицах были густые черные бороды. Саня сказал, что они – растаманы.
 Я подошел к одному. Хлопнул по плечу и спросил: «Не замерзнешь?». Растаман повернул голову. Стало жутко. Мы перешли на другую сторону улицы. Я обернулся и увидел, как растаман что-то крикнул, но услышал лишь: «…такой же, как мы, тоже много одежды».
 На мне был длинный коричневый свитер. Откуда он взялся? Свитер был растянут, свисал до колен. Я одевал его? Мы шли дальше по улице.
 Всюду были разбитые машины. Люди выскакивали из них и, оглядываясь, убегали. Они чувствовали опасность. Это чувство передавалось нам. Мы продолжали спокойно идти, старались не обращать на опасность внимания.
 И тут/здесь появился высокий синий забор. Он преградил путь/нам. За ним росло темное здание. Нужно было обойти забор. Мы развернулись. Перед нами стоял тот человек из машины. Он смотрел в сторону и шептал: «Вы хотите попасть в дом?»-и указывал взглядом на здание. В темноте дом казался чем-то вроде автовокзала или торгового центра, дворца спорта или кинотеатра.
 Да, мы хотели попасть туда. Там был кто-то, кто ждал нас. «Тогда вам нужно вот это»- на ладони растамана лежали травинки, таблетка, сор из кармана, абонементы.
 - Эээ, нее, чувак. Мы сами под кайфом… приход только начался.
 Растаман остался стоять, а мы пошли обходить забор.
 Появилась пятиэтажка. На ее крыльце сидели пьяные люди. На всех были трусы, футболки и тапочки. Одежда была неприятного желтого цвета. Люди кричали и жестикулировали, общаясь между собой. Потом один из них заметил нас, бредущих вдоль забора, и люди затихли. «И сюда забрались»,- сказал кто-то, и каждый наклонился к земле и взял в руку камень.
 Я вспомнил, как очутился этой ночью на улице.
 
 [ …я в какой-то квартире. В гостях? Так много людей, много народу. Но я никого не знаю. Они ходят по комнате, садятся на пол, смеются, говорят о чем–то,… Я достаю коробку с игрушками. Там лежат мои солдатики. Удивительно. Что они тут делают? Эти маленькие солдатики. Они возвращают меня в детство, уносят меня, тащат, волокут по асфальту, эти маленькие ручки добрых солдатиков. Как мне больно! Я плачу. Острые камешки на асфальте режут мне кожу. Мне больно и горько. Но я счастлив. Мои игрушки возвращают меня обратно. Я лежу на земле. Повсюду игрушки, солдатики, детство. Подходят незнакомые люди, берут из коробки другие, милые, добрые вещи, радуются, о чем-то спорят. А я встаю с пола и вспоминаю, что меня ждут. Говорю всем: «до свидания». И ухожу на улицу.]

 -и сюда забрались.
Они стояли, и у каждого в руке было по камню.
 Вид людей в желтых трусах и майках пугал. Но мы засмеялись и пошли прочь. А когда в нас полетели камни, мы побежали.
 Странные люди.

 Все улицы, по которым бежали, были мне незнакомы. Дома, их высокие этажи, черные окна. Нигде не было света. Как на кладбище. Мы бежали среди гигантских надгробий, а в них спали люди и ждали, когда ночь закончится.
 Вслед еще долго летели ругательства и камни, но расстояние уже было довольно большое, и они не могли в нас попасть.
 С улиц мы вбежали во дворы. Ноги вязли в песке, одежда промокла , пришлось снять с себя шапку. Зачем я ее надел? Ну…э… голову сразу омыло холодом воздуха. Приятно было стоять в тишине. Я пытался восстановить дыхание. Во дворах было пусто, ночью никто не гулял, и не вел беседы на лавках, не играл в домино, а все крепко спали в своих отдельных коробочках, выключив телевизор и свет, отгородившись от мира второй металлической дверью с секретным замком, сигнализацией и домофоном.
 Но так бывает только в знакомых дворах. Этот был чудовищно незнакомым. Дома просто стояли, чернея окнами. Высоченными монолитными плитами выстроились вокруг детской площадки и ждали прихода каких-нибудь магов или богов, чтобы открыть им свою, непонятную людям, тайну.
 «Саня, идем». Удар. В меня кто-то выстрелил. Я лежал на земле, в песочнице. Плечо ныло от боли. С трудом поднявшись, я поискал глазами стрелявшего. Их было много. Они толпились у подъездов, смотрели на нас. Это не было выстрелом. Люди были в желтых майках, трусах и тапочках. Мне в плечо попал камень.

Наверное, нужно было задуматься [со своим уставом да в чужой монастырь!], почему эти люди так агрессивно настроены [не суди да не судим будешь!], почему забрасываются камнями [чем богаты, тем и рады!], хотя бы, кто они [у семи нянек дитя без глазу!], и почему в одинаковой форме [по одежке встречают, по уму провожают!]? Но
 Была только одна мысль (?):
Не останавливаться, а-то прибьют
Не останавливаться, а-то прибьют
Не останавливаться, а… то, при, бьют,
а, то, при, бьют, а, то, при.
 Воздух стал плотным, и бежать дальше обычным способом было невозможно, поэтому я впрыгивал обычным способом в пространство, стараясь втиснуться в трещины, свободные от плотности.
 Мы выбежали из озверевших дворов, и местность вокруг изменилась: монолитных надгробий-домов больше не было. Теперь это были разных размеров осколки вымершей никому не известной цивилизации. Стены построек были местами пробиты огромными дырами. Квадратные окна, большие и маленькие, в беспорядке гармонии были навешаны, как попало, на уцелевших домах. И там кто-то жил. В пробоинах было видно, как люди ходили из стороны в сторону, опустив голову, о чем-то думали. Они и на улицах были, ходили, заросшие черными бородами. Все в очень теплых свитерах, куртках (но ничего желтого). Улицы были, как после землетрясения. Приходилось перелезать через стоящие ребром куски асфальтного полотна, то спускаясь в канаву, то забираясь на гору. Строения были очень высокими, их крыши терялись в черно-фиолетовом небе.
 Мы больше не прыгали, а шли простым шагом. Те, кто здесь жил, не обращали на нас внимания. Они не чувствовали опасности, но чувствовали отчаяние. Это чувство передалось нам.
 - непонятно мне, что тут происходит.
 - и зачем мы сюда пришли?
 - что это за люди?
 - и что-то небо уж больно темное.
 - идем обратно.
 - надо забор обойти, так в здание не забраться
 - меня туда звал кто-то
 - все затеял не просто так
 - думаешь надо вернуться
 - ты помнишь куда идти?
 - нет.

 Мы оба не помнили. Я забыл, как вернуться обратно. Тогда мы подошли к краю мира, сели на землю, свесив ноги в пропасть, и стали смотреть на реку. Огромная река, мутная от тумана, не голубого, а серого цвета, была перед нами. На другом берегу все было густое и черное, наверное, это даже не было беретом. Это была ночь другого неизвестного мира. Чтобы туда попасть, надо переплыть реку. Я не хотел туда плыть. Поэтому просто сидел, смотрел в пропасть и думал о ходивших где-то за спиной людях. Наверное, они падают вниз, не выдерживая отчаяния, страха и прочих мучащих мыслей; валятся в пропасть; думают, что упадут в реку, но не долетают и бьются о тела таких же, уже упавших. Чтобы попасть в реку, им нужно разбежаться. И только потом прыгать.
 Я сидел и думал, а Саня ушел куда-то. Но я все равно сидел и любовался бескрайней и тихой рекой. Есть ли в ней рыба? Конечно, есть, где ж ей быть, если не в реке,… Какая -. Лучше просто сидеть. Без мыслей, стараться услышать тишину. Или ветер. или
 Саня вернулся откуда-то, сел на край [пропасти] и тоже начал смотреть в реку. «Ну что, прыгаем?»,- спросил я. «Конечно, прыгаем, » - ответил Саня и остался, обдуваемый ветром, а я пошел посмотреть, откуда лучше…

 …ничего не нашел, вернулся на край и подумал: «Какая разница, будет ли дальше?»

181204[дата]
192120[время]

 годен до:
 дата производства:
 место производства:
 долбаная самара
 долбаная самара
 и екатеринбург долбаный
 и москва
 и россия
 и киев
 и американские соединенные штаты
 я полечу лучше на луну
 и там нет никого и только
 след от ботинка
 и флаг
и я укроюсь флагом и буду жить в кратере. наконец.