Игра в жизнь 2 название переделаю потом

Через час придется сесть за руль и везти нелюбимого мужа и обажаемого сына к милой свекрови на кусок приготовленного ею воскресного пирога и чашку кофе.
Мне нельзя кофе.
Снова буду мучаться и не спать.
И грезить о Тебе, стискивая подушку зубами.

Чтобы не смотреть на мужа я смотрю на стриженные вдоль заборов кустарники, на пестроджинсовую толпу прохожих, на сверкающие мерседесы и чуть поржавевшие опели.

- Так ты еще в отпуске? – спрашиваю я сестру мужа, приехавшую к матери на чашку общения.

Если честно, мне совершенно неинтересно действительно ли она в отпуске или уже нет. Любой отдых – это смена деятельности. Раз она сейчас здесь, значит в отпуске. И спрашивать вроде как не имеет смысла. Просто с чего-то нужно начать разговор.

- Через неделю закончится. А знаешь где я провожу отпуск? – загадочно улыбнувшись спрашивает Биргит.

Биргит –сухонькая и маленькая, несмотря на свой высокий рост и оттого приобретенную сутулость. Сидит, растирает пальцы рук. Такие руки бывают у хирургов и монашек. С коротко подстриженными ногтями на сильных жилистых пальцах, чистые и светящиеся внутренним светом. Их не хочется взять в свои. Наверняка, мужчины не тянутся их поцеловать или прижать к сердцу. На них хочется лишь смотреть и отчего-то это успокаивает.

Я моментально вспоминаю и громко восклицаю:
- В альтенхайме (доме престарелых). Точно? – мои брови рисуют дугу удивления и искреннего интереса.

Биргит прожила со своим мужем почти двадцать пять лет. Они родили и вырастили двух симпатичных сыновей. Они построили огромный дом. Они посадили вокруг дома деревья. А потом Биргит ушла.

Сейчас она живет в садовом домике. Ездит за сотню километров на работу. Танцует бессонными ночами с бывшим одноклассником, который не хочет ее как мужчина, но не может оторваться от ее обаяния как человек.

Она обхватывает ладонями чашку с чаем, устремляет на меня взгляд и говорит, говорит... Говорит о том, что старики как дети. Что некоторые могут довольно долго сохранять здравый ум и твердую память. Некоторые просто ленятся и попав в дом престарелых укладывают свое опухшее от обид тело на стерильные простыни и лежат так, пока их не перевернут санитары. Они отказываются есть. Отказываются разговаривать. Они давно отказались бы жить, если бы не родственники, которых им хочется немного потерроризировать.

Мой муж стоит на балконе и курит одну за другой кисловонючие сигареты. Я смотрю на его худое тельце, выпятившее пузом массу недовольства, не успевающего уходить в анус. Сейчас мне хочется его сдать в альтенхайм.
Красные цветы, свисающие из цветника, трепещут на ветру, укрываясь от падающего на них пепла.

«Как жаль.» – кажется, говорят они. «Как жаль» – шепчу почти вслух я. Жаль, что не смогу сдать его туда. Для этого мне придется слишком долго с ним прожить.

«Без меня.» - отворачиваюсь от балконной двери я и смотрю на Биргит. Та продолжает говорить. Оказывается, я ей активно подыгрываю. Я поддакиваю, подсказываю недосказанные ею слова, сама же продолжая думать о другом:
«Если бы только я вдруг оказалась одна. Если бы это произошло само собой! Без моих нервов и предварительных планов!».

Хочется посмотреть на солнце и заручиться его поддержкой. Но солнце закрыто балконной дверью, занавешено шторами. Я наваливаюсь грудью на залитую солнцем скатерть, ставлю на нее локти и прижимаю молитвенные ладошки к губам. Чтобы ни о чем никто не догадался весело смотрю на Биргит. Оказывается, я удачно вовремя рассмеялась. Она как раз сказала шутку. У меня получился смешок в ладошки.
 
Моя свекровь как-то жалобно реагирует на шутки. Она, наверно, серьезно задумалась о доме престарелых и своем возможном пребывании там. Биргит рассказывает о старых любовниках, нашедших друг друга в стенах альтенхайма. Ходят за ручку, шепчутся на лавочке.

Я подсчитываю количество лет до моего альтенхайма и уже радостно смеюсь. Боже! Я еще так юна! Я еще успею столько раз влюбиться!

Мой сын прогулялся по балкону и ничего интересного там кроме мужа и проезжающих автомобилей не обнаружив, вернулся в комнату. Он взобрался коленями на стул и слушает. Биргит продолжает рассказывать о порядках в доме для стариков. О том, как там кормят лежачих. Как они беспомощно открывают рот, и если поднести к губам ложечку с кашей, то срабатывает глотательный рефлекс и они быстро проглатывают что предложишь.
- И даже ложку? – спрашивает мой сын.
«Хоть бы он проглотил свою сигарету!» - думаю я.
Свекровь не хочет садиться за стол. Она уходит на кухню и поправляет там то одну то другую салфетку и тарелку.

- А еще там есть специальный стул, который можно опускать в ванну и мыть стариков.
- А как он опускается? – интересуется сын.
Биргит подробно объясняет. Муж, накурившись, заходит в комнату
- Хорошо, что этот стул не электрический. – хохмит сын, глядя на седую бороду моего мужа. Ему хочется играть.

У Биргит грустные глаза. Мой муж смеется. Его мать спряталась на кухне и, похоже, не сбирается оттуда выходить. Сын достает из шкафа коробку с настольными играми.

- Я хочу теперь расспросить про последовательность и порядки оформления в этот альтенхайм. – продолжает Биргит после небольшой паузы. – Беата, - продолжает она, - тоже хочет туда.

- У нее нет детей. – подхватываю я.

И вспоминаю, что Беата живет в огромном доме. Она хорошо продвинулась по карьерной лестнице. В свободное время слушает оперу, тянет вино, водит знакомых по музеям и выставкам. Ее муж вот уже много лет играет роль подчиненного. Он невидим.


Рецензии