Самый хороший антисемит

Ефим Борисович был еврей. Он не скрывал этого. Впрочем, его лицо, обработанное ледяными ветрами Крайнего Севера и горячими ветрами пустынь Средней Азии, где он проработал в геологических партиях большую часть своей жизни, носило характер «общеевропейского лица» и никак не соответствовало распространенному представлению о еврейских чертах. К 40 годам он достиг, наконец, должности главного геолога треста "Красноводскнефть" и смог жить со своей семьей - женой, сыном и двумя дочерьми. Все бы хорошо, но тут он имел неосторожность усомниться в семилетнем плане. Это бы еще полбеды, так как в семилетний план , равно как в построение коммунизма через 20 лет , уже практически никто не верил. Но он посмел написать докладную, где вдребезги разнес намеченный план развития геологической разведки.
В результате - обвинение в антисоветской деятельности и срок в 6 лет.
Ефим Борисович был действительно образованный человек. Я, генетический русский ( все мои прадеды и прабабки похоронены под Смоленском и Брянском и были крепостными крестьянами), именно благодаря ему не только впервые услышал стихи Ахматовой, Цветаевой и Гумилева , но и получил хорошее  представление о великой русской литературе.
  Ефим Борисович был приветлив , благожелателен и умел разговаривать с людьми из любых слоев общества – от простых работяг и до ядерных физиков, при этом не подделываясь под мнение собеседника, а открыто и спокойно защищая свои взгляды. Надо сказать, что в лагере он пользовался большим авторитетом.
Среди его знакомых был бывший полицай. Имени его я не помню, поэтому назову его условно - Иван. Так вот, Иван был откровенным антисемитом и любимой его темой было разговаривать о том, какие плохие евреи - карьеристы, «пролазы», мошенники и торгаши. Впрочем, даже он признавал Ефима Борисовича хорошим человеком, говоря, что и среди евреев бывают исключения.
Однажды дневальный принес в барак пачку писем и попросил Ефима Борисовича их раздать. Тот принялся зачитывать фамилии. И тут среди писем оказалось письмо , адресованное Ивану. К своему величайшему изумлению, Ефим Борисович увидел в графе «Обратный адрес» прямо-таки несокрушимо еврейскую фамилию адресата. Разумеется, он попытался выяснить у полицая, в чем тут дело. Мне также стало интересно, и я постарался присутствовать при этих разговорах.
И вот что нам удалось буквально «выжать» из Ивана.
До войны он работал на комбинате в райцентре одной из Западных областей СССР. Однажды он выступил на собрании против директора и в довершение всего назвал его «жидом».Директор обратился в суд. Суд приговорил Ивана к исправительному лагерю. Он получил 6 месяцев: были тогда ещё такие смешные срока. Иван отбыл срок и перевелся в дальнюю деревню работать механизатором в колхоз. На второй день войны Иван явился в военкомат с просьбой послать его на фронт, однако его отослали обратно: военком ждал указаний, так как до войны в армию судимых не брали. Он их не дождался - немцы двигались слишком быстро. Заняв район, немцы сразу приступили к созданию новой администрации : в деревне было объявлено , что они должны были выдвинуть кандидатуру полицая.
Вся деревня буквально умоляла Ивана стать кандидатом-полицаем, справедливо полагая, что иначе могут прислать какого-нибудь гада. Наконец, наш Иван согласился. Сел на телегу и поехал в район. Осуждение Ивана было местной сенсацией, о к-рой все знали, к тому же начальником местной управы оказался знакомый Ивана по лагерю, поэтому его кандидатура была принята «с энтузиазмом». Ему даже предложили более высокую должность, однако Иван отказался: немцев он тоже не любил.
Оформление документов требовало времени и Ивану требовалось где-то переночевать пару ночей. У кого-то было извращенное чувство юмора и его разместили на постой в многодетную еврейскую семью с пожилыми родителями и целой кучей девчонок, единственный старший брат к-рых, был давно в армии.
Наконец, документы были готовы и , вручая их, начальник сказал : «Можешь задержаться на денек. Получишь удовольствие: завтра кончаем евреев».
Наш Иван ночью погрузил на телегу всю еврейскую семью и увез ее в свою дальнюю деревню, где они благополучно прожили все годы оккупации. Конечно, при этом поползли слухи и даже дошли до начальника полиции, но на его вопрос Иван очень удачно ответил: «Какие евреи? Это семья одного из кавказцев , служащего в Кавказкой дивизии, меня обещали порезать на куски , если с ними что-то случится!» Начальник ему поверил - а кто бы не поверил, зная репутацию Ивана , к тому же отсидевшего срок по «жидовскому делу»!
Самое главное ,что никто из деревни его не выдал, такой у него был авторитет!.
Наконец, пришли наши войска , и опять никто его не выдал. Первая же воинская часть подобрала его и он прошел всю войну до конца с ними. Он даже имел какие-то награды, но об этом Иван наотрез отказался рассказывать.
Сразу после войны Иван был демобилизован, хотя настоящей демобилизации не было, демобилизовали только больных и престарелых. Когда же он явился за документами, его уже ждали и он отправился прямиком в тюрьму.
Его никто не выдал, просто наши войска захватили немецкий архив и по нему вели розыск. Следователь был поражен тем, что за него пытались ходатайствовать жители деревни и командир части, где он служил. Он постарался и сделал все что мог - вместо 25 положенных лет ему дали 20. На момент разговора он отсидел уже больше половины срока и все эти годы спасенная им семья старательно и - увы, безуспешно! - ходатайствовала о его помиловании. Одна из сестер неоднократно приезжала к нему на свидания (это стало возможным после смерти Сталина) и, превозмогая еврейское отвращение к свинине, готовила «дяде Ивану» его любимую яичницу с салом.
В этом месте рассказа Ефим Борисович не выдержал и спросил нашего героя: « Ну, и какие же это люди? Хорошие или плохие?», на что Иван поднял большой палец вверх и привычно добавил: « И среди евреев бывают исключения!».
Тогда Ефим Борисович спросил: « Но ведь когда ты их увозил в свою деревню, ты же не знал хорошие они или плохие!»
Иван удивленно ответил: «Но ведь тогда их бы убили».
Хорошо известно об антисемитизме Достоевского, в этом может убедится любой, кто сочтет себе за труд почитать его письма, помещенные в достаточно полных собраниях сочинений.
Однако Достоевский снабдил старуху-процентщицу самыми отвратительными чертами и все «Преступление и наказание» - это отчаянный крик о том, что даже эту отвратительную старуху нельзя убивать.
Нельзя убивать!
 Мы свободные люди. Мы можем обоснованно или необоснованно любить или не любить евреев, русских, французов или немцев. А может, американцев или чукчей. Мы в состоянии открыто выступать в защиту своей точки зрения, приводить аргументы, какие только сможем найти.
Но если мы выступаем против самого права этих неприятных нам людей  на жизнь, против такого же права, как и у нас самих, то мы становимся заведомо хуже их.
И второе: каждый человек отвечает сам за себя. Никакие пороки и преступления народов (а у многих народов ой как много преступлений!) нельзя распространять на каждого представителя этих народов и каждый заслуживает своей собственной оценки, хотя бы и «в порядке исключения».
Дай Бог, чтобы все евреи встречали только таких антисемитов, как Достоевский и наш герой, бывший полицай Иван.
Возможно, они этого заслужили.

Фомченко Вадим 31.07.2005г