Москва-Одесса-транзит

Одиннадцать часов вечера. Мерное покачивание поезда, приглушенный свет ламп в вагоне, негромкие диалоги случайных пассажиров в такт стуку колёс о стыки рельс, убегающих вдаль двумя идущими бок о бок стальными тропинками. За окнами всё быстрее и быстрее мелькают зимние пейзажи, похожие друг на друга, лишь изредка выделяющиеся кучками домиков, будто построенных каким-то великаном забавы ради.
Поезд летит, пулей разрезая морозный воздух декабрьского вечера, встречая и провожая транзитные станции и вокзалы, спеша к конечному пункту своего путешествия. Среди проплывающих деревьев мелькают яркие точки фонарей и светящихся окон.
Поезд «Москва-Одесса». Оставляя позади сотни, может десятки сотен, километров, он несёт в себе тепло тысячи глаз, светящихся лихорадочным ожиданием и лёгким страхом перед неизведанным, таящих где-то в глубине зрачков и души робкую надежду на счастье, пусть маленькое, но такое долгожданное.
Голоса в вагоне постепенно затихают, постепенно закрываются глаза, светящиеся лихорадочным ожиданием, и эта лихорадка сменяется благоговейным спокойствием в преддверии расслабляющего сна; в их сознании, постепенно вырисовываясь, появляются сны, цветные и чёрно-белые, веселые или грустные.
 Светящихся глаз становится всё меньше, меньше, вскоре они потухают совсем… кроме одной пары, — пары серых, уставших, измученных бессонницей глаз…
За окнами пошёл снег, скользя по стёклам большими белыми хлопьями, похожими на перья, вытряхиваемые из вспоротой подушки неба…
В голове резкими рывками бесится ветер времени, кружа, словно осенние листья, страницы воспоминаний, заполненные разноцветными строчками чувств, слов, взглядов, встреч и расставаний, слёз, обид…
Глаза, бесцельно устремлённые в одну точку, почти не моргая, напряжённо вглядываются в прошлое, стараясь отыскать тлеющие угольки давно погасшего пламени чувств, на ощупь ища тоненькие, почти сосвем протёртые ниточки , связывающие между собой совершенно разные судьбы. Но лихорадочный сканер памяти не обнаруживает ни уголков ни ниточек, а только давно остывший пепел, только разрывы растрёпанных и перетёртых связей. Она оставила его там, в Москве, навсегда…
Из забытья время от времени выводят толчки остановившегося или вновь тронувшегося поезда. Тогда связь с компьютером мозга временно прерывается, и в мутных серых глазах появляется сонное сознание, но только на какой-то короткий миг, на несколько секунд. Потом настойчивый модем снова снова пытается дозвониться до воспалённого мозга. Связь установлена. Вновь заработал сканер памяти, безрезультатно шаря, обнюхивая и ощупывая винчестер прошлого, перебирая пожелтевшие от времени страницы воспоминаний…
Электрический разряд расплавил провода системы. Питание отключено… Это луч, первый луч кроваво-красного морозного рассвета. Веки заморгали, протирая мутные «стёкла» замёрзших серых зрачков…
Ароматный пар, поднимающийся от горячего кофе, распространялся по вагону, пробуждая ощущение реальности. Где-то в конце вагона закашлял ребёнок и донёсся шорох одеяла, поправляемого родителем вокруг своего малыша. Вот он, новый день, очередной день из множества серых безрезультатных будней, выученных наизусть.
Вагон начал оживляться, просыпались люди, разбуженные кровавым лезвием холодного фонаря солнца.
А кофе всё так же не уменьшался, остывая, даже не попробованный, с нерасколоченным сахаром…
Длинная железная змея вагонов, извиваясь, ползёт вперед. Толчок. Лязг поднимаемого мостика тамбура. Три обледеневшие ступеньки и утоптанный снег перона, испещренный чужими следами сапог и ботинок.
Вокзал. Родной, любимый вокзал, сверкающий глазами окон и зовущими устами дверей. В вокзале тепло, шумно, суетливо, люди снуют из одного зала в другой, от кассы к кассе, одни уходят, другие прибывают…
Серые глаза загораются надеждой, которую сердце не в силах более сдерживать. Перескакивая с одного затылка на другой, с одного лица на другое, острый, как лезвие бритвы, взгляд пытается уловить, почувствовать хоть одну нить, одну не оборванную связь с прошлым, хоть одну знакомую, родную душу, хоть один потеплевший в ответ взгляд… Взгляд… Безнадёжно. Всё безнадёжно потеряно. Затоптано этими тысячами сапог и ботинок в снег дней, недель, месяцев, лет… И никогда уже не вернётся, не обнаружится, а только растает вместе со снегом с наступлением весны. Угольки так внезапно и безудержно вспыхнувшей надежды превращаются в пепел, развеиваются по улицам города, чтобы никто и никогда уже не смог собрать их вместе и зажечь вновь…

Она медленно двинулась по улице, уводящей от родного и совершенно теперь чужого вокзала, в неизвестность, глядя прямо перед собой и зная, уже теперь твёрдо зная, что знакомые и равнодушные улицы рано или поздно сами приведут её к дому, к одинокой и пустой квартире, где нет и не будет никого, кроме неё… Никогда. Она одна, одна на всём белом свете…
Одна дома. Она в Одессе.


 « …-Москва-транзит.»

…А Москва укрыта снегом.
А Москва меня не помнит.
Только где-то сердце стонет…
Снова в поезде. В Одессу.
Боль в груди, ей в сердце тесно…

 
 * * *
Вокзал шумит, как улей.
Я поезда жду в Одессу.
И он полетит пулей,
Служить по любви мессу.
Ты будешь встречать поезд,
Ты будешь искать привета.
Но только поймёшь вскоре,
Что нет моего ответа.

 24.12.2004г.