Он

 Два раза моргнул телевизор. Очередной кадр рекламного ролика сменился черно-белым изображением.
«…Полет нормальный. Состояние организма космонавта в норме. Воистину, этот год уже вошел в историю. О нашем человеке говорит весь мир...» В комнате запахло озоном. Он встал, раздвинул шторы и открыл окно. В комнату ворвался грохот мира, крик новорожденного и гимн из громкоговорителя с соседнего двора. Работая пионервожатым четвертый год, он свыкся уже с этими «звуками патриотизма», как называл гимн директор школы, которые не вызывали больше ни увлажнения глаз, ни щемящего чувства в груди, а только по привычке заставляли поднять руки и поправить пионерский галстук, который делал его юное лицо еще более молодым. Это раздражало.
 
 Треск телевизора прервал его размышления. Музыка смолкла, но он этого не заметил, прислушиваясь к новостям Эй-Би-Си, которые третий день говорили о каких-то волнениях в «черном» квартале. Он задвинул жалюзи и отошел от окна, затягивая новый черный галстук, подаренный ему вчера на презентации, и который как нельзя лучше подходил к его костюму. Внезапно заговорило радио: «…Президент Джон Кеннеди…» Он вышел из квартиры, на ходу стаскивая со стола дипломат, и уже за дверью застегивая пиджак. Вдруг вспомнил, что не выключил телевизор. Вернулся. Слепой черный экран холодным взглядом осматривал комнату. Как будто охранял ее. Но эта квартира вряд ли нуждалась в каком-либо стороже. Ставший модным в девяностые годы евроремонт предлагал « не только великолепный интерьер, но и охранную суперсистему фирмы…» Выглянув в окно, он заметил, что небо быстро заполнилось грозовыми тучами. Пошел дождь. Приняв утренний душ, он подошел к компьютеру и набрал еще одно слово. Таких слов было много. Чернобыль. Нато. Гитлер. Слова, которые с какой-то навязчивостью лезли ему в голову. Кавказ. Франция. Наполеон. Особенно с утра, после сна. Что снилось, он не помнил. Некоторые слова обладали вполне нормальным значением и вызывали известные ассоциации. Но другие рождали вопросы. Иногда были цифры. Например, 2056.
«Год?» Но и это ему конечно ни о чем не говорило. Задумавшись, он посмотрел наружу. Тишина околдовывала. Как будто совсем рядом проплывала в легкой дымке Земля. Хотелось скинуть с себя скафандр и прыгнуть в этот мягкий голубой шар. Хотя вряд ли он чувствовал бы себя лучше на этой одинокой пустой планете. Как говаривал его друг, если хочешь окунуться в водоворот жизни, посети Юпитер. А потом можешь лететь на Землю и всю жизнь отдыхать.
 
 Вспоминая потерянную мысль, он подошел к пульту голографического интеллекта и ввел слово «Кеннеди». В воздухе возникло улыбающееся лицо. Ниже текст. Он пробежался по нему глазами: «…США…президент…машина…был убит…» Он щелкнул выключателем. Изображение не исчезло. Подойдя к этому обаятельному человеку, он пожал ему руку, отвечая той же приветливой улыбкой. Резко похолодало. Садясь в машину, он заметил, что тучи почти все разогнало, и снег больше не валит хлопьями. Повернул ключи, включил обогреватель. Холодно. Одну руку подставил под струю воздуха. Въехав в темный туннель, сбавил газ, наслаждаясь теплом, расходящимся по руке. Вспомнились годы детства, школа. Как-то пионервожатый сказал ему, что музыкант, особенно скрипач, должен беречь свои руки, и даже когда не сильно холодно, носить какие-нибудь легкие перчатки, как носили раньше аристократы.
 
 Музыка… Он всегда удивлялся, что сочиняя музыку, ему в голову постоянно лезли какие-то пафосные, патриотические мотивы, и пальцы послушно их извлекали. «Сочинитель гимнов» так писали о нем газеты.
 
 Наконец лес кончился. Посветлело туманной сырой бледностью. Он вышел из повозки и отпустил кучера. Когда вошел в дом, первым делом подошел к камину и прижал к нему ладони. Закрыл глаза. Хотелось спать. Вдруг больно обожгло руки. Отдернув их, он посмотрел на догорающий костер. Неподалеку остатки туши истязали шакалы. Потуже завернувшись в шкуру, он прислонился к стене пещеры и начал засыпать. Почувствовал сладковатый запах дыма. Вспомнил, как шаман племени сегодня раздувал костер, подбрасывая в него какой-то травы и время от времени что-то выкрикивая. А потом бегал вокруг него и даже наступал на угли.
 
 Все уснули. Он давно ждал этого. Боялся, что не успеет. Скупые языки пламени догорающего костра пугали тем, что очередной раз могли не вспыхнуть из под тлеющих веток. Еще раз посмотрев вокруг, он подул на костер, встал и начал ходить вокруг него, наступая на угли. Он попытался вызвать дух отца, который вчера ночью ему приснился. Но ничего не получалось, так же как сегодня днем, когда он, обжигая ноги, безуспешно пытался поговорить с ним под наблюдением любопытных глаз сородичей. А теперь надеялся сегодняшней ночью еще раз увидеть его и запомнить, что он ему говорит. Утром он удивился тому, как выглядел его отец во сне. Что-то большое и белое, с толстыми руками и ногами делало плавные, но неуклюжие движения в воздухе, иногда переворачиваясь всем «телом». На месте, где должна быть голова, стоял шар. Лица не было. А было отражение лица его собственного. Но он знал, что это он.
 
 Костер окончательно потух, да и он уже устал. Лег на землю, начал глядеть в небо. Как ему хотелось иногда взлететь и посмотреть на мир с высоты птичьего полета или даже выше. А потом рухнуть вниз! Лететь камнем, слушая ветер. Ощущать свою легкость и смотреть на приближающуюся землю. А потом упасть! Утонуть в этом воздушном голубом шаре как в стоге сена. Упала звезда. Вернувшись в дом, он сел за стол и продолжил писать. Потом вдруг понял, что ему еще многое надо успеть. Надо торопиться. Надо уложиться в вечность. Он знал, что он успеет. Но все равно волновался. Так волнуются люди, когда встречают кого-то, и не могут вспомнить, но остро чувствуют, что знают, знали, видели когда-то этого человека. «…Человечество, писал он, это единый разум. Разум во времени и пространстве. В мире не существует отдельного своего «Я». «Я» это весь мир. Весь мир это человек. Люди мира его органы. От их работы зависит состояние мира. Например, от ног куда он идет, на что наступает; от рук чем занимается. А разум это «Я» мира. Никто из людей не ощущает его. Так же, как рука не знает, что ей управляет мозг. Это знает только он».
 
 Он положил ручку и пошел спать. Когда он закрыл глаза, яркий свет ослепил их. Руки подхватили его и подбросили вверх. В голову ворвался грохот мира, смешанный с криком новорожденного. Его голосовые связки напряглись до предела. Он родился. Врач подошел к кровати, потрогал сухой морщинистый лоб и сказал, что он умирает. Этого он не выдержал и заплакал, глядя на тело.