Бальмонт

Menage a trois
Треугольник

1

Мечтать уже нельзя, мы целуемся холодными носами. Вот она, "новозеландская" явь: Балтийское море дробится взбрызгами за бортом уходящего корабля.

Зыбь забирается в сердце, качаясь сомнением - свершится ли? Никогда твой голос не звучал так тягуче, мучая меня. Не хочу слышать чарующие созвучия твоих стихов. Не верю, не будет, не надо!

Задыхаясь от перепада давления, опираюсь на твою руку в лайковой перчатке. Кажется, пространство сужается, вычерчивая воздушные петли. Зачем ты загнал меня в море? Издевательским напевом скулит мое отчаяние. Студеный ветер ласков. Жмусь к воде, облокачиваясь о бордюр. Страшно. Будто летаешь и падаешь, как во сне.

"Наскучило, что мучило", - вынесла вердикт и не удивилась, когда дверь в каюту открылась. Вошел К.Д.

Я не бросилась к нему, как мечтала долгие ночи. "Пусто как-то", - неловко улыбнулась. Но К.Д. радостно смотрел на меня.

- Милая моя, я Вас пожалею! - неспешно снимая пальто. Его голубые глаза смотрели серьезно.

Он обнял меня и стал сжимать сильно, судорожно.

"Зачем? Право, перестаньте," - отбивалась я, пятясь к двери.

К.Д. все крепче прижимал меня к себе, горячо и властно целуя в рот, шептал: "Наконец, сбылось!"

**
Нет, рыбкою гибкою я не всплыла со дна, касаткою-разгадкою не защебетала в ту нелунную ночь. Я предпочла остаться девушкой в тени, оттолкнув К.Д.

"Да пустите же, Вы пьяны!" - крикнула, отбросив со всей силы обнимавшего мужчину, выбежала, хлопнув дверью.

На море бушевал шторм. И было весело смотреть, как разбрызгивались грешные мысли, как исчезала в темноте забелевшая плоть на гребнях волн.

**
"Вы гадкая и злая. Зачем Вы прислали ко мне проститутку? Подлостью с Вашей стороны было не то, что Вы оплатили ее услуги, признав мою несостоятельность. Как Вы могли, сударыня, научить эту малограмотную особу выкрасть все письма? Вы обворовали меня!

Я хочу Вас видеть. Я буду ждать Вас во вторник в шесть. Да? Мне необходимо прочесть Вам кое-что из нового. Придите.

Ваш К.Б."

2

Я его ненавижу. Вчера увидела, как он валялся на траве, раскинув руки. Ноги расчесаны от укусов комаров. Что за привычка носить ботинки на босу ногу?

Гляжу на лицо, сморщенное в гримасу, усмехаюсь крошкам хлеба в бороде - "барбишке". Серый от грязи воротник, оторванная верхняя пуговица на залитом вином жилете. Отвращение к самой себе: какая позорная связь!

- К.Д., у Вас шляпа продырявилась, и личико помялось, - шепчу нарочно, зная, что он спит.

Странно, почему г-н Бальмонт не выносит симметрии? Ведь он постоянно в каком-то "косом" положении. С годами его наружность делается все более карикатурной: как-будто он постоянно ухмыляется или прислушивается к болезни, склоняя шею.

Бальмонт декламирует стихи даже во сне. Как сейчас - размахивает рукой и бормочет о лепестках, дрожащих на ветру, о подвижности реки, о поцелуе. Как мне знакомы эти строчки! Как знаком он, поэт в мятой шляпе, поношенном пиджаке и с гвоздикой в петлице!

Слышу сквозь бред слово "пять". К.Д. напоминает мне о завтрашнем свидании, в 5 часов. "Пять чувств дорога лжи", - явственно различаю.
**
"Я слишком тебя люблю, чтобы относиться к тебе как к женщине", - говорит Бальмонт, беря у меня деньги. Сегодня К.Д. уже не застать - он отправился в вояж по "ресторациям".

Одну из своих лекций К.Д. назвал "Флейта из человеческих костей". Согласна ли я, чтобы этот артист со светлыми, кудрявыми волосами и острой бородой, с голубыми прищуренными глазами под бровями цвета спелой ржи или потускневшего золота прикасался губами к моему бедру? О да...

Вечером скучала и зашла в итальянский ресторанчик, в котором мог оказаться К.Д.

Мне предложили сыру и кьянти. Но я отодвинула тарелку и стакан. Скоро услышала знакомый голос, напевавший пикантные французские народные песенки. Смех простонародья отвратителен. Все смотрят на меня, единственную даму. Демонстративно пью вино.

К.Д. забрался на грубый стол и стал читать по-русски свои стихи. Для меня одной. Как он был смешон и неестественен в скошенной на бок фетровой шляпе, без пиджака, непонятный никому. Сумасшедший русский.

Он не хотел уходить. Я умоляла, вставала на колени. Он закричал: "Поганая баба!" и больно оттолкнул меня.

**
"Милый друг, зачем Вы сердиты? Благославите Май и нашу любовь. Наши крылья запутались друг в друге. Да, я обещал Вам. Но марево овладевает мозгом, когда менее всего этого ждешь. Я не чувствую никакой вины. Разве может быть виновата весна? Я никогда не перестану быть художником. Даже ради Вас."

3

Его жена создает впечатление слишком уверенной женщины. Мне неприятно смотреть на ее затянутую в корсет фигуру, строгое лицо. Я завидую тому, как Е.А. умеет сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах.

- Екатерина Алексеевна, я познала голую сущность К.Д.
- Да, Еленочка, я тоже.

Она нисколько не заботится о поэте. Мы ездим втроем. Все жалеют меня и шепчутся о потерянном достоинстве. Но я знаю, как бонтонная Е.А. унижается перед Бальмонтом. Даже когда он разбушевался и повыкидывал мебель с пятого этажа их квартиры на улице Raynouard, Е.А. стерпела. Потому что полет кресел, стульев и этажерки превратился в театр. Бальмонт приходил в исступление, бросая вещи и декламируя стихи. Он возбуждался, как в экзальтической оргии, и был прекрасен. Мы с Е.А. замерли в восторге. Глядя на бледное лицо Е.А., я любила ее и прощала.

"Роман с одной женщиной для поэта - смерть", - говорил Бальмонт. Если бы Пушкин, например, ограничился треугольником, находясь в отношениях с сестрами Гончаровыми, он бы избавился от ревности и посмотрел бы на трагедию как на фарс. Художник постоянен только себе, уверял нас К.Д.

Были ли в нашей общей жизни минуты полного, предельного счастия? Да, когда мы с Е.А. растворялись в Бальмонте.