Херсонесские письма
2. Здравствуй, дорогой Василий! Мы на днях были у собирателя Крымских древностей, ели омаров, пытались датировать предметы из его коллекции. Я думаю, он перекупает у черных археологов. А, ты же, наверное, не знаешь, кто они такие! Они копают втайне от государства, для обогащения. Впрочем, «втайне» - это уже давно условно: у них все схвачено. Местные жители копают, они перекупают, милиции дают взятки. Ученым приходится для науки выкупать у них предметы старины. И никакой на них управы, ты просто не поверишь! Двое археологов пришли копать на Шулдан, так еле ноги унесли. Там, на Шулдине множество могильников и очень богатые захоронения. В общем, наукой движут гробокопатели. Правда, какая часть оседает у богатых коллекционеров, одному Богу известно.
3. Дорогой мой Василий! Мы ездили недавно к горе Мангуп, где находилась столица средневекового княжества Феодоро. Город расположен высоко на вершине горы, а у подножья была раннехристианская базилика. В советские времена мудрые власти сделали искусственный водоем на том месте, и величественные руины ушли под воду. Теперь в ясную погоду видны контуры древнего храма. Потом мы поднимались на вершину Мангупа, по лесистому склону, мимо караимского кладбища. Археологи рассказывают, что на этой горе поселилась семья бомжей. Сами себя они называют индейцами. Они слились с природой, питаются ее плодами и тем, что удается умыкнуть у рассеянных туристов. Как лесные жители они неуловимы для простых обывателей. И только частые пропажи неосмотрительно оставленных вещей свидетельствуют о наличие жизни на Мангупе. Рассказывают, что зимой можно найти отпечатки босых ног на снегу.
4. Дорогой Василий! Вчера к нам приезжала матушка Вера. Если б был жив Ф. М. Достоевский, то он наверняка посвятил бы ей роман! Вся она как комок нервов, истовая, чрезмерная. В ее сердце столько боли и столько веры, столько страсти и покаяния. На ее примере я вдруг осознала смысл слов Христа: мытари и блудницы куда ближе к Царствию Божию, чем тихо дремлющие обыватели. Пусть не в том направлении, но они идут. Обрати их, и они станут великими святыми... Всего про нее не расскажешь. Может, лет через 20 упрошу ее написать мемуары о своей жизни. Впрочем, не страдалица она только, а и грешница, и подвижница. Мужа ее предприимчивый духовник приуготовил для собственного служения. Как? Ты не поверишь: после венчания не прочел над ними молитву, благословляющую их на совместную жизнь, и оставил его при себе священником. Вот она и осталась, статная, умная, да одна. А тут на беду внимательный богомол попался. Так и стали они тайными поклонниками, но и истовыми молитвенниками, благотворителями храмов и монастырей. И уж насмотрелась она человеческой сути местных служителей Церковных! Когда рассказываю, что есть в России другие, достойные, не верят. Жаль, что не встретился мне в Крыму такой с горящими глазами и сердцем, наполненным любовью ко всей твари.
5. Дорогой Василий! Продолжаю свои «херсонесские» письма. А ведь плагиат: своими письмами из Херсонеса прославился папа Мартин Исповедник, сосланный на периферию Византийской империи за неприятие им монофелитства. Под стенами Херсонеса сохранился храм необычной формы: в плане крест, алтарь в центре. По мнению археологов тут должен был быть захоронен папа Мартин. Вообще, церковная археология – удивительная вещь! Столько интересного узнаешь! К нам собирается в гости археолог Толя с женой. Они нашли новый пещерный храм в районе Инкерманской Лавры. К храму трудно пробраться, так как расположен он в скале, но зато там сохранились все росписи и вырубки. Вообще-то эти пещерные памятники очень трудно датировать, поскольку культурный слой в каменном полу – большая редкость. Но зато как притягательны эти обжитые людьми скалы! В одной скале, у подножья Эски-Кермена вырублена церковь, с алтарной преградой, росписью. А ведь снаружи – просто глыба. Наш замечательный преподаватель, Г. Соколов, сравнивал этот храм с человеком: снаружи руки, ноги, пальцы, волосы, а внутри – бессмертная душа! Красиво.
6. Привет тебе, любимый Василий! На ступенях, ведущих к Херсонесским руинам, я встретила уличного музыканта. Он закончил Воронежскую консерваторию, а теперь халтурит на курортах. Хорошо играет, я с ним разговорилась и условилась брать уроки игры на гитаре прямо в Херсонесе. Неплохо. Однако через пару занятий он осмелел, стал петь откровенные песни, и после урока предложил провести вместе вечер. Что ж, мы дошли до базара, я накупила нарочно много винограда, баклажанов, помидоров, и попрощалась с ним. Больше мы заниматься не будем! Наблюдаю я за местным населением, и удивляюсь, как много здесь одиноких людей. Как часто женщины одеты вызывающе, а мужчины смотрят с вожделением. Как легко здесь заводятся знакомства и как они легковесны. И жаль, ведь, что не умеют по-другому, что свое половое влечение принимают за любовь, а любви настоящей, горячей и искренней так и не изведали. Очень жаль!
7. Любимый мой Василий! Ты опять вместо письма прислал мне фотографию, и я стала злиться, что пишу тебе безответно. Можно было бы тебя проучить, перестать писать и сделать выговор. Но потом пришла уверенность, что любви можно научить только любовью, что нет лучшего средства для всех человеческих отношений, как только любовь. Поэтому опять пишу. Кстати, у меня появился друг! Пятилетний мальчик Данила. У него слишком взрослая мама – искусствовед, а мальчик – просто ее хвостик. «Замолчи, не спрашивай, иди гуляй» - стандартные фразы. Иногда она со злобой его лупит или грозится бросить в яму. Страшно! Мы быстро подружились. Я рассказываю ему про Данилу-мастера, про Ивана Сусанина и т. д. Замечательный будет парень, если мама не выбьет из него интерес к жизни.
8. Любимый мой Василий! Только сегодня к нам выбрался археолог Толя со своей женой. Мы наварили пельменей, открыли крымского вина и очень хорошо посидели. Устроили музыкальный вечер. Он здорово играет и сам пишет. Прошлись по бардам, а потом перешли на свои песни. А ведь стольких поэтов мы храним в сердце. Столько новых рифм, светлых идей! Приобщились к нашей родной культуре и просветлели. Как замечательно, когда ученый – не просто ученый, а еще и интересный разносторонний человек. Но узнали и про его работу. Он изучал обвалы в пещерах монастырей. Оказывается – это многовековая проблема. Уже во времена св. Антония были завалены некоторые пещеры, в завалах прорубались новые ходы. Теперь археологи могут отрыть те пещеры, которые не использовались веками! Узнать, как жили древние. Ведь это так интересно, лишь бы только не зацикливаться на этом, а самому жить полной жизнью. И так во всем: наша жизнь как полная чаша. Да будет!
9. Дорогой Василий! Сегодня началась религиоведческая конференция. Мы слушали доклад о святителе Луке Войно-Ясенецком. Его книга «Дух, душа, тело» меня не вдохновила, и мое знакомство с этой личностью закончилось. А тут оказалось, что он был специалистом по гнойной хирургии, спас тысячи жизней во время Второй Мировой, за что получил даже Сталинскую премию, провел больше 10 лет в ссылках и лагерях. Доклад делал архивист по документам советского уполномоченного по делам религии в Крыму. Любопытные сведения: храмы святитель по преимуществу давал тем священникам, которые показали себя исповедниками веры в ссылках, сам не боялся свидетельствовать о своей вере, когда приходил на научные лекции в архиерейской одежде. И это в сталинские времена! Открыто говорил, какой вред принесла Крыму высылка оттуда греков и болгар. И ведь до сих пор испытывает на себе Крым все последствия переселений и переделов границ! Но это отдельная история. Что же до меня, то я открыла для себя нового святого.
10. Дорогой мой Василий! Сегодня нас возили на экскурсию в скальный монастырь Чолпан-коба. По дороге рассказывали историю княжества Феодоро. Святой Феодор, что подтверждает и название, был самым почитаемым святым государства. Монастырь, в который мы ехали назван тоже в честь этого святого. Мы прошли кизиловое ущелье и взобрались на плато, к средневековой крепости. Там полил дождь, и все скалы стали скользкими. Спуск был бы просто невозможен, если б мужчины-археологи не встали бы цепочкой и не ловили бы нас буквально на руки. Тут я вспомнила слова из песни В. Высоцкого: «Если шел он с тобой как в бой…» Потому спустились мы в ущелье близкими людьми. Потом посетили и сам монастырь. Единственный обитатель монастыря, отец Даниил, с гордостью показывал археологам, что все восстановительные работы ведутся без ущерба историческому наследию. На обратном пути попробовали крымских вин и веселыми вернулись в Херсонес.
11. Дорогой Василий! Я тебе писала про монастырь Чолпан-коба, но не всем памятникам истории так везет. Монастырь на Шулдане самозахватом оккупировали невесть откуда взявшиеся монахи. Стали там все перестраивать, переиначивать. Но и это не все. Появился в тех краях богатый разбойник (или, говоря современным языком, бизнесмен), скупил земли в округе и стал единоличным хозяином Шулдана. Считая себя верующим, он решил «возродить» обитель. Сделал кое-где евроремонт, отстегнул монахам пожертвование и уехал. Когда же вернулся, то обнаружил, что монахи пьют, продукты превратились в протухты, и все такое прочее. Созвал своих братков и погнал монахов палками вон из монастыря! И смех и грех! Неужели наши храмы будут восстанавливаться на награбленные деньги, а священство будет покрывать богатых вкладчиков! Найдется ли в земле нашей бескорыстный человек, который объяснит бандитам, что не деньгами надо голос совести заглушать, а жизнь свою нечестную исправлять. Ох уж это злато, добытое кровью! Не на купола б его, а в печь, как святая Пелагея сделала. Но, видно, не те времена нынче, и особое это, видно, крымское благочестие!
12. Любимый Василий! Сегодня было торжественное закрытие религиоведческой конференции. И если во время заседаний его наверно ликовали ангелы, то на закрытии торжествовали бесы. Барышни из оргкомитета, имевшие виды на некоторых докладчиков, решили упоить всех водкой. А уж на это наша братия падка! И в результате начались пошлость, непристойности, глупость. Лучшая половина покинула зал заседаний. Самые стойкие кутили до полуночи. Те, кто на конференции представлялся умным и глубоким человеком, под действием алкоголя оказались пошлыми и недалекими людьми. Священник, улыбавшийся на пошлые анекдоты, богослов, обнимавший сорокалетнюю исследовательницу. Мы с Данилой удалились в песочницу и строили домика из песка. Это было самое стоящее занятие, и оно избавило меня от греха осуждения.
13. Дорогой Василий! Закончилась конференция, и я обнаружила, что совсем отстала от жизни: не пишу, не играю, не рисую. Пора уезжать. Море было сегодня удивительно гладким, и я гребла бесконечно долго, пока не устала. Жизнь моя словно остановилась, а значит, пора срываться и ехать в Россию. Брожу по Херсонесу и прощаюсь со всеми. Вон, 60-тилетний добрый гений археологии и злой гений херсонесских женщин Игнат, замечательно честый, но пошлый до безобразия человек. Знает в Херсонесе каждый камень, по ландшафту может определить наличие древних поселений. «Привет Москве», - кричит мне вслед. В музее, в средневековом отделе стоит пианино. Здание когда-то было церковью и сохранило замечательную акустику. Сажусь за клавиши, играю экспромты, то forte, то piano-piano. Еще когда-то, в начале моего пребывания здесь, в этом зале выступал симферопольский хор, пели церковную и народную музыку. А так хочется, чтобы в дорогом сердцу городке возобновилась культурная жизнь: творили бы новые Айвазовские, писали бы и выступали талантливые поэты и исполнители. Я закрываю крышку, прощаюсь со смотрительницами и выхожу за территорию музея. Почему-то слезы на глазах. До свиданья, Херсонес!
14. Дорогой мой Василий! Богатая история Крыма: и эллинской античностью, византийским и генуесским средневековьем, российским новым временем, украинским новейшим. Грустно, что все это богатство политики хотят свести к истории окраинной, незалежной Украины. Как жаль, что это в ущерб русскому языку, Российской истории и культуры. И именно там, где волею судеб, большинство населения русское. В день открытия конференции крымское правительство бежало из Крыма, поехало в Киев выяснять свою принадлежность. Все это так забавно! Если бы не так грустно. И еще удивляет живучесть советских норм управления: взятничество, жульничество, блат и продажность. Просто диву даешься! «Да ведь можно пожаловаться», - возмущаюсь я. «Кому?» - удивляются мне. Но бессребренники эти археологи, трудятся ради интереса, науки. Жаль только, что трудами их живет столько прохвостов.
15. Дорогой Василий! Не все, конечно, нестяжатели среди крымских ученых. Один, столичный исследователь повадился копать крымские древности. Копает он не ахти как, но вот публикуется постоянно, и по большей части на материале чужих исследований. На конференциях громит местных ученых, ругается, самоутверждается. Приходится постоянно объяснять, что в Москве не все такие, что Университет учит уважительному отношению даже к своим оппонентам, и что хамство никого не украшает. В этом году он приехал на конференцию с новой, совершенно необоснованной классификацией церквей Крыма, но получил достойный отпор людей, которые всю жизнь копали эти памятники. Разные люди встречаются. Один больше, другой меньше, но все мы несовершенны. Без личного подвига просто никуда.
16. Любимый Василий! Мир стоит добрыми людьми. И я уповаю, что не переведутся они на земле. Мытари обирали население еще со времен Христа, и доныне собирают взятки на границе. Но солнце золотит березы, в России уже вовсю осень, мелькают деревушки, города, сельские труженики, ученые, предприниматели – и мир стоит нерушимо, потому что больше нас, порядочных, щедрых, любящих и искренних, чем их, злых, жадных и подлых. И куда я денусь без моей России, бушующей как предгрозовое море, неоднозначной, разнообразной, всегда живой и изменчивой. Что буду делать я в твоей засыпающей уютной Европе? Где еще встречу Карамазовых и Чичиковых? Где увижу воочию пейзажи Шишкина, Сурикова и Айвазовского? Лишь бы только не перевелись у нас добрые люди!
Любящая тебя сестра.
Свидетельство о публикации №205100400154