Как подойдет поезд

Свежий весенний воздух, наполненный каким-то необыкновенно радостным солнечным светом, который неизменно поднимал настроение от одного прикосновения его с глазом, рассекала зеленоватая железная змея – поезд – стучащая свой ломаный ритм на стыках рельс. Ползла она вдоль полуосыпавшихся холмов с редкими одноэтажными домиками, гаражей и скелетов стареньких автомобилей, покоящихся уже не первый год в зарослях высокой травы, чуть кланявшейся ветру… но поезд пока что далеко. Речь пойдет не о нем.
Речь пойдет о ней.
Она лежала, запрокинув голову к небу и улыбаясь ему своей светлой искренней улыбкой; как бы подавая сигналы обратно солнцу отблеском своих ровных белых зубов. Ее черные волосы плавно стекали на плечи и так же сверкали, становясь ярко-черными, если такое вообще возможно. А ее темная мешкообразная одежда ни одним слоем скрывала ее красивую фигуру, так свойственную прекрасным леди ее лет. А ей было 16. Ноги свои она вбила в огромные синие ботинки, такие неженственные, но такие дорогие ей. Не знаю уж почему, простите!
Руки она раскинула в стороны, как бы принимая в себя всю энергию бездонного ковша и собирая ее где-то внутри своего мира, в котором, я уверен, есть небо не менее глубокое и загадочное… Так она лежала на рельсах.
 Ботинки упирались в одну параллель металлической дороги, а голова ее была опущена на противоположную сторону. Благодаря небольшому росту, она неплохо умещалась в этом довольно маленьком промежутке, лишь немного изгибая ноги в коленях.
 Все, что она в это солнечное весеннее утро – радовалась тому, что она может просто лежать вот так на рельсах, смотреть на небо и слушать пение птиц. А то, что это могло кому-то не понравиться, ее совершенно не волновало! Она даже не думала об этом. Ее настроение можно было угадать по ее светлому симпатичному лицу, с которого не исчезала улыбка. Лишь иногда она немного сглаживалась, когда на небе время от времени появлялись случайно затерявшиеся в поисках грозы тучи. Но их было совсем немного, потому большую часть времени парящие в воздухе птицы видели ее улыбку.
Так ли безоблачно и чудесно лежать в весенний день на рельсах? - спросите вы. Не знаю, что и ответить… Я с вами вряд ли знаком, потому могу лишь сказать, что вы сами можете выбирать время года, чтоб так вот полежать, хотя многое зависит и от количества облаков на небе. Или туч…
Как и везде (куда от этого денешься!), вдоль рельс, по всей насыпи без конца ходили во всевозможные стороны люди. Они не сильно мешали ей своим мельтешением, поскольку она уже достаточно хорошо научилась не обращать на них внимания.
Одни тихо шаркали серым гравием, даже не касаясь шпал (особенно тех, что из камня). Так было гораздо удобней и безопасней, поскольку о шпалы часто спотыкаются, и были даже случаи падений. Конечно, падать не хотел никто, потому куда надежней спокойно следовать в выбранном направлении, перещелкивая туфлями мелкие камушки.
 Другие же, в отличие от первых, предпочитали лихо скакать по шпалам, то перескакивая через одну, то наступая на каждую. Конечно, некоторые успевали от такой скачки по бревнам споткнуться, а те, кто был менее устойчив, еще и стукались лбом о ближайший к нему (лбу) предмет на земле.
Еще были те, кто не спеша шагал и по шпалам, и по насыпи, выбирая места, где было удобно идти – ведь иногда легче двигаться по шпалам, а иногда по гравию. Такие не падали.
Изредка появлялись рабочие железной дороги, ничего, собственно, не делая, а в основном мешая кому-нибудь идти. Естественно, ей от них доставалось тоже, но пока что совсем немного. На них так же надо было уметь не обращать внимания, а точней делать вид, что все происходит так, как хотят они, а на самом деле продолжать гнуть свою линию…
Некоторые люди останавливались и даже присаживались на рельсах у ее ног. Одни с добрыми намерениями – просто поболтать, другие – с какими-то дурацкими вопросами, а то и претензиями. Их почему-то очень беспокоило то, что никто не лежит на рельсах, все «нормальные» люди ходят, а она вот отличилась! В итоге и те, и другие уходили, только первые иногда возвращались, чтоб продолжить милое общение.
Со временем (а время уже кралось к обеду) она заметила, что после разговоров с некоторыми из сидевших рядом людей, ее мысли приобретали совершенно новое русло, в котором и неслись дальше свежим потоком, нарастая и разбрасывая брызги на поворотах. Такие люди даже садились чуть ближе, перекидывая ноги вовнутрь железнодорожной полосы.
Но и они уходили…
Счастливые часов не наблюдают, тем не менее она взглянула на стрелки своих ручных часов и насчитала 11:20, когда вдруг заметила человека, шагающего совершенно нетипично для большинства прошедших сегодня мимо. Он шел средней скоростью, ступая по одной из рельсовых параллелей, подолгу сохраняя равновесие, лишь иногда опуская ту или иную ногу на шпалы. Голова его была приподнята так, чтобы он мог видеть и небо, и то, на что наступали с каждым шагом его ноги, обутые в потертые и явно видавшие разные виды башмаки.
Минут через пятнадцать, он уже подошел впритык к ней, по-прежнему почти не замечая ее присутствия. Встав прямо перед ней, он остановился, опустив левую ногу на шпалу. Голова же его плавно, но достаточно стремительно опускалась с небес на землю до тех пор, пока его взгляд не соприкоснулся с ее глазами. Так он стоял секунд шесть – семь, после чего поднял опущенную ногу обратно на рельс. Их глаза по-прежнему сохраняли прямую линию, соединяющую их взгляды.
- Привет, - приветливо сказал он.
В ответ она подарила ему колечко сигаретного дыма. Кольцо обвилось вокруг его запястья, а сигарета, которая время от времени пребывала почти с самого утра в ее руках через полторы минуты остыла, лишь отбросив немного пепла на его коричневые башмаки. Спустя эти полторы минуты, его лицо значительно просветлело, и они начали свой долгий разговор. Хотя она была уверена, что разговаривает только она, а он просто болтает. Почти так же полагал и он: он наконец-то заговорил, а в то, что с ним вновь заговорили (а не просто болтали) верилось не сразу и не без труда.
Так они и говорили, совершенно безжалостно развеивая по свежему ветру время. Он постепенно присел, чтобы быть поближе и видеть ее черные глаза, в которых с трудом можно было разглядеть зрачок, мерцающий светом ума и искренности.
Он верил почти всему, что она говорила, хотя верить стоило лишь в то, что она говорила ему шепотом, пока никакой души не было рядом. Она же (может настроение такое с утра) не верила почти ничему из его слов, хотя его рассказы были ей интересны и верить в них очень хотелось. Но уж больно они были невероятны, чтобы в них верить. Хотя ему тоже некоторые вещи из ее слов казались чем-то совершенно необыкновенным.
Он, например, не верил, что сюда она добралась, ни разу не ступив ни на одну шпалу. Не верил и все! Ну, не могло такое быть! Тем более, что сейчас она лежала на этих деревянных созданиях. Может ей просто хотелось, чтоб он так думал, а может она просто слукавила, по какой–то другой причине.
Он рассказал, как сам досюда добрался и что, конечно, касался шпал по пути. Это ее как-то странно огорчило, и он решил больше не говорить ей об этом, так как вводить в печаль девушку со столь радужной улыбкой и звонким смехом хотелось меньше всего.
Часа через три они уже лежали бок о бок все на том же месте, на тех же рельсах и тех же шпалах, продолжая говорить обо всем (или почти обо всем…), не переставая радоваться этой поразительной погоде, заодно прибавляя ко всему этому радость от их случайной встречи (или встречи случайными не бывают?).
Лишь однажды за все это время к солнцу подло подскочила затерявшаяся в этих краях тучка. В этот момент она спросила его:
- А когда тебе домой?
- Честно говоря, меньше всего мне сейчас хочется идти туда. Дома мне даже поговорить не с кем…
- Так ли не с кем? – она снова ему не верила.
- Те люди, что ждут меня там годны в лучшем случае на пустую болтовню, а в худшем – захотят, чтобы я складывал с ними пазл. Ты можешь себе это представить?
Представить это в общем-то было не сложно, и то, что он продолжал лежать рядом с ней ей, конечно, льстило, тем более, что многие, долго не задумываясь, променяли бы такое общение на сборку какого-нибудь дурацкого пазла с незапоминающейся картинкой. Да и вообще, все эти пазлы - собачья чушь, если у тебя нет главной детали. А остальных деталей всего-то две. Сиди и складывай, как душа пожелает, хотя душа тут как раз не причем…
Потом она, то ли оттого, что туча задержалась у солнца в гостях, то ли наоборот – от переизбытка света в последние часы, стала донимать его фактом их встречи. Ведь он чуть не прошел мимо! И вообще – он долго стоял перед ней одной ногой на деревяшке и заметил ее присутствие не сразу.
- Ты бы мог пройти мимо или остаться стоять на шпале дальше!
Что он мог ей ответить? В общем, как мог, так и отвечал, но, конечно, про себя думал, что так на нее подействовало временное исчезновение солнца.
Солнце же вскоре и правда очередной раз поразило их своей яркостью, и вопросы улетели следом за серым созданием (вряд ли божественным), которое люди прозвали тучей.
Последние пол часа они лежали молча, пока, наконец, она не спросила его:
- Почему ты лежишь со мной?
На что он повернулся к ней, поцеловал в щеку и, рассмеявшись над чем-то одному ему понятным, ответил:
- Как подойдет поезд, отвечу.

Свежий весенний воздух, наполненный каким-то радостным солнечным светом, рассекал поезд.

 5 марта 2005.Стас Павлюк.