семьдесят 7

Мне нравится вглядываться в проносящиеся мимо, но на несколько секунд все же остающиеся в моей памяти лица - задумчивые, важные, отстраненные, улыбающиеся - лица с рекламных плакатов, что обрамленные светом солнца, неба, фонарей сопровождают нас в пути.
Наверное, кто-то скажет, что это опасно, "слушайте, это очень опасно для жизни!", но я подолгу всматриваюсь в глаза этих замерших людей, невольно сбрасываю газ, машина покорно замедляет свой бег навстречу следующим глазам, так пристально всматривающимся в меня...

Только что был безмятежен, почти счастлив, но поднимал трубку, слышал её голос - откуда-то совсем издалека глухо зовущий:
- А Валя дома?..
Молчал, звал, смотрел, как прикладывает трубку к уху, отворачивается.
Бежал на кухню, подо мной скрипел раздраженный стул, оказывался в ванной, из крана вырывались тонны кипящей воды.
- Я ждала... Ждала тебя... Конечно... Не слышит...
На балконе протягивал руки вниз, в темноту, кусты шевелились в ней как живые, ощущал холод кровати, ко мне приближался потолок, испуганно мелькали пятна света.
- Понравилось... Ты была... Ну да... Послушай, послушай, не перебивай...

На следующий день я встретил их в метро - народ сгрудился вокруг меня, да и по всему вагону тоже - разговаривающим, многоголовым телом, так что меня они, скорее всего, не видели. Валя плакала, что-то объясняла, кричала - Алёна молчала, я видел, как бессильно опустившийся букет в её руках касается пола. Когда станция медленно останавливалась рядом с вагоном, до меня долетели обрывки криков, слов, исключительно валиных:
- Да надоело, брось!.. Хватит, ну, хватит уже! Не могу, понимаешь, не могу больше смотреть на это...
Поезд начинал движение, скрывая все остальные звуки монотонным шумом, сдавливающим слова до бесшумного шевеления губ.

Приходило утро не желающих открываться глаз, утро после ночи валиного отсутствия, наступал день после валиного упрямого молчания, проявлялся вечер, вечер после звука упавшего стакана из валиных рук, когда молоко, разлетевшись каплями по полу, застывало искривленным осколками пятном...

И вновь метро - теперь я встретил одну Алёну ("станцы, переход на танцы" - как же нелепа игра слов в моей голове...) Она меня заметила, подошла, что-то говорила, кажется, даже улыбалась, чему-то радовалась.
Когда послышался звук вторгающегося на станцию поезда, я сжал в кулаке комок из алёниной рубашки, огромных черных пуговиц, длинной пряди её волос, подтолкнул к самому краю платформы, выпрямил руку. Не знаю, испугалась ли Алёна, что успела подумать обо мне, но она посмотрела мне в глаза. Не предпологал, что так мгновенно могут появиться капельки слёз, капельки боли... Прижал её к себе. Обнял. Смотрел, удивлясь, погружаясь, в её глаза серо-изумрудной красоты, на глубине которых метались черные одинокие точки зрачков, испуганно, растерянно, так трогательно...

Обнявшиеся, прижавшиеся друг к другу, мы замерли над пустотой, на дне которой глухо гудели рельсы.