Каховка

 

«Каховка, Каховка, родная винтовка
Горячая пуля летит...»
Это одна из первых, выученных мной в детстве песен. Я так себе его и представлял, этот город, в форме летящей пули. Позже мне пришлось в нем пожить и даже поработать. А что, город как город.
Если вдуматься и название его - лирическое от украинского слова кохать-любить. То есть по- русски – Любимовка. Красиво стоит. На берегу Днепра,реки вполне судоходной. И плотина как положено ток дает стране.
И гостиница имеется возле реки, уютная. И заводов почти нет в наличии.
И много всяких овощей и фруктов.
Уж не знаю, кому впервые взбрело на ум сделать Каховку туристическим городом, но она заняла достойное место в маршрутах боевой революционной славы. А почему бы и нет?
 Кто отправлялся по этому маршруту? В первую очередь, конечно, пионеры. Также и комсомольцы, но менее охотно. Еще неплохо было задумано завозить ни в чем не повинных туристов крымского направления будто бы невзначай по пути следования. В первые часы, свернувшие в Каховку после многочасовой автобусной болтанки, туристы радовались как дети. Работавшая в гостинице канализация, приводила страждущих в восторг. В водопроводных кранах была освежающая вода. В столовой вкусная еда. В номерах мягкие матрасы с прекрасным видом на реку. Позже начинались проблемы. Пришедшие в себя туристы наглели и жаждали зрелищ. Зрелища - вот проблема города Каховка. В конце концов, ошеломленным гражданам становилось ясно, что осматривать нечего.
Настоящему туристу этого не пережить. Руководство города не растерялось. Для устранения недостатка в центре площади на недорогом бетонном постаменте установили телегу с макетом пулемета. «Революционная тачанка»- гласила надпись на цоколе памятника, рассчитанного на непритязательность, горячий патриотизм и глубокую веру.
 Для поддержания имиджа тачанки, последовало распоряжение властей, в рамках модных в то время изысков новых традиций, возить к ней брачующихся после регистрации, как к символу города. Однако мероприятие приняло несуразный вид. Идея же установить у тачанки почетный пионерский караул вызывала смех у горожан, переполненных скепсиса и здравого смысла.
 От безысходности местным гидам приходилось проявлять инициативу, в попытке поддержать интерес экскурсантов к достопримечательностям родного города.
В рамках этой достойной цели одни вели историю тачанки со времен Ленина в Шушенском, развивая аспекты марксистской философии и экономического развития страны, включая план ГОЭЛРО, как составную часть Каховской ГЭС.
 Другие приплетали тачанку ко всем событиям гражданской и отечественной войн, связывая ее с героями от лейтенанта Шмидта до Карбышева.
 Третьи выходили из положения, подробно перечисляя туристам то, чего не суждено им увидеть в славном городе Каховка , сплетая его историческую канву с памятниками Крыма ,Киева , Украины и всей огромной страны.
-Вы не увидите в Каховке ,-говорил гид.- Ни Воронцовского дворца, ни Ласточкиного гнезда, ни Левадии...
- А что же мы здесь увидим ?- не выдерживали нервные любители путешествий по родной стране.
- А вот. Вашему вниманию-тачанка историческая...- эффектно взмахивал рукой гид в направление экспоната.
 Но самой большой популярностью пользовалась Каховка у организаторов форумов и сборов профсоюзных, молодежных и прочих движений.
 Однажды, будучи свидетелями встречи Общества Советско – Французской дружбы, мы едва прорвались в гостиницу через тройной милицейский кордон. В столовую нас не пустили. Именно там решалась проблема мира, за накрытыми белыми скатертями столами, ломящимися от яств и пития под трехцветным полотнищем дружественной Франции и красным серпасто- молоткастым алым стягом нашей мирной державы. На стенах красные плакаты пестрели здравицами. Посторонних к столам не допускала бдительная служба общепита и коммунального хозяйства.
Публика в костюмах при галстуках и шляпах уныло слонялась вокруг гостиницы. Кого-то ждали. На крыльце у подъезда, в полном параде выпустив пузики на волю из расстегнутых пиджаков, беседовали по всем признакам высокие представители.
- Мне сам первый сказал,- говорил один.
- Мне сам Председатель сказал,- вторил ему другой.
-А вот и они,- наконец облегченно вздохнул кто-то в светлой шляпе .
 На площадку перед гостиницей резво ворвался красный празднично гудящий «Икарус».
Откуда-то появились дети с флажками в руках. Было радостно и гордо.
В сереющих сумерках всеми огнями вспыхнули фонари.
Из раскрывшихся с шипением дверей автобуса в скромную толпу встречающих выпал неожиданно человек с аккордеоном, не переставая что-то играть. На ногах он уже стоял с трудом. За ним степенно спустилась дородная приятная женщина в белом костюме с французским флажком на лацкане. Она распоряжалась всеми беспрекословно. За ней потянулись из салона какие-то люди мужчины и женщины. Торжество набирало обороты.
Распахнувшиеся навстречу стеклянные двери гостиницы и ресторана поглотили толпу участников и наглухо закрылись. Голодные, блокированные в номерах простые туристы и жильцы, с обостренным чувством обоняния горестно вбирали в себя щедро рассеянные в свежем ночном воздухе волшебные флюиды чужих «яств и медов». Снизу из раскрытых местами окон пищеблока доносились усиленные динамиками тосты , речи и взрывы аккордионных пассажей. Маэстро был еще «на коне».
- Во дают! - завистливо подмигнул мне из соседнего окна какой-то мужик.
Но «давать» стали значительно позже. Через пару часов обильных возлияний
из дверей показались первые «ласточки». Подпитые «в дым» мужики, таща за собой заливисто визжащих членов общества женского пола, скрывались в фиолетовой мгле прибрежных кустов. Вторая волна, появившихся из дверей, производила впечатление менее лихое - солидные и серьезные, «расхристанные» люди, задумчиво и тяжело бредущие в одиночку неверной походкой в поисках покоя или успокоения. Самые сильные добирались до ближайших зарослей в упрямом и справедливом стремлении опорожнить организм, перегруженный ядами цивилизации и излишнего благополучия через все возможные прорехи непослушного тела. Слабые же начинали «акты справедливости» уже у дверей гостиницы. Аккордион зловеще замолчал.
В прибрежной тишине гостиничного парка раздавались звуки, оскорбляющие слух трезвого человека. Под ближайшим фонарем в глубоком сексуальном поклоне, игриво выставив на общее обозрение розовые трико обтягивающие внушительный зад, шатко держась за деревце одна из участниц трапезы пыталась через рот разрешиться от бремени желудка , громко постанывая, икая и щедро пуская ветры, под руководством доброжелательного спутника-«специалиста» в галстуке и рубашке на выпуск .
 -Вставь два пальчика в ротик, птичка моя,- как заклинание уже в двадцатый раз повторял он, словно в сомнамбуле подрагивая и шатаясь, глядя себе под ноги и шаркая вокруг столба.
«Птичка» уже считать не умела и лишь обреченно продолжала страдать в слабой связи с действительностью.
-Товарищи! Да что ж это такое?- вылетела вдруг из дверей «ресторана» пресловутая, дородная женщина, в белом уже помятом костюме со значком советско-французской дружбы.- Это же безобразие! БУДЬТЕ ЛЮДЬМИ!
 Так тщетно взывая к обществу, белая фигура одиноко добралась до угла здания и неожиданно умолкла, безвольно склонившись в естественном позыве. Но какова чертовка. Не зря прошла она советскую школу стойкости и мужества на примерах Мересьева и Корчагина. Только три минуты человеческой слабости. И вновь по берегу разнесся ее звонкий приятный голос.
- Товарищи! Разрешите вечер считать закрытым!
 Откуда-то из мрака в освещенную зону фонарей вновь ворвался нарядный красный «Икарус». Навстречу ему добровольцы уже выносили безжизненное тело верного аккордиониста, который и в отключенном состоянии, как бравый оловянный солдатик ружье, крепко сжимал инструмент.
 Местный наряд милиции, покинув ненужные посты оцепления, умело и организованно вытаскивал из кустов разбредшихся по берегу борцов за мир.
Некоторые из них, проявляя «борцовые» свойства, рвались назад в кусты доделать каждый свои дела. Другие, менее активные благодарно волочились между представителями власти.
-Все вроде в сборе, наконец, сказал шоферу «Икаруса» старший милицейского наряда, вылезая из темного, затихшего салона.
Покурили на дорожку.
-Ты уж их того. Аккуратно доставь.
- Опять завтра драить салон после этих...,тяжело вздохнул шофер.
Когда все это кончится.
- Никогда. Вон читай плакат: «Да здравствует вечная и нерушимая дружба советского и французского народов!»- ответил старший милиционер, пожав на прощанье руку.
 «Икарус» скрылся во тьме, унося с собой «ум, честь и совесть эпохи».
Передвижной милицейский обезьянник умчал в бензиновом облаке постовой наряд. Погасли огни гостиницы. И только флаги, плакаты и голодный желудок напомнили утром постояльцам о дружественной французской державе. Мероприятие как видно удалось.
 Прошло уж много лет,
 а войны с Францией все нет.
И не последняя роль отводится здесь Каховке. (чем не материал для местных гидов?)
 «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути»- поется в песне, в песне о Каховке.