Пэфы

5 минут

 Из 24-х часов тоски у неё есть 5 минут радости. Стены её комнаты -- как замочные скважины, блеск её глаз истощённый и сумасшедший, а кончики пальцев помнят и прячут в себе далёкое тепло.
 Из 24-х часов грусти у неё есть 5 минут смеха. Она греется у телефона и дрожит потом целую ночь под одеялом, играет тихонько в куклы и смотрит на дождь за окном, танцует в одиночестве и видит меня в зеркале.
 Из 24-х часов у неё есть только 5 минут.


05.11.98.


Весенние слёзы

 Странная эта девочка-стоит и смотрит на небо,стоит и смотрит... Распушив голубые прозрачные глазёнки, удивляется быстро бегущим рваным серым облакам-тучам, весенним и мартовским, так низко летящим и неуловимым как сон. И вся она там, с ними, не застёгивая зябкую курточку и уронив на мокрый снег рукавицу. А ветер в резиновых сапогах как будто бы специально играет только с ней, не замечая снующих вокруг толстых и тёплых куриц, квохчущих и общипаных, угрюмых и с длинными носами. Как будто доставляет ему удовольствие купаться в её слезах, таких необъяснимых и глубоких, горьких и прозрачных. Но девочка лишь тихонько хлюпает носом да тоскливо улыбается, глядя на сизое покрывало затхлого города и вспоминая его старый цвет. "Ничего, -- успокаивает она себя,-- скоро всё будет хорошо, ведь на улице уже весна."


24.01.99.

 

У костра

 Лежать всю ночь на спине у костра и смотреть на небо, на искры, летящие вверх, на тяжёлые мохнатые лапы елей. Плыть по ночному озеру, где вода-стекло, немного пыльное и неподвижное, глубокое и тёмное, с луной которая разбивается веслом на тысячу осколков, но не тонет. Поднять голову к небу и завыть по-волчьи, стать оборотнем и почувствовать, как оскаливаются зубы и поднимается шерсть на загривке. Встать на все четыре лапы и пробежаться по тёмному лесу, принюхиваясь к воздуху с озера и к запаху старой травы и прелых листев.
 Не закапывайте меня, когда я умру. В земле сыро, холодно и скучно. Разложите лучше большой костёр из сухих еловых веток и сожгите моё тело. А пепел, пепел развейте по ветру, всё, до единой крупиночки. И никаких могил, никаких цветов, никаких надгробных памятников. Я не ваш, не здешний, мои корни -- это встреча тьмы и света, холода и тепла, воды и огня. И я засмеюсь ещё тысячу и тысячу раз, пролетая над тёмными кронами ночных деревьев, засмеюсь и упаду в озеро, на самой середине, как луна, которая не тонет.


21.05.2000.


Голод

Власть вперемешку с песком -- вот достойное блюдо. А ещё я бы съел кусочек хлеба с плавленным стеклом. Или мягкий сироп из девичьих слёз. Я давно уже не ел. А запахи -- как они дразнят! Никогда не ходите голодными по улице, особенно возле гастрономов. Ведь если вы действительно голодны, то я не ручаюсь за ваше поведение, когда на глаза вам попадётся какой-нибудь толстосум с полным пакетом дорогих продуктов. Лучше сидите в такие моменты дома, грызите крупу, сухари, ногти в конце концов. Если ничего этого не осталось, попробуйте чистую воду, бумажные обои, тягучее ожидание. Но только не оставайтесь голодными. И, я вас умоляю, не закатывайте истерик -- не поможет. Я уже проверил.


16.04.98.


Счастье

Я заварил свое счастье на кошачьем молоке. Я добавил туда радость жизни и вечную сказку. И теперь я спокоен. Я не счастлив. Счастья нет. Счастье -- это пустое сочетание звуков. И я пишу так не потому, что это мои выводы -- я просто знаю об этом. Знаю и понимаю. Тем более, это не так уж и страшно.


09.08.98.

Руки

Не хочешь ли ты припрятать на чёрный день мои слова и руки? Запечатай их в конверт и спрячь в самый заветный уголок твоего сердца -- они тебе обязательно пригодятся. Ведь только днём я с тобой. А вечером, когда ты греешься в одиночестве немого дома, они придутся как нельзя кстати. Запри дверь, зажги свечу и доставай их ласково и нежно, словно слепых и наивных котят. Примерь их снова и снова, но как будто в первый раз. Пускай они оближут твои слёзы и покусывают спинку, пересчитают реснички и развеселят глазки, станцуют напоследок и,почувствовав влагу, скользнут вовнутрь. И только после этого можешь спокойно засыпать -- теперь тебе ничего не страшно.


22.12.98.


Дети

Мы большие дети. По ночам мы запираем двери, зажигаем свечи и вызываем демонов. И сквозь их прозрачные лица видим бушующий огонь и дикие племена, живые и осязаемые. Мы становимся на колени и молимся, непослушным языком произнося слышимые во снах древние и непонятные руны. А прикосаясь к чужим губам обожжёнными кончиками пальцев, мы отдаём тепло, превозмогая боль. И свет с той стороны освещает наши тела, заставляя забывать о том, что это всего лишь игра.


06.05.99.


Ты

Виртуоз исполнения закона подлости, воплощение образа гения божественной мысли, моментальный строитель песочных замков, мастерски орудующий хрустальным мастерком, временный заключённый с пожизненным приговором к скромности, охранник побережья вод Мирового океана, зыбкий исполнитель неудачного произведения начинающего плагиата, нервный заместитель генерального деректора по злым умыслам, собиратель упавших звёзд, прикованный к земной оси, последний атом разложившегося в дохлой куче опарышей огрызка, поверхность черепа, принимающаяя и не выдерживающая напор пули, вонь, исторгаемая из недр гниющего трупа, последняя мысль комбинированного поэта всего мира, необходимая жестокость для удовлетворения садистских потребностей, грязное отродье чистокровных ублюдков,-- можно продолжать ещё долго, но мне кажется, ты себя уже узнал.


19.08.97.


Плач

 Я плакал на закате дня, когда земля поднялась выше неба и раскалилась от уходящего в неё солнца, когда облака превратились в глыбы ледяного города, грандиозного до горизонта и одинокого в пустоте;я плакал, когда от всего, что было, осталась жгучая красная полоса, немного развеивавшая тьму, но с каждой минутой становившаяся всё уже и уже. Я улетал в ночь, которая была и вверху, и внизу -- и я плакал. Вид старика в инвалидной коляске и с дикой тоской безвозвратно уходящего в глазах всплывал в моей больной голове раз за разом -- и я плакал. А ещё я заразился её страхом, её болью, её чудом -- и плакал, как и она. И хотя я не видел, что она плачет, я знал -- это так. Я плакал, писав эти строчки, и плакал уже непонятно почему -- просто мне хотелось.
 Красная полоса догорала, и всё, что я мог сказать, это только снова поздороваться со мглой. Потерпи немного, я уже иду к тебе.


23.09.97.


Болезнь

Зелёная гниль моросящего утра протыкала меня ржавым гвоздём насквозь, а в лужах расходились медленные круги ледяного стекла. Цветной паркет неземных листьев давно превратился в бурую фыркающую массу, и, цепляясь за ноги, она приглашала меня опуститься вниз. Внутри меня было солнце, снаружи -- мрак, а моё тело -- это поле битвы.Сражения происходили то внутри, то на поверхности. И там и там они оставляли следы. Это были невидимые следы невидимой войны -- но они были. А когда война затихала, я приходил в Город. В нём не было людей, но там был сильный ветер. В нём не было света, но были пустые дома. А консервные банки -- это моя музыка. Я танцевал свой танец на обрывках плёнки, я цеплялся губами за верёвки для белья, я погружался в смрад ветра и видел Ничего. Тогда я начинал бегать по стенам, забираясь всё выше и выше. И всегда на одной и той же высоте я обрывался и падал вниз. А когда голова встречалась с камнем, я приходил в себя в белой палате. Оказывается, я болен и меня лечат.


28.09.97.

О тех временах

 Я хотел бы вам рассказать о тех временах, когда на этой планете жили странные существа -- люди, которые строили дома и копили деньги, мечтали о небе, но смотрели под ноги, ездили в машинах, но не летали. Когда снег зимой был серый от грязи, а небо -- низкое от идей. Когда вечер накидывал покрывало на утро, а ночь гасила день. В те времена все были похожи один на одного, женщины мазали лица краской, а мужчины -- кровью. Глаза их были похожи на пластмассу, а души -- на резиновые губки. Они требовали равенства, затаптывая в грязь всех, кто вырастал выше чем положено. Они придумывали идиотские законы, которые сами же потом обходили стороной. Они были близоруки внутри, но дальнозорки снаружи, и дети их шли за родителями по нахоженным тропам.
 В конце концов они оказались в тупике ими же созданных вещей и понятий. Но не поняв даже этого, они ушли так же,как и пришли -- из ниоткуда в никуда.


12.12.97.


Любовь

Моя любовь физиологична и пошла, большую часть её составляют жидкости животного происхождения, а искусственные добавки служат лишь фоном. Но несмотря на всё это, она умеет разъедать и корёжить цепкий металл условностей и правил, морали и этикета. Она вносит в его правильную геометрическую структуру вирус острых углов и нелогичных поступков. И я нисколько не чувствую себя ущербным -- мне нравиться быть опасной болезнью.


22.01.98.


Сегодня ночью

 А сегодня ночью пошёл дождь. Я вышел в коридор, открыл дверь и слушал, как падают капли. Они запутывались в волосах травы и руках деревьев, срывались с губ домов и наполняли собой всё вокруг... Скажи мне, тебя кто-нибудь ласкал так, как этот дождь?.. Но ты уже спишь. Ты не слышишь свежести ранней влаги, не чувствуешь её на своём лице. Ты спокойно лежишь, закутанная в шаль из снов, сотканную умелой и мягкой водой.
 Странные у нас сны.


23.05.98.

Подарок

 Целую неделю я растил эту сосульку, поливая в морозный день водой и прячя её от прямых солнечных лучей. Она сверкала, как алмаз, и была стройная, как ты. Я хотел подарить её тебе, но... "Мне не нужна сосулька!" -- был ответ. Тогда, выйдя на улицу, я швырнул её прямо в небо, к облакам. И сосулька, проткнув одно из них, обрушила на меня целую лавину снега. Стоя по горло в снегу, я замерзал. Как холодно, больно и обидно...


20.03.97.



Дурак

 Меня не взяли на рыбалку! Сказали, что я ещё маленький и оставили дома. Но это только отговорчики, я знаю. Они никогда меня никуда не берут потому что я дурак. Папа даже наругал меня за то, что у меня в банке жила Тишина. Как он кричал и топал ногами! Видеть надо было. Хорошо, что он не знает, что у меня спрятано в холодильнике. В морозиловке, в самом дальнем углу. Я скажу, только вы никому не говорите, хорошо? Там лежит Любовь. Маленький кусочек, завёрнутый в пакет. Я нашёл его на улице и принёс домой. Но папа не знает, я завалил его мясом и сосисками.
 А ещё я каждую ночь считаю звёзды. Мама тоже кричит на меня. Она говорит, что можно ослепнуть и поэтому надо закрывать глаза. Она даже поставила меня в угол за то, что я убил Логику. Я обиделся на неё и скоро убегу из дома. Я уже всё приготовил. Я обязательно убегу, вот увидите.


25.06.97.

 

 Растормоши мой бред, разбей сны и приди избавлением от липкой паутины. Когда-нибудь стены и потолок рухнут, и я не хочу оказаться под ними. Давай откажемся от жирной пищи и выхлопных газов, я подарю тебе водяную плёнку, и, закутавшись в неё, мы согреемся возле теплейшего огня в мире. Это будет огонёк спички, но он будет гореть всегда. Время перепутается в собственных ногах, и ты (когда оно упадёт на землю) подведёшь его к нашему костру. Я заварю чай из детских грёз и далёких гор, и, обжигая руки и души, мы выпьем его до дна. И пускай вся горечь зрелости и трезвости останется в чашке. Точные расчёты и логические доказательства не доберуться до нас -- ведь мы будем на острове размером с пустыню. Там не будет людей -- все они окажуться закрытыми в своих квартирах. И мы не умрём -- когда будет надо и когда мы достигнем понимания, мы уйдём сами. Уйдём туда, откуда пришли и куда должны стремиться.
 Растормоши мой бред.


10.11.97.


К потенциальному богу

 Я создавал мир. Огромную планету, красивейшую из всех. Переливаясь всеми цветами радуги, мыльные разводы очерчивали материки и океаны, горы и долины. Вся эта красота быстро вращалась вокруг конца соломинки, и я был её богом. Я смеялся над ней, когда она дрожала, а дыхание моё придавало ей столько сил, что планета надувалась от гордости. Но я был неопытный бог -- я захотел сделать мой мир самым большим и красивым. Я не замечал маленькой и утончённой красоты, мне хотелось гигантского и броского. И я поплатился за это -- мой собственный мир, мой великолепный и неповторимый мыльный шар лопнул. Он лопнул от гордости за своего бога, от силы, которую я давал ему, от непосильного бремени сверхъестественной красоты.
 А теперь я обращаюсь к тебе -- будь моим богом. Но будь мудрым богом, не повтори моих ошибок. Дай мне столько силы, чтобы быть сильным, дай мне красоту, но не идиотскую пышность, дай мне гордость за моего бога, но не дай мне лопнуть. И не бойся, у тебя всё должно получиться.


10.12.97.


Муха

 Вы убили мою муху. Мою комнатную мушку, которая даже ни разу не покусилась на ваши экскременты. Да она, впрочем, и не стала бы жрать ваше гавно: ведь каждый день я кормил её остатками воспоминаний с сахаром. Она так любила... Любила жить. Летать по комнате, будить меня утром, помогать одевать фланелевые рубашки и подпевать песни. А теперь её нет. Валяется кто-то на снегу, на морозе -- но это не она. Это всего лишь какая-то хитиновая каша, никакого намёка на мою мушку. А она теперь где-то далеко от меня, ей страшно, и больно, и темно, и одиноко.Я ненавижу вас, ненавижу всех -- с мухобойками и тапками, с вениками и вёдрами, с огромными тазами и маленькими мозгами. Вас, говорящих о высокой морали и читающих чужие письма, вас, боящихся сказок и холодной воды, а также вас -- убивших мою муху.


17.12.97.