Марат из раннего, юношеского

- Вот мама-то удивиться!, - думал Марат, выходя из подъезда, - что-то она скажет, что будет делать? - Наверное, расстроится?. Что делать дальше он не знал и чтобы собраться с мыслями пошел на речку, вода успокаивала его, прихватил удочку в прихожей и пошел. До возвращения "мамы Любы" было еще часа два, за это время можно было наловить таранек на жарёху и может тем самым немного отвлечь её, а там уж все само разрешится. Когда приходит Люба все само решается, все проблемы уходят и хоть она и не говорит ничего, но с ней спокойней, она точно знает что будет делать и как все должно быть, сам Марат не знал. Не знал надо ли говорить что-то в ответ на выпады дворовых мальчишек, которые его конечно не трогали после того случая, но продолжали тыкать пальцами и смеяться что-то бубня себе под нос. Он не слышал о чем они говорят, однако чувствовал, что ничего хорошего в их словах нет. Не знал надо ли что-то отвечать на фразы бабы Поли, все время сидевшей с престарелыми подругами на скамейке, она говорила с приятной улыбкой всегда одно и то же, - "О! Любкин ЗПР-чик пошел воду мутить!", качала головой и подруги тоже покачивали, но почему-то из стороны в сторону, а не кивая. Марат ничего не отвечал, смотрел, сколько мог на обратившего внимание, а потом отворачивался и шел восвояси. К нему никогда не обращались напрямую, разговаривала с ним только мама. Мальчишки один раз пробовали заговорить, хотели даже поиграть с его мячом, забрали и долго перекидывали друг другу, так долго, что мама уже позвала Марата кушать, а он все не мог вернуть мяч, и тогда он понял, впервые понял, что над ним издеваются и просто так не вернут его любимую и единственную игрушку. Времени на раздумья не было, он слышал, что мать уже в третий раз позвала его с балкона на обратной стороне дома, а Любу расстраивать нельзя, она хорошая. И тогда он взял булыжник посмачнее и кинул в того что был ближе, потом еще один, потом еще, и так до тех пор пока мяч не оказался под ногами. Вот с того времени мальчишки и не подходят к нему, - Наверное, обиделись, - подумал Марат.
 До речки оставалось не более двухсот метров, надо только перейти железную дорогу, найти свой любимый камень копнуть под ним червяков и на мосток. На мостке было так же хорошо сидеть как и с Любой на балконе, одному Марату там не нравилось, а Люба всегда приходя домой садилась на балконе и делала что-нибудь, чистила картошку, вязала, или, что бывало чаще всего, просто смотрела в даль, думала. Сидеть рядом с ней было одно удовольствие. Она выходила туда даже зимой, одевалась потеплее и сидела. - Наверное, потому что папа все время сидит в комнате, думал Марат, они поделили места, он внутри, она снаружи. Отец пил, то, шумно запершись с друзьями на кухне, то тихо, иногда засыпая сидя в кресле. Раньше он смотрел телевизор, но однажды тот исчез, Марат не нашел его дома вернувшись с улицы, мама была расстроена, и папы не было дома, не было дня три. Это были самые счастливые три дня в жизни.
Был и самый несчастливый, за день до этого. Домой зачастили гости, громкие, крикливые. Приходили соседи, мамы и папы мальчишек, отбиравших вчера у него мяч, приходили дяди из милиции, папа с ними долго разговаривал, и со всеми и с каждым в отдельности, но как только появилась Люба, все успокоилось. Она достала заветную бумагу, прочитав которую "менты поганые", как выразился отец, успокоили крикливых соседей и разошлись кто куда. С тех пор отец вообще перестал разговаривать с матерью и Маратом, ушел в себя и только бурчал, пить стал регулярнее. Произошло что-то страшное, но что Марату ни кто объяснять не стал.
Папа всегда гордился тем, что он мужчина и из Марата хотел тоже сделать настоящего мужика, но надолго его не хватило. И единственным предметом отцовской гордости в доме были всегда остро заточенные кухонные ножи. Он так и говорил Любе, - Если ножи заточены, значит, в доме есть мужик, а есть мужик, есть и стабильность, а раз так то и жаловаться тебе не на что, поняла?
Накопав с десяток, средних размеров, червей, усевшись поудобней, Марат закинул удочку. Поплавок лег. - Вода ушла, подумалось ему и он сделал глубину пониже. В этот раз поплавок весело запрыгал на волне и, успокоившись, слегка накренился.
Первая тарань не заставила себя долго ждать и клюнула спустя три минуты. Тоненькая, серебристая она красиво переливалась на ладошке, что-то нашептывая. Марат немного поговорил с ней, объяснил, что вечером Люба зажарит её и съест, на что рыбеха еще пару раз открыла порванный крючком рот и перекочевала в кулек. Вторая сорвалась, а следующая оказалась слишком маленькая, пришлось отпустить. Зато третья была больше первой почти в два раза. Если так дальше пойдет, подумал Марат, за час еще штуки четыре будет, а этого вполне хватит.
Не надо было ему бить её, возникла мысль, точнее картина сегодняшнего утра всплыла в памяти, всплыла так ясно, что снова стало горько и обидно за маму-Любу.
Окунь, - зачем мне окунь, и чистить не удобно и костей много, подумал он и погрузился в созерцание поплавка.

***

Люба упала на колени и если бы не перила, за которые успела ухватиться, то точно слетела по ступеням. Гулко треснула банка с супом завернутая в пакет, - лишь бы документы не залило, не отмоешь потом. Бил он её регулярно, но так подло получить пинок в дверях собственного дома она никак не ожидала, самое неприятное что это видел Маратик. До этого он не позволял себе жестокости в присутствии сына. Наверное, повлияла бутылка Зубровки, выпитая с утра пораньше.
Когда он сломался? Ведь, гораздо раньше, чем его уволили, еще в АТП. Надо же было выйти в рейс пьяным, угробить автобус, хорошо еще что пустой. Лучше бы он сам издох в тот день...
Правое колено было разбито до крови и сильно болело, - будет гематома, пронеслось в голове, ну да ладно это не самое страшное, что могло произойти.

***

Продолжение, вернее окончание, как круги на воде, прозрачно и призрачно, хотите додумайте, хотите допишите...
Будет интересно почитать ваши варианты!)))