Круги ада, или Один день из жизни корректора

Сегодня среда. Обыкновенная среда, обыкновенный день недели, ее серединка… Это вам так кажется, а на самом деле этот день проклят. Уж не знаю, кем, но определенно проклят. С умением, с расчетом на века.
Итак, утро. Тишь, гладь да божья благодать. В девять часов приходят самые ответственные. Иногда, конечно, бывают исключения, но они доказывают правила.
В специальном лоточке, куда нам скидывают материалы, пусто. Все либо прочитано с понедельника, либо с вечера вторника. Либо вообще еще ничего не было.
Мы страдаем от безделья, прикидывая в уме, насколько затемно вернемся в родной дом. Кстати, из него уже обещали выгнать. Потому что появляемся мы там, только чтобы поесть и поспать.
Идем обедать, наблюдая, как в столовую подтягивается верстка. Ей тоже нечем заняться, поскольку материалы не сданы вообще или не в полном объеме. Мы хрустим поджаристыми корочками, прихлебываем чаек, а в глазах – обреченность.
Где-то после двух часов дня (бывает и раньше) идет волна статей. Нечитанных. Сырых. Которые еще до ума довести нужно. И авторы каждой из статей твердят, что ЕГО – самая срочная, что в первостепенном порядке ЕЕ, родимую, читать следует.
После начинаются совещания. Потому что ОНА совещается именно в среду, именно во время выпуска подписного и именно с теми людьми, которые за это отвечают. Длятся совещания недолго – каких-то три-четыре часа. В перерывах журналисты выбегают покурить, а ответсек – дать ЦУ верстке и подогнать и без того загнанных нас. Говорят, как раз загнанных лошадей пристреливают… В среду начинаешь жалеть, что ты не лошадь.
Где-то часам к пяти вечера набирается половина полос. Материалы все идут. Вопли из вентиляции (ну, придумали дурацкую систему – соединили наш кабинет с ЕЕ вентиляционным «проходом») слышны так, как будто ОНА тут, рядом, на ухо кричит…
К семи вечера мы уже одуреваем. Все срочно, срочнее некуда. Быстрее! Быстрее! Гонят нас шипастым кнутом вперед – к безумию. Или слабоумию, т.к. голова уже не соображает ничегошеньки.
Читаем, правим, читаем, правим… Злая верстка не хочет все делать нормально. Так, чтоб с первого раза. Так, чтобы сразу и насовсем. Им весело. Нам тоже, потому что начинается истерика.
К девяти вечера ОНА начинает смотреть полосы. Да, как же забыли! Еще сверстанную газету носят НАВЕРХ, чтобы ОНИ соизволили полосы почитать и сказать, что и где нужно заменить. Иногда правки бывают абсурдны. А что поделать? С НИМИ не поспоришь.
Так вот, ОНА берет в руки полосы. Но это не значит, что совещания заканчиваются. Нет. Они мерно перетекают в непринужденные беседы, взрывы феерического хохота или приступы психопатии. Примерно через час мы вносим ЕЕ правки. Потом ОНА читает еще раз, и мы снова вносим правки… Так может продолжаться до бесконечности. Безумству правки нет предела – воистину гениальная фразочка.
Дальше выясняется, что хоть полосы уже и посмотрены недремлющим ЕЕ оком, но все плохо, не так. Говно, одним словом – простите, но это ОНА сказала. Верстка уже не смеется – ржет, мы же начинаем завывать. Ждем, пока сделают все ТАК. Естественно, ТАК сделать не получается, поэтому делают абы как. А нам уже все равно. Мы уже в котел с кипящей водой «покладены» и варимся там, позабыв, что существуют на свете нервные окончания.
Наконец – УРА! – все заканчивается. Охранники уже чуть ли не пинками выгоняют из здания, в глазах темно, ноги дрожат, а живот предательски урчит. Едем по домам, заходим в сонные квартиры, смотрим на спящих домочадцев, в одиночестве ужинаем и умираем до утра. А утром – снова воскрешение, и снова в ад. Правда, не в пекло, а всего лишь в преддверия…