Я и мое хреново творчество

Писать я начала рано - тогда же, когда и научилась ручку держать - лет с 4-5.
Первая книжка была про собак, которые построили дом для бездомных собак. Видимо, какие-то разнокалиберные собаки. Одни более равны, чем другие.
Дальше, с шести лет писала много и долго - про приключения четырех опять же собак. Приключения были сляпаны из кучи сплагиаченных сюжетных поворотов и даже слов и предложений. А плагиатить было откуда - читала все подряд, взахлеб, по диагонали, расставляя сама ударения и сама себе растолковывая непонятное.
Например, выражение "Мир тесен", которое произнес Старый Крот в "Чипполино" я посчитала непереведенным итальянским, делая ударение на последний слог.
А принцелимоновское "посему" для ребенка с самостоятельным мышлением было всего лишь "почему" в шепелявом прононсе (типа принц Лимон нуждался в леченьи у логопеда).
Очень долго считала себя талантливым прозаиком.
На вопрос "кем ты хочешь стать, когда вырастешь?", отвечала: "Дворником и писателем" (Можэт я в прошлой жизни была Платоновым, м?). Уж не знаю, чем меня так привлекала профессия дворника. Вообще-то я хотела быть беспризорной собакой, но осознавая невозможность сего, пошла с судьбой на компромисс.
На перемене громко объявляла всему классу: "Сегодня я закончила книгу!".
(Правда, что-то не припомню ни одного поклонника своего таланта, кроме маминых знакомых, которые, придя к нам в гости, обязаны были выслушивать центоны моего производства).
Пик писательской плодовитости пришелся на 94-95 года. К этому периоду относятся рассказы о политиках, пьесы про экономическую ситуацию в стране и про Джона Мейджора, сказки про собак, какие-то чортовы миниатюры, в общем, всякий бред, аж перечислять противно. У меня появилась новая подруга, она же благодарный слушатель и последователь. Впрочем, меня больше всегда привлекал процесс, чем слава (между строк тут везде написано должно быть - как Ленин молоком писал - ГЫ-ГЫ-ГЫ!. Междустрочие просто давицца смехом).
Я начала большую, серьзную вещь под названием "Ирландка" - про девушку, которая убила англичанина и вынуждена была бежать в Америку.
Но ни с того ни с сего однажды я выкинула все три тетрадки "большой вещи" в мусорное ведро. Вообразив себя Гоголем.
Примерно в то же время мы с сестрами объединили свои силы и строчили эпопеи о межгалактических войнах. Впрочем, я делала это уже неохотно.
В общем, в моей творческой жизни начался спад.
Я продолжала писать какую-то херню, ее ужэ не помню.
А потом резко прекратила всякую писательскую деятельность до первого курса, когда мы с любимыми-в-универе-обретенными единомышленницами стали пить, курить, материться и создавать поистине достойные творенья (межстрочное "гы-гы" затихает). За пять лет обучения нам есть чем похвастаться. Но хвастаться, увы, мы смогли б только обладая большим запасом бабла - за каждое стихотворенье пришлось бы отваливать кругленькую сумму (моральный ущерб) лирическим персонажам (и хера с два докажешь, что "вы были просто прототипом"). Ибо мы никого не щадили. Вот так героям нашего времени, буревестникам маргинальной литературы (ой, чо я сказала ваще) приходится прозябать в подполье.
Иногда, приняв на грудь че-нить горячительное, мы начинаем предлагать друг другу - издать книжечку стихов и торжественно вручить всем, кого мы когда-либо в зарифмованной своей матерщине упомянули.
Что ж. Мэй би, это когда-нить случицца, и это будет самым изысканным подписаньем смертного приговора самой себе.
Сейчас все мое писательство ограничивается дневниками.
Почему я никогда не стану писателем (помимо отсутствия сильного таланта и трудолюбия): я никогда не напишу того слова, которого не произношу в жизни, лирический герой никогда не сделает и скажет того, чего не скажу и не сделаю я. Фантазии - дабл ноль. Потому - дневники. А кто я, чтоб были нужны мои дневники, и чтоб они значили что-то больше, чем дневники.
Но втайне, где-то глубоко в подсознаньи я наверное продолжаю считать себя "писателем". У моих родственников видимо в подсознании тожэ сидит что-то похожее, поскольку время от времени они предлагают мне написать женский роман или детектив. Достаточно оскорбительно, ага. Они, правда, считают, что наоборот.
Осталась и доля эксгибиционизма, п.ч. непонятная сила не позволяет складывать всю писанину просто - "в стол". Хотя - в Инете я гораздо больше прячу, чем показываю. Мне не особо страшно, что увидят и прочитают незнакомые и далекие - страшно, что что прочитают знакомые и близкие (и ужаснутся, и отвернутся). Поэтому - лучше перепечатать и порвать. Улики.. Осталась и любовь к словам.
Что же я в самом деле - хз. Скорей всего, просто душевная стриптизерша. По крайней мере, утешаюсь тем, что в этом стриптизе мне есть что показать. Дажэ если смотреть никто не будет - показывать (несовершенный вид!) не умею.


С жанром, конечно, пошутила. Чутья к жанрам ваще не имею. Для таких как я надо было поставить жанр "белиберда всякая".