Суровый мастер

 Голова гудит после зверского пробуждения, и в сознании копошатся недавние сновидения, память о которых еще очень свежа. Но что поделаешь, приходится идти на работу. Застегнув уже на ходу «молнию» куртки, я выползаю во двор (по отношению к утренним перемещениям глагол «ползать» подходит гораздо лучше, чем «идти»). Конечно, сейчас бы мне зверски не хотелось куда-либо отправляться, если бы… Если бы не характер моей работы!
Навстречу попадается сосед. Он почему-то движется не от дома, а наоборот – к дому, может, ночью где-нибудь дежурил, а может, просто бредет в родные пенаты с глубокого перепоя, не имея никаких способностей к переживанию трудового дня.
- Здравствуйте, доброго Вам здоровья! – как-то уж очень заискивающе обращается он ко мне, останавливается, и даже немного кланяется.
- Здравствуйте! – бросаю я, никоим образом не снижая скорости. У него время есть, а у меня – нет!
Вы, конечно же, удивились, почему же сосед меня так любит? Да все очень просто, дело в моем ремесле. Хорошо быть мастером своего дела, замечательным мастером – еще лучше, уникальным – просто прекрасно, единственным в стране – замечательно, одним из немногих в мире… Да, такого счастья себе даже и не представить, но что вы скажете про того, кто в чем-то единственный специалист на всей этой бренной планете! Не встречали такого, даже представить себе не можете?! Так вот он я, прямо перед вами, собственной персоной! Музейный экспонат, краса и гордость тех, кому довелось жить рядом со мной, в этом неказистом обшарпанном доме (слабость у меня такая, никуда не переезжать из того дома, где я родился, и где прошло мое детство)!
Ладно, отбросим гордыню, гордиться любят всякие мелкие сошки, а я эти забавы давным-давно перерос, все предыдущее сказано мной лишь для того, чтобы получше привлечь ваше драгоценное внимание к тому делу, которым я занимаюсь. Если хотите, можете считать весь этот текст рекламой, хотя это и не совсем верно.
Так в каком же вопросе я такой запредельный специалист? Как называется та профессия, представителем которой я являюсь в единственном роде, и которой нет аналогов ни в кубических офисах современности ни в полных эстетизма средневековых цехах?
Право, не знаю, как и назвать, уже думал над этим не один раз, но так ничего и не придумал. Иногда называю себя прикладным герменевтиком, что не совсем соответствует действительности, но за неимением более точного названия, оставим пока это. Вы скажете, что герменевтика известна уже так давно, что даже сейчас это понятие выглядит чересчур древним, лежащим близко к начальному Средневековью. Вы абсолютно правы, однако нетрудно заметить, что я не просто герменевтик, а именно прикладной, каких в те времена просто не было. Конечно, после такого объяснения вопросов меньше не стало, из-за чего я перейду непосредственно к описанию своей работы.
Ну вот, наконец, и дошел до своей мастерской. Вход как вход, ничем не отличается от дверей какого-нибудь гастронома, однако внутри посетителя встречают полумрак и выполненные из голого камня холодные стены. Двери здесь огромные и тяжелые, мебель – тоже, все выполнено из добротнейшего дерева и камня, кое-где встречается железо, но нигде не выглядывает даже маленький язычок пластика или модного алюминия. Корпуса компьютеров, кстати сказать, тоже сделаны из красивого железного дерева, покрытого затейливыми украшениями. Все же атрибуты 21 века, без которых обойтись никак нельзя, например провода и батареи парового отопления, настолько хорошо упрятаны и сокрыты, что их нельзя будет найти даже при целенаправленном обыске. В главных помещениях, куда и заходят посетители, отсутствует даже электрическое освещение, одни только восковые свечи в затейливых канделябрах, а писать там можно только орлиными перьями на тончайшем пергаменте. Одним словом, я ярый враг всяческой бутафории и стилизации, и если моя контора должна находиться в Средневековье – она там будет находиться полностью, по крайней мере, видимой частью – уж точно.
С большим трудом, отворив гигантские двери, я усаживаюсь на тяжелый дубовый стул за такой же суровый круглый стол. На это раннее время у меня записан первый клиент, и он не заставляет себя ждать. «Вот, видимо, приперло, даже в такую рань прибежал», подумал я, разглядывая резную оленью голову на соседней стене. На пороге появился огромный бородатый мужик с очень грустными глазами, как будто в них даже еще застоялись слезы. Жестом я приглашаю его занять место возле себя:
- Здравствуйте! – с чрезмерно вежливой интонацией обратился он в мой адрес.
- Здравствуйте. Вы, очевидно, тоже чьим-то состоянием интересуетесь, кто уже преодолел событие, которое мы называем «смерть»?
- Да… Конечно… А иначе я бы к вам и не пришел!..
- Я непременно выясню о нем все, что смогу, но сперва давайте поговорим о нем, ведь если я ничего про него не узнаю, то не смогу его Там и найти!
- Да чего об этой сволочи говорить?! – прошипел мужик, и его руки сами собой сжались в кулаки. Разжав правую руку, он сунул ее во внутренний карман, и извлек оттуда цветную фотографию.
На карточке красовался плюгавенький паренек самой, что ни на есть, обычной внешности, из числа тех, которые огромными толпами проползают мимо нас на обильно фаршированных людьми городских улицах. Я даже не понял, видел ли я этого человечка когда-нибудь раньше, или имею счастье созерцать его в первый раз за всю свою жизнь. Тем не менее, появление фотографии вызвало во мне такую радость, которая возникает у золотоискателя, нашедшего самородок величиной с голову ребенка! Ведь в противном случае мне пришлось бы очень долго, аккуратно, но вместе с тем настойчиво выяснять детали внешности интересующего субъекта (точнее, уже – объекта). Потом вместе с очень талантливыми ребятами Костей и Витей, моими помощниками по компьютерной части, мы бы несколько часов вырисовывали «фоторобот» «героя», стараясь придать ему как можно большее сходство с той внешностью, которую он когда-то имел. Но могли бы получиться дефекты и недостатки, вызывающие крайнее раздражение заказчика. Слава Богу, в нашей работе их еще не разу не было, но мы даже не можем представить себе поведение клиента при их появлении, поэтому подобных вещей лучше всего избегать.
Я старательно покрутил фотографию в руках, долго вглядывался в карие глаза изображенного на ней незнакомца, потом как бы машинально сунул под стол (там у меня есть тщательно замаскированный сканер), и, будто бы опомнившись, вернул ее владельцу.
- Понятно, - кристаллическим тоном произнес я, - Расскажите, пожалуйста, как дорога Вашей жизни пересеклась с его дорогой, когда и почему это произошло. Без знаний этих событий мы не сможем отыскать его там, где Вы просите!
- Что там рассказывать… - злобно пробормотал мужик, но разговор все-таки продолжил, - Была эта тварь страшным бабником, девчонок портила пачками. В его жизни доходило до того, что утром он встретится с одной, приведет ее к себе домой, переспит, потом скажет ей, что появились очень срочные и неотложные дела и попросит подождать в своей квартире. Она, бедная, конечно же остается. А у него уже другая встреча, с другой девушкой! С ней он за город отправляется, гуляет весь день, а вечером обратно, к первой. Сколько уродина эта развлекалась, сказать невозможно, но однажды в его паучьи лапы (да, пальцы у него действительно тонкие, это я сразу заметил!) попала моя Настенька, которая всего этого еще не знала. Месяца два я почти не видел ее, а потом вернулась, днями и ночами плакала. Как только вернулась, так днем и ночью слезы лила, вены себе резать собиралась, мать еле ее отговорила. Тогда-то она всю правду про него и узнала, отчего уже полное уныние началось. А потом оказалось, что вдобавок она еще и обрюхатилась от него, такую жуткую память в своем чреве оставила. И, как не удивительно, решила этого младенца сохранить, а мы с Ирой ей и не возражали, пускай рожает, итак намучилась, бедная девочка! Но…
У клиента из глаз потекли самые настоящие слезы, быстрые, похожие на прозрачных букашек. Бывает же такое! После случившегося он явно не в себе, наверное, Настя была его единственной дочкой. Почему «была»? По его лицу ясно! Увы, но моя работа ведет к накоплению того же печального опыта, что и труд доктора, и меня так же не стесняются, как и врача. Наверняка, следующая его фраза будет посвящена именно судьбе дочери.
- Ребенок у нее вырос не там, где ему следовало, и порвал Насте все нутро. Она, бедная, кровушкой своей и изошла, истекла до смерти!..
Я промолчал, не зная, что и говорить. Любые мои заявления о сочувствии выглядели бы до неприличия казенными и неуместными. Да и зачем мне сочувствовать словами, если я смогу посочувствовать делом. Разговор продолжили лишь тогда, когда глубокое горе снова перешло в тяжелую, медвежью ярость. Похоже, главным в его жизни все-таки было не горе, а как раз гнев, первое составляло лишь изнаночную сторону второго, обратную сторону медали. И то верно, ведь слезы, где попало, не польешь, а трясти кулаками – вполне можно.
Лицо мужика покраснело как у новорожденного ребенка, нижняя челюсть мелко задрожала, руки опять сжались в тяжелые кулаки, которые на этот раз казались гораздо плотнее и увесистее прежних. Речь стала сбивчивой, слова то и дело прерывало суровое шипение, время от времени переходящее в тихий и тоскливый вой. Казалось, что даже из красных ноздрей вырывается тоненькая струйка пара, прямо как из паровозного свистка (кто-нибудь видел действующий паровоз?) Пляска желваков мышц стала видна даже сквозь одежду, и было печально осознавать, что этой могучей мышечной машине придется весь свой век работать вхолостую, никакого материального объекта, достойного своих усилий, она так никогда и не найдет. Тем временем температура тела клиента поднялась настолько, что меня даже обдало жаром, будто я в этот момент проходил мимо огромной пышущей печки. Когда приступ гнева стал, по-видимому, совсем нетерпим, клиент встал со стула, но опомнившись присел обратно и продолжил:
- Сами должны понимать мои чувства, единственная дочь… Я тогда был готов на все, что угодно, в тюрьму отправиться, а лучше - к расстрельной стене встать, тем более что это вернуло бы меня к Настеньке! - продолжил он, уже не скрывая свирепую тряску своего тела, которая бывает у медведя перед решительным броском на спину огромного быка.
Мужик замолчал и принялся быстро глотать обильную слюну, выплеснутую все той же струей гнева. Не в силах продолжать речь в том же тоне, посетитель перешел на пронзительный зловещий шепот:
- Я уже видел, как подкрадываюсь к нему в темном переулке, или на лестнице возле его жилища, ведь я знал, где он живет. Потому и фотографию его не выбрасывал, что собирался по ней найти негодяя, ведь его внешность трудно запомнить, и можно невинного человека пришить. Пару раз я уже подходил к двери этого г…на (он перестал стесняться в выражениях) и караулил его б…ское тело, но оно в те дни упорно не появлялось, небось, девок опять где-то е…л! Везло, одним словом, этому п…! Несколько раз снилось, как руки впиваются в его тело, как сжимают шею г…на мертвой хваткой, которую хрен разожмешь. Он хрипит, стонет, приседает, из его рта течет кровавая пена и вываливается здоровенный, как сарделька, темный язык. По штанам суки течет поток мочи, слышны позорные хлопки кишечных газов, из-за чего я принимаюсь весело хохотать. Все-таки, какой позор, валяться не среди родной и чистой крови, а в мерзкой, зловонной луже говна, мочи и спермы!
- Именно поэтому Вы решили его не резать, а душить, - перебил я собеседника.
- И поэтому тоже. Но в первую очередь из-за того, что он боялся как раз удушения, Настенька про это почему-то рассказала незадолго до своей смерти. Он ей признавался, что часто видит во сне, будто кто-то или что-то его душит, а это вещь страшная, не то, что если режут – чик и все! Просыпаясь, он, скотина, осознавал такую радость своего существования, что тут же принимался совершать соитие, Настя перед смертью почему-то уж очень откровенная была, видно предчувствовала что-то, - немного успокоившись, пояснил мне мужик. Он достал из нагрудного кармана платок и вытер со лба соленые блестки пота, потом глубоко вздохнул и выпил предложенную мной рюмку водки, закурил сигарету. Дымок заполнил помещение, совершенно к нему не привычное, ведь в Средневековье люди еще не имели ни малейшего представления о подобном завоевании цивилизации. «Наконец-то установился контакт, теперь все получится!» – обрадовался я.
- В жизни тогда образовалась пустота, прямо как полость в скале, и заполнить ее было нечем, - продолжал рассказывать он, - И я занимал мыслями об уничтожении негодяя. Несколько раз даже сомневался, а не убил ли я его и в самом деле? Ведь когда столько снов с одинаковым содержанием увидел, то волей-неволей поверишь в их реальность. Тем более, что запомнилась даже сожаление о порче новых штанов, на которые нечаянно попало несколько капель его мочи! Хотя сознание, конечно, плохой свидетель, его изменить – раз плюнуть, но ведь кроме мозга еще и другие мои части тела участвовали! Ладно, еще, что глаза видели это нечисто подыхающее тело, и уши слышали его хрипы и стоны, глаза и уши часто обманывают, ведь именно они и путают сон с явью. Но руки, руки – то ведь никогда не врут, им сны не снятся! А руки помнят и мокренькую скользкую кожу, и трепещущее хрящевое горло, сжимаемое подобно картонке, и какой-то отчаянно пульсирующий сосуд, который думает, что своим биением он способен оказать какое-то сопротивление, но я его не разубеждаю в этом, ведь моя цель не он, а горло! И ведь сжимаемая глотка действительно похожа на картонку или пластмассу, а раньше я об этом не знал, так как же тогда мог узнать?! Чувствовали они, мои руки, даже его душу, которая выдавливалась, как зубная паста из тюбика, и тут не может быть никакого обмана! Я даже помню шероховатость на левой стороне его шеи (видно, брился и порезался, потом засохшая корочка осталась) и неуклюжие, слабые прикосновения его рук, которыми гад пытался-таки освободиться, но безуспешно! А потом наступило ощущение вялого, расслабленного тела, похожего на огромную половую тряпку, и оно породило презрительно – мерзкую жалость, сходную с тем чувством, которое возникает в последние секунды перед началом рвоты… Не может быть, чтобы ничего этого не было!
Гнев и ярость потихоньку сменились у клиента жаром рассказчика, будто говорил сейчас он о чем-то постороннем, просто принятом слишком близко к сердцу. Мне оставалось только тихо сидеть и молча кивать головой, на большее я пока не решался. В процессе работы я четко уяснил свою задачу на этом этапе работы – не вмешиваться! Хотя один осторожненький вопросик я все-таки решился задать:
- Но как Вы выяснили, что ничего не произошло и Ваш обидчик по-прежнему топчет землю и портит воздух?
- Произошла одна случайность… Хотя не глупо ли здесь говорить о случайности, если у меня такое чувство, будто все происшедшее было так задумано нарочно, правда, невозможно сказать, кем.
«Возможно, но лучше все-таки не говорить», подумал я про себя, но о рождение этой мысли не выдал даже мой взгляд, и собеседник, не прерываясь, продолжал свой рассказ:
- Мир, как известно, тесен, и ни он, ни я не живем в безвоздушном пространстве. Нашлись знакомые, знакомые знакомых и так далее, в конце концов, каким-то образом, уже я даже и не помню каким, я вышел на тех, кто часто с ним контактировал, на его соработников. Им я, разумеется, ни о чем не говорил, просто придумывал поводы для контактов и по ним контактировал. Например, я умею чинить машины, а у одного из них как раз есть машина, так мы и познакомились. Конечно, вести такое наблюдение – целое искусство, но времени для его освоения у меня было с избытком. Купил я, значит, гараж возле гаража сослуживца гада, поставил в него свой старый «Москвич», который уже не ездит, и стал наблюдать за интересным для меня человеком. Он как-то карбюратор пытался заменить, а я ему помог, на том и подружились. Через него и узнал, что сволочь жива, но… не здорова.
- Почему же Вы тогда не пошли его душить. Как раз подходящая ситуация сложилась и подготовиться можно было получше! – не выдержал я.
- Подожди… - остановил меня заказчик, - К тому моменту я почему-то почувствовал, будто кто-то мне сказал, что гад сдохнет сам, и очень скоро. И еще я откуда-то понял, что если замараю об него руки, то могу Настеньку свою Там и не встретить, в другое место попасть, ведь после расправы что-то нехорошее на мне может повиснуть… Короче, одни ощущения, но по ним я к своему решению и подошел. К тому же, я додумался, что возможностей наказания человека человеком на самом деле не так и много, ограничены они шибко сильно. Вот стал бы его душить – мучений ему минуты на две – три, от силы – пять, не больше, разве это справедливое наказание? Можно, конечно, держать человека в холодной и голодной яме, пытать при этом каждый день, но у него все чувства притупятся, и его страдания будут вовсе не такие, какие замышлял мучитель, а гораздо меньше. Я уж не говорю про смерть, которая вообще не есть наказание, ведь умирают все равно все, и правые и виноватые, и хорошие и плохие, и добрые и злые! Нет, настоящая мука может быть только там, за смертью, и над ней мы не властны, хоть что не делай! Даже молитвой этому не поможешь потому, что ни в одной религии таких молитв нет, ни у нас, ни у мусульман, ни даже в иудаизме, хотя он и не в пример кровожаднее! Про индуистов или буддистов я даже не говорю, им такое не ведомо. Так вот, таких молитв нет, не было, и вряд ли когда-нибудь они будут!
- Тут все понятно, ведь именно поэтому Вы пришли ко мне… - пробормотал я.
- Верно, - подтвердил заказчик.
- А Вы все-таки действительно уверены, что он умер, - уточнил я.
- Уж уверен, если даже плюнул на его могилу! – патетически заявил клиент, - Когда я познакомился с тем автомобилистом, то твердо решил ждать, брать, так сказать, измором. Наводящими вопросами я выяснил, что «объект» не здоров, у него возник рак, причем в самом неприличном месте. Одним словом, наказание ему пришло как раз в то место, которым он грешил, хотя такое бывает и редко. Вот я однажды слышал, как один любитель мордобоя, который валил людей ни за что ни про что, на право и налево, попал какому-то человеку кулаком в рот и разодрал костяшки пальцев об зубы несчастного, правда, пару зубов при этом выбил и один сломал. Но в итоге он разодрал костяшки пальцев, рука начала гнить и вскоре кисть пришлось отрезать, навсегда лишив бузотера его любимого кулака.
- Ну а с Вашем «любимцем» – то что было?
- Выросла у него огромная опухоль в том месте, и ее куски попали в кровь, доплыли до легких, и там поселились. А один кусок, как не странно, приплыл к горлу и сел на него, начал расти быстрее и азартнее других, вот он горлышко-то ему и сдавил. Сдох негодяй в страшнейших мучениях, и как раз от удушья. Да, так удушить его даже я бы не смог! Он три дня в больнице подыхал, сосал кислородную трубку, пока не перегрыз ее, но это ему мало помогло. Вынесли вперед ногами, и на кладбище, я даже на похороны ходил, старательно поддерживая на них каменное выражение лица, как будто маску на себя нацепил! Потом вместо венка свой плевок на могилку возложил, но толку от этого, ясно дело, никакого, это просто так, от злости…
Возникла неловкая пауза. Я достал из шкафа водку и щедрую закуску, поставил перед гостем:
- Если хотите, можете угощаться и ждать. А хотите, можете уйти на время, придете или сегодня днем, часа через два, или завтра в любое время. Все будет готово.
Он выбрал первое, и мне не осталось ничего другого, кроме как оставить клиента в главном кабинете, разукрасив его томительное ожидание бесплатной закуской и выпивкой. Сам же я направился в технический центр, к Косте и Вите.
Когда я зашел в небольшое, наполненное многочисленными компьютерами (которые, тем не менее, отнюдь не портили готический интерьер) помещение, работа уже кипела вовсю. Они сумели виртуально раздеть «объект» (откуда на Том Свете одежда), придать ему объем и нужные краски, дорисовать проекции сбоку, со спины и даже сверху. Качество этого изображения намного превосходило фотографию, видны были даже несколько прыщиков и пупырышки на коже.
- Что будем дальше с ним делать? – поинтересовался Витя.
- Рисуем огромную костлявую руку, которая держит его за шею и душит, - я начал излагать свое видение мук негодяя, - Все время то сдавливается, то разжимается, и этот процесс – зациклен. Из выкатившихся глаз капля за каплей льются слезы и в них застыло выражение ужаса (сделаете стандартное?). Рот то открывается, то закрывается, из него выпадают хлопья окрашенной кровью пены, при этом снаружи все время остается огромный темный язык, гораздо больше, чем нормальный. Все тело должно постоянно трястись, ноги будут в таком положении, будто он уже не способен стоять, и только удушающая рука удерживает его в вертикальном положении. Все сосуды часто и отчаянно пульсируют (такое у нас, вроде, тоже есть?), со лба стекают ручьи пота. Рожа должна быть синей, а все остальное – бледным, вы это поняли? По ногам будут течь, разумеется, все время, моча, экскременты и сперма, это очень важный момент!
- А на каком фоне все это сделаем? – деловито спросил Костя.
- На фоне льдов, огромных ледяных глыб, - сообразил я и добавил, - Пусть его волосы немного развиваются, как будто их треплет злобный стылый ветер. От тела, изо рта и из носа, конечно же, будет идти пар, такой же пар – от его выделений. Да, не забудьте часть слез сделать замерзшими кристалликами, пену и срамные выделения тоже внизу «заморозьте»! И сосулек из них понаделайте, чтобы поэтичнее смотрелось, а тайные уды вообще спрячьте в кусок льда, который у него прямо там торчать будет. Будто уже все отморозило! И побольше постоянных, непрекращающихся движений, объединенных в циклы: костлявые руки то сжимаются, то чуть-чуть разжимаются, в это время рот открывается, выбрасывает пену, судорожно хватает воздух, но тут же руки обратно сжимаются. Слезы все время текут, при расслаблении рук желательно сделать их послабее. Так же и с грязными выделениями – текут все время, но когда руки душат, то усиливаются, при этом в каждом цикле лучше сделать немного по-разному, то есть наложить на циклы еще один мегацикл. Глаза время от времени пускай чуть-чуть моргают. Да! Чуть не забыл! Порывы ледяного ветра должны отличаться один от другого по силе! Для придания оттенка всем мелким нюансам используйте, пожалуйста, программу случайных чисел…
Ребята уже вовсю увлеклись работой, которая поглотила их по самые уши. Еще бы, такая возможность выплеснуть творческую энергию, и не куда-нибудь, а прямо в Потустороннее! «Нарисованная» мной картина приобрела плоть (если виртуальную реальность можно считать «плотью») почти моментально, и оказалась она даже лучше, чем я предполагал вначале. Дело в том, что все время работы мы вносили и вносили все новые и новые дополнения, из-за некоторых из них даже спорили. Решили сделать звуковое сопровождение в виде стонов, хрипов, звука выхода кишечных газов, приглушенных хрипов и зубовного скрежета. В заключение внесли несколько «украшающих» штришков и с чувством глубокого удовлетворения посмотрели на результат своего труда. Вышло просто чудо, как хорошо! Даже отдавать жалко!
Наконец программа была записана на диск, диск помещен в фирменную коробку, и я направился к заказчику, которого пригласили уже в другую комнату.
- Сначала я немного расскажу Вам о том, как устроен Тот Свет, - сказал я вполголоса и обратил внимание посетителя на вывешенную в углу схему, - После смерти душа покидает тело и попадает в невидимый для нас мир тонких форм. Этот мир имеет множество слоев, которые хорошо описал знаменитый Данте, но в общих чертах мы можем выделить всего два слоя – верхний и нижний. На нижний уровень попадают души, отягощенные множеством грехов, которые не в силах взлететь выше. Тела у них, конечно же, уже нет, но в них очень сильна память о плоти, поэтому и увидеть их можно во вполне телесном, хоть и прозрачном теле. Именно эта эфемерная плоть и становится центром для всех их мучений, но сбросить ее они не в силах. Благодаря этому, мы и способны видеть их мучения, происходящие уже за чертой смерти. Сделаю оговорку, встречаются и такие персоны, которые грехами перегружены, они не могут подняться даже до этого уровня, а остаются на земле в виде хорошо нам знакомым по преданиям упырей и прочей нечисти.
- А в Рай заглянуть мы можем? – неожиданно спросил клиент, - Я бы хотел увидеть свою Настеньку…
- Увы, не можем, ведь там обитают души, не имеющие плотских воспоминаний, а потому для нас невидимые, и про их ощущения мы можем только лишь гадать. Это уже другое измерение, слишком далекое от нашего мира. К тому же мир самых легких форм – это не вершина всего и вся, ибо над ним расположен Великий Центр, Первопринцип, Отец Всего, то есть – Господь. Немногие, самые легкие, души доходят и до Него, сливаются с Ним, но тут я уже ничего сказать не могу, слишком высоко все это…
Заказчик очень глубоко задумался и смотрел в небо. В его глазах читались мысли о Потустороннем, о Рае и Первопринципе. Мне показалось, что в его сущности именно в этот момент зародилось новое измерение, мистическое, и я мысленно пожелал успеха его развитию. Затянувшаяся пауза, наконец, закончилась, и клиент снова перешел к сути вопроса:
- Значит, Вы можете показать мне его мучения? – деловитым тоном спросил он.
- Разумеется, ведь именно за этим Вы сюда и пришли! – воскликнул я и принялся вставлять диск в компьютер, корпус которого поражал изяществом готической отделки.
На экране возник негодяй, удушаемый костлявыми руками, издающий свои хрипы и стоны под пронизывающим ледяным ветром. При этом глаза посетителя округлились, едва не выпрыгнув из орбит, и он подсел к экрану на такое расстояние, как будто намеревался протиснуться прямо в него, и появиться при потусторонней экзекуции лично. На секунду мне показалось, что он уже потерял ощущение наличия стекла на мониторе, и вот-вот боднет его своей головой. Присутствующий в комнате слабый запах озона как будто подчеркивал флюидность всего происходящего на экране, и радости заказчика, похоже, не было предела.
- А ведь можно на все это посмотреть и сзади, - сказал я и нажал на клавишу, - Можно и сбоку, можно и сверху, как будто мы летаем над ними. Короче, картина всего происходящего там у нас полная и окончательная!
Радость посетителя была такой, что он даже вскочил, несколько раз подпрыгнул, беззвучно рассмеялся и стал крепко жать мою руку:
- Спасибо! Наконец-то я буду спокоен! Теперь я в любой момент смогу увидеть это!
Я выждал время, чтобы дать выход его эмоциям. Они у него еще не очень сильные, другие прямо здесь в пляс пускались, один даже чуть компьютер не разбил. А однажды посетитель заорал истошным, слышным даже на Венере криком, и как наскипидаренный бросился вон, разогнавшись до скорости мирового рекордсмена. Интересно, как далеко он убежал, и что все-таки его остановило? Потом он все-таки вернулся, извинился и забрал диск. Впрочем, и это случай не был самым нелепым, вот как-то клиент при помощи карандаша себе глаз выколоть попытался, это действительно вышло за все рамки. На случай появления таких людей у меня, между прочим, имеется аптечка с фенозипамом и галоперидолом.
Я рассмотрел лицо посетителя, с которого полностью сошел гнев и появилось чувство какой-то совсем непонятной радости.
- Спасибо! Спасибо Вам большое! – с жаром провозгласил он, - Только у меня остался такой вопрос, а навечно ли все это? Будет ли когда-нибудь конец его мучениям?
- На такой вопрос не сможет ответить ни один из смертных, а если кто и сможет, тот все равно ничего и никогда не скажет. Но волноваться Вам не к чему, все равно его страдания будут продолжаться гораздо дольше, чем Ваша жизнь и всех Ваших потомков. Возможно только, что вы сами сможете оказать на его судьбу некоторое влияние…
- А как?
- Если Вы его… простите! Но ничего советовать я Вам не буду, это Ваше дело, а я, как видите, свою работу исполнил, и даже не совсем плохо. На этом все!
 Посетитель еще раз от всей души поблагодарил меня, забрал диск, расплатился и ушел восвояси. Я побродил по своей мастерской, успокоился, и стал собираться домой. В моем деле больше одного клиента в день принимать очень сложно, да и не к чему. Представляете, сколько людей и судеб все время проходит через меня! Некоторым я так проникся, что кажется, будто это произошло со мной, а попробуй-ка жить дальше, неся в себе такое! А иногда кажется, будто я совершаю плохое, греховное дело, которое может увести меня туда же, где я изображаю врагов моих клиентов. Что будет, если эта мысль прочно утвердится во мне, и мне придется бросить свое занятие? Но чем тогда заниматься? И какими молитвами замаливать все совершенное ранее?
А еще меня волнует влияние моей деятельности на общество. Не приведет ли это к созданию какой-нибудь новой секты с непредсказуемым влиянием на окружающий мир (сдается мне, что мой помощник Костя уже начал задумываться о чем-то подобным, все время какую-то книжку от меня прячет)?! А что если кто-нибудь будет «рисовать» подобные «картинки» на живых людей, объявляя их предсказанием посмертного будущего?! Это же может привести к самой настоящей беде! А может и вообще ни к чему не привести, так и заглохнуть на уровне мелких интриг и полуподвальных контор. Одним словом, вопросов гораздо больше, чем ответов, и если их все задать одновременно, то совершенно ясно, что голова просто-напросто лопнет, не оставив после себя никакого наследия…
И еще я не ищу подмастерьев, потому что все время грызусь сомнениями, а охотников учиться у меня – хоть отбавляй! Как избежать преемственности до тех пор, пока не найду ответов на проклятые вопросы?! Или брать в ученики лишь только тех, кто смогут ответить хотя бы на один из терзающих меня вопросов, ввести такой своеобразный отбор?
Закончив рабочий день, я направляюсь домой, к семье. Там будет все как у всех, как «у людей», но это не помешает мне все время думать об одном и том же. Все время я пытаюсь определить, чего же я больше всего хочу в этой жизни, к чему направлены мои мечты.
Перед глазами вырастает сегодняшний мой посетитель, только много после, лет через двадцать. Его голова и борода украшает благородная седина, в окутанных морщинками глазах читается тяжкая усталость от прожитых лет. Он в очередной раз наблюдает за потусторонними страданиями человека, исковеркавшего его жизнь, но на лице уже не видно прежнего злорадства, даже его тени. Внезапно он подходит к компьютеру, вытаскивает из него злосчастный диск и с треском разламывает его на несколько частей. Куски разлетаются в разные стороны, один из них больно ударяет его под глаз, но человек, похоже, даже не чувствует этого. Его лицо принимает выражение глубокого успокоения, с которым и умирать не страшно. Все, свершилось Прощение!

Товарищ Хальген
2005 год