Телеграмма

Мне на днях телеграмму принесли. На поздравительном бланке. Я обрадовался. Подумал, от коллег по работе. Открыл. А там…
И принесли-то ведь как удачно: прямо на дом. Только что-то поздно. Мы уж с женой спать легли. Как зубы почистили, так сразу и легли. Жена-то сразу глаза закрыла, она быстро засыпает. А я под ночничок решил детектив почитать. Люблю детективы почитать перед сном. Для мозговой зарядки. Это для простой зарядки времени нет, а для мозговой – мы всегда пожалуйста. Странички две-три-четыре почитать – милое дело перед сном. На большее времени нет, спать охота. Но только чтоб детективы нестрашные были. Чтоб убийств поменьше, а юмора побольше. А то начитаешься страстей перед сном, и нет его сразу сна. Одна бессонница...
 Мы вообще-то рано спать ложимся. На часах-то без пяти девять было. На одних-то часах. Но это не точное время. Они стоят у нас уже третий год: все завести некогда. А на других-то уже десятый пошел, третья минута без малого. Точное время. Они у нас очень точно ходят. С Курантами ноздря в ноздрю. Кварцевые. На батарейках. А без батареек тоже стоят. Я уже проверял: стоят. Как часовые. Не шелохнутся.
Так вот значит, как сейчас помню, лежу я на третьей минуте десятого часа под ночником и читаю детектив. Раздался стук в дверь, потом звонок. Я еще подумал, кого это принесло так поздно. Неужто соседка Клавдия опять за солью пришла. Ей нравится к нам за солью ходить. Говорит, со всего подъезда у нас соль самая крупная да соленая. Она к нам года полтора назад вот так же вечером за солью заходила, а всё не забудет. Правда, нам-то самим об этом все как-то не скажет. Мы ее c тех пор больше ни разу домой не пускали. Но Матвею Никифорычу, другому нашему соседу, каждый раз при удобном случае о том памятном дне говорит. А он по-соседски нам…
 Вот значит, она к нам и зачастила. Неделю назад вот так же вечером стучалась-стучалась, все кричала чего-то: правда я так и не понял, чего она хотела. Двери толстые, металлические: не разберешь, что кричит. И через глазок не понять: он у меня как новый сейчас, я его покрасил недавно, а видно плохо…Дверь-то еще пробкой оклеена, чтоб шум не пропускать. Я ее месяц назад поставил. Последний раз. На трехдюймовые болты посадил, чтоб еще раз не упала. Уже три раза падала. Как наваждение какое. И все ночью. Хорошо, без жертв обошлось. А как же. Матвея Никифорыча из психдиспансера уже выписали…
Прошлый раз дверь часа в два или три ночи упала, уж не помню. А нет, помню, в четыре. Матвей Никифорыч, он за стенкой живет – его хорошо слышно, как запоет от испуга на весь дом: “Вставай, страна огромная!” Песню допел и простыми словами заговорил: “Да что б ee…! В четыре часа утра! Проклятый фашист! Когда самый сладкий сон”…ну и далее в том же духе. Я вам очень сухо его речь изложил. Санитары хорошие попались, быстро его из шока вывели. На тридцатиградусный мороз. Через десять минут он петь перестал, а через полчаса уже соображал всё. Санитарам так показалось. Правда, я с ними поговорил, они его все-таки с собой забрали. Чтоб уж наверняка! Он через неделю вернулся – не узнать, подтянутый такой стал, чисто выбритый: от подбородка до макушки. И приветливый! Теперь ходит тихий такой, всем улыбается. А дверей стал почему-то бояться. Стороной обходит, или через окно.
Так вот. Услышал я звонок – пошел дверь открывать… Дверь-то моя дорогая вышла, тысяч пять – не меньше! А пробка дешево обошлась. Можно сказать даром. У меня много пробки скопилось. Я ж коллекционер заядлый: лет с пятнадцати начал пробки собирать. С того злополучного дня рождения, когда наш участковый Филипп Филиппыч за нами по стройке гонялся.
 Нет, строить мы там ничего не строили. Мы там по причине моего юбилея собрались. А он как-то узнал об этом. И песни мы не так чтобы громко пели. Правда, когда затянули “Ой, мороз, мороз!”, с березы листочки осыпались - это было. А в остальном все чинно: рукопожатия, поздравления, напутствия. Одно очень к месту пришлось: “В добрый путь!”
 Конечно, Филипп Филиппыч всех сразу все-равно бы не поймал. Нас пятеро было. Но старт он тогда нам мощный дал. Может, благодаря ему мы и стали нормальными людьми. Кто знает?
Вот значит, открыл я дверь. Почтальон мне телеграмму вручил. На открытке - цветочки в вазочке. Обрадовался я, в книжечке у него расписался. Дверь - на засовы, и - в кровать: люблю что-нибудь приятное почитать перед сном… Не получилось… “Поздравляем, Максимыч, с заслуженным отдыхом! Вот и отдыхай!! И нечего тебе, старый пень…” Ну я дальше читать не стал. Я хоть и Максимыч, но эта телеграмма точно не мне. У нас на работе коллектив женский. Такого в мой адрес никто сказать не мог. Человек-то я хороший! Видимо, почтальон ошибся. А я всю ночь бессонницей мучился.
Жалко, когда почтальон ошибается.