Пир победителей. 2 глава

2. Политический памфлет и страшные сны.

Да, недооценила я глазастика... Он уже давно высмотрел в моем рюкзаке бутылку «ерофеича», я ее в любой поход беру в качестве «лекарства от всех болезней», действие которого зависит от дозировки. Заперев дверь и воровато оглянувшись, Эльм снова подмигивает мне:
- Теперь доставай.
- Ты что, это пить будешь? – и я восстанавливаю в мыслях все вкусовые ощущения от моего напитка, стараясь как можно ярче представить и горечь, и жжение, и вязкую консистенцию.
- Неужели плохая?
- Такая гадость, что ты сроду не пробовал.
- Пробовал, наверно. Я много пробовал... Хотел сравнить.
- На! – обозлясь, протягиваю Эльму бутылку, он откупоривает и делает затяжной глоток.
Следующие пять минут я хлопаю его по спине, а он перхает и машет руками. Потом распрямляется, и на лице его написано такое изумление, что и смешно, и жалко глядеть в эти мокрые от нежданных слез глаза.
- Русские – совсем ненормальные, - произносит эльф сиплым голосом и снова заходится в кашле.
- Это ж – лекарство, хоть и на спирту, а ты так... попробовал...
- Больше – никогда! Пить такое – никогда.
- И правильно. Будем работать. С чего начнем?

Эльм роется в куче свитков, пергаментных листов в связках и совсем уж истлевших клочков, потом вытаскивает тонкую книжицу, пожелтевшую, с обтрепавшимися углами.
- Печатано в прошлой эпохе, ну, да, она была совсем короткая, иначе бы не сохранилось. Бумага недолго живет.
- Не развалится? Может, вам лучше было бы все это скопировать, переписать, то есть?
- Надо... – печально смотрит на меня эльф. – Но время нет. Я всегда занят, они всегда судятся.
- Кто судится?
- Орки... сами не выполняют законы, жульнят... а я иду в суд... меня слушают, я ведь синда... и, как это, ветеран... да, так вы говорите?.. Семилетней войны, той, когда Последний Союз...
- Последнего Союза?!
- Мы ведь не умираем, как вы... живем, пока не убьют... – и только тогда я понимаю, насколько это существо взрослее меня. И эти странные глаза, глаза ребенка на лице, остром, как бритвенное лезвие... наверно, только с такими глазами можно не рехнуться, не обозлиться на весь белый свет, из века в век наблюдая нагромождение ошибок, явной дури и несправедливостей, которым полна человеческая история.
- Так что же ты делаешь здесь, у орков?
- А кому я еще нужен? Эти вовсе не столько злые, как их лица, во всяком случае, теперь... Мир поменялся, и надо в нем жить. Знаешь, могло быть совсем плохо, а так... еще ничего. Я ведь не случайно дал тебе это. Такое ходило по рукам в первые годы Четвертой Эпохи, и, знай, там не все ложь. Больше правды. Но Элронд это не мог написать, это люди писали. Там ошибки, их много. Но, в самом деле, много синдар пропали, когда шли к Гаваням, и никто не знает, что с ними стало. А в столице... я там не был. Думаю, раз люди читали и передавали, то не просто так. За такую книжку можно было получить петлю на шею, если не хуже. Это... это...

Это – политический памфлет. К утру мы справились с переводом, и текст, представший перед моими глазами, ошарашил так, что заснуть уже не удалось. Или, может, я боялась сомкнуть глаза, чтобы не увидеть воочию. Даже если «это люди писали». Кто писал? Что стало с тем, кто выпустил книжку, ведь печатные станки стали массовым явлением лишь с началом Пятой Эпохи, а до этого отследить «издателя» было минутным делом? Боюсь задумываться об их судьбе, ибо те «светлые времена» отдают чем-то слишком знакомым...
_____________________________________________________

Корабль не придет.

Белым он был, тот корабль, что построил Кердан, ослепительно белым. На нем он ушел на Благословенный Запад, нас не дождавшись, а мы всё смотрели на горизонт.
 
Нетленная Галадриэль, и ее камеристки, и немногочисленный, кто в живых остался, народ, и Бильбо, и Фродо.
 
Леголас, как увидел исчезающий на горизонте парус, подпрыгнул и начал орать непристойности, грозя кулаком – как будто его там услышат. Потом сорвал с себя плащ, кинул на землю и начал топтать, крича, что лучше быть орком. Потом – упал сам и зарыдал, как ребенок. А дружок его Гимли только хмурился и молчал – ему-то было почти все равно, отбыть в далекие страны или остаться. Впрочем, здесь – он все равно был как отрезанный ломоть, а к своим не вернешься – раз любезничал с эльфами. Если и не убьют, так сгноят в рудниках. Оба ушли наемниками в Харад и там их следы потерялись.
 
Мой воспитанник, кукушонок Эстел, что ты наделал… Кто просил тебя связываться с мертвецами… Ты помог им победить Смерть, а они победили для тебя Саурона. И вот теперь они правят всем Средиземьем. А не ты, мальчик мой, Арагорн. Твои министры пьют человечью кровь. Твои маги давно переплюнули даже Моргота в бесстыдных своих злодеяниях. Смерть вырвалась в Арду. И загнать ее назад не в человеческих – да и не в наших, эльфийских – силах.
 
Я об этом подумал, когда увидел первый труп в нашем долгом походе – это был мальчишка из свиты Галадриэли, и, как видно, умер он быстро. Раздавленная грудная клетка, изломанные, полуоторванные руки и ноги – с такими ранами долго не проживет даже эльф. А ведь только отошел к ручью за водой. До этого – мы прочесали лес почти на милю от нашей стоянки. И, надо же – в первый вечер… Всю ночь мы несли караул…
 
А наутро не досчитались Алфглирнен. Она исчезла прямо от походного костра – едва подруги отвлеклись, как место ее опустело. Они думали, она отошла – мало ли, за какой надобностью… Может, так оно и было… Вопрос, что случилось потом. Тела ее не нашли. Хотя долго искали, и звали ее – если бы она была жива, то откликнулась.
 
Самое странное, что не было чужих следов! Одни следы исчезнувших, или погибших. У ручья в желтой глине отпечатались только та пара ног, что после была вырвана из суставов.
 
Лес молчал, и молчали луга, на которых мы остановились после двух дней, что шли по лесу. К тому времени счет убитых пополнился еще двумя эльфами – я не знал – я не хотел знать их имен. Меня бесил этот невидимый страшный убийца, и я почти доподлинно знал, что к миру живых он имеет весьма отдаленное отношение. Я отдал приказ не рассредоточиваться, держаться кучно, не засыпать - никому. И – следить друг за другом. А мы патрулировали стоянку. В ту ночь все остались живы.
 
Хлынул дождь. Давно не бывало подобного ливня. Видимость резко упала, и авангард нашего отряда скрылся за влажной стеной. Спустя четверть часа мы наткнулись на их тела – изувеченные не менее страшно, чем у первой жертвы. Казалось, их головы сунули под кузнечный пресс, а с остальным разбиралась стая взбесившихся волколаков. Куски тел были вырваны зубами – но пасти были не волчьи, не длинные-узкие, а широкие-полукруглые… как у людей. Как только это произошло, дождь сразу же прекратился.
 
Орки? Здесь? И сейчас? Но орки оставляют следы – уж кому-кому, а мне это известно. И почему-то не было крови. Конечно, с земли и травы ее мог смыть и дождь, хотя сомнительно – под лежащими трупами должны же остаться кровавые лужи. Не было следов крови даже в страшных, рваных, смертельных ранах! Все чисто, словно это и не мертвецы, а тряпичные куклы. В первый раз мой отряд понес подобный урон. Со времен защиты Минас-Тирита. Сказать, что я был взбешен – преуменьшить. И в то же время я понимал, что простой осторожностью уже ничего не добиться.
 
Бойцы, что были со мной, было, кинулись на поиск убийц, но я их задержал – мне не нужны искореженные трупы родных и друзей. Я хотел обратиться за помощью к Митрандиру – но его не было, он бесследно исчез, будто растворился в белесом тумане.
 
Нежить идет по нашему следу. Если б было живо то Кольцо! И мое бы наполнилось силой – кто тогда бы из них был нам страшен? Но одно осталось волшебство в Средиземье – волшебство Смерти. И не я им владею. Хорошо, что сил наших хватило на то, чтоб зажечь неугасимые светильники по периметру лагеря, когда вновь встали мы на ночевку – в темноте нечисть собирается с силой, а свет ее отгоняет. Но я знал, что помогут они ненадолго. Изощренный ум вел убийц по нашему следу, и утром, днем или следующей ночью он придумает, как добыть себе новую жертву.
 
И я решил связаться с Эстелом. Без чего бы то ни было? – спросите вы, и я вам отвечу: да, без палантира. Ум – что эльфа, что человека – сам – порядочный палантир. И мое кольцо, хоть и не имеет прошлой своей мощи и силы, но способно отправить сознание в дальний полет. Я предупредил сыновей, чтобы меня никто не побеспокоил – и не перенес мое тело, когда я буду не здесь (иначе фэа по возвращении может его не найти). И отправился к Арагорну.
 
Тот спал, и рядом была Арвен, и вот во что она превратилась. Спит, как любой человек, запрокинув на подушке голову и полуоткрыв рот. Проникнуть же в сон Эстела удалось мне не с первого раза – так крепко он спал, что казалось – он умер. Не было в его сне сновидений, лишь безбрежная черная бездна, где вращалось безмолвное сознание, и было оно бесчувственно. Мне удалось до него достучаться, но сил истрачено было немало.
- А, - не удивился он моему визиту. – Элронд-полуэльф? Здравствуй, учитель. Что тебе в такой час от меня нужно? – и потянулся, хрустнув суставами рук.
- Если я тебя беспокою, значит, это действительно необходимо. Можешь ответить мне на несколько вопросов?
- И много их?
- Нет. Но ответ должен быть развернутым – как на уроке. Согласен?
- А если – нет? Ты ведь не уйдешь просто так?
- Ну, поставить тебя в угол и линейкой побить я не смогу. Но, мне кажется, ты сам нуждаешься в моей помощи. И в случае положительных ответов я тебе помогу.
- Забавное предположение… Что ты можешь сделать такого, чего не могу я? Впрочем, спрашивай… - и зевнул во весь рот.
 
Самоуверенность его не была наигранной – он действительно был спокоен и доволен жизнью. И мысли переменились в моем сознании, и решил я разрушить его покой, показав правду. И я взял его за руку, и извлек его фэа из роа, и, невидимые, мы отправились погулять по столице. Было время после полуночи, но еще не светало, мы летели по темному городу, следуя извивам улиц, и заглядывали в окна.
 
Вот – то, что я искал. Кабак средней руки. Да, тут многое можно увидеть. Мы зашли, невидимые, сквозь закрытую дверь и присели в пустом углу: Эстел – ближе к стойке, а я – у окна. Там было не так уж много народа – один дремлющий, уронивший грязную башку на нечистый стол, бродяга у самого входа, пара приятелей у очага, не заметивших за оживленной беседой полуночи, хозяйка им время от времени подносила по кружке холодного пива, и веселая компания в центре, под люстрой. Пятеро мужчин явно благородного происхождения, да трое шлюшек при них. Девушки прямо таки лезли из кожи вон, стараясь обратить на себя вниманье клиентов, но те увлеченно слушали статного красавца в бархатном камзоле, глубокий черный цвет которого удачно оттенял бледность лица рассказчика. Он не жестикулировал, но выражение лица менялось от неподдельного ужаса до детского восторга, глаза сверкали, а губы извивались, как две алые змеи. Рассказ завершился фразой, печальной по смыслу, но произнесенной тихим насмешливым голосом: «И мое вмешательство оказалось бесполезным. Все они уже сутки, как были мертвы…»
Он едва пригубил вино из бокала, поднялся из-за стола и, кивнув веселой девице, направился к лестнице, ведущей наверх. Хозяйка одобрительно взглянула на шлюху и едва заметно подмигнула ей, та заторопилась следом. И я жестом пригласил Эстела последовать за ними. Я не любопытен, когда дело касается человеческих пороков… Но этого фрукта я уже знал… И хотел ознакомить Эстела.
 
…Удар, нанесенный ребром ладони по горлу, отбросил девицу на стену, и, перхая, словно овца, она сползла на пол. Схватившись за горло и глядя на мучителя выпученными от ужаса глазами, она поползла вдоль стены, но тот без труда ее настиг… Схватил за волосы, и, нежно улыбнувшись, приложил головой об стену… Девка отключилась, а красавец отошел к окну, приоткрыл створку ставни и глубоко вдохнул ночной ветер.
Очнулась она лишь тогда, когда тот полил ее водой из кувшинчика. И, когда открыла глаза, он схватил ее за нос и заткнул кляп в кричащий рот. Протянутые в мольбе руки были, правда, не без труда, скручены у нее за спиной.
Перевернул на спину и придавил грудь коленом. Потом он достал изящный стилет, и, продемонстрировав ей, медленно надавил острием на веко…
- Ну, что, выйдем, или будем смотреть до КОНЦА? – спросил я своего бывшего ученика, и тот покачал головой.
- Обычное дело… Все шлюхи рискуют так умереть, это – одна из особенностей их ремесла. Он достаточно знатен и богат, чтобы иметь право так развлекаться.
- Но он развлекается так по два-три раза в неделю…
- Ну так что? Меньше шлюх – чище город.
И я понял, что это ему безразлично.
 
И мы пошли дальше. Начинало светать. Мы выбрались на окраину, и вошли в один из домов, что я знал и раньше – откуда, вы спросите – смешно, но когда-то его хозяйка была одним из наших осведомителей в Осгилиате. И вот, лишившись постоянного дохода, она занялась другим небезденежным делом. Мы подоспели как раз вовремя. Старуха только что вылезла из своего ледника с увесистой корзиной и теперь, поставив ее между ног, начала перебирать содержимое. Издали могло показаться, что она достает каких-то особенно мелких молочных поросят, заворачивает их в свежую холстину и укладывает в корзинку пошире. Однако мы подошли поближе – ибо у нас не было риска быть замеченными, и как следует рассмотрели содержимое свертков. Сомнения тут же рассеялись – это были младенцы. Причем не те, что рождены естественным путем – слишком мелкими были тельца, скорее, они были исторгнуты из материнского чрева на полтора-два месяца раньше положенного.
- Как ты думаешь, - спросил я Эстела. – Что она собирается делать?
- Как – что, - ответил мне мой ученик. – Она их продаст. Плоть нерожденных младенцев, будучи определенным образом переработанной, продлевает молодость и отодвигает смерть.
- Да? Ты тоже так думаешь? Или уже пользовался сам?
- Пока – нет. Я же молод. Но в будущем – вполне вероятно. Моя отчизна во мне еще долго будет нуждаться, и я хотел бы прожить не одну сотню лет.
- А ты думаешь, это поможет?
- Не думаю! Проверено десятками моих людей! И Арвен… - и тут он осекся. Упоминание о ней было для меня особенно горько, но в этом контексте… лучше бы он остановился на мгновение раньше.
- А ты не подумал, сколько душ отправлено было за грань – в обмен на вашу молодость? Не слишком ли неравноценен этот обмен?
- Учитель! Не городите глупостей! Это же выпоротки мелких шлюх, и невоздержанных крестьянских девок, и гулящих от мужей жен – так что о них говорить? И родители их – навоз человечьего рода, и они бы им стали, когда б удостоились жизни. Это для них – лучшая участь: поддерживать жизнь в избранниках Валар и Всевышнего.
 
И тогда я понял, что это с ним обсуждать бесполезно. И, по моему совету, отправились мы с ним в Палаты Врачевания. Там тоже было немало интересного для нас.
 
Беспрепятственно проникли мы туда, куда вход большинству смертных запрещен, где в дверях стоят стражи, а сами двери закрываются на секретные невидимые запоры. Я провел его к тем пределам, за которыми знание равносильно соучастию – или смерти.
Это происходило так: юноша, раненый, кажется, в ходе длящейся по сию пору Харадской кампании (отрублена голень, рана начала затягиваться), был во сне перенесен в эту комнату и веревками прикручен к станку. Когда мы вошли, он дергался, пытаясь вырваться, но крикнуть не мог – рот его был заткнут и веревки кляпа завязаны на затылке. К нему подошел маг в серой хламиде и начал читать заклинание, и пока он читал его, тело юноши слабело, и попытки освободиться от веревок угасли совсем. Голова его бессильно повисла между столбов. Маг дочитал, ухватил несчастного за волосы, и ножом, неизвестно откуда появившимся в его руках, перерезал ему горло. Кровь из артерий брызнула в подставленный ранее широкий сосуд, и лилась она страшно долго – или это мгновения утратили свою краткость? Когда все было закончено – я не имею в виду льющуюся кровь, я говорю про действия мага, тот взял эту лохань, и, не переставая речитативом петь заклинания, унес ее куда-то, а труп отвязали от станка и уволокли прислужники. Потом явились двое, и вычистили всю комнату так, будто там ничего не случилось… А через четверть часа притащили следующую жертву. Но на этот раз маг, заметив нас и подобострастно улыбаясь, подошел к Арагорну и спросил:
- Так как, довольны Вы, Ваше величество, моей скромной работой?
- Что ж, я думаю, стараешься ты не зря… Можешь просить аудиенции… да, луны через три… и даже раньше. Мы скоро уйдем, и не советую тебе распространяться о нашем визите – мы тут инкогнито…- одобрил его Эстел, а потом повернулся ко мне. – Лучший поставщик двора… Ты же знаешь, министры… Ну, вобщем, не совсем живы. И они нуждаются в свежей крови. Иначе…- и он выразительно провел ребром ладони по своему горлу.
- А что, без них нельзя? – спросил я его уже на обратной дороге.
- Можно… да только куда от них денешься? Обложили, как зверя… не уйти. Так что если не можешь сопротивляться – остается лишь наслаждаться! – и Эстел расхохотался. Человеческий смех груб – что по звучанию, что по низменной природе своей, но этот меня поразил еще и своей безнадежной глупостью. – Пошли, теперь я тебе кое-что покажу.
 
И мы оказались в небесах Харада.
- Кажется, учитель, ты предпочитал положенье над схваткой, - усмехнулся Эстел. – Я даю тебе такую возможность.
Я опустил глаза к земле и узрел битву. Эта битва была ни на что не похожа - невероятная каша, где смешались свои и чужие, где из-за тучи поднятой пыли невозможно было понять, соратник твой или противник в двух шагах от тебя, из которой внезапно вылетали стрелы и дротики, взвивались вверх щиты и летели срубленные головы, лошади брыкались, топтали всадников, и сами гибли от копий и стрел, мечи звенели, встретившись со сталью шлемов, булавы крушили черепа, грохот оружия заглушал воинственные кличи и стоны раненых и умирающих. Дикая в своей бессмысленности бойня, ибо вокруг на сотни миль не было того, ради чего стоило бы схватиться на этой бесплодной земле.
И я спросил Арагорна:
- Ты, как любой разумный правитель, видишь бессмысленность этого кровопролития. Неужели нельзя было решить этот вопрос в Харадской столице, заслав туда пару десятков хорошо подготовленных и вооруженных бойцов?
- Ну и что? Тогда бы война быстро закончилась, а нам нужно, чтоб она длилась.
- Но зачем?
- Ах, учитель, какой неисправимый ты все же чудак. Смотри, сколько здесь рыцарей – почитай, каждый третий. И все они в своей жизни привыкли лишь воевать. С ними оруженосцы – эти юнцы, кроме битв, грезят лишь о посвящении. А пехота – свободные землепашцы, слишком гордые – или жадные - для того, чтобы половину урожая отдавать мне, своему королю, и потому сбежавшие от своих наделов в армию… Ты представляешь, что бы они натворили, оставшись на родине? Война в Хараде предотвращает смуту в Гондоре.
- Но гибнут лучшие люди.
- Эти – лучшие? Опомнись, мастер Элронд! Сейчас мы отбираем достойных по другим качествам. Тем, что пригодны для мира, а не для войны. К примеру – умение торговать. Многие говорят, что честь торговца – не честь, и как только есть возможность безнаказанно нарушить договор в свою пользу, торговец беспременно это сделает. Но это ли не смелость! Легко бороться с противником, которого видишь перед собой, но бороться с собственной совестью, и победить – для этого нужен героизм особого рода! Или взять то же крестьянство. К чему крестьянину самоуверенность или гордыня? Чтобы помешать нам занять жалкие клочки земли, засаженные пшеницей иль репой, и превратить их в роскошные пастбища с медоносной травой? Видите ли, с голоду они умрут. Нам что за дело? Пусть умирают – в новый мир вступят не все – только те, кто достоин. Остальные станут удобрением.
- Или пищей для твоих мертвецов.
- Мертвецов? Да хоть бы и так. Чем они тебе помешали? Между прочим, отличные работники. Семьей не обременены, болезнями не страдают, в отдыхе не нуждаются, а цель имеют одну – угодить начальству. Потому как иначе отправятся в гроб. У министров уже и секретари, и охрана – все мертвяки. Или живых придушили и воскресили заклинаниями, или на кладбищах свеженьких откопали. Все довольны.
- А ты не боишься, что тебя однажды так же заменят – мертвяком… Или придушат и воскресят?
- Не посмеют… Меня любят и ценят… Нет, не здесь. Хочешь – верь, хочешь – нет, в Валиноре! Стоит только вам со мной что-то сделать, как – разберутся со Средиземьем, хорошо разберутся, так что вспомнится Нуменор.
- И Средиземье тебе уж не жалко… Или ты не здесь родился, Эстел?
- Я люблю Валинор... Хоть его и не видел. А Средиземье – кусок коровьей лепешки… Неужели ты, эльф, не чувствуешь, как оно смердит? Да, конечно, когда-то было прекрасным, но я этого уже не застал. Везде – грязь и мразь, запустение. Энтропия возрастает! Старый замок разрушен.
- Энтропия возрастает только в замкнутой системе…
- А незамкнутая, знаешь – что? МОИ МЕРТВЕЦЫ! Они могут жить бесконечно, как незамкнутые системы, что значит – поглощающие чужую силу. Выживает только тот, кто так поступает! Это не мы придумали, это – закон природы!
- Эстел, перестань кричать, будто тебя укусили. Ты неправ. Эльфы еще до возникновения человека создали гармоничную культуру, которая…
- Гармоничную? А как же завет папы Эру? Зачем вам нужны были люди? Вспомни его обещанье – что каждому эльфу он даст по человеку, а то и по два, чтоб исполнять все эльфийские прихоти. Вы же из-за этого в Валинор вовремя не вернулись! И никогда не вернетесь, это я вам обещаю – Я, Арагорн, Государь Элесаар, избранник Судьбы и самого Валинора! Кончилось ваше время. Все здесь передохнете, в Средиземье. Знаешь, что произошло там, в твоем стане, пока ты со мной прохлаждался? Возвратись – и сам убедишься…
 
Вся наша стоянка была завалена трупами. Моих друзей, родственников, знакомых. Вон – со стрелой, пробившей насквозь его грудь, лежит Келеборн, дальше – Эрестор, нет, это не его одежды, а головы у трупа нет, потом разберемся, а там – о, Суд Валар! – сыновья… Элрохир и Эладан погибли в неравном бою, сражаясь спиною к спине против нежити, превосходящей их многажды – и численностью, и силой.
Кто-то схватил меня за плечо, и я развернулся, готовый дать отпор хоть самому Морготу – побелевшими безумными глазами на меня смотрел Леголас.
- Эй, мастер Элронд, пробудились? А я думал, что вы отошли в Мандос, как наши ребята – и он обвел рукой поле боя. Мы с Гимли там защищали девчонок, ой, простите, госпожу…
- Ладно, расскажи внятно, что здесь случилось.
- Случилось… Да, случилось, пока вы спали, будто медведь… Сперва сгустился туман… А потом из него как полезли – без лиц, почти что без тел… Отовсюду. Их стрелой не возьмешь, а разрубишь мечом – заново соединяются… Парней ваших застали врасплох – они не таких ждали. Поглядите – только наши ребята тут полегли, а тех, мертвых, здесь нет, даже когда на куски порубили – все! уползло! за своими хозяевами! Гимли одному башку вдребезги расколол – гниль брызнула, а тот ее кусок к кусочку собрал, соединил – и все слиплось. Думал, нам всем конец, напирают… А тут – рраз! – и разбежались. Смотрю – вы идете. Чем вы их так напугали?
- Своим видом. Кто остался в живых?
 
Как я и предполагал, только те, кто оружие держать не умеет – Галадриэль с напуганной стайкой эльфиек – мертвецы ими не заинтересовались. Леголасу и Гимли несказанно повезло, что они бросились их защищать – на их долю досталось значительно меньше, чем моим сыновьям…
 
…Мы шли к морю, но мне уже было теперь все равно – не менее чем на запад, меня тянуло назад – к могилам детей, а это – не то чувство, что когда-нибудь может угаснуть. И – я понял, что путешествие наше – бесполезно. В конце его мы напоремся все на последнюю, Эстелом обещанную мне, гадость. И, когда это случилось, я был готов. Корабль ушел, нас не дождавшись, и никогда не придет.
 
А зачем ему приходить за нами? Мы же обречены. Каждое мгновение я чувствую на себе невидимый взгляд Арагорновой нежити, боюсь, даже мысли мои им известны. Все, что я собираюсь сделать, мертвецы тотчас же узнают. Но, кажется, вчера мне удалось их обмануть. Я отправил послание в Валинор. Я предупредил заокеанских собратьев, чем они сегодня рискуют. Ибо, как только умрет последний человек в Средиземье, к ним отправится страшный корабль – Корабль Мертвых. Это живым не пересечь ту границу… Мертвецы же проникнут беспрепятственно. Только Эру знает, сколько их будет. И первыми на их пути станут эльфы… А вторыми – Валар. Так начнется гибель всего.
 
Забудьте же обо мне. И спасайте себя – пока это не поздно. Я обречен – потому что посадил кукушонка на трон… сам, своими руками, подготовил разрушение всей магии Средиземья… сам загубил свой народ, а людям - не оставил надежды… Впрочем, те, кто не видел – не поверят, а тех, кто видел – ничто не спасет. Да, наверно, потому и позволили мне отправить это послание, что оно бесполезно.

Зачем я не отдал то Кольцо Саурону...
_____________________________________________________

Эльм смотался еще до рассвета. Я переписала начисто с черновика в свой блокнот и пошла прогуляться. Стояло раннее утро, заморозок посеребрил инеем траву, под протекторами башмаков аппетитно хрустел тонкий ледок, навевая мысли о том, что у них скоро зима, и снег заметет все эти коттеджи под самые крыши, и встанут дымы, устремляясь в невысокое хмурое небо. Еще вчера выйдя из лета, я оказалась на пороге зимы, и это было странно и здорово. Но, однако, как холодно... Озноб пробирал до самых печенок, ведь не удосужилась взять хотя бы свитер, а хебешная ветровка, вызывавшая удивленные взгляды в московском метро, здесь оказалась слишком легкой.

Почуяв торфяной дым, пошла на запах, и вскоре очутилась перед домом с двумя входами, каждый из которых был под крытым крыльцом, украшенным диковинными рогами. Сам дом, казалось, строился из середины в течение нескольких десятилетий, и каждая новая пристройка была окрашена в другой цвет, мало того, нельзя было сказать, каменный он, или кирпичный, или брусовой, или сборно-щитовой, или панельный – присутствовало все. Обходя и заглядывая в окна, я определила, где кухня, и постучала в стекло.

Физиономию, что высунулась на стук, можно было полностью описать в четырех словах: «много морды, мало глаз», и, судя по двум засаленным косам, свисавшим из-под такой же, как у Ормы, повязки, это была женщина. Я, не зная языка, прибегла к обычному в таком случае приему – вытащила из кармана и развернула веером набор вилок, показав хозяйке с обеих сторон. Товар говорит сам за себя, а торговаться можно и «на пальцах».

Вскоре, у дышащей жаром плиты, я получила возможность проверить свои способности коммивояжера. Решив, что за нержавейку надо загнуть цену впятеро против колготок (не за набор, за каждую вилку!), я повергла толстуху в неописуемый ужас, битый час мы перепирались, я сбавила цену чуть не вдвое, согрелась и даже вспотела, а уж дама-то и вовсе стала свекольного цвета, то ли от жара, то ли от сердитости.

Проснувшись от нашего крика, к нам постепенно подтянулось все ее немаленькое семейство, и один из парней, растирая опухшую морду, вполне понятным, хоть и не без акцента, русским языком мне сказал, что «если мать не купит за тридцать, то купит он для невесты». На чем и сошлись. Сделка состоялась, и хозяйка сразу же начала разливать по мискам густое варево, напоминающее с виду то ли кулеш, то ли мешанку для свиней. А на вкус оно оказалось совсем неплохим. Может, хотите попробовать? Я дома иногда готовлю, назвала орочьим супчиком. Это сперва надо сварить кости и потроха, потом... ладно, придете – накормлю и научу, как готовить, вам понравится.

Перезнакомившись с семейством Найморы, я почувствовала себя почти дома, точнее – на сходке многочисленной цыганской родни, какую по большим праздникам мы вынуждены устраивать в родительском доме. Не смогла бы я жить в таборе, там невозможно уединиться, но первые два дня это даже весело. Единственное, что мы делаем за день до того – вывозим действительно ценные вещи ко мне, бо детишки, да и взрослые тоже прихватывают все, что плохо лежит. Да и тут бы меня распатронили, кабы вилки не были единственным товаром, что я прихватила с собой на прогулку. А деньги я сховала в трусы, так что вытащить их даже самой стало проблематично.

Согревшись, наевшись, нарассказав «по-ту-сторонних» историй, самая забойная из которых называлась «Как нас банкротили», я прямо за столом задремала, а парень, переводивший байки для родни, вознамерился охранять мой сон. Во всяком случае, когда я проснулась, в кухне не было никого, кроме нас двоих, и он глядел на меня весьма подозрительно.
- Сильно обижают? – спросил на полном серьезе. – А то, давай, вместе пойдем, я им покажу, где драконы летают.
- Незачем, Кхарнаш, сама справлюсь.
- Ты – маг, да?
- Нет, малость поплоше, у нас таких «сенсами» и «энергуями» называют.
- Шама, значит... ну, колдунья.
- Считай, так.
- Что ж ты кричала?
- А что я кричала?
- Да не понял, вроде как «пощадите».
- Ну, это... слушай, что мне приснилось.
______________________________________

...Надеюсь, они ушли далеко. Достаточно далеко, чтобы не выдать себя присутствием магии... чтоб не напороться на разъезды Бродяжника... и никогда – не достаточно далеко, чтобы не попасть в поле зрения Серого мага. Я хорошо это знал. Знал, что в Пригорье не останусь безвестным лекарем, собравшим вокруг себя пятнадцать учеников... Целых пятнадцать. Да о них болтали на каждом углу! Как не сможет крестьянская бабонька разродиться, как помирает нищий какой от чахотки – ах, тащите к лекарю, что в Пригорье, это он забесплатно поможет... Ну, денег не брал – разве можно? Война и разруха. Что, сами не знаем, каково бедному люду? Как три шкуры дерут... «Ах, я разбойник, и граблю богатых. – А я князь, и граблю исключительно бедных. Кто же из нас будет богаче?» Не мог отказать я, не мог... Да и практика ученикам... Мой учитель - где ты теперь? – мой учитель и сам знал, что не удержусь я, когда отсылал в эту глушь. Путешествие, как отсрочка от казни...
 
Жизнь и есть отсрочка от казни. И всю жизнь убегать, чтобы не растерять знания? Орма ушла на Мордор, а я вот – в Пригорье. «Кто-нибудь в живых да останется.» Кто-нибудь, но не я. Я – мертвец. Пока что живой, но мертвец. Трижды мертвец. Если признаюсь во владении магией – то сожгут. Если поверят, что не маг – повесят, как мелькорианца. Но можно до этого и не дожить... Жар... я знаю, что значит этот жар. Что значат гниющие раны. Еще пара-тройка дней – и стервятникам достанется труп... О, как болит-то... не надо было трогать повязки на голенях. Если смог бы восстановить целость костей и разогреть внутренним жаром плоть вокруг ран, то тогда... но это – лишь при помощи магии, а ее от меня и хотят. Потому не только не изуродовали руки, но даже их не связали. Поэтому – не бьют по голове. Они ждут, что я не выдержу, что попробую – если и не ускользнуть, то ослабить страдания. Зря. Когда я остался в Пригорье, то предвидел, что это будет, и решил выстоять до конца. Отослал от себя учеников, как Саруман отослал нас, оставшись один в Изенгарде. Он сказал – мы все когда-то умрем, но знание – вечно. Сомневаюсь... Знание без дела мертво.
 
Ученик – не свиток, не книга. Иначе стоило бежать из Пригорья самому, оставив учеников на растерзанье новоявленному королю. Их всех. Высокого молчаливого Кромала, предпочитающего общество воронов человеческому. Исполненную силы Рашах, полуорку, левшу (разве этого мало, чтобы привести ее на костер), да еще так и не выучившуюся говорить на адуни, не вставляя шипящие звуки где попало. Ее прятали от людей, но она никогда не была им обузой – она, охотившаяся в одиночку, обеспечивала мясом всю их общину, когда хлеб был в цене золота, она одним дуновением вдыхала в умирающих силу бороться с недугом, и просто... просто она мне приходит на ум чаще других. Насмешливого парня, назвавшего себя Аган, что значит – «смерть», а на деле проявившего свой талант в целительстве. Тихую Нэн, говорившую со звездами, и знающую точно погоду не только на завтра, но и на годы вперед. Ну, и, конечно, троих неразлучных братьев-вастаков, в совершенстве овладевших боевой магией и втроем способных одолеть не только меня, но и, пожалуй, самого Сарумана... Только магия – во всяком случае, та, что мне известна, не спасет их от Бродяжника. Толпа, одурманенная зельем и обещанием рая земного, толпа, напуганная всем, что ей непонятно – это сила, неподвластная нам. И еще – я слышал в последнее время, перед самым арестом, о страшных явлениях, происходящих на кладбищах – о разрытых когтями могилах, о вздыбившихся буграх, об исчезнувших трупах... Кто балуется черным колдовством? И где обретаются пропавшие из могил мертвецы? Это надо выяснить, и остановить – любыми путями. Пожалуй, Кромал сумеет... хотя бы, узнать... если, конечно, не попадет в руки этих...
 
Дайра с мелочью... старшие над нею смеялись, когда слышали, как учит она желторотую малышню. Я многое передоверил другим – времени не оставалось, чтобы с каждым в отдельности поговорить; изо дня в день одолевая все более сложные уровни мастерства, они учились более всего сами, на горьком опыте и друг от друга, чем от меня. Но я не знал, что еще не окончится год, как ученью настанет конец... да какой из меня учитель? Я сам – еще ученик... и один у меня оставался учитель – природа. Теперь она будет их учителем, а не я. Невелика потеря...
 
... А, здрасте, пожаловали! Что у нас на обед? Дыба, клещи или огонь? Болтаю... да, болтаю, а потом еще буду орать... пока не провалюсь в обморок... ни мужества не осталось, ни сил... кричу «пощадите!»... умоляю – я всего только лекарь, я простой человек, ничего кроме травок не знаю, так не мучайте больше меня... я слаб душой, как ребенок, как баба, но не ждите, что я сделаю что-то такое... то, что ждет парень в серой поддевке, он уставился на меня, он пытается проникнуть в мои мысли, но тщетно – я их защитил хорошо, впрочем, подобное колдовство известно многим мелькорианцам, иначе бы их уже не было... тычут в рану каленым железом... чернота...
 
...Ночь? Уже ночь, или я просто ослеп? Просто? Или мне помогли? Нет, видно полоску света, сочащегося под дверь... вместе с гнилой водой проникающего ко мне с воли... Не повернуться. Ноги распухли как бревна, и не чувствуют, когда я их сжимаю руками. Жаль, что боль изнутри не ушла. Это – синий огонь. Значит, скоро умру. Жар мне плавит мозги, затемняет мне разум. Сейчас начну бредить... пусть мне привидится что угодно, кроме учеников... если не могу молчать, уж лучше нести околесицу... что за шум нарастает, что за петли скрежещут? Что за голос я слышу, или это журчанье воды?.. родник, чистый ручей... дайте чистой воды, мне не надобно пищи... лишь немного воды в берестяной кружке, воды чистой, холодной... жара... я взыскую дождя, а не града...
 
Йор? Друг мой, Йор, хорошо, что ты ко мне пришел перед смертью. Но почему у тебя нет кружки, и куда подевался ручей? Нет, он здесь только что был – пусть вернется. Во фляжке? Да это – не вода, это – чистый огонь, дай воды, я взыскую дождя... как – заткнуться? Только встретились... я скоро умру... А ты – жив, или явился показать мне последнюю дорогу? Вода... ох, какое счастье... Нет, не встану... не смогу... погоди, так ты и вправду – Йор, и ты здесь?
 
Ты и вправду здесь?!!
 
Как это понять – «мы сами рыли эти лабиринты»? Ты что же, строил эту темницу? Да?!! «Каменщик, каменщик в фартуке белом...» Ноги... они переломали мне ноги. А как ты здесь очутился? Там что – лаз? Ход? Подземный ход? И ты его сделал? Та самая «гарантия мастера»? Ну, вы с Гобом и молодцы! На руки? А донесешь?..
 
... Слушай, сзади какой-то шум. Бряцает железо... Теперь и ты слышишь? Погоня. Как это – переждем? Нет, я не могу сейчас сделать нас незаметными – там есть сведущий в магии, и он это почует. Я бы выбрался сам, если бы мог ей воспользоваться. Но тогда бы они разыскали моих учеников и всех их казнили. А так – меня одного... Лучше брось меня, а сам уходи – пока они будут разбираться со мной, то отстанут... А еще лучше – убей. Я так устал... они ведь пытают... и все равно скоро умру. Ты бежишь? Ох, ну и силен же ты, братец... А! (задел-таки ногой о стенку) Снова!.. чернота...
 
...И звезды над нами. Земля... роса на траве. Йор! Где ты, Йор?.. Очнись, Тулкас твою мать... стрела... ой, какая нехорошая рана... легкое точно задели... пульс... ничего, жив, а стрелы – мы и не такие, брат, извлекали... да, магия, а что же еще. Лежи и не дергайся, ты не почувствуешь боли... где там твой кинжал? Ага, вот и фляжка... значит, огонь разводить мы не будем. Рубашку твою разорву, у тебя ж нет с собою холстины.
 
Так, ты слышишь меня, Йор... Сейчас я извлеку стрелу, а ты не почувствуешь боли. Ты чувствуешь холод ножа, ты чувствуешь прикосновения пальцев, и более – ничего... Вот и вынули эту дрянь... Сила стекает с моих рук, заращивая, смыкая ткани там, в глубине, в мышцах, на коже... не шевелись, еще поработаю... видишь, как все хорошо получилось... а я-то почти испугался, что не смогу дело до конца довести – силы почти не осталось. Я же там, в темнице, сознание замыкал – чтобы про учеников не узнали. Ты спи... Я покараулю... (если сам не отключусь, но тебе это незачем знать) Звезды, звезды над нами...
 
...Нет, Йор, только светает. Где мы? Вон там река. Близко. Попробую доползти. Ты только пока не пытайся подняться – рана не шитая, откроется. Как-нибудь сам...
 
... Сколько же раз я терял сознание? Пять, если не больше. Вот она, водичка... много, до вечера хватит. Ты один, или кто-нибудь нас подберет? И где?.. Дотуда топать и топать. А мы – два раздолбая, получивших тяжелые раны. Ладно, спи... придумаю что-нибудь на досуге...
 
... Саруман? Учитель? Как ты нас нашел? Через сознание? Слушаю. Слушаю и молчу. Как это – магии нашей конец? Ты шутишь? Этого не может быть, ибо не может быть никогда... ты сказал, что знание вечно... сегодня, после полудня... и что же случится сегодня?.. да ладно, не верю... ты мне говорил – не меньше, чем триста лет... так какого балро...? Что еще? Нас найдут... ну, это радует, лишь бы не конный разъезд. Благословляешь... на что? Приближается страшное время. Найти иное знание? В смысле – какое? И победить мертвецов... но ты же вернешься, ты обещал! Нет, ты жив! Скажи, что это – неправда! Скажи!..
 
...А-а, я бредил. Да, чего только не померещится в этом бреду... Йор, если до вечера нас твои не найдут – мне конец. Синий огонь. Нет, сам не могу – все силы истратил, да и поздно – я их не чувствую. Все, омертвели. До колена – уж точно. Худо мне, Йор. Не вставай! Хотя бы не поднимай меня – твоя рана откроется. Они нас найдут... Ждут в трактире? А кто? Кромал и Аган? Точно – они? Тогда это проще. Доберусь до сознания, они меня смогут услышать... Сейчас...
 
... Чернота... такая тихая и пустая... не хочется ее покидать... здесь и остаться... но нет, трясут, тормошат, или это... я брежу, или это земля – ходуном? И зарево – на юго-востоке. Йор! Ты здесь? Что-то случилось. Очень гадкое что-то. Как там, в городе? Хорошо, если сильней не будет трясти, а то начнут рушиться стены. Достучался до Кромала, он услышал, сказал, что будут искать. Говоришь, миновал уже полдень? Значит, не бред... значит – правда. Да это я так, мне приснилось... Что ж, попробуем что-нибудь простенькое сотворить. Иллюзию... ну, к примеру, цветущего дерева...
... Тьфу, опять потерял сознание... Йор, ты хоть что-нибудь видел? Как, совсем ничего? Да, но я сейчас слаб и это не доказательство... попробую завтра. Если оно для меня настанет...
 
... Аган? А где Йор? Что это вы делаете? Зачем меня привязывать, да еще – к столу? И зачем это мне восточная смолка? Вы ведь можете и без нее любую боль унимать. А, значит, уже не можете... Да, теперь я понял... Ладно, режьте меня – но насмерть-то не зарежьте. Мы сейчас все обязаны выжить...
 ______________________________________

Парень покачал головой. «Чужой сон», - говорит. – «Да и время больно далекое. Нет, это к Орме надо, она тут с самого первого столба живет, всех помнит. Может, и был здесь такой Иарет...»