Васильковая весна

Дарья Степановна спала, когда в ноге своей почувствовала шевеленье червяка. Осмотрев лодыжку, она испуганно разглядела отчётливый бугор, обтянутый сетью синюшных вен - и бугор тронулся вдруг, пополз! Дарья Степановна испугалась. Последний раз она пугалась в тот раз с носорогом, который нёсся на неё со всех ног, но что-то настойчиво его разом остановило, что он даже упал на бок, в метре от испуганной жертвы. Теперь же, на глазах вновь испугавшейся Дарьи Стенпановны, под кожей произошёл микровзрыв, и бугор осел. В ноге неделю болело, орбазовался синяк, но это было ничто в сравнении со страхом, что внутри тебя двигается нечто чуждое и непредсказуемо живое! Враг в крепости. Режет изнеженных крестьян. Крестьяне опадают кровавыми кучами. Вражеские тигры сжирают кучи. Гадят в музеях. Помечают территорию, будто в джунглях.
"Но всё это странно. Что остановило носорога? Ведь вокруг никого не было, кроме какающего мальчика Илюши! Что убило неизвестно как попавшего под кожу червя-не червя?
Странно всё это". Дарья степановна прогуливалась по парку, шурша, потопывая палочкой по кленовой листве, улыбаясь осеннему солнцу, сквозь красный мёд льющему нежное, прощальное своё тепло. "Осень, - думала она, - это наше, стариковское время. Нам природа намекает, что, мол, пора, пора, и всё так всегда. Успокаивает, мол, нормально всё, в корни уйдёте, листочками вновь затрепещете на ветру. Да и разум засыпает под могучий, осенний, первозданный оркестр смерти". Дарья Степановна снова испугалась. И повернулось что-то в невидимом механизме причин и следствий, перестала стареть Дарья Степановна, опять сработало тайное сбереженье ея от распада. Долго прожила она, да только мотоциклист как-то налетел на неё, и зашиб, хрупкую, ненароком.