Ночь предопределений

Когда она закрыла дверь за собой, я внезапно увидел зеркало. Шума не было, только –зеркало, точнее – отражение в нём. Вымученная улыбка - в ответ оно скорчило гримасу неподвластного отчаяния. Упрямо снова улыбнулся, - и его улыбка показалась мне отвратительной и приторной. И все же не было ни боли, ни отчаяния - только бесчувственность. Однако, шума теперь не слышно. Темнота – смутные очертания мебели.

Огромный город за этими стенами, в котором так неожиданно и быстро затерялась женщина, которую я любил больше своей жизни, хотя, говоря правду, о такой всепоглощающей своей любви я узнал лишь тогда, когда она решила уйти от меня - навсегда. Впрочем, чёрт – с ней. Или – со мной.

Пытаюсь обнаружить себя в пустоте, в которой пребываю, будто в безвоздушном пространстве, будто – оторвался от космического корабля и – лечу в чёртовом скафандре – в никуда! Вышел на балкон – и вижу эти мириады звёзд, и смотрю в эту бездну как шизофреник, у которого разбито сердце, и который не может выразить словами своего потрясения, которое больше всей его жизни.

Вот они: вижу собственные руки - это же мои руки, ноги мои - это же мои ноги, что еще? – это лицо где-то там - оно все еще остается моим лицом. Больно двигаться и - больно лежать в неподвижности. Больно сознавать себя и бодрствовать, и - больно пытаться заснуть, даже больно помыслить, что можно ведь и заснуть как ни в чём ни бывало. Ничего не хочется, вместе с тем нестерпимо больно, - как мертвец, ничего не желая, - продолжать сознавать и чувствовать себя. Надо же – я всё еще тот же самый, хотя уже без неё, без этой - сумасбродной женщины. Как будто – так и впрямь бывает.

Явственно ощущаю зияющую во мне пустоту, но не могу окончательно провалиться в неё и - исчезнуть. Что-то во мне клокочет - как лава в недрах вулкана, но она не находит выхода и обжигает меня изнутри. И этот сухой огонь высушивает мои слезы, прежде чем они успевают появиться в моих глазах. Нет выхода, но я продолжаю сознавать свое никчемное - никому не нужное тело. Я нахожусь внутри этого бесполезного тела, которое кажется невразумительно-бессмысленным.

Пробую, только пробую пока – сидеть – не могу! теперь – лежать – к чёрту! ходить, просто ходить – тоже не помогает. Спасительная мысль – молнией - это моя рука, и она, моя рука, извлекает, распечатывает, наливает - пью, пью, еще пью. Интересно вот это - выть по-волчьи, а ползать - как пресмыкающее, извиваясь и вопя – и всё равно никак не можно забыть случившееся.

Вижу часы, не может быть - прошло уже столько времени: час, три, пять... Какой колючий утренний рассвет за окном, ничего не изменилось, и весь день обещает быть никчемным, вопящим, отчаянным в своей непререкаемой явственности.

Вторая такая же ночь. Встаю, чтобы пройтись по комнате, мое внимание привлекает тень на стене, и кажется странным, что эту тень отбрасывает некто, связанный как-то со мной. «Какой благородный поступок!.. - издевательским голосом произнесла тень, показывая мне рожки. - …Вместо того чтобы убить его, ее или хотя бы себя!» «Ты бы больше гордился собой, если наказал бы его, - говорила тень, - А теперь она корчится от боли наслаждения, когда он вторгается в ее плоть… А ему, знаешь ли, так приятно сознавать, что он завоевал ее, что он отнял ее у тебя, и вот именно в эту минуту совокупляется, жеребец, – с ней! Да они просто издеваются над тобой!»

Внезапно обнаруживаю себя в пустой комнате, и как будто всё начинается сначала, - и ловлю тотчас себя на том, что внимательно смотрю в угол. Раньше – не смотрел. Вся стена напротив меня косо падает и никак не может упасть: плывёт, оставаясь в то же время неподвижной. Странная вспышка на всю комнату – раздается треск. Там, где я сидел минуту назад, я и продолжаю как бы там сидеть, но теперь вот вижу его, будто он отделился от меня. Он вдрызг пьяный и ведёт себя развязно, размахивая руками, бормочет что-то нечленораздельное, кретин! Подкрадываюсь осторожно к нему, чтобы с его позиции увидеть того, кто наблюдает за мной, или за ним? Но того уже нет. Где я? Где он? Где - вопящий?

Ноги - в носках, его носки. Неужели два дня уже прошло!? Возвращаюсь, и чувствую, что - остается там же сидеть. Подхожу, бью - бутылкой по голове, - и он смеется, - тварь! Сажусь спокойно на его место, вижу осколки стекла на полу, с ладони сочится чья-то кровь, и снова вижу другого, который лежит навзничь и не может никак приподняться. Пытаюсь ему помочь - падаем вместе. Ругается, ругаюсь, ругаемся – теряем друг друга из вида. «Это даже хорошо, - говорю ему, валяясь на полу, - что она ушла с ним. Всю ночь будут трахаться, извивается под ним змеёй - от боли наслаждения. И делает это специально, чтобы мучить меня»

Встаю и – вижу: вот он!
Второй бутылкой – в трюмо! - в собственное отражение! – Яркая вспышка.
«Она не нужна тебе!» - сказал он, выглядывая из разбитого зеркала. Призрачный такой и явственный одновременно. Какой-то прозрачный, но явственный, исчезающий и возникающий из небытия. «Ты давно этого хотел. Ты часто думал об этом. Что тебя удерживало? Ее – душа. Ты стал пленником ее души, хотел и не мог освободиться. И она никогда тебя не удовлетворяла. И ты считал её своей рабыней, не понимая, что она лишь притворялась, что ты ее господин. Теперь всё наоборот, теперь ты - раб, а она – госпожа. Она обращается с тобой как со своим рабом, обрекая тебя на рабское самоунижение». - «Ты прав. Все было именно так. Я жаждал ее ежеминутно, и хотел ее всегда, и каждую ночь вторгался в ее плоть и не мог удовлетвориться. И чем острее чувствовал свою неудовлетворенность, тем яростнее хотел ее. Она была покорной и старательной, но я так и не понял, что именно мне не хватает». – «Ты в ней души не чаял, и злился за то, что она не может дать тебе животный секс. Она отдавалась по-человечески, с чувством, а тебе хотелось безумия страстей и животной похоти. Тебе не нравилось, что она скрывает, маскирует свою похоть. Отдай ее мне, я разбужу в ней чувственность. Отдай мне свою душу, а взамен ты получишь настоящую страсть и безудержное желание жить и любить». – «Да, я отдаюсь в твои руки. И пусть будет, что будет».
Это я, нет – он, нет – всё же я – это я - подхожу сейчас к разбитому зеркалу – и проваливаюсь в него.

Проснувшись через минуту, снова смотрю в трюмо. Там - темно, ни зги. Шум, много шума. Видение исчезло и я чувствую себя освобожденным. Никакой жалости и боли. Тепло и влажно после дождя, который шел всю ночь, и всю ночь была гроза - с оглушительными раскатами грома, с яркими всполохами молний на стенах комнаты с открытой балконной дверью, на которой развевалось гардинное полотно, - я встал с кровати, подошел к проему балкона, - дождь хлестал, шуршал по крыше, стекал отовсюду струйками, - и я внезапно почувствовал себя самым счастливым и одновременно самым несчастным человеком на земле.