семьдесят 9

- А что, ведь они правду говорят? Я слышала, они шептались, некоторые их слова показались мне не похожими на ложь, послушай, а почему так случилось? У рек сухая, потрескавшаяся кожа, их русла и рукава изорваны, пылью засыпаны, и ветер… Воды здесь нет, и никогда не будет, ей неоткуда взяться…
- Не слушай их разговоры, не надо… Они не в себе, им чудится бог знает что, никто не знает откуда в них эти мысли, эти видения… Наверное, этих странников можно пожалеть, если они действительно всё это ощущают, но кто знает… Иногда мне кажется, что они всё просто придумали… Но точно одно – всё на самом деле не так, а потому не слушай их, прошу.
- Послушай, послушай!.. Здесь солнце обжигает, здесь воздух черен от пепла, что гонит северный жаркий ветер, здесь на тысячи километров нет никого, и счастлив тот, кто нашел укрытие, кто не один на этой планете…
- Бред всё, нелепость… Зря им открываю, надо бы сказать…
- А они говорили мне, что ты молодец, правильно делаешь, что меня не выпускаешь, мол, делать там нечего…
- Не знаю, что они там выдумали, но ты же знаешь, тебе нельзя выходить не потому, что там видите ли делать нечего, а лишь потому, что тебе врачи запретили… Твои глаза…
- Послушай, послушай, а вот что еще они говорили. Белые короткие полосы высохших костей можно принять за появившиеся наконец среди пыльных барханов растения, пока этих полос не становится много, кучи, горы, и ты понимаешь даже своим болезненным мозгом, что всё это – бывшая жизнь…
- Ладно, ладно, ведь они ушли? Всё, успокойся, ты давно не спала, закрой глазки… Вообще-то… Тебе бы, может, надо расстаться с ними, забыть про этих двух путников, а? Может, их и нет вовсе?
- Ты что?! Ты что?! Они единственные, кто меня навещают… Я совсем, совсем одна, ты уходишь, а я…
- Но, милая… Может, их нет по-настоящему?.. Ты не их слышишь, а…
- Какая разница! Какая разница! Может, и тебя нет! Может и тебя!... Я тебя тоже только слышу! Где ты?! Где ты, Саша?!
- Ну что, ты, милая… Я есть, могу притронуться к тебе… Ты можешь почувствовать меня…
- Да где же ты, где?! Где?!
К вытянувшейся в его сторону исхудавшей, иссохшей, грязной руке Саша не притронулся, отпрянул, затаил даже дыхание.
- Я здесь, милая…
 Он неслышно вышел. Оделся, проверил, всё ли взял, и уже направляясь к выходу, заглянул в комнату, прошептал тихо:
- Скоро вернусь, скоро вновь появлюсь…
Хлопнул дверью. Закрыл замок, прикрыл вход разорванной защитной тканью, подтащил несколько ржавых железок, поводил ногой по пыли – кажется, следов не видно. Прикрыв почти всё лицо плотной широкой повязкой, что, правда, плохо спасала от пыли, пошел искать остатки старого военного склада – там должно быть очень много продуктов, если он даже разграблен, что-то да осталось…

Сон отступил, будто подул неспешный ветер, размывая краски тумана, рисуя очертания яви – бугор белой простыни, совсем рядом белая кисть валиной руки, черная искривленная царапина на безымянном пальце, ноготь криво сломан, изогнут острый заусенец… До этого полулежавший, полусидевший на кровати Саша сполз на пол, встал на колени, сжал валину руку, прижал к себе, зашептал, обращаясь к прикрытому белой тканью лицу Вали:
- Но я же чувствую тебя… Я же чувствую…