Не жди пощады!

Почему-то в какой-то момент своей жизни я решил, что настала пора задуматься о чем-то основном, фундаментальном. И я задумался о правде, в самом идеальном значении этого слова. Много раз я задавался мыслью, почему же стоит какому-то учению о правде придти в этот мир, как уже через пару-тройку, в лучшем случае – через десяток поколений оно теряет свою суть настолько, что потомки готовы отвергнуть его в пользу прямой противоположности? Ведь Правда, содержащаяся во всех приходящих к людям учений, теряется так легко, как будто она - туман на рассвете жаркого дня!
Размышляя над этим вопросом днями и ночами, я со временем представил всю потерянную людьми Правду в виде не очень толстой книги, появление которой на Земле моментально изменит всю жизнь. Только как она придет, откуда, и что должно свершиться для этого? Над ответом на такой вопрос оставалось лишь гадать, да еще усердно представлять себе желанную книгу, рисовать ее в своем воображении днями и ночами. Вскоре я уже хорошо видел ее обложку и во сне и наяву, буквально чувствовал своими пальцами каждую деталь ее таинственного золотого тиснения, но, сколько я не старался, так и не смог ее поднять и взглянуть на первую страницу. Будто она сотворена из железа, из камня, из всех тяжестей мира вместе взятых!
Упражнения в открытии Книги Правды продолжались каждый вечер, неизменно переходя в сновидения, а из них – в очередную реальность. Но, видать, силенок у меня мало для такого действа! Впрочем, однажды я все-таки чуть-чуть приподнял тисненную золотом, заливающую все пространство ослепительным сиянием, махину обложки, но увидел под ней девственно – белый лист, лишенный даже намека на чернила или что-нибудь еще в этом роде. В эту секунду меня пронзило такое удивление, что силы мигом оставили меня, и обложка с грохотом рухнула на свое место. В ту же секунду я проснулся и со злостью принялся пытаться достать злыми зубами до собственного локтя. Может, там и было что-то, а я не узрел, может, надо было всего-навсего на следующую страничку перелистнуть, ведь всяко бумажные страницы легче огромной и тяжеленной, как гроб, обложки! Чего мне не хватило и почему мне не хватило этого «чего-то»?!
День за днем упражняясь мысленно с таинственной Книгой, я окончательно уверился в ее реальном существовании, в прошлом или в будущем – не суть важно. В конце концов, будущее очень легко обращается в прошлое, и наверняка где-то в Бытие существует такое место, для которого и прошлое и будущее едины, как для нас едины 10 и 13 века, несмотря на то, что для людей 10 века 13 столетие, несомненно, было очень далеким будущим…
Все так или иначе шло к тому, что когда-нибудь в жизни я должен был непременно встретиться с этой Книгой. И в мою душу не затекло и капельки удивления, когда я оказался в компании очень странных людей, один из которых протягивал мне таинственные тексты Правды.
- Правда уже пришла, - говорил он, - Но для того, чтобы воцариться среди людей, она должна совершить путь с Юга на Север, подобно весеннему Солнцу. До этого в этой Книге будут лишь только белые листы, и ничего больше. Ты читал рассказ Зощенко «Иногда можно кушать чернильницы»?
- Честно говоря, что-то знакомое, но никак не припомню!
- Это про то, как дедушка Ленин, сидя в тюрьме, вел подпольную переписку. Он делал из хлеба чернильницы, наливал в них молоко, а в случае опасности – съедал, оттуда и название рассказа. А писал он молоком, и на бумаге не оставалось никаких следов, но стоило ее поднести к свету – и она порождала коричневые буквы. Правда, занятно?
- А при чем тут молоко?
- Так считай, что и эта книжка написана молоком, только не коровьим, а… Как бы сказать понятнее… Небесным! И ему тоже нужен свет, которым будет ее восхождение вместе с Солнцем, с Юга на Север! При этом две трети пути она уже проделала, осталась только последняя треть. Надо довести Правду в город Архангельск и передать ее Старцу, которого ты узнаешь, ведь не так их и много в нынешнем мире, а отличить Старца от обыкновенного старика ты, мы думаем, сумеешь сразу. Тогда Делание будет завершено, и Великая Правда пойдет по миру!
- Но почему для этого выбран я? И что от меня требуется, просто отвезти и передать, как от какого-то курьера?!
- Почему выбран, сам прекрасно знаешь, ведь не так много людей дошло своим сознанием до существования Книги, и ты прекрасно помнишь свои недавние сны. А насчет «курьера» поймешь уже в дороге, но если хочешь, можешь считать себя и курьером, что в этом плохого?! Сам основатель алхимии, легендарный Гермес Трисмегист, видел в себе курьера, передающего священную истину в суетливый земной мир!
Уже вечером этого дня Книга покоилась на моем письменном столе. Разумеется, я ее открыл, и, разумеется, обнаружил лишь пачку совершенно чистых листов. При этом они были настолько безупречно гладкими и белоснежными, что становилось ясно их внефабричное, внеиндустриальное происхождение. Все-таки на каждом листе обычной бумаги обязательно найдешь то грубый кусок целлюлозы, торчащий над ее поверхностью, то крохотное пятнышко, то еще что-нибудь. Короче, отсутствие каких-либо таинственных текстов отнюдь не умаляло таинственности Книги, а, напротив, только прибавляла ее. Пройдет еще пара дней, и буквы появятся, но какими должны быть эти слова, чтобы не уменьшить нынешнюю таинственность Книги, ведь белизна страниц означает сам принцип текста, любая реализация которого сможет его лишь уменьшить!
Как бы то ни было, а под стеклом стола уже лежали билеты в купейный вагон, до Архангельска и обратно. Интересно, что это за город, в котором я ни разу не бывал? Должно быть, очень красивый, ведь по красоте названия с ним не может сравниться ни один русский город, даже из Золотого Кольца! Такое чувство, будто мир ангелов там становится видимым и реальным, а люди наоборот, теряют свою плотность, делаются легкими и полупрозрачными! Правда, к моему несчастью, где-то я уже успел услышать про Архангельский пединститут и мединститут, что выглядит каким-то варварством, отчаянно режущим мне душу. Ибо, зачем учить и лечить тех, кто и так обладает Полным Знанием и пребывает в таком мире, которому чуждо само понятие болезни!
Но на полу уже стоит маленький чемоданчик, ведь отправляюсь я в славный город ненадолго, приеду – и сразу же обратно! На поезде прокачусь, снова музыку колес послушаю, вдохну несравненный аромат пропитки шпал и тепловозного дыма, который так манит в дальнюю дорогу! Да нет, не манит, а, как будто, вызывает в памяти саму Идею Дороги, которая может вести и к ближайшему пригороду, и туда, откуда уже не приходят…
Итак, наступил день отъезда, и вооружившись билетом и чемоданом я двинулся к вокзалу. Книга, конечно же, покоилась в чемодане, где же ей еще находиться?! Как и положено, присел на дорожку, поцеловал жену, обнял дочку, и двинулся в путь. Сколько лет я уже никуда не ездил, такое чувство, что с гудком локомотива произойдет нечто невообразимое, тем более, что оно действительно может произойти, стоит только задуматься о цели моего путешествия!
Из дома я вышел заранее, когда до поезда еще оставалось два часа. Для такого путешествия следует хорошо перестраховаться, мало ли что произойти может!
С такими мыслями я прошел по знакомым с раннего детства улочкам, постепенно приближаясь к зданию вокзала. В метро я решил не ехать, боязно за Книгу стало, вдруг подземный мрак способен ей как-то навредить?! Конечно, никак не способен, и все-таки лучше пройтись пешком, под веселым Солнышком! Тем более, что время есть, торопиться пока некуда, и о чем размышлять на ходу – тоже есть.
Внезапно от ближайшей серой стены отделились три такие же серые личности. Произошло это настолько внезапно и нелепо, что мне даже показалось, будто стена их и породила, став такой своеобразной «мамой». Комок липкого отвращения подступил к горлу, когда я неожиданно для самого себя отметил, что их крысиные взоры устремлены именно на меня.
- Ты чего?! Охуел, что ли?! – поразительно высоким голосом провизжал старший из них. Его рожа (слово «лицо» здесь, понятное дело, не применимо) была изрезана частыми морщинами, а маленькие глазенки источали какую-то уж совсем не человеческую злобу, которая уж никак не применима к столь ничтожному объекту мира, коим являюсь я.
- Э-э-э! – только и смог промычать его товарищ, прежде чем бросился на меня, потрясая тяжелыми кулаками.
Я на секунду растерялся, но тут же решил, что в данный момент лучше всего броситься на утек. Тем более, что из-за пазухи «пахана» уже появился острый стальной штырь, который, как будто, так и мечтает воткнуться во что-нибудь живое и теплое. Сообразив, что грелкой для этого штыря все-таки лучше не становиться, я метнулся в ближайшую подворотню, там еще через пару подворотен – и на другую улицу. Все-таки это происходило еще в моем районе, и я в нем, разумеется, знаю все ходы и выходы.
Отдышавшись, я задумался о личности нападавших. Явно они были не местными, районную гопоту я, разумеется, более-менее знаю. Но не очень они походили и на простых гопников, ведь они даже не стали искать предлога для «знакомства», вроде «дай закурить!». Набросились ни с того ни с сего, как будто планировали заранее, как будто подстерегали. Эх, с детства ненавижу детективы, а то, быть может, что-нибудь и сообразил бы, ведь лишних знаний, как известно, не бывает!
Я присел на торчащую неподалеку облезлую скамейку и закурил, приводя в порядок свои мысли. Глянул на часы – ничего, все в порядке, до поезда еще целый час… Но все-таки, кто же они такие? Похоже, что их появление как-то связано с Книгой лежащей в моем чемодане, иначе и быть не может!
Воображение уже нарисовало присутствие некой враждебной и очень злой силы, которая во что бы то ни стало стремиться перехватить у меня Книгу и не дать раскрыться Великой Правде. В охоте за мной они маскируются под самое серое, самое неприметное из всего, что существует в окружающем городском пейзаже, и это позволяет им в буквальном смысле вырастать из стен. Безусловно, этих врагов великое множество, и мне сейчас «посчастливилось» столкнуться с одной из их дозорных групп. Таких групп, конечно же, великое множество, они пристально следят за мной, и выжидают момент для незаметного молниеносного нападения, чтобы похитить мой чемодан, а меня самого… Лучше об этом не думать!
Но что могу противопоставить им я, толком не умеющий ни бегать, ни драться, ни скрываться! Дело заранее обречено на полный провал, и по всей видимости до вокзала мне живым не дойти…
Стройный ход мыслей неожиданно прервал свист тяжелого предмета, пролетевшего в нескольких миллиметрах от моих ушей. От неожиданности я оглянулся, и увидел ассенизатора, за секунду до встречи со мной деловито опорожнявшим канализационный люк. Был он здоровенным детиной, и ему ничего не стоило затолкать меня в тот самый люк вниз головой.
- М-м-м! О, бля! – мычал он, силясь что-то сказать в мой адрес, но он, похоже, так и не мог найти в закромах своего сознания подходящих для этого момента слов.
Одаривая газон целым дождем из полезных для растений питательных нечистотных брызг, черпак в очередной раз направился в мою сторону. Решив, что поцелуя с данным предметом лучше всего избежать, я в очередной раз бросился наутек. За спиной некоторое время еще слышалась могучая поступь золотаря, но вскоре его шаги затихли где-то вдалеке. Должно быть, его ноги устали нести столь тяжелую гору мяса. Перейдя на шаг и отдышавшись, я в очередной раз задумался о происходящем, и в мою душу вязкой пеленой начал заползать страх. Страх этот был совсем не тем, который колол меня несколько минут назад, ибо отличался от него так же, как ковровая бомбардировка отличается от высокоточного ракетного удара. Предыдущая версия развеялась подобно дыму, ибо золотарь уж никак не мог быть бойцом каких-нибудь «тайных носителей зла». Стал бы он тогда махать своим черпаком, брызгаться нечистотами и мычать что-то нечленораздельное, он бы сделал все быстро, чик – и готово!
 Но и этой череде размышлений завершиться чем-нибудь полновесным было, увы, не суждено, ибо в ту же секунду по моей шее прогулялась палка. Обернувшись, я обнаружил и ее хозяина, дряхлого старикашку, которого и соплей перешибить можно. Но едва я сообразил о том, что же все-таки произошло, с другой стороны по моему боку прошлось нечто большое и круглое, как ядро Бытия. Крутанув головой, я имел счастье созерцать старуху с авоськой, в которой красовались два кочана с капустой. Разумеется, победить эту парочку я смог бы и одной рукой, но ведь каждый знает, что с людьми подобного сорта лучше всего не связываться! Поэтому мне пришлось просто-напросто отойти в глухой переулок, слыша вдогонку нечленораздельную брань старика и старухи, лейтмотивом которой было излюбленное выражение их поколения «и кого мы породили!»
Прочно поселившееся во мне чувство опасности неожиданно разрослось и раскинуло пышные ветви. В эту секунду я окончательно понял, что опасность исходит отовсюду, и по какой-то, мне еще неизвестной причине, я вызываю на себя ненависть всех людей без исключения. Доказательством тому служили полные ненависти, часто даже оскаленные лица прохожих, которые просто оказывались более робкими, чем гопники, золотарь и дед с бабкой. Хорошо еще, что из встреченных мной прохожих не нашлось ни одного вооруженного настоящим огнестрельным оружием. Если такой, не дай Бог, попадется, то он ведь сперва выстрелит, а потом уже будет думать!
Раздался отвратительный визг резиновых шин, трущихся об асфальт, и на меня неизвестно откуда хлынула холодная масса грузовика. К счастью, прямо за моей спиной была подворотня, куда я и успел отскочить. И за что мне такое, ведь даже к прокаженным в былые времена получше относились! Одна надежда, поскорее отдать эту проклятую Книгу, быть может, все пройдет. И зачем я сам на рожон лез, будто не знал, сколько бед могут принести подобные предметы своим обладателям. Что я, никогда не слышал про копье Лонгина и чашу Грааль? Много ли счастье через них обрели альбигойцы, или, скажем, Адольф Гитлер?! Хорошо, что хоть русский Китеж столь большой, что его никто не унесет, и на полку к себе не поставит, от него хотя бы беды никому не будет. Зачем вообще меня, быть может, совсем недостойного, в это дело ввязали? Да и кто ввязал? Господи, да я, оказывается, даже не знаю имени того, кто передал мне эту злосчастную Книгу! Как такое могло случиться, уж не во сне ли все это было?!
Теперь каждый встреченный человек вызывал на моей спине широкую прогулку мурашек. В каждом из них живо чувствовалось кипение страстей, прямо как в паровом котле, и моя кожа ощущала устремленные в нее молнии гнева. Когда таких молний уж слишком много, то терпеть их ничуть не легче, чем настоящие, кулачные удары. Это что-то вроде китайской пытки при помощи водных капель, с той лишь разницей, что в моем варианте ее испытал еще пока только я один.
В безлюдном дворике в вершке от моей головушки просвистела тяжеленная кадка с фикусом. Несчастный цветок распластался на асфальте, жалобно подняв вверх свои листики. Он-то тут при чем! Какая же злая муха должна была укусить секунду назад его хозяйку, чтобы она не пожалела своего цветочка, который годами холила – растила – поливала! Да, даже ничем не примечательные, как будто и неживые темные окна домов, как оказывается, таят за своими блестящими стеклышками целую груду опасностей! «Интересно, что сделалось с моими предшественниками, ведь были же такие, кто-то же довез Книгу до Питера, но не смог вести ее дальше. Небось, их покинутые тела уже коченеют по оврагам, канавам, подзаборьям и подворотням, храня в себе кто нож, кто лом, кто пулю!» – с величайшей тоской подумал я.
Дальнейшее путешествие «сквозь строй» я совершал уже бегом, ни на секунду не замедляя хода, и не позволяя ничьим глазенкам остановиться на моей истерично бегущей фигуре. Только на углу одной из улочек я едва не остановился, поглощенный созерцанием красоты гуляющей там девушки. Но силы сознания хватило на то, чтобы одернуть самого себя и сообразить, что из-под цветущей девичьей внешности сейчас в два счета может выпрыгнуть та же обезьяна злобы, которая ничуть не лучше злобы золотаря или дедка с палкой. Скорее наоборот, женское очарование придаст ей особую утонченность, и, наверное, ни с чем не сравнимую свирепость.
Но как, однако, я буду на вокзале, среди целой толпы народа?! Ведь стоит в толпу попасть крупице ярости, как в считанные мгновения она разрастется до размеров всей толпы, а потом, многократно усилившись, и перерастет ее! Да от меня там и мясного кусочка не останется! Оказаться в агрессивной стихии толпы, пожалуй, даже опаснее, чем провалиться в чан с концентрированной кислотой!
Воображение уже нарисовало картину быстрой, но необычайно свирепой расправы, во время которой «рука миллионопалая» сорвет с меня и кожу и мясо, а потом растащит на сувениры и кусочки внутренностей. Неужели это неизбежно?!
Но проникновение на вокзал и путь до своего вагонного купе оказался гораздо легче, чем я это себе представлял. Я его даже и не запомнил, ибо был поглощен грубыми внутренними терзаниями. Единственное, что запало в душу – это утробно злой коричневый взгляд проводника. Однако тот, по всей видимости, до упора натянул крепкие внутренние вожжи, и взяв в трясущиеся руки мой билет, пропустил в вагон.
«Интересно, кто будут мои соседи по купе? Как бы ночью не прирезали ненароком», - скользнула в голове мысль, когда я прятал чемодан с Книгой под полку. На данный момент оставалось только усердно перебирать пальцами и титаническими усилиями воли гасить нарастающее напряжение. Резиновые частички времени медленно стекали по глади Бытия. Людские массы грязной рекой растекались по перрону и топали сотнями ног где-то очень близко, можно сказать, что прямо у меня под носом.
Наконец, где-то впереди прогудел электровоз, и стальная гармошка вагонов нехотя сползла со своего насиженного места. Надоело, небось, металлу таскаться взад и вперед по нашим бескрайним просторам, и он бы с удовольствием застыл на месте, медленно отдавая себя в жертву ржавчине и стекая в объятия матери – сырой земли. Но нашелся на него мучитель-человек, который в очередной раз поворачивает регулятор локомотива, и опять заставляет это железо куда-то ползти!
За окном мелькнул вокзал, какие-то мрачные склады и бараки, помойки и прочие части изнаночной стороны города. Вроде бы сторона эта неприглядна и для кого-то даже омерзительна, но попытайтесь-ка представить город при ее отсутствии! Тщательно ухоженные правильные улочки, вылизанные дома и дворики мигом потеряли бы что-то важное, содержащееся в их отрицании, и город стал бы похож на идеально сработанные ряды декораций в съемочном павильоне. С одной стороны, вроде бы и хорошо, и критиковать такой порядок не за что, но с другой в том же самом порядке наверняка засела бы смертельная скука, превращающая жизнь в подобие холодных пельменей, в которые при их варке забыли положить соль! Не зря же жители Питера больше любят дебристые парки Павловска, чем геометричный Петергоф, который хорош лишь для непонятных нам обитателей Запада…
Подобно строю зеленых всадников, вагоны наконец-то покинули пределы города и выскочили на родные просторы. Сердце наполнилось радостью, которая понемногу вытеснила цепко сидящую в нем тревогу. Для окончательного успокоения я вытащил из чемодана бутылку пива, и, откупорив ее, стал с удовольствием пить. Тело тем временем прониклось залихватским стуком колес, подчинило ему все свои ритмы, и полностью слилось с железом, став его частицей в этой мистерии покорения русского простора.
Книг с собой я не взял, очевидно, уповая на хранящуюся в моем чемодане заветную Книгу, в которой все равно ничего нельзя было прочесть. Поэтому осталось только смотреть в окно и поглощать сок спелых колосьев вместе с бутылочкой пива. Однако, пиво – напиток очень своенравный, ибо по самой своей природе оно двойственно, ведь включает в себя сразу и отлитый в колосья ячменя небесный Огонь, и холодную мокрую воду. Эта своенравность мигом породила во мне два желания – покурить, и, извиняюсь, помочиться. Однако для реализации каждого из них требовалось покинуть это спокойное и уже родное купе, удалившись в темные лабиринты вагонного коридора.
 До отхожего места я добрался без всяких приключений, да и народ не смел обратить на меня и малейшего внимания. Наверное, в моей бегущей фигуре им не виделось ничего, кроме жажды посетить отхожее место. После этого я со спокойной душой направился в тамбур, где уже вовсю курил какой-то толстый тип.
Этот детина, разумеется, сперва внимательно рассмотрел меня, а потом выбросил обе свои руки вперед, прямо по направлению к моей глотке. Одним прыжком я выскочил назад, в коридор, и понесся по направлению к своему купе, слыша за собой его могучую поступь. Когда я, подобно лисе, юркнул за дверь, грозное туловище уже выглянуло из проема всей своей массой. Мне осталось только со всего размаха рвануть дверцу на себя, прищемив незнакомцу руку и необычно длинный нос, после чего я заблокировал замок.
Минут пять со стороны коридора слышался мат и множество разнообразных угроз, но потом все затихло, а я оценил свое невеселое положение. Вагон – не улица, все-таки закрытое пространство, далеко не убежишь, остается только посадить самого себя под арест в купе, и страстно ожидать окончания этого жуткого путешествия.
Приняв все необходимые меры безопасности, я прилег на полку, и погрузился в сладкое забытье. Мне казалось, что я уже приехал к месту своего назначения, и беседую с белым бородатым старцем. Потом мне показалось, что я вылетел из вагона, набрал высоту, поднялся к самым небесам, и оттуда разбрасываю страницы своей Книги, то есть, несу миру Правду. Потом мысли сами собой переходили на подсчет ударов колес по рельсовым стыкам, и насчитав пятнадцать тысяч начинали сначала. Иногда я возвращался домой, зачем-то делал несколько хождений взад – вперед по своей квартире, и тут же покидал ее, легко пролетая сквозь стенку. Потом мне показалось, что я снова маленький, и подбросил мячик так высоко, что он скрылся за облаками. Недолго думая, я сам вспорхнул в небеса, и ринулся на поиски своего потерянного в заоблачном пространстве мячика. При этом каждую секунду я нисколько не сомневался в реальности переживаемого, хотя при этом отлично осознавал, что где-то далеко в тщательно закрытом купе поезда «Петербург – Архангельск» едет то, что считается мной. Господи, чего только страх не способен сотворить с человеком!
На протяжении следующего дня я пребывал в забытье, приходя в себя только для отправления естественных потребностей. Последнее я совершал в бутылку из-под пива, которую затем опорожнял в открытое окно. Однажды ее содержимое попало в одиноко бредущего вдоль путей человека, и я очень обрадовался, что впервые за два прошедших дня меня обматерят за вполне конкретное дело, а не за что-то непонятное, чего я и сам не знаю…
Опять прильнул к стеклу и подумал, что по этому направлению удивительно много лесов. Это не путь в южные степи, где лес все время изменяется и мельчает до тех пор, пока не исчезнет совсем. Нет, здесь деревья становились все выше и выше, и казалось, что в последней точке моего пути сосны станут такими высокими, что коснуться своими макушками самого Неба. Быть может, именно поэтому мне и «выпало» ехать именно в Архангельск. Может, я уже дорос до того, чтобы прикоснуться рукой к шершавой коре дерева, верхушка которого теряется под облаками?
В раздумьях и забытье я совсем прозевал Вологду, не увидев ни одного ее домика. Может, это и к лучшему, ибо реальная Вологда, скорее всего, разочаровала бы меня тем, что разрушила бы в сознании образ Вологды идеальной, состоящей сплошь из прекрасных древнерусских теремов с символическими Солнцами по всем четырем своим сторонам. За окном начались совсем уже глухие места, где поезд со всеми его обитателями кажется крохотной букашкой в безбрежном лесном океане. Представляя себя то букашкой, то самим океаном, я неожиданно для самого себя заснул, и во сне полез на самую высокую елку мира. Высоты я боюсь с детства, а дерево – это тебе не прочный стальной шпиль, здесь все опасно и непредсказуемо. Ветки то и дело угрожающе трещат и визжат под ногами, самая толстая ветвь может неожиданно оказаться слабее невзрачного маленького сучочка. Ветер с бешеной силой раскачивает древесную громаду из стороны в сторону, как будто мечтает стряхнуть непрошеного гостя. Единственное спасение – это тончайшее чутье дерева, каждого его волокна, каждой чешуйки коры, каждой зелененькой на уровне ощущения собственного тела. Стоит на секунду усомниться в том, что ты – не дерево, и твоя кровь – не его смола, а вместо этого соотнести себя всего-навсего с крохотным путешественником в его ветвях, как уши тотчас же пронзит жесточайший треск, и… Одно утешает – умирать с такой высоты не больно, раз и все.
Обдирая руки, покрываясь душистой смолой, я приблизился к самой вершине. При этом мое сознание было уверено, что весь этот путь я проделал по самому себе, начиная от крестца, и, заканчивая макушкой, ведь я и есть дерево! Последний шаг на последнюю тонкую веточку. В это время безмолвие Небес неожиданно нарушается, и оттуда раздается громовой голос:
- Открывай!
Когда я проснулся, то сперва даже не понял причину своего пробуждения. Перед глазами продолжали трепетать ветки и хвоинки, а на пальцах даже чувствовался липкий налет смолы. За окном уже светало, и погруженные в дымок елки были уж очень сильно похожи на ель из моего сна.
- Эй, ты! Открывай! – прогудело за дверью. Судя по голосам, там собралось не меньше, чем трое человек, а судя по всему – и больше. Энергия, с которой они ломились сквозь эту рукотворную преграду, колотя в нее руками, ногами, задними частями, и, наверное, даже головами, не могла сулить ничего хорошего. Отсутствие желания отпереть дверь сперва проявилось на уровне инстинктов, и только потом я смог сообразить, что к чему. Оставаясь безмолвным, я начал старательно прислушиваться ко всему, происходящему за дверью, а также следить за скоростью поезда. Очевидно, придется прыгать в окно…
Продолжающиеся серии барабанных ударов не предвещали ничего хорошего. Один из «штурмующих» был, по всей видимости, изрядным шутником, ибо его рука выбивала хорошо знакомый нашему и двум прошедшим поколениям ритм «Красного барабанщика». Другой бил в дверь сериями, похожими на автоматные очереди, приговаривая в конце каждой из них неизменное «бля!». Было совершенно ясно, что выдержать долгую осаду хилая вагонная дверь не в состоянии, и надо успеть умудриться выскочить из вагона раньше, чем она рухнет. На мое счастье, поезд сбавил ход, и прополз мимо какой-то станции со странным названием «Самодед». Несмотря на отсутствие худобы, я все-таки умудрился просочиться сквозь узкую щель в верхней части окна, не забыв при этом выбросить и свой чемодан.
Наполнив свои легкие кристальным хвойным воздухом, я потрогал руками реальность, убеждаясь в ее существовании. Да, все действительно существует, и я здесь, среди всего этого! Однако, что делать дальше?! Эх, почему я так не любил детективы?!
Немного помаявшись, я решил, что лучше отойти от станции подальше, и дожидаться появления товарного состава. Ехать уже не далеко осталось, а кроме Архангельска здесь двигаться уже некуда. Собравшись с мыслями, я отправился зябнуть и отсыревать в ближайший лесочек.
На мое счастье, очень скоро станцию огласил тепловозный гудок, и длиннющий товарный состав, до этого стоявший на запасном пути, тронулся с места. Разбежавшись, я запрыгнул на платформу с двумя желтыми бульдозерами, и свернулся калачиком в ковше одного из них, прижав к животу неизменный чемодан. Встречный поток воздуха жарил мою спину острейшим лезвием холода, но ничего не поделаешь, пришлось терпеть. Похоже, что к прибытию в таинственный Архангельск я стану в лучшем случае глыбой льда, а в худшем – замороженной мясной тушей. Чтобы избежать этого, я мысленно слился со стихией холода и ветра, представив себя летящей по небу снежинкой с чудесным и таинственным восьмилучевым узором, которая решила вечно лететь по небу, дабы никогда не встретиться с невежеством нижнего мира, воплощенного в метлу дворника дяди Васи. Ведь я сейчас точно так же несу сокрытую от всех тайну, и, то и дело, уворачиваюсь от многочисленных метел и тяжелых сапог.
Полет прервался очень неожиданно и странно. Состав остановился на полустанке при въезде в Архангельск, я спрыгнул на землю, и тут же увидел Старца. Я сразу понял, вернее даже почувствовал, что это именно он. Его белое лицо излучало некий таинственный свет, который вырывался из белоснежной бороды, озаряя окружающее пространство.
- Привез, - сказал я.
- А знаешь, почему твоя дорога была именно такой?! – ни с того ни с сего сказал Старец, - Да потому, что в тебе, как в зеркале, люди видели все зло, которое в них сокрыто. Добро они, конечно же, видели тоже, но кто обращает на него внимание, пусть даже оно и свое собственное! А вот зло – другое дело, зло всегда привлекает к себе больше, вот они и отвечали на напоминание о своем зле так, как и должны были отвечать. Они начали ту борьбу, которую не могли начать до тех пор, пока это пряталось внутри них самих, постоянно смешиваясь с добром и часто выдавая себя за него. Но теперь начало положено, и борьба эта продолжится даже и в отсутствии зеркала. А для тебя это было особым испытанием, не пройдя которого ты бы не смог увидеть ничего написанного в Книге. Твои предшественники, кстати, сейчас живы и здоровы, просто они не прошли Испытание. Первое, что они делали – это отбрасывали Книгу подальше от себя, и стрелой мчались к своим домам, к суете сует. Но Книга устроена так, что ее невозможно выбросить, все равно она к кому-нибудь вернется!
И он раскрыл Книгу, и они вместе стали читать ее, и весь смысл спокойной рекой потек в их души. И все прочитанное лежит внутри героя и по сей день, а его уста открыты для того, чтобы произнести это вслух…

Товарищ Хальген
2005 год