Дурдом. Часть 1. Глава 17. Экстрапоп

 Русский человек не может жить без очередей.

 Лет этак через двести, когда наука и техника достигнут непостижимых с нынешней, так сказать приземленной, точки зрения высот, и у каждого человека появится свой собственный хлебный лоток, и водочный магазин, и своя автобусная остановка, и индивидуальное окошко сберкассы, и личный общественный туалет на каждом углу, – тогда русскому народу, конечно, придется покориться всемирному неудобству и, скрепя сердце, привыкать обходиться без очередей. И может быть, русский народ, утративший это свое главное достижение отечественного прогресса, лишенный возможности ежедневно тесно общаться, выстроившись за колбасой, туалетной бумагой или квартирной субсидией, даже начнет хиреть и дичать, возвращаясь постепенно к тому, о чем намекал Чарльз Роберт Дарвин. Но хочется все же верить в мудрость русского народа, в то, что он не даст себя погубить коварным проискам мирового империализма и сумеет выдумать, приспособить и узаконить в конституции право каждого гражданина на личную очередь, хотя бы в пределах отдельно взятой семьи, хотя бы в семейный умывальник или туалет. Хочется верить, что русская нация благодаря этому выживет. И будет веселиться в очередях до второго всемирного потопа.

 Когда Леночка и Иван Иванович разыскали дверь и, войдя в нее, попали в искривленный дугой своеобразный тамбур, что отделял входную дверь от бездверного входа в собственно кабинет, там уже терпеливо ожидали начала приема несколько представителей как прекрасной, так и обыкновенной оставшейся половины человечества.

 Оказалось, что в экстрасенсов теперь верят не только малограмотные, в детстве неоднократно убегавшие из детдома пенсионеры либо падкие на всевозможные чудеса юные девицы, а люди самые разные. Была среди ожидавших, например, женщина лет сорока, выражение лица которой выдавало ее властную, бескомпромиссную натуру – такие обычно не верят ни в Бога ни в дьявола; и был представительного вида мужчина – какой-нибудь среднего ранга начальник; и еще был даже милиционер.

 Маг и чародей возник, как и полагается магу и чародею, из ниоткуда. Не проходя через тамбур, он сразу объявился в кабинете, заскрипел стулом, стукнул ящиком стола: он вошел через другую дверь соединявшую кабинет непосредственно с помещением церкви. Такой способ его появления стал причиной некоторого замешательства в очереди и даже нарушения очередности: девица, стоявшая первой, принялась в волнении доедать остатки помады на нижней губке, но не двигалась с места, ожидая, видимо, особого приглашения; остальным, в числе которых были наверняка и более решительные граждане, по причине крутого изгиба тамбура не было видно происходившее в кабинете, и поэтому все только удивлялись доносившимся оттуда шорохам и приписывали их кто сквозняку, кто погрешностям звукоизоляции, а кто и вообще потусторонним знамениям и никто не догадывался подпихнуть первую девицу, чтобы та не задерживала прием трудящихся. В конце концов властная дама, стоявшая даже не в очереди, а как-то сбоку, неожиданно для всех снялась с якоря и уверенно прогалсировала мимо народа, мимо девицы – прямо в кабинет. И когда из кабинета послышались голоса – дамы и экстрасенса, – народное удивление сменилось еще более глубоким народным возмущением. Больше всех, повернувшись почему-то не в сторону кабинета, а в сторону очереди, возмущалась первая девица. Впрочем, не настолько громко, чтобы ее возмущение мог услышать экстрасенс.

 Страсти улеглись скоро. Страсти улеглись потому, что за всем поднявшимся шумом невозможно было расслышать, что происходит в кабинете, а стоять возле кабинета, да еще лишенного дверей, и не слушать, что там происходит, как известно, выше человеческих сил. Поэтому люди в коридоре прекратили всякий шум, и быстро приструнили развоевавшуюся девицу, и навострили уши в интересующем всех направлении. Правда, в кабинете, хоть это и был кабинет экстрасенса, а не какой-нибудь обыкновенный кабинет, не происходило ровным счетом ничего необычного:

 – ...Опять из-за мужа пришли? – не столько спрашивал, сколько проницательно утверждал дипломированный поп.

 – Из-за мужа, из-за него, будь он неладен, кровопийца.

 – Ну да... А что вы охрипли так?

 – Так вчера ж поздно опять пришел, кровопийца проклятый. Еще и огрызается, проклятый. Спрашиваю, где был. Говорит – в шахматы играл. А что ж, говорю, от тебя тогда сивухой прет, как от козла? Говорит: “А что же, от меня шахматами должно пахнуть?” Брехал бы, да не забрехивался. И не огрызался бы уже.

 – Что же вы от меня хотите?

 – Дело в том, – дама понизила голос, и вся очередь, как по команде, подалась слегка вперед, – я его... ну, поругала вчера и еще сегодня. А сегодня еще сказала, что не хочу с ним жить. Что бросаю его прямо сейчас, а он пусть хоть зальется, хоть с голоду подохнет. И ушла... Так, как я только ушла, раздался выстрел! И я сразу побежала к вам. Как вы думаете, он что, застрелился? А где он ружье взял?!

 – Думаю, он просто открыл бутылку шампанского.

 – В самом деле? Вы так думаете?

 – Абсолютно. Не первый такой случай. Можете возвращаться спокойно.

 – Ах, Юрий Петрович, спасибо!..

 Но этим “спасибо” разговор не закончился. Оказалось, что он только начинался: властной даме так не терпелось выговориться! И когда она наконец стала прощаться, в очереди почти никто не сомневался уже, что она останется прямо там, в кабинете, жить. Но все же дама, конечно, не осталась жить в кабинете и отправилась домой.

 Очередь понемногу начала продвигаться.


 – ...Я была у вас в прошлом году. Вы мне предсказали брак и ребенка.

 – Да. Все осуществилось?

 – Частично, потому и пришла.

 – То есть?

 – Ребенок уже родился. Теперь хотелось бы узнать, когда сбудется брак...


 – ...В позапрошлом годе посадили 50 га свеклы. Долгоносик все съел. В прошлом годе посадили 100 га. Опять съел. В этом годе посадили 300 га: пусть подавится! Но люди переживают: если он и опять все сожрет, как же в следующий раз быть? Садить, что ли, 500 га? Так где ж такие деньги взять?!

 – Попробуйте садить, как в “Заре коммунизма” теперь сажают картошку, – ночью.

 – Чтоб всхожесть поднять?

 – Нет, чтобы долгоносик не видел...


 – ...Ну уж, Юрий Петрович, я врачам больше не верю теперь. Первая жена умерла: врач не помог. Вторая: тоже не помог. Третья: не помог. Что я, ребенок, давать себя дурачить в четвертый раз?!

 – А почему вы так уверены, что она при смерти?

 – Она даже не пошевелилась, когда я пнул ее ногой...


 – ...Но я по другому поводу... Я, извините, час назад забыла сумочку у вас в церкви. А сейчас там уже нет. Может, вам ее приносили? Такая красненькая, на кнопке...

 – К счастью для вас, я сам ее увидел и спрятал: ведь есть немало прихожан, которые могли бы посчитать вашу сумочку ответом на молитвы...


 – ...Муж после нервного испуга остался болен в некотором смысле... Понимаете?.. Не знаю, как и объяснить.

 – Хорошо, разденьтесь и покажите, где у него болит...


 – ...Все, у кого заканчивается срок, стали вдруг интересоваться модой. Журналы все достают, выкройки какие-то. Мы уже с ног сбились: никак не поймем, что там затевается!

 – Не волнуйтесь, они просто хотят знать, где теперь нашивают карманы...


 – ...Измучился я совсем. Все только и говорят, что я вылитый Карл Маркс. Куда ни пойдешь – везде Карл Маркс и Карл Маркс. Сил нету. И какой я Карл Маркс, когда я дворник простой... Даже неудобно как-то. Неприлично как-то.

 – А вы и впрямь на него очень похожи. Ну, так в чем дело? Сделайте другую прическу, сбрейте бороду.

 – Да бороду-то я сбрею. А вот умище-то куда девать?..


 – ...Все чешусь и чешусь... Сколько врачей прошел – никакой пользы. Может, гипноз поможет или еще что?

 – Нервы шалят. Воевали?

 – Ну.

 – Что – “ну”?

 – Ну, не воевал.

 – Гм... А почаще мыться не пробовали?

 – Да пробовал, пробовал. Не помогает. Через три месяца опять все чешется...


 Пока экстрасенс принимал чесоточного старика, Иван Иванович, чья очередь была следующей, с порога успел хорошо рассмотреть кабинет и самого “чародея” – сменившего, как оказалось, рясу на клетчатую байковую рубашку и вельветовые брюки с топырящимися карманами, и он еще больше утвердился в своем скептицизме по поводу всевозможных околонаучных “чудес”. “Пройдоха и авантюрист” – таким стало его окончательное определение разбитному попу. Однако когда они с Леной вошли в кабинет и сели на диван, и мутные, лишенные ресниц глаза попа с холодной самоуверенностью уставились на него, он стал чувствовать легкий жар в затылке и неясную тревогу – словно на него был наведен невидимый пистолет.

 Экстрасенс заговорил первым:

 – По рассказам вашей барышни, у вас никак не получается вспомнить собственное прошлое. К тому же вы уже почти три месяца лежите с этим в больнице, и все равно ничего не вспомнили. Но, конечно, мечтаете вспомнить. Так я понял?

 – Для того чтоб это понять, не надо быть экстрасенсом! – неожиданно для себя с какой-то мальчишеской задиристостью заметил Иван Иванович.

 – Вот именно, вот именно, – проговорил, продолжая пронзать его пристальным взглядом, экстрапоп. – Теперь вы не забудьте сказать, что современный человек обязан верить только в науку...

 – Разумеется, только в науку.

 – А все, что не доказано наукой, есть пережитки, предрассудки, суеверие и так далее и тому подобное...

 – Предрассудки и пережитки, – Иван Иванович сам не мог уразуметь, для чего он затевает этот спор.

 – Но, конечно, вы не сможете объяснить, чем же все-таки наука отличается от ненауки?

 – Отличается от ненауки... – по инерции подтвердил Иван Иванович и, опомнившись, осекся. – То есть как это не объясню?.. Чего же там объяснять? Наука – это, в первую очередь, логика. Вся наука основана на жесткой логике. Все научные факты многократно проверены – и не одним каким-то ученым – и подтверждены. А в религиях или в вашей... магии никакой логикой и не пахнет. Вы ее пытаетесь заменить верой.

 – Значит, вы считаете, что можно верить, вернее доверять, лишь тому, что вы способны объяснить самому себе обязательно логическим путем? Так?

 – Абсолютно!

 – А вы учитываете, что каждый человек, созданный Богом, имеет склонность мыслить по-своему? Учитываете, что, образно говоря, сколько существует людей на земле, столько существует и вариантов логики? Тогда как наука, как я вас понял, не допускает никаких разнотолков.

 – Есть главная, правильная, цепочка логических заключений – на ней и стоит наука. А всякие отдельные отклонения – это отклонения от науки.

 – Но вы-то судите о научности чего-либо, опираясь именно на свои собственные, как вы говорите, отклонения!

 – Разумеется. Но если у меня, например, амнезия, это не значит, что я сделался дебилом и у меня перестала варить голова!

 – Ну что ж, – экстрасенс развалился поудобней в кресле и перестал сверлить оппонента гипнотизирующим взглядом. – Остается порадоваться за вас, за вашу безукоризненную логику... Хотите, кстати, маленький тест?

 – Давайте.

 – Вы видели столб, который валяется тут недалеко возле дороги?

 – Видел.

 – Скажите мне тогда: что первым делом обязательно нужно сделать, чтобы измерить его высоту? Обращаю внимание: высоту!

 – Взять инструмент... Выбрать систему измерения... Мало ли что?

 – Взяли рулетку и все уже готово. Дальше что?

 – Дальше – мерить.

 – А кто будет столб поднимать?

 – Зачем поднимать? Можно померить и когда он лежит.

 – Можно! Но тогда это будет длина. А вам нужна высота! Это и есть логическая ошибка. Из таких же ошибок складывается представление любого человека о науке. И сама наука.

 Иван Иванович, поставленный в тупик неожиданной изворотливостью собеседника, был вынужден на некоторое время умолкнуть в поисках достойного возражения доводам алхимика.

 – Тем не менее, – ответил он наконец, – наука день за днем демонстрирует всякие достижения и успехи; а религия или разное там другое шарлатанство – лишь одни слова, одно словоблудие, не приносящее никакой совершенно общественной пользы...

 Слушая его тираду, Леночка сидела ни жива ни мертва, проклиная себя за то, что вляпалась в эту ужасную историю. Но экстрасенс вдруг добродушно рассмеялся. Подобное недоверие со стороны клиентов было давно знакомо ему и уже не могло его ни оскорбить, ни, тем более, вывести из терпения. Чем больше клиент старался доказать свою правоту и осмеять его профессию, тем только смешнее начинал выглядеть он сам: ведь тот, кто действительно не допускал даже мысли о возможности хоть чего-то из того, что называют чудом, ни за что не пришел бы в эту комнату – куда только и приходят в надежде на чудо.

 – Ну что же, – сказал он, закончив смеяться, – ваши убеждения дело ваше. Верите вы мне или не собираетесь верить, это не влияет на исход сеанса. Я могу провести с вами сеанс, как просила ваша барышня, а могу, если вы против, ничего не проводить. Дело ваше – вы и решайте!

 Иван Иванович покосился на сидящую справа Леночку, но ей, похоже, надоело уже все время его уговаривать и убеждать. Она молчала.

 – В сущности, я не против, – согласился он. – Мне терять нечего. Мне, знаете, десять раз гипноз устраивали. Однажды гипнотизер даже заснул, пытаясь меня того... охмурить. Я, между прочим, плохо поддаюсь гипнозу.

 – Это меня как раз не беспокоит: еще не было пациента, чье биополе я не смог бы перекрыть своим биополем. Да здесь, собственно, и не просто гипноз. Я не занимаюсь внушениями, я непосредственно корректирую ауру, если вы понимаете, о чем я говорю, то бишь корректирую ваше искаженное биополе. С Божьей помощью, конечно.

 – В чем же тогда заключается лечение?

 – Коррекция ауры и есть лечение. Человек с правильной, плавной, аурой – абсолютно здоровый человек. Таких, правда, не бывает.

 – Но гарантий, разумеется, никаких?

 Экстрасенс пожал плечами:

 – То из вас бьет вулканом желание вывести меня на чистую воду, то теперь вы хотите гарантий. Ну, допустим, их нет. Вы отказываетесь от сеанса?

 – Нет, – Иван Иванович и Леночка ответили в один голос.

 – Тогда проходите сюда.

 Экстрасенс толкнул одну из дверей и остановился, пропуская Ивана Ивановича вперед в маленькую комнатку, всем имуществом которой был оббитый коричневой кожей широкий табурет, стоявший точно посередине. Окон в комнатке тоже не было.

 Леночка вскочила и сделала шаг с намерением последовать за ними, но экстрасенс остановил ее движением руки:

 – Вы будете отвлекать. Это недопустимо.

 Последнее, что могла услышать Леночка (и, конечно же, все пять человек тихо внемлющей очереди), были слова попа, обращенные к Ивану Ивановичу:

 – А если вам все же нужны гарантии, тоже никаких проблем. Но если я вам сейчас скажу, что вы не будете знать, куда деваться от потока ваших воспоминаний еще до того, как погрузитесь в ночной сон, вы же все равно мне не поверите? Не поверите. Ну, я вас ни в чем не буду и убеждать...

 Дверь, отделявшая комнату чудес от прочего, лишенного всяких необыкновенностей, мира затворилась.