Дурдом. Часть 1. Глава 15. Хатха-йога для путешествия в ромашке

 Первая из Леночкиных затей – попытка привлечь к недугу Ивана Ивановича внимание мировой медицинской общественности – с треском провалилась. Шеф Григорий Викторович (которому в душе было глубоко наплевать сразу на всех пациентов вместе взятых, а не то что на какого-то там отдельного Ивана Ивановича) даже отказался пригласить для консультации кого-либо из столичных специалистов. Шеф терпеть не мог, как он любил выражаться, “выносить мусор из избы”, а связываться с заграницей вообще смертельно боялся.

 Тогда Леночка решила действовать самостоятельно. Однако длительное время ее изобретательности хватало лишь на то, чтобы, например, притащить в больницу бабку-шепталку (которую строптивый кандидат в мужья тотчас же с гневом вытурил вон), да еще чтобы раздобыть неведомое науке народное средство для укрепления одновременно памяти, потенции и волос (это средство – по ее просьбе якобы от себя подсунул ему однажды Аркаша); а потом Иван Иванович время от времени находил то гнутые гвозди в матраце, то магниты в форме подковы в тощих недрах подушки, то почерневшие от времени косточки таинственных заморских животных в тумбочке – и все это молча, терпеливо выбрасывал в мусорное ведро. Но однажды, когда в банный день ему выдали трусы с втянутыми в полость для резинки длинными стеблями какого-то бесподобно вонючего растения, он не выдержал. Между опекаемым и опекуншей произошел крупный, весьма серьезный разговор...

 Но вот – совершенно неожиданно – настойчивость упрямой женщины вдруг впервые возымела успех. Очередная (бог знает какая уж по счету!) ее затея пошла как по маслу, не встречая с противоположной стороны никакого сопротивления, и теперь, именно сегодня, ее великолепная идея наконец должна была воплотиться в жизнь.

 Леночка везла Ивана Ивановича к экстрасенсу!


 Целых две недели Леночка занималась связанными с этим мероприятием бесконечными хлопотами: раздобывала арестованную в кладовой его одежду, несколько раз звонила экстрасенсу домой, договаривалась со школьной подругой, чтобы та повезла их на машине, и еще дважды передоговаривалась, потому что ехать надо было не когда попала, а именно в такой день, когда в больнице отсутствовал шеф. Но вот все хлопоты и волнения остались позади, все, что надо было согласовать, было дважды согласовано, и подруга Рая не подвела – и теперь они втроем ехали в ее автомобиле. К экстрасенсу.

 У Раиного автомобиля было симпатичное и для транспортного средства довольно нетрадиционное, если не сказать больше, название – “Ромашка”. Собственно, настоящее название этой выпущенной двадцать лет назад где-то в Восточной Европе малолитражки звучало по-другому и даже не имело перевода на русский язык. Но Рая любовно называла машину “Ромашкой” – и действительно, снаружи ее миниатюрное авто желтого цвета с белыми дверцами, сделанное, казалось, из бумаги, а не из металла, напоминало больше хрупкую ромашку, чем настоящий, годный для использования по прямому назначению автомобиль. Правда, еще больше это чудо техники напоминало сказочную тыкву, так до конца и не превратившуюся в карету, – наверное, точно так же пришлось бы ехать в ней опаздывающей на бал Синдерелле: скрючившись огурцом и упираясь коленями в уши. Так ехала сидевшая на заднем сидении рядом с весьма пессимистически настроенным Иваном Ивановичем Леночка. Позу, в которой ехал Иван Иванович, описать невозможно, можно разве что указать на рисунок в популярном справочнике по восточному искусству “Хатха-йога”.

 – Ничего, – старалась успокоить его Леночка, видя, с какими усилиями Иван Иванович пытается не протаранить головой “Ромашкину” крышу. – Зато Райкина таратайка так напичкана всякой автоматикой, что можно с закрытыми глазами ездить. А ну покажи, Райчик.

 Подруга нажала кнопку – из встроенного в переднюю панель динамика зашкварчал металлический голос:

 “Уваж-хр-аемые хр-ассажи-хры! Хр-хр-хр-нский автомо-хр-ильный завод хр-иветствует вас в хр-алоне нашего автомо-хри-хля. Абсолютную хр-езопасность вашей хр-оездки на сто хр-оцентов обеспечивает автомати-хр... автомати-хр... автомати-хр... автомати-хр...”

 Рая стукнула кулачком по панели, и динамик замолчал.

 – Вообще-то, – сказала она смущенно, – лучше этим не пользоваться. Я на себя больше надеюсь.

 – Будьте спокойны, – не моргнув глазом тотчас поменяла свое мнение на прямо противоположное Леночка, – Раиса всегда ездит тихо. Обойдемся и без автоматики. Я вон из Донецка сюда добиралась самолетом не так давно, так убедилась, что от ихней автоматики только горе одно.

 – Ты же говорила, говорила, что ехала, а не летела? – заметила Рая.

 – В том и дело, что ехала. Самолет всю дорогу так и не смог взлететь. Вот вам и вся автоматика.

 – Действительно... – глубокомысленно произнес Иван Иванович для поддержания беседы.

 – Ага, – поддакнула ему Рая, тоже для поддержания беседы.

 – Да, – вроде как ни к селу ни к городу сказала Леночка.

 Дальше, по идее, наступила очередь Ивана Ивановича развлечь дам какой-нибудь не слишком правдивой историей. Но он не сказал ничего. Поездка в автомобилях с названием “Ромашка” мало способствует непринужденной болтовне, особенно если вы не чахоточный карлик, а вполне нормальный, достаточно крупный мужчина правильного телосложения, и потому чем дольше они ехали, тем меньше становилось у Ивана Ивановича желания развлекаться, даже беседой: от встряски на ухабах у него каждый раз клацали зубы, и затылок бился о крышу кузова, и все больше болели затекшие ноги, и еще больше всего почему-то болела шея. Главной и единственной мыслью, вертевшейся в его голове, было: “Скорей бы все это уже кончилось, черт побери!”. Это было все, что он сейчас мог бы сказать дамам.

 Леночка, человек гораздо более миниатюрный, чувствовала себя, конечно, намного лучше. Во всяком случае, по голове ее не бил потолок и ей не приходилось так ужасно скрючиваться. Но и для нее поездка не была удовольствием: ведь редко кто посчитал бы удовольствием непрерывное стучание коленками по ушам и клевание носом в спинку переднего сидения. Однако, чувствуя на себе как на инициаторе ответственность за все происходящее, она не могла хранить долгое молчание и мужественно попыталась сократить дорожку рассказом о том, как однажды ездила на третьей полке плацкартного вагона в город солнца и юмора – Одессу, – рассказом, который мог бы показаться смешным, но в несколько иной ситуации.

 Рая, срезая путь, свернула вправо и повела “Ромашку” по территории городского “парка культуры и отдыха”, одного из пяти, расположенных почему-то на самых его окраинах. Неухоженные деревья так затеняли дорогу, что после открытого шоссе казалось, будто в одно мгновение наступил вечер. Впечатление было таким глубоким, что и Леночка тоже затихла, молча наблюдая за мелькавшими почти возле самого борта толстыми стволами ив и изогнутыми в старческой подагре ветвями акаций. Определенно, парк не пользовался бешеной популярностью у горожан. Горожане проявляли удивительное равнодушие к “культуре и отдыху” – вокруг не было видно ни души. Узкая дорога сплошь поросла высокой травой, длинные ветви деревьев, свисавшие почти до земли, мягко хлестали по кузову.

 – Как в джунглях, – выразила витавшую в воздухе общую мысль Леночка.

 Рая обернулась к ней, смеясь:

 – Через эти “джунгли” только недавно стало можно ездить. Раньше здесь был настоящий голубятник. Заезжаешь, а они взлетают и сразу сама знаешь, что делают. Не машина становится, а прямо...

 Она не успела договорить. Вдруг автомобиль резко подпрыгнул и, точно в автошоу, прокатившись несколько метров на одних левых колесах, с грохотом вернулся в нормальное положение и замер. Все разом обернулись. Рая, побледневшая, перегнулась назад так, что уперлась лбом в заднее стекло.

 То, что Ивану Ивановичу в первый миг показалось сваленной на дорогу грудой ветоши и прочего мусора, неожиданно зашевелилось, завозилось и наконец поднялось вертикально. Оно оказалось одетым в лохмотья бородатым мужчиной – то ли бомжем, то ли просто не сумевшим добрести до дома пьянчужкой – грязным, взъерошенным, но, к счастью, невредимым.

 Рая начала приходить в себя. Открыв дверцу, высунулась наружу, залепетала:

 – Ой, пожалуйста, извините... Если бы я вас видела...

 – Ничего-ничего, красавица, мне все равно пора было уже просыпаться! – бородач, отряхивая на ходу лохмотья, подошел к автомобилю.

 – Все равно простите... Даже не знаю, как мне неудобно... Может, вам помочь? Может, вам нужно в больницу? Подвезти вас куда-нибудь?

 Незнакомец заглянул в почти целиком занятый туловищем и членами Ивана Ивановича салон, с сомнением покачал головой:

 – Ничего, спасибо, красавица. Поезжайте уж сами.

 – Жалко, что она у меня такая маленькая, – непритворно вздохнула Рая. – Я бы с радостью вас обязательно подвезла.

 – Что вы, что вы! – отшатнулся потерпевший. – Если бы у вас была другая машина, вряд ли я смог бы сейчас с вами разговаривать.

 – Да, действительно, – спохватилась Рая. – Тогда я вам хоть, что ли, рубль дам.

 Бородач пропустил ее предложение мимо ушей и, махнув на прощание рукой, отправился по своим делам.

 Рая повернула ключ в замке зажигания. В капоте что-то кашлянуло, зашипело, и из-под крышки вырвался сноп искр. Второй поворот ключа привел к тому же результату. Тогда Рая нажала кнопку с золотистой надписью “Авто”. Из капота повалил густой дым, динамик выдал нечто вроде начала третьей симфонии Бетховена, из-под крышки вылетел новый фейерверк искр, и на этом автоматика, посчитав, видимо, что сделано уже вполне достаточно, закончила свое вмешательство – лампочка над кнопкой погасла. Рая, чертыхнувшись, вышла из автомобиля и открыла капот. Салон наполнился запахом гари.

 – Приехали... – пробормотала Леночка. – Райка совсем не рубит в моторах. Ей только на велосипедах разъезжать.

 Они тоже выбрались наружу. Подошли к расстроенной водительнице. Та уже выбросила на землю какую-то тряпку, тлевшую и дымившую, и теперь занималась тем, что дергала наугад все подряд шлангочки, трубочки и проводочки. Иван Иванович, ненавидя себя за свою амнезию, уставился на “Ромашкины” потроха, стараясь припомнить хоть что-нибудь из того, что раньше наверняка знал о двигателях внутреннего сгорания и прочих автомобильных узлах.

 – Что, красавица, обломались? – раздался голос у них за спиной. Это, увидев, что произошло, вернулся незнакомец.

 Рая с несчастным видом поглядела на него и ничего не сказала. За нее обо всем говорило ее лицо – густо вымазанное копотью.

 – Ну-кась, красавица, посмотрим, – незнакомец бесцеремонно отодвинул ее в сторону и принялся быстро исследовать содержимое капота.

 Остальные сгрудились по обе стороны от неожиданного добровольного помощника, наблюдая за его четкими, уверенными движениями.

 – Любопытная конструкция, – рассуждал тот вслух, – совсем не такая, как наши. У наших все дубово, кувалдой не сломаешь, а тут такое уж все тонюсенькое, прямо все, не при женщинах будет сказано, на соплях. Не для наших дорог. Удивительная конструкция...

 Наконец он удовлетворенно хмыкнул и показал Рае пальцем на покрытое смесью пыли и сажи хитросплетение проводов:

 – Вот оно. Увидела, красавица? Короткое замыкание.

 По выражению Раиного лица не было заметно, чтобы она что-либо увидела, но она старательно смотрела туда, куда было сказано.

 – А нельзя его как-нибудь... удлинить? – спросила она озабоченно.

 Бородач, усмехнувшись, вытряхнул в траву инструмент из деревянного ящичка, обнаруженного тут же, в капоте; ничего не ответив, приступил к ремонту. Через четверть часа попробовал запустить мотор – в железно-пластмассовых недрах “Ромашки” раздалось недовольное ворчание, прерываемое звуками, похожими на аллергический кашель. Но искры уже не сыпались. Незнакомец несколько раз нажал на тросик, ведущий к педали газа, прислушиваясь к воркованию двигателя.

 – Ну вот и все, красавица. Нужно только почистить свечи.

 – Ой, не беспокойтесь! – воскликнула Рая. – Я езжу только днем.

 Бородач, опять усмехнувшись, молча выкрутил одну из свечей, продемонстрировал нагар на ней.

 – Эту вашу машину, видимо, нельзя заправлять чем попало, как вы заправляете. Ей нужна определенная марка бензина. В инструкции по эксплуатации, если вы в нее заглядывали, должно быть написано.

 – А масло тогда какое вы ей посоветуете? – с деловым видом поинтересовалась Рая в отчаянной попытке скрыть, что она не только никогда не открывала инструкцию “Ромашки”, но и не имеет ни малейшего представления о том, какие бывают разновидности бензина, и даже не вполне уверена, бензин ли наливают на заправке в машину или, к примеру, ацетон.

 – Рыбий жир! – уже смеясь, ответил бородач и, вытирая пучком травы руки, продолжал: – Масло, красавица, и наше подойдет, отечественное. Но вы не беспокойтесь и, знаете, забудьте, что я говорил. Машину надо или знать как свои пять пальцев, или, если нет желания, вообще не забивать себе этим голову. Многие, даже и мужчины, умеют только крутить руль и жать на педали: этого вполне достаточно, чтобы ездить. Единственное, что тогда приходится за любым ремонтом обращаться на станцию техобслуживания, а там ух какие драконовские расценки. Я, когда еще ничего не соображал в автомобилях, однажды попер туда со своими “жигулями”, а там механик один раз бацнул молотком и просит десять целковых. Я прошу счет. Он пишет: “Стукнуть молотком – 1 рубль; знать, где стукнуть, – 9 рублей; всего – 10 рублей”. Вампиры!

 Бородач аккуратно сложил и инструмент и захлопнул крышку капота.

 – Можете ехать.

 Все находились в нерешительности, не зная, как отблагодарить своего спасителя. Рая взяла сумочку и стала в ней ковыряться. Бородач, разгадав их неловкость, сделал предостерегающий жест рукой:

 – Не стоит утруждаться, ребята. Раньше возиться с движками было моим хобби. Пять лет назад.

 – Удивительно. Раз вы такой специалист, то... – проговорил Иван Иванович и замолчал, не докончив.

 – Что? – не понял бородач.

 – Ну, что вы так живете... не слишком, – нашелся Иван Иванович.

 – А! Вас удивляет, что я тут спал, как бич? Это я второй день здесь. На лоне природы, так сказать. Позавчера жена из дома выперла.

 – Как это выперла?! – ахнула Леночка.

 – А очень просто. Проиграл три тысячи, вот и выперла. У нее это бывает, такие заскоки.

 – В каком смысле проиграли? – удивилась Рая.

 – А так и проиграл. В карты, в преферанс. Мизернул неудачно...

 – Невероятно! – выдохнула Леночка.

 – Где же тут невероятное?.. Впрочем, кто не играет, тот не поймет. В сберкассе на меня вообще смотрели, как на гималайского медведя. Деньги стал снимать – интересуются: “Что, мебельный гарнитурчик прикупили?”. Ага, говорю, прикупил: два туза на мизере. Они там чуть не попадали, кто понял, что я сказал.

 – Что же теперь? – спросил Иван Иванович.

 – А что теперь? Ничего, – равнодушно ответил мизерун. – Сегодня еще как-нибудь переночую, а завтра домой пойду. Не в первый раз. Оно даже как-то и отдыхаешь от семейной жизни таким образом, а если бы еще не приходилось от знакомых прятаться в этом комарятнике, вообще была бы красота. Только зимой плохо. Однажды уже довелось – теперь я зимой в карты не играю, разве только в дурачка... А вы не хотите пульку расписать? – Оживился он. – У меня и картишечки с собой.

 Но его идею никто не поддержал: обе дамы имели об игре весьма отдаленное представление, а Иван Иванович вообще не ведал, знает ли он правила игры. Да и было бы, по крайней мере, странно, если бы наши герои, отправившись в деловую поездку, вдруг на полпути плюнули на все и до конца книги проиграли в преферанс. Нет, конечно же это было невозможно.

 – Ну, на нет и суда нет, – не обиделся бородач. – Тогда счастливо!

 – Пожелав ему удачи в игорном деле, дамы заняли свои места, положив уши на колени, а Иван Иванович вновь скрючился в позе, рекомендованной самоучителем по “Хатха-йоге” для медитации. Двигатель завелся легко и работал безукоризненно. Рая, наученная, горьким опытом, провела машину по парку, вся превратившись в глаза.

 – По статистике, – сообщил Иван Иванович, когда “Ромашка” выбралась на трассу, – в среднем городе, например в нашем, каждый час под автомобиль попадает один человек.

 – Боже, – вздохнула Леночка, – вот не везет бедняге...


 После мрачного парка асфальтированная автострада, залитая солнцем, казалось, сама излучала свет. На такой дороге не существовало опасности кого-нибудь не заметить и “разбудить”. Дорога, прямая как стрела, просматривалась далеко вперед, и Рая, выжимая газ до упора, вела машину предельной скорости. Электронная начинка “Ромашки” мало способствовала улучшению ее технических данных; скорость, с какой они ехали, – восемьдесят километров в час – была максимальной скоростью, обозначенной на спидометре. Причем цифра “80”, в отличие от остальных, была отпечатана красной краской, – видимо, для лишнего напоминания об опасности передвигаться на сверхбольших скоростях.

 Раино внимание, несмотря на прекрасный обзор, все же было полностью поглощено дорогой. Леночка тоже молчала. А Иван Иванович – в позе, удобной для медитации, – вообще почти не мог ворочать языком...

 За все время, проведенное в пути, ни Леночка, ни Иван Иванович ни словом не перемолвились о цели их путешествия. Одна, будучи в некоторой степени суеверной, боялась спугнуть удачу пустой болтовней о важном. Другой, всецело полагаясь на спутницу, сознательно избегал даже и думать об экстрасенсе: как много уже было этих надежд, и разочарований, сколько было всего испробовано, а все в конечном счете превращалось в ничто и только добавляло нервотрепки... Разумеется, нужно продолжать пытаться, нужно продолжать бороться, нужно испытывать все разумные способы пробудить мозг, но... едва ли не с затаенным дыханием надеяться каждый раз, как он надеялся до этого, просто опасно, опасно для и так уже находящихся на грани срыва нервов. Никогда не может быть уверенности в том, что именно этот очередной шаг вдруг окажется той, так долго искомой, панацеей от ужасной беды. А раз нет уверенности – стоит ли волноваться, переживать, мучить себя? Стоит ли расшатывать и проверять на прочность психику?..

 Из-за холма вынырнуло приподнятое на сваях кирпичное строение поста автоинспекции. Рая сбавила скорость до пятидесяти, затем еще. К посту “Ромашка” подъехала на черепашьей скорости десять километров в час. Но этот маневр не помог: гаишник, энергично беседовавший с водителем темно-синей “шестерки”, не глядя махнул жезлом, давая знак остановиться. Рая аккуратно обогнула “жигуль”, поставила машину на ручной тормоз, принялась шарить в “бардачке” в поисках водительского удостоверения. Обрадованный поводом немного размять затекшие конечности, Иван Иванович вывалился из “Ромашки” и, несколько раз вдохнув на полную грудь, с благодарностью взглянул на человека в форме (может быть, кто знает, его взгляд оказался первым теплым взглядом путешествующего в машине на автоинспектора за всю историю человечества). “В принципе, – размышлял Иван Иванович, напрягая и расслабляя мышцы рук и ног, – если вот так выходить через каждые полчаса, то и в “Ромашках” тоже можно ездить”. Подав руку, он помог и Леночке тоже выбраться на воздух.

 Гаишник все никак не хотел отдать документы владельцу “жигулей”.

 – Раз я говорю, что ты пьяный, значит, я знаю, что я говорю! размахивал он замусоленными правами пред носом невеселого водителя.

 – Но я же ни капли в рот не брал! – отговаривался тот.

 – Если б не брал, не был бы таким пьяным, – резонно возражал инспектор.

 – Так я совсем и не пьяный.

 – Тогда дыши в трубку!

 – На кой черт мне ваша трубка!

 – А ну, говорю, дыши!..

 Гаишник удивленно поднял пробирку к глазам. Поболтал ею в воздухе.

 – Странно... никакой реакции... Неужели сломалась?

 Дунул в нее сам.

 – Нет, работает...

 – Может, еще раз повторить? – с деланным сочувствием спросил осмелевший водитель.

 Гаишник махнул рукой, протянул документы:

 – На. Еще раз попадешься... в нетрезвом виде, пеняй на себя.

 Продолжая вертеть в руках пробирку, то встряхивая, то поднимая ее и разглядывая содержимое на просвет, он приблизился к “Ромашке”. Увидев, что за рулем – женщина, расцвел как майская роза, долго здоровался и отдавал честь (теперь только Иван Иванович заметил, что доблестный охранник дорожного порядка еле-еле держится на ногах). Закончив наконец культурную часть программы, к обязательной инспектор так и не приступил, только посоветовал оборудовать автомобиль ремнями безопасности – наличие которых создатели “Ромашки” попросту не предусмотрели.
 
 Буквально недавно, – назидательным тоном сказал он, – на этой же дороге случилась авария: столкнулись “москвич” и... второй “москвич”. В одном “запорожце” все были пристегнуты ремнями, а в другом не пристегнуты. Так вот, тех, которые были не того... не застегнуты, их буквально размазало по салону.

 – Какой ужас, – передернулась Рая (и Иван Иванович почувствовал, как передернулась и Леночка). – А кто пристегнулся?

 – Ну что вы, – успокоил инспектор, – эти все сидели, как живые!

 Рая стала заверять, что поставит ремни в первой же мастерской.

 В этот момент на горизонте как раз появилась новая автожертва, и словоохотливый “оператор машинного доения” с очевидным сожалением откозырялся. Служба требовала не слишком увлекаться болтовней, но быть расторопным.

 – Ну вот еще немного, и мы приедем, – сообщила Леночка, когда машина тронулась.

 – Если дальше не попадется более дотошный гаишник, – пошутил Иван Иванович. – Этот, видно, еще ничего.

 – В сто раз больше, чем ничего, – отозвалась Рая. – Этот, наверное, просто еще новичок. Старые волки не смотрят, женщина за рулем или мужчина. Один такой хам на днях взял и молча выписал мне штраф: или, говорит, рубль на месте, или трояк через сберкассу. Я возмутилась: разве, говорю, я что-нибудь нарушила? А он мне заявляет прямиком: “Моя семья не может ждать, пока ты нарушишь!”. Последнюю наглость потерял.

 – Хоть бы различали уже, с кого можно что-то взять, а с кого и взять то уже нечего, – подхватила Леночка. – Одно дело, когда прет на скорости двести километров кто-нибудь такой из тех, из “новых русских”, а другое дело, когда скромно едет обычный, хороший, человек. Тем-то что... Один такой в автосалоне, что по Урицкого, покупал машину – “мерседес” там или я не знаю, иномарку какую-то, – выбрал, полез за деньгами, а приятель его останавливает: подожди, теперь моя очередь платить, ты сегодня уже платил за ресторан. Вот таких бы и штрафовали. Что на десятку больше, что меньше – им без разницы.

 – Какую там десятку! – воскликнула Рая. – Ты слышала, что говорил Шапурдинов на “Круглом столе”?

 – Нет.

 – Его начали спрашивать, что вот многие серьезные бизнесмены приобретают себе самолеты для удобства передвижения, так почему он себе тоже не купит самолет? Шапурдинов поинтересовался, сколько стоит небольшой самолет человек на десять. Полтора миллиона долларов говорят ему. Он тогда покачал так головой и говорит: “О-о, какие деньги! Это же целый месяц работать надо”... Невероятно, как они вообще умудряются так зарабатывать с таким-то интеллектом. Они же, эти “новые русские”, дебилы почти все. Один в “Коралле” при мне покупал золотое распятие с полкило весом, а то и больше: “Гимнаста, – говорит продавщице, – снять, остальное завернуть”.

 – И как только везет людям, – вздохнула Леночка. – Почему мне так не везет?

 – А ты купи книжку “Как стать богатым за три месяца”, – усмехнулась Рая.

 – И к ней обязательно еще одну, – добавил Иван Иванович.

 – Какую? – спросили Леночка и Рая одновременно.

 – Уголовный кодекс.

 Леночка улыбнулась:

 – Ну, в таком случае первая книжка вряд ли пригодится. Тут нужно выбирать что-нибудь одно.

 – Не все долго мучаются над таким выбором.

 – А уж эти, в фуражках, вообще не мучаются, – “гаишная” тема была Рае наиболее близка, и она не могла не сползти на нее снова. А что касается штрафов, то это только наши дерут со всех подряд. Мой муж был в позапрошлом году в Армении, рассказывал. Доехал до развилки: идут параллельно две дороги, одна асфальтированная, другая грунтовка с колдобинами. Перед той, которая асфальтированная, стоит знак, что проезд запрещен, и дальше виднеется гаишник. А впереди мужа несколько машин с армянскими номерами шли и все свернули на хорошую дорогу. Ну, и мой дурачок туда же. Раз – гаишник останавливает. “Ты, говорит, знак видел?” – “Видел”. – “А правила дорожного движения знаешь?” – “Знаю”. – “Значит, готовь штраф”. Муж говорит: “Так все же ехали!”. – “Так они ехали потому, что правил не знают. А ты знаешь!” В общем, пристал, чтобы он заплатил штраф и написал объяснительную. На армянском языке! Борис сказал, что армянский язык едва знает, а писать вообще не умеет. “Ничего не волнует, пиши!” Тогда Борис взял листок, вложил в него три рубля и протянул. Тот развернул: “Вот видишь, говорит, сказал, что не умеешь писать, а половину уже написал”. Борис потом везде с другом-армянином ездил, чтобы не приставали.

 Рая помолчала, потом мельком взглянула на Ивана Ивановича:

 – А вы что молчаливый такой? Вы, похоже, не автолюбитель?

 Обычно на подобные вопросы Иван Иванович отвечал честно: “Не знаю”. Так он хотел сказать и на этот раз. Но вдруг подумал, что тогда, дабы ответ не прозвучал слишком глупо, придется рассказывать Рае и о своей болезни – и в очередной раз выслушивать слова сочувствия и советы, надоевшие уже не меньше, чем сама болезнь. Это бесполезное участие окружающих только вынуждало острее почувствовать свою беду и свою беспомощность. Особенно женское участие. От него иногда хочется сбежать на необитаемый остров.

 Его выручила Леночка:

 – Болтливость – не лучшее качество мужчины. И Иван Иванович не относится к болтунам. А оттого что мы тут ругаем гаишников, они не превратятся в дедов-морозов с рождественскими подарками.

 – К тому же, – облегченно добавил Иван Иванович, – я думаю, что не все из них бессовестные крохоборы. Хотя, конечно, таких много, спорить нечего. Но уж так в нашем народе повелось: ругать всех подряд представителей власти. Хотя за границей повсюду полицейские очень уважаемые люди.

 – Вот я сейчас расскажу, – подхватила Леночка, – пример, так сказать, “народной любви” – нарочно не придумаешь. В районе нашего дома несколько частных домиков, и в одном живет бабулька такая, очень верующая, она одна живет. А у нее стала протекать крыша в доме, ну, а она взяла и сочинила такое письмо к Богу, чтобы он, значит, послал ей триста рублей на ремонт. А письмо то ли ветром сдуло с окна, то ли еще как – в общем, нашел его участковый милиционер. Нашел, принес в участок. Там, в участке, его прочитали и решили собрать бабульке деньги – пусть верит. И собрали, но только сто пятьдесят, больше не собралось. И вот приходит участковый к бабушке – а у нее в гостях еще две соседки сидели, – приходит и спрашивает: “Андреевна, вы Богу писали?”. – “Писала, сынок”. – “Ну, вот он вам и послал”. Бабулька руками всплеснула, схватила конверт, стала пересчитывать. И вдруг как накинется на участкового! “Так я и знала, – кричит. – Ах вы ж собаки! Что к вам в милицию попадет – обязательно все переполовините!”

 Рая, Иван Иванович, а за ними и сама Леночка засмеялись. Теперь стала рассказывать Рая:

 – В самолете со мной однажды одна бабушка летела. Вначале скандалила из-за того, что ей не выдали парашют. Потом на весь самолет восторгалась: “Ой какие люди маленькие, как муравьи!” – пока ей не объяснили, что это и есть муравьи, потому что мы еще не взлетели. А когда долетели, приклепалась к стюардессе – та перед полетом всем раздавала жвачку, “ чтобы в ушах не шумело”, – а бабка и кричит: “Ну и кто же теперь вытащит мне эту дрянь из ушей?!”

 Рая, в глубокой сосредоточенности, обогнала стоявший на обочине автомобиль со снятым колесом, возле которого копошились водитель и два пассажира. Потом сообщила:

 – Вот уже и переезд. Сейчас прямо за поворотом. Почти приехали. – Это она сказала специально для Ивана Ивановича, который не видел ничего, кроме торчащих перед глазами собственных коленей.

 – Это самый противный из всех переездов, – продолжала Рая. – Уже год, как здесь не работает шлагбаум, а за деревьями плохо видно железную дорогу. А сильно снизить скорость тоже нельзя, потому что дальше подъем, а на него “Ромашка” только с разгону может въехать. Я два раза тут чуть не попала под поезд.

 Она быстро завертела головой, стараясь уследить за обеими сторонами сразу.

 – А ну, Лен, давай я буду смотреть влево, а ты вправо. Увидишь поезд – кричи!

 – Ага.

 Леночка сказала “ага”, а через пять секунд после этого “ага” все пространство внутри “Ромашки” наполнилось страшным грохотом. Невидимая бездна, полная звона, и лязга, и треска, разверзлась на месте крошечной “Ромашки” и поглотила ее вместе с ее содержимым. Все, что раньше существовало отдельно и само по себе, слилось воедино и выразилось в одном – в исходящем одновременно отовсюду нестерпимом, адском грохоте. Колени Ивана Ивановича с непреодолимой силой прижались к его лбу...


 Раньше, чем он успел что-либо понять, смутное воспоминание, что однажды так уже было, пронеслось в его голове. И была такая же поездка в такой же маленькой машине. И такие же грохот и треск. И звон в ушах, и ощущение полета в невесомости. И после душной тесноты вдруг стремительный поток горячего воздуха и неожиданное солнце над головой... Все это уже было. Когда-то очень и очень давно. В исчезнувшем, недосягаемом прошлом... Но сейчас – впервые за много дней воспоминания не радовали его. Больше, чем о прошлом, он хотел думать о настоящем. Ему казалось чрезвычайно важным думать о настоящем – настолько важным, что прямо сейчас! непременно! во что бы то ни стало! нужно было очнуться. И он очнулся.

 “Ромашки” больше не существовало. То, что раньше называлось “Ромашкой”, теперь представляло собой груду разнокалиберных и разноцветных обломков, разбросанных на дороге как будто дюжей рукой взбесившегося исполина. Остов машины – деформированный кусок шасси без кузова, без колес, без передней части, но зато с уцелевшими передним и задним сидениями – был единственной цельной ее частью. Все остальное, развалившееся на мелкие кусочки, валялось рассыпанное вокруг.

 Сам Иван Иванович продолжал сидеть, как и сидел, и даже во все той же медитационной позе. Рядом, также на прежнем своем месте, испуганно вертела головой – с квадратными глазами – живая Леночка. Встретившись взглядами и разом поняв друг друга, они вскочили, озираясь по сторонам. Наконец увидели то, что искали. Стоящий за неровной цепочкой стриженого кустарника, за выкошенной узкой лужайкой, в десяти метрах от левой обочины дороги длинный стог сена зашевелился, заструился, забрызгал золотистыми травинками, и из него – живее всех живых! – выкарабкалась Рая.

 Машинально отряхиваясь на ходу, она, ошарашенная не меньше обоих своих спутников, очень медленно пересекла лужайку, постояла, разглядывая руины автомобиля, весело поблескивавшие металлическими деталями, зло пнула попавший под ноги щербатый кусок пластмассовой приборной доски. Обернулась ко все еще дрожавшей от испуга неподвижной Леночке. И сказала:

 – Дуры мы с тобой, Ленка, дуры. Надо было смотреть еще и вперед: тогда бы мы увидели, что шлагбаум закрыт. Вот какие мы с тобой, Ленка, дуры!