Петля

 Застывшее осеннее утро пятницы Природа, слегка приукрасив сверкающей холодной пылью серую будничность оголённых деревьев, словно оцепенела в ожидании чего-то…
Мельком взглянув на дребезжащий будильник и попытавшись стряхнуть с себя остатки тревожного сна, я подумала о том, что через час возвращается муж из командировки, а потому нужно быстро мобилизоваться: привести себя в порядок, напустить на себя вид неуёмной радости, ну и, конечно, завтрак. Какая же примерная жена встречает мужа из командировки без приготовленной специально для него пищи. Нет, нет – нельзя расслабляться. Подъём!

От раздавшегося звонка в дверь моё сердце неспокойно заметалось в груди.


***
— Привет! - улыбалось мне розовощёкое лицо мужа.
— Здравствуй.
— Как ты тут без меня? Соскучилась? – задавал он мне дежурные вопросы, снимая пальто и ботинки. Не то, чтобы ему действительно хотелось узнать, как я жила без него весь этот месяц, просто в последнее время (последние лет пять из шести, прожитых совместно) так уж повелось в нашей семье – спрашивать о том, о чём на самом деле узнать не хотелось.
— Как съездил? Что нового в Москве?
— Удачно, всё прошло просто замечательно – потом расскажу, - сказал Саша, как всегда не заметив, что на его вопросы я не ответила. – Надеюсь, ты приготовила мне что-нибудь вкусненькое на завтрак, а то я так истосковался по твоим фирменным блинчикам с мясом, представляешь, они даже снились мне по ночам, - это он так, по всей видимости, пытался сделать мне комплимент.
— Иду-ка я смою дорожную грязь, а ты пока свари мне кофе, да покрепче, впрочем, ты и сама знаешь, хорошая моя, - при этом муж влажно чмокнул меня в губы, вспомнив, наконец, о запоздалой нежности, и направился в ванную.
Машинально готовя Саше кофе и подогревая его любимые блинчики, я судорожно пыталась представить, как начну разговор о том, что за этот месяц произошло.
А рассказать придётся многое, ведь вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, а теперь мне предстояло перевернуть и его жизнь.
Я стояла на кухне и смотрела, как когда-то любимый мною мужчина с завидным аппетитом уплетает содержимое своей тарелки. Как это ни странно, но, похоже, блины получились вкуснейшие, а ведь готовила я их с такой неохотой. Раньше со мной такого не случалось – всё, чтобы я ни делала для своего единственного и неповторимого, было преисполнено любви и огромного желания угодить ему во всём. А как трудно было ему угодить! Стряпня - это, пожалуй, единственная область, в которой я, по его мнению, если и не достигла совершенства, то уж точно не отставала от других «хороших хозяек». В остальном же, как считал мой супруг, мне было далеко до того идеала женщины, который он когда-то создал в своём воображении и лелеял по сей день. Спустя год после нашей свадьбы, Саша как-то вдруг заметил, что я не очень красива, не достаточно умна и сообразительна, не обладаю искрометным чувством юмора и, вообще, не дотягиваю до его исключительности. При каждом удобном случае он пытался доказать мне своё превосходство: «Знаешь, как я всё-таки горд тем, что закончил Юридический – теперь работа престижная и деньги немалые, скоро квартиру куплю комфортабельную. А вот тебе следовало бы хорошенько подумать, когда ты на свой исторический факультет поступала, кому ты сегодня нужна с таким образованием». А уж если на горизонте появлялась этакая разнаряженная, ухоженная, дорогими духами пахнущая красотка, восхищению Саши не было предела, ибо ум и хорошее образование – это не единственные составляющие образа женщины-идеала. И, естественно, он сравнивал её со мной: «Какая походка, какие ноги – вот бы тебе такие – глаз не оторвать. А грудь-то, грудь, так бы и зарылся в неё лицом. Ну почему природа одних так щедро награждает, а других обделяет полностью. Ты только посмотри, как некоторые женщины умеют себя подать – во всём чувствуются вкус и шарм!» В таких случаях я обычно старалась казаться равнодушной, словно была выше всего этого, но на самом деле сердце щемило от унижения и обиды. Обидно становилось даже не столько оттого, что меня воспринимали, как некое невзрачное, слишком посредственное создание, но потому, что так грубо ошибиться в своём возлюбленном могла действительно только круглая посредственность. А потом, точно не помню, как и когда, я ощутила что-то всколыхнувшееся внутри, банально, волна негодования и сопротивления нарастала будто цунами, ещё чуть-чуть (я была уверена) и она утащит меня в самые глубинные свои тайны окончательно и бесповоротно.
Саша, наконец, доел эти несчастные блины и многозначительно посмотрел на меня: так он делал всегда, когда собирался сделать какое-то важное заявление.
— А знаешь… у меня для тебя сюрприз. Ты не могла бы подать мне мой саквояж, он там, в прихожей, - указывая подбородком на дверь, попросил он. Я, как всегда, послушно выполнила его просьбу и, поставив на стол совершенно уродливого вида сумку, стала ждать продолжения сюрприза. Увидев то, что муж бережно, почти с любовью, выбирал из своего саквояжа, я не проронила ни слова - благом прозорливости я всё же обладала, поэтому мысль о том, что о переменах в личной жизни пока лучше умолчать, пронзила меня электрическим зарядом.
— Здесь ровно тридцать тысяч долларов, до понедельника они полежат дома. Надеюсь, тебе не нужно растолковывать необходимость сохранения этого факта в тайне, сегодня никому нельзя доверять, даже очень близким людям. Муж и жена, естественно, не в счёт – между супругами секретов быть не должно, верно? А в понедельник я встречаюсь с одним из агентов по недвижимости, так что скоро, я думаю, мы переберёмся в новое жилище, поприличнее этого в несколько раз и поближе к центру. Ты рада?.. Да, кстати.., - Саша что- то говорил, говорил, говорил о покупке квартиры, о переезде, о ремонте, о мебели… Я слышала, но не слушала – мне было всё равно. Мысль, на которой я себя вдруг поймала, поразила меня своей циничностью и беспощадностью. Страшно было даже самой себе признаться, что это могло прийти мне в голову, но ещё ужаснее было то, что я и не пыталась прогнать эту жестокую идею. Уверенность в том, что совершу задуманное, водворилась в душе сразу, любые размышления на этот счёт бесполезны – всё будет так. Странно, но в это мгновение словно что- то нависло надо мной: я не могла это увидеть или коснуться этого, но угрожающее присутствие опасности явственно ощущалось. Неприятный озноб пробежал по спине.
***
 Всю субботу я провела будто в предсмертной агонии. Отчётливо ничего не могу вспомнить, кроме двух слов, неустанно вертевшихся в моей голове: время - деньги, деньги – время. Что- то вроде заклинания, которое произносят, намереваясь совершить некий обряд. Я всё глубже и глубже погружалась в транс, нет, не в мистический - это другое. Некоторые говорят, цель оправдывает средства. Цель я перед собой поставила, но предпочитала особенно не задумываться над тем, каким путём я пытаюсь её достичь. Цель затмевала всё вокруг, манила, совращала, засасывала, гипнотизировала сознание. Я стала поклоняться «новому богу», ничто другое уже не имело значения. Мой идол старательно указывал мне путь, а я неуклонно следовала по нему, делая всё для того, чтобы осуществить жертвоприношение.
Как, оказалось, подготовиться к преступлению гораздо проще, чем сделать какое-то доброе, светлое, полезное дело. Ведь в наше время человек, стремящийся совершить что-то хорошее, сталкивается с таким множеством различных препятствий, что уже на пол пути появляется желание не только наговорить кому-нибудь гадостей, но и сделать нечто противоположное изначально задуманному. А я вот, готовясь к самому мерзкому поступку в моей жизни, не натолкнулась ни на одну из всевозможных препон, очевидно, злая сила, направлявшая меня, предусмотрительно устраняла все трудности. Достать самый банальный, но сильнодействующий яд не составило труда – сегодня, имея достаточное количество денег, можно приобрести всё, что угодно, включая самые разнообразные отравляющие вещества. Более того, человек, торговавший этим смертоносным товаром, уверил меня в том, что всё будет выглядеть как самый обычный инфаркт, а обнаружить в организме этот препарат можно лишь с помощью очень тщательной экспертизы. Но ведь обладая такой суммой денег, я могла бы это предотвратить. Обдумывая свои действия, я с трудом пыталась сохранить душевное равновесие: в голове становилось тесно от мыслей, кровь с неимоверной силой пульсировала в венах, словно вот-вот вырвется наружу и захлестнёт меня густым и липким потоком. В надежде хоть немного успокоиться и прийти в себя, я подошла к окну, но увиденное повергло меня в ещё более мрачное и растерянное состояние: солнце упало где-то за лесом, сквозь седую туманную дымку не было видно ни единого угасающего луча, будто дневное светило просто исчезло раз и навсегда. Страшное удушье накатилось внезапно, заполнило собой не только тело, но и сознание, радужные круги перед глазами расплывались причудливыми пятнами.… Чтобы не упасть, я прислонилась к стене, преступнического хладнокровия, которым обычно наделены герои детективных романов, мне явно не хватало. Как же тяжело и болезненно свыкнуться с мыслью об убийстве, и не кого-нибудь, а собственного мужа.
Саша вернулся домой как обычно к ужину. Мы перекинулись ничего не значащими словами, и он, неисправимый чистюля, направился в ванную, а я на кухню. У моего мужа была довольно странная привычка – перед каждым приёмом пищи выпивать маленькую чашечку крепкого кофе. В мои обязанности входило соблюдение привычек мужа, поэтому ничего необычного не было в том, что я сразу же принялась варить ему его любимый кофе пред тем как подать ужин. Потирая ладони, он уселся за стол, потом включил телевизор и уставился в экран, как будто меня и вовсе не существовало. Подобное поведение придало мне большей уверенности и в какой-то мере, как мне казалось, оправдывало меня в собственных глазах. Я осторожно поставила чашечку на стол и вернулась к плите. Упорно не поворачиваясь лицом к мужу, я ждала, когда он поднесёт кофе ко рту. Спина заныла от напряжения, пальцы рук не слушались, дергались и подпрыгивали, а я бессмысленно смотрела перед собой, не чувствуя и не видя, как мясо подгорает на сковороде. Звякнувшая о блюдце чашка, вывела меня из оцепенения. Я обернулась и столкнулась взглядом с удивлёнными глазами Саши:
- Ты разве не видишь, что мясо горит? Сколько раз можно говорить – терпеть не могу пережаренные отбивные…. – не закончив фразу, он вдруг как-то странно запрокинул голову и стал ловить губами воздух. Заворожённая этим ужасным зрелищем, я не в силах была сдвинуться с места. Нет ничего более мерзкого, чем наблюдать смерть ближнего и не чувствовать при этом ни капли сожаления, ни грамма сострадания. Петля затянулась. В мертвой хватке она выдавливала остатки тёплого, живого, настоящего. Где-то глубоко, глубоко ещё что-то трепетало, билось, просилось жить, взывало к милосердию…. Потом пустота, провал, мрак.
Я медленно вышла из кухни, зажгла в коридоре свет и встала перед зеркалом. Простояв минуту в замешательстве, подняла взгляд и вздрогнула от неожиданности – непросто смотреть в глаза убийце, даже если это твоё собственное отражение в зеркале. Долго всматриваясь в это новое «я» и пытаясь освоиться с новым качеством самой себя, неожиданно вспомнила, что завтра воскресение. Стало неприятно, даже жутко: я поняла – наступит воскресение, но воскрешения не произойдет. Начиналась совершенно другая, изнаночная жизнь, в которой значение имели только трезвый расчёт и желания плоти.