Кривые зеркала

Картина местности: у одной их старых пятиэтажек, на углу дома, где давным-давно не горел ни один фонарь, окапалась бригада рабочих, роющих очередную плановую траншею. Бригада была сборной: еврей — поминутно сетующий на больную спину, сварливую тёщу и свою больную жену, русский — исправно роющий землю в те редкие минуты, когда по объекту прогуливается прораб, приезжий из солнечного Дагестана — лопочущий на невнятном зарубежном языке, молодой парень странного вида — с неаккуратными длинными волосами, забранными в хвост, слушающий тяжелую музыку, которая всё время одна и та же, не снимающий кожаной куртки, где и находится плеер с кассетой «тяжеляка», и странный, худощавый и рослый молодой человек — носящий длинный тёмный плащ с заплатами, редко снимающий капюшон и вечно находящийся в неизвестной прострации. Одежда рабочих — вольного стиля, кому как нравится.
Время суток: обед, около двух-трёх часов.
По обходному пути, вымощенному досками, через ухабы и рытвины от «пробы лопат» рабочих идёт немолодая, полная женщина с сумками. Мешковатая блузка, модные подвёрнутые штаны и туфли, из которых вылезают ноги, потому как обувь не вмещает их полноты.
Женщина спотыкается на середине пути и у одной из её увесистых сумок рвётся ручка. Хозяйка мастерски подхватывает летящие из сумки продукты и быстро пихает их обратно, после чего берёт сумку в обе руки, прижимая к груди (ещё две висят по обеим рукам) и гневно произносит длинную тираду в адрес рабочих, их начальства, матерей, родственников, России и президента Соединённых Штатов.
Женщина: — Когда кончится этот бардак?! Обещали ещё неделю назад всё убрать! И что?1 Людям ходить негде. А вы тут обедаете!
Рабочие самозабвенно продолжают трапезу, не обращая внимания на орущую даму. Та, покричав для приличия ещё пятнадцать минут, пошла в атаку. Возмущенная прохожая опустила на землю свои сумки и, вынув из ближайшей крупную картофелину, запустила ею в кучу рабочих.
Приезжий из Дагестана: Недоумённо посмотрел на овощ и жестами спросил остальных, что это значит и не стоит ли вернуть продукт хозяйке.
Металлист: Фыркнул и, не вынимая наушников, продолжил есть с видом великого Ницше.
Гот: Мысленно пообещал себе избавить мир от присутствия столь низменного существа.
Русский: — Я тебе щас покидаюсь, стерва! (демонстративно медленно встаёт с деревянного пенька)
Еврей: — Вот люди пошли! (подбирает овощ и прячет где-то в своей одежде)
Женщина, немного припухшая от жеста еврея: — Картошку верни, жид!!
Еврей: (тихо, но смачно) — Антисемитка, мне нечем кормить мою семью, у меня больная жена и трое детей, теща постоянно пилит меня, что я — простой рабочий в чужой стране, я сорвал всю спину, работая на благо народа! А вы прицепились к какой-то картошке! Подумать только! И ведь она сама же её и кинула!
Русский: — Лучше мне отдай — я её возверну ото всей русской души, чтоб не кидалась больше опасными картофелинами в честных работяг.
Металлист: — Вот потому-то мы и против моральных рамок — за них ещё и в глаз получить можно.
Гот, обращаясь к своему молодому коллеге: — Оставь её, она никогда не поймёт красоты вечернего заката, блестящего на окровавленных ладонях, которыми ты только что убил свою любовь…
Приезжий из Дагестана: Кивает в согласии сразу всем, не поняв ни слова из общего разговора.
Еврей: — И она ещё меня называет жидом! (возмущёно бросает картофелину обратно)
Женщина: — Понаехало тут всяких, всю страну заполонили, гады!
Русский: — Это кто тут ещё понаехал! На себя посмотри, выдра толстая! Я — коренной россиянин, а у тебя на роже написано, что твои родители — хохол и японец. Рожей в папу, глазами — в маму.
Женщина: — Что?! Ах ты, (непечатные слова, далее обозначающиеся так: «***») Сам ты Бегемот ***, ***, да ещё и ***!
От обилия новых, не узнанных доселе даже на стройке выражений смутилась вся бригада, включая и русского.
Женщина, кивая на худощавого парня и одетого в кожаную куртку его товарища: — А эти, так и вообще, нехристи! Дети дьявола, это от них все беды! Понарожают родители-алкаши, да наркоманы всяких ублюдков, а мы потом мучаемся… Что они делать-то умеют?! Не то что учиться не хотят, так, ведь, даже ямы закопать нормально не могут — вся дорога в рытвинах и канавах! У, ***!
Металлист, у которого, видимо, кончилась в плеере музыка, снимая наушники и бережно убирая их в карман: — Сама овца старая. Не нравится — иди сама копай, посмотрим, у кого лучше выйдет. Я, между прочим, учусь. В университете Дружбы Народов. А тут деньги зарабатываю на свою рок-группу, и ты, ***. Обо мне ещё услышишь, ***.
Гот: — Я заберу твою душу и буду мучить её вечно! (мерзко улыбается и думает о том, не к сатанизму ли относится эта фраза, и не перепутал ли он чего?) куда тебе, ***. Понять наше искусство? Для таких, как ты, мы всегда будем зверями, которых уничтожает ваше общество. Разве ты сможешь осознать всю красоту Её Величества Смерти? (патетично поднимает глаза к небу и что-то шепчет себе под нос, напуская на себя траурный вид)
Русский: — Мы, русские, пили, пьём и будем пить! А ты, коли не пьёшь, так либо не из России, либо у тебя жизнь удалась, ***!
Приезжий из Дагестана: На ломаном русском просит прекратить скандал и заняться работой.
Русский (в ответ ему): — Это дело чести!
Еврей: — И интеллекта.
Металлист: — Или повод для драки…
Гот: — И крови…
Дело принимает угрожающий оборот. Каждый уверен в свое правде. Никто не желает уступать и скандал всё больше и больше продвигается к рукоприкладству. Положение спасает появившийся на объекте прораб.
Прораб, тихо подкравшись к женщине с сумками и громко обратившись к бригаде: — Почему не работаем?
Русский: — Обеденный перерыв, начальник.
Прораб: — Он прошёл ещё час назад. Уже пятый час.
Еврей: — Сегодня пятница. Короткий день.
Прораб: — Тогда, чтобы завтра всё было готово!
Еврей: — Мне в субботу вера не позволяет работать. Я — иудей!
Русский: — А я — православный. В воскресенье грех лопатой махать.
Приезжий: Что-то объясняет на пальцах русскому, тот кивает головой.
Русский: — Он говорит, что у него в понедельник ещё на ближайшем рынке работа. Он там грузчиком подрабатывает.
Гот: Среда занята. У наших тусовка намечается.
Металлист: — А у наших — в четверг!
Прораб: — Ну и что? Один отдыхает, а остальные свободны.
Русский: — Ага. Знаю я, чего они тут без меня наработают!
Металлист: — Правильно. Они работать будут без меня день, а мне потом неделю дерьмо вывозить.
Гот: — Без присутствия здесь моего духа все кармические линии и магическая суть происходящего обрушатся! (чуть не падает в обморок при мыслях о последствия его отсутствия)
Еврей: — А я вообще не собираюсь брать на себя ту часть работы, которая принадлежит кому-то ещё. Одним человеком меньше — работы для всех больше.
Русский: — А без нашего дагестанца тут и вообще делать нечего. Кто за него землю станет рыть за такую грошовую получку?
Женщина, немного офигевшая от разборок между рабочими, очень робко и тихо: — А пятница?
Прораб: — Что «пятница»?
Женщина: — Вы пятницу пропустили….
Прораб, разворачиваясь, чтобы уйти: — В пятницу я занят. Да и день короткий. И вообще, шли бы вы домой, дамочка, нечего тут ходить. Не видно что ли, что тут люди работают? А вы им мешаете, скандалы устраиваете… И кто вас только учит так всё видеть, в таком чёрном цвете представлять нашу родину и её рабочих? Прямо кривые зеркала, а не люди!
Прораб медленно уходит прочь, применяя по дороге вовсе непечатные слова в адрес женщины, рабочих, тёщи, страны, Бога, заместителя начальника Иванова и посла Бельгии…
Бригада тоже потихоньку рассасывается по своим делам. На город опускается знойный вечер. Женщина берёт свои сумки и, находясь в некоторой прострации от услышанного и увиденного, идёт своей дорогой, запинаясь на её неровностях…
Эмина.
23.06.05.