Страх

В принципе Лизавета не была трусихой. Совсем не была, скорее уж наоборот. Просто в этой радостной жизни существовало несколько вещей, которые вызывали у нее ощущение, по ее мнению совершенно необоснованного, но поистине животного ужаса. Умом Лиза действительно ничего не боялась, и кому-то даже могла показаться несколько взбалмошной и безрассудной, не испытывая ни малейшего страха к тому, чего боится большинство нормальных людей.

Но вот только своевольный организм девушки совершенно самостоятельно и бесконтрольно иногда выдавал на-гора жуткие волны беспричинного страха.

Если руководствоваться мнением организма, то получалось, что больше всего Лиза боялась высоты. Этот страх до крайности удивлял Лизавету, ведь высота сама по себе ей всегда очень нравилась. Лизу с детства тянуло забраться на самое высокое дерево, прокатиться на какой ни будь дух захватывающей карусели. Колесо обозрения вообще было для нее местом сказочного удовольствия – это ведь насколько же здорово, усесться в продуваемую всеми ветрами покачивающуюся хрупкую кабинку и подняться над огромным городом, выше домов и деревьев, один на один со своим восторгом!

Однако, на колесе обозрения Лиза не каталась практически никогда. Еще в детстве она поставила над собой несколько экспериментов и убедилась, что это, буквально неземное наслаждение, не для нее. Повзрослев, Лиза попробовала повторить эксперимент и окончательно убедилась, что напрасно мучает себя. Естественно, что упрямая девушка пыталась преодолеть свой страх, но безуспешно: стоило ей забраться в вожделенную покачивающуюся кабинку колеса обозрения и приготовиться наслаждаться жизнью, ветром, пейзажем и облаками, как с ней начинало твориться что-то совершенно необъяснимое. В районе солнечного сплетения тут же возникала судорожная волна, диафрагма вскидывалась и упиралась в желудок, спазм толчками распространялся по всему телу, сводя судорогой пальцы на руках и ногах, а горло сдавливало так, что становилось почти невозможно дышать. Сердце же делало болезненный скачок и замирало, пытаясь сделать вид, что его, этого сердца, в теле и вовсе уже как бы нет…

Особенно «порадовал» последний эксперимент с колесом обозрения. Друзья затащили Лизу в кабинку, она смеялась, устраиваясь в пластиковом креслице, но тут кабинка покачнулась, она бросила взгляд за окно, увидела мерно шатающиеся верхушки берез и оборвала шутку на полуслове – дыхание перехватило и голос пропал. Андрюша, доктор по профессии моментально сообразил, что с ней твориться что-то неладное, и даже принялся было оказывать помощь. Увы, безуспешно. Пока аттракцион демонстрировал москвичам и гостям столицы красоты города с высоты птичьего полета, Лиза, мучительно переводя дыхание силилась улыбнуться перекошенным ртом и выдавить из себя хотя бы пару слов. Странно, но получилось: «Все нормально, щаз пройдет…» А потом, уже на твердой земле пришлось долго объяснять, что с ней было и почему, и что, значит и она, не женщина, а танк на гусеничном ходу, не без слабостей… Кош-шмар!

И что самое любопытное, при всем этом, сознание оставалось совершенно спокойным и безмятежным. Разве что появлялось удивление и легкое раздражение на взбесившийся организм. В душе не было даже малейшего намека на испуг!

Эта странность во многом определяла поступки девушки. Например, в самолетах Лизавета никогда не садилась у окна, так и не позволила себе осуществить детскую мечту и прыгнуть с парашютом, естественно никогда не ходила в горы, в детстве не забиралась на деревья, и вообще всячески избегала любой встречи с высотой. Даже в своем доме, на четвертом этаже, Лиза открывала только верхние форточки и никогда не отдергивала тюлевую занавеску. Роскошь настежь распахнутых окон она не могла себе позволить. Ну, откроет она окно, а потом ее как скрутит! И что, спрашивается, она будет делать? Падать на замызганный асфальт перед домом и попутно рассуждать о том, что высоты она вообще-то не боится, и даже скорее наоборот, но просто ее организм, в других вещах всегда послушный и непритязательный, тут начинает задыхаться и биться в судорогах?

Нередко страх высоты снился Лизе по ночам. Тогда она просыпалась с криком, скрюченными пальцами вцепившись в подушку…

Вообще-то Лизавета ухитрялась удачно скрывать от окружающих свой необоснованный страх. Прокол на колесе обозрения был практически единственным. И только наедине с собой позволяла она порассуждать и поискать корни этого безобразия.

Однажды, начитавшись восточных книжек, Лиза решила, что, наверное в одной из прошлых жизней ей довелось умереть, упав с большой высоты, и теперь подсознание, (или что там еще, генетическая память?), неосознанно предостерегает ее от повторения…

…Сейчас Лизавете предстоял довольно сложный маневр – она только что въехала на мост. Мостов Лизавета, кстати, тоже старалась избегать.

Но тут ситуация была вынужденная – другой дороги до дома отдыха просто не существовало. Так что девушка покрепче взялась за руль и въехала на опасную высоту, стараясь все же, не допустить и случайного взгляда за перила.

Мост, кстати, был довольно длинный и на удивление высокий. Внизу вяло перекатывалась какая то по-весеннему полноводная подмосковная речушка - переплюйка.

Лизавета наконец догнала медленно ползущий впереди Камаз. Фура абсолютно никуда не торопилась, и задумчиво переползала мост со скоростью престарелой и тяжело больной черепахи. Ну, право слово, километров двадцать в час, и то от силы!

Вообще-то Лизавета получила права совсем недавно и рискованных, да что там рискованных, вообще маневров на трассе практически не совершала. Просто ехала из пункта «А» в пункт «Б» строго соблюдая скоростной режим и придерживаясь своей законной крайней правой полосы. Как говорится, тише едешь, дальше будешь. И далеко не всегда от того места, куда едешь. В общем, хорошо усвоила первое правило новичка. Благо скорость никакой власти над ней не имела, и не манила.

И что тут на нее нашло? В голове вдруг замелькали мысли о том, что рано или поздно, а учиться все равно придется, а тут такой случай, как специально поставленная перед ней еле плетущаяся и, очевидно, предсказуемая телега!

И Лиза, сама не успев понять как, на автопилоте щелкнула поворотником, пересекла сплошную, выкатила на встречную полосу и открыла газ. Камаз моментально оказался позади, а вот по встречной двигался большой привет из сельской жизни: синий, ржавый громыхающий разболтанным механизмом трактор. И откуда только нарисоваться успел, да еще так близко, метров двадцать, не больше.

Лиза вывернула руль вправо, и естественно, по неопытности еще прибавила газу, стремясь как можно скорее вернуться в свой любимый крайний правый, он же единственный в данном случае ряд. Однако, в руле что-то противно щелкнуло и ее маленькая блестящая, к слову сказать, меньше часа назад тщательно вымытая и отполированная машинка направо поворачивать не стала, а забрала влево, к краю. Тойотка подскочила на поребрике, и вроде бы совсем несильно стукнулась о заграждение. Но секция перил, почему-то от этого толчка подалась, покачнулась, и рухнула в реку. Машина Лизы, ничем более не удерживаемая, как-то до странности медленно перевалилась через край моста и полетела вниз, вслед за бетонной секцией, в воду.

Еще во время первого толчка, о тротуарный камень, Лиза выругала себя за неосмотрительность – два месяца за рулем, и на тебе, обгон на мосту, тоже мне Спиди-гонщик! Затем очень спокойно констатировала, что не пристегнута, и это как раз неплохо, потому как падать сейчас будем в воду. И напоследок ужасно огорчилась из-за машины, ну, скажите пожалуйста, на какие шиши она раздобудет кран, чтобы выудить девочку из этой клятой речки, не говоря уже о последующем ремонте. Да уж, похоже накрылась ее неделька на море, денежки придется опять на машинку тратить… Тут наконец не относящиеся к делу размышления были прерваны – Лиза с машиной начали падать с моста, девушка пробила головой лобовой стекло, машинально отметив, это, оказывается, совсем не больно, и впереди медленно переворачивающегося автомобиля полетела в воду.

В голове отстранено мелькнула мысль о том, что вот сейчас знакомой волной по телу разольется страх. Но ни спазмов ни судорог почему-то не было.

И тут Лизавета наконец таки испугалась, сообразив, что вот сейчас она упадет в воду и вполне смогла бы выплыть (ей даже в голову в тот момент не пришло, что ни нырять ни плавать как следует она не умеет) но выплыть ей не удастся, поскольку ее накроют полторы тонны не очень нового металла, пять минут назад бывшего ее драгоценной бибикой.

Девушка взвизгнула и в панике замахала руками и ногами… Воздух показался ей на удивление плотным и теплым, если не сказать вязким. Лиза инстинктивно начала совершать какие то плавательные движения. Оглянулась. Машина была уже не над ней, а в стороне. Недалеко, но все же в стороне, достаточной для того, чтобы не рухнуть ей на голову и не затянуть под воду. Изумленная до крайности девушка еще несколько раз взмахнула руками и… И увидела как серебристый автомобиль рухнул в воду уже метрах в пятнадцати от нее.

Еще пара взмахов, теперь расслабиться… Лиза мягко плюхнулась в ряску у самого берега. Повернулась и растерянно уставилась на расходящиеся круги на середине речки – все, что осталось от ее машины. Занятно, это она что, специально прицеливалась, чтобы рухнуть точнехонько посередине? Лиза начала подниматься, оступилась на осклизлом камне, и завалилась набок, с головой уйдя в ледяную и уже заметно подтухшую водицу речки-безымянки. Купание в начале мая, как ни странно, девушку не отрезвило, а наоборот, окончательно расслабило и ввергло в какой-то полусонный ступор.

Перепугано матерящиеся водители Камаза и трактора, ахи и охи зевак, допрос подоспевшей милиции, удивленные взгляды врачей, ничто не могло вывести ее из странной заторможенности. Она дрожала от холода, икала, упорно пыталась вытащить из волос тину, и односложно отвечала на многочисленные вопросы. Лица спрашивавших слились в бесформенное пятно, голоса противно отдавались в разболевшейся голове. «Машину жалко. Да, цела, да холодно, да обгоняла. Нет, трактор не заметила. Права? Два месяца. В машине. И машина столько же. Машину жалко. Да, понимаю, конечно, сама виновата. Знаю, что мост. Да, и что обгоны запрещены. Штраф заплачу. Да и за секцию перил тоже. Да как скажете. Да цела-цела! Нет лечь не хочу. Что хочу? Машину жалко. Нет, голова не кружится. И не тошнит. И не болит ничего. Нет, не поеду в больницу. Не надо, все в порядке… Спасибо за полотенце…. Машину жалко. Да, понимаю, что мои проблемы…» Так далее, и тому подобное, бессчетное количество раз.

Лишь однажды Лиза оживилась, когда увидела перед собой вместо очередного любопытно-недоуменного лица объектив огромной профессиональной видеокамеры, призывно помаргивающей зеленым огоньком и наклейкой «Дорожный патруль». Тут Лиза среагировала – закрыла лицо руками, отвернулась, и неуклюже, путаясь в полотенце полезла поглубже в карету скорой помощи, доктор из которой уже битый час безнадежно пытался погрузить туда «пострадавшую». «Ой, и в самом деле, я лучше в больницу! А вдруг у меня внутренние повреждения?» Молоденький доктор не удержался и хихикну… А Лиза отчетливо подумала: «Ну уж нет, героиней криминальных новостей ни за что не буду! Тоже мне звезда экрана, мокрая, трясущаяся и зеленая от ряски и тины. Русалка на старой Тойоте, фу! А уж в свете некоторых событий вообще лучше не…» Что «не» Лиза так и не додумала, отвлек врач, получивший наконец доступ к ее телу и взявшийся тут же, причем весьма рьяно, «спасать» симпатичную пациентку.

Домой Лиза попала уже затемно, целая и невредимая, если не считать уже успевшего появиться насморка и нескольких царапин на лбу.

Первым делом наглоталась аспирину и прочей антипростудной ерунды. Выданное «на всякий случай» заботливым доктором снотворное Лиза сунула подальше: вот чего она боялась со всем осознанием, так это любых химических стимуляторов – как-то уж слишком мерзко и стыдно. Хотя возможно именно сегодня и придется воспользоваться, вопреки убеждениям. Это ж поди усни после такого денечка! Но о сне и снотворном подумаем потом, а сейчас – ванна. Тут Лиза с сожалением констатировала, что безвозвратно погибли не только джинсы, но и любимые мокасины. На всякий случай сунула грязную одежду в стиралку. И по рассеянности включила на полную мощность холодную воду, тут же заорала дурным голосом, и отскочила, чудом не навернувшись на мокром кафеле. Говорили же – положи коврик, положи коврик! Душевой кран все же уронила, и еще какое-то время металась по ванной, уворачиваясь от мощной ледяной струи бьющей в непредсказуемом направлении из извивающейся металлической кишки. Закончив противоборство с душем и собрав воду с пола все же влезла в ванну, и тихо поругиваясь битый час вычесывала и выпутывала из волос присохшую тину. Зато согрелась. В кухне налила себе чаю – кофе варить побоялась, наверняка ведь упустит, а мыть еще и плиту сил нет.

И вот наконец уселась в кресло с чашкой горячего чая и бутербродами, выключила свет, закурила и приготовилась как следует подумать о произошедшем. Но ничего из этого не вышло. Посидев какое то время в темноте, Лиза обнаружила, что чай горчит, при мысли о еде ее почему-то тошнит, а думать абсолютно пустой головой не получается, поскольку технически невозможно. Разве что о ерунде какой-то, и то не очень выходит. И очень хочется спать. Таблетки доброго доктора точно не понадобятся, обрадовалась девушка, и поскорее улеглась: успеется еще обо всем подумать, и как следует.

…Утренние размышления ни к какому конструктивному выводу не привели, но зато спровоцировали Лизу на полосу экспериментов и кардинальные изменения в жизни. Окна в доме она вообще перестала закрывать, благо май, за следующую неделю 18 раз прокатилась на колесе обозрения, прогулялась поздним вечером, чтобы не шокировать обывателей, до сквера и влезла на самое высокое дерево. Не на самую вершину, конечно, куда уж ей теперь, далеко ведь не дюймовочка. Но все равно лезла покуда ветки держали, и вышло довольно высоко. Курила она теперь исключительно сидя на подоконнике и свесив ноги на улицу, чем несказанно пугала маму и раздражала соседей. В один из вечеров упросила приятеля отвезти ее на аэродром и прыгнула с парашютом.

В следующую после аварии субботу Лиза сбила молотком старый ржавый замок, закрывавший дверь на чердак и вылезла на крышу своей четырнадцатиэтажки. И почти полдня бродила там вместе с драными весенними кошками распугивая голубей. И что, отличная кампания…

А знакомых волн страха так и не накатило. Все же стоит вернуться к тому единственному моменту, который она почему-то обходила в своих размышлениях – к тому, как она, целёхонькая, оказалась на берегу…

Все воскресенье Лизавета бессмысленно шаталась по Москве. Курила (расход - почти две пачки, рекорд, кстати) ползарплаты потратила на кофе чуть ли не в дюжине забегаловок, до икоты объелась мороженным и пирожными.

Когда стемнело и схлынул поток людей, в голове у Лизаветы окончательно созрел план. Или может быть План? Так или иначе, а мысль эта казалась очумевшей Лизе на тот момент не столько грандиозной, сколько единственно верной.

И вот девушка на Кропоткинском мосту. До этого, часом раньше ее не без труда, запугав милицией, отогнали от колеса обозрения, втолковав-таки этой странной девице, что парк уже закрыт и приходите завтра. Но мост-то не закрыт! Хорошая штука мосты – работают круглые сутки…

Лиза постояла на мосту, рассеянно поглядывая на воду, и выжидая, когда не будет не только прохожих, но и машин – не хватало, чтобы ее поймали за руку в самый ответственный момент. Как только ситуация на улице показалась девушке благоприятной, она быстро перекинула ногу через перила моста. Посидела на них верхом, восстанавливая равновесие и подтянула вторую ногу. С наслаждением поболтала уставшими за день топтания московских мостовых ногами. А потом аккуратненько соскользнула вниз.

Падение началось, как и любое другое, обыкновенно. Но ощущения очень быстро поменялись, и воздух знакомо сгустился. Лиза взмахнула руками. Раз, еще раз, еще. Упругий и прохладный ночной воздух восхитительно сопротивлялся под рукой!

Лиза, не переставая работать руками и помогая себе ногами, сосчитала до десяти и открыла глаза. В пространстве она сориентировалась не сразу – мост, а вместе с ним и Парк культуры и дом художника остались далеко внизу!

…Потом Лизавета мечтательно курила, усевшись на самую высокую точку отдыхающего после трудового дня колеса обозрения, потом сорвала с самой вершины какого-то дерева очень красивый и недоступный раньше резной лист – завтра снесет ученикам, пусть помучаются, порисуют с натуры.

Потом устали руки. Лиза попробовала дрейфовать, но поднялся ветер и погнал ее над рекой к Кремлю. Расшалившись, девушка мимоходом щелкнула по носу мерзкую бронзовую физиономию, которую почему-то выдают за Петра. Очень хотелось посидеть на Большом Иване, знаменитой колокольне Ивана Великого, и поглядеть сверху на ночной Кремль. Но неожиданно в восторженно замершем сердце девушки зашевелилось благоразумие: «А ну его, собьют еще! Как пить дать собьют, решать, что неопознанный вражеский объект.» Лизавета медленно спланировала на землю между колонн Библиотеки Ленина – так ей показалось незаметнее. И успокоенная поехала домой. Банально, на такси, спустив последние деньги.

Теперь у Лизы были ответы на все вопросы, старые и новые, мучившие всю жизнь и появившиеся неделю назад. Было слегка обидно, что ни в одном рассуждении она, оказывается, даже близко не подходила к верному ответу. Хотя, у нее, без сомнения есть оправдание – такое более, чем трудно предположить. Хотя, если уж она предполагала реинкарнации и генетическую память, то не предположить столь очевидного было с ее стороны непростительной ошибкой. Да уж, деточка, хорошо, что в школу милиции не пошла, логика и дедукция отнюдь не самые сильные твои стороны! А ответ оказался так прост! Оказывается она просто умеет летать…