Монолог пострадавшего

Я живу здесь не так давно. Но за это время я уже успел изучить некоторые нравы и лица этого заведения.
Каждый день нас будят в восемь часов. Грузная женщина в белом бесцеремонно входит в нашу комнату, включает свет, и кричит грудным тенором: "Ну, ну, поднимайтесь, увальни, нечего вам здесь залеживаться допоздна. Вставайте, вставайте, несчастные люди!". Я в предутреннем томлении открываю сначала один глаз, обвожу холодным взглядом комнату , и угадываю по едва заметным следам, кто, должно быть, уже вернулся из глубин своей мысли.
Сейчас, однако, глубокая ночь, так что я смело могу сидеть на подоконнике, перед окошком размером с одну из наших тумбочек, и описывать то, что я об этом думаю.
Вот через кровать от моей, на самом краю посапывает мальчик. Он появился здесь совсем недавно. Днем он ходит по зданию, и всех, кто ему встретится, спрашивает сначала: "Господин, а у вас есть друг?" Кто-то отмахивается от него, как от назойливой мухи, кто-то слабо и криво усмехается, или настороженно и пытливо молчит ему в ответ, а кто-то может уныло пробормотать: "Ах, мальчик, все миры мне теперь – дорогие друзья!". А мальчик продолжает: "А у меня вот есть такой замечательный друг. Он живет на Венере. Он иногда прилетает ко мне на своих белых гибких крыльях, - когда-то он был ангелом, а теперь слегка состарился, - и приносит мне конфетки, похожие на солнышко, улыбку, и небывалые цветные камешки. Он говорит: " Не плачь, все еще у нас будет хорошо. Я прилечу к тебе завтра, и принесу красивые картинки. Скоро ты вырастешь, а потом постареешь, как я. Ты будешь большим и мудрым. А пока не плачь, все еще образуется, и время пойдет своим чередом...".
У него под половицей живут гномы. Возвратившись с работы, они начинают стучать маленькими молоточками по своей мебели, и от этого по всему дому рождается чудесная, небывалая мелодия. А в большом зеркале у моего друга спрятана принцесса. Когда-то, очень давно, ее заперли там, потому что она была капризная и ужасно не любила некрасивых людей. Чаще всего она плачет, и кажется, что это перезваниваются хрустальные вазочки, наполненные водой. А иногда она начинает танцевать, и тогда ее отражение высвечивается перед зеркалом и кружится вместе с ней..."
Вон там, в самом дальнем углу, тихо похрапывает старичок. Он всегда ходит в одном и том же сером, чуть помятом пиджачке, и с маленькой тросточкой. Он никого не пугает тяжелыми, леденящими душу фантазиями и тревожными предчувствиями, никому не надоедает тягостными откровениями. Он всегда вежлив, молчалив, и слегка подавлен. Иногда он перекидывается фразами с одной девушкой, у которой в жизни уже было много всякого горя. Старичок спрашивает ее о самочувствии, и говорит: "Не грустите, у вас еще все впереди, вам еще так мало лет, у вас обязательно будет хорошо на душе, и заблестят глаза, вы будете еще цвести и улыбаться." Он говорит ей слова утешения, а она бросает на него лишь какую-то тень взгляда, и пожимает опустившимися, усохшими плечиками. Старичок слабо, натянуто улыбается, и, дрожащей рукой поправляя ей светлый локон, произносит: "Надейтесь, деточка. И не плачьте так часто, это сушит ваши прекрасные глаза. А вам еще так мало лет..."
Со второго этажа часто слышны глухие стоны, всхлипы, грозные восклицания, полные устрашающей безнадежности. Я не видел, какие там окна, но мне иногда кажется, что они выбиты, а от туда веет холодом и каким-то космическим одиночеством. Так и живут годами эти печальные существа, не зная ни надежды, ни просветления. И может показаться, это плачут привидения, и вздыхают неприкаянные, опустошенные духи.
Еще в нашем отделении живет очень интересная девушка. Она ходит в каких-то позабытых временем кофточках, а густые волосы закрывают ей лицо. У нее в жизни ничего и никого не было, и поэтому она как будто всего не замечает, и обычно смотрит в пол. Но когда ей случайно встретится какой-нибудь собеседник, она преображается. Ее бледное, одутловатое лицо нервно вытягивается, и освещается изнутри ощущением бытия, на нем обрисовываются просветленные контуры юного, светящегося жизнью существа. А иногда она может вдруг заявить: "А вы знаете, с меня, между прочим, была когда-то написана главная героиня оперетты Пиччерини "Мой усталый ангел", Аннет Вояж. О, она была такая юная, пленительная девушка с улыбкой нежного сорванца!". И тогда она вдруг начинает напевать давно позабытый мотив ариетки, заливаясь смехом, ломаясь, и чуть грассируя:
 Ах, чудесный вечер!
 Что же вы стоите,
 Опустив ресницы,
 Руки уронив?
Как можно узнать ее в эти минуты, эту бедную овечку, как будто заранее обреченную на заклание...
Еще там живет множество людей, старых и молодых, мужчин и женщин, тревожных и не очень, с помятыми лицами и расцветающими страстной улыбкой безумия, тихонь, кривляк, калек; все они живут под одной крышей и отданы одной судьбе.
Иногда с какой-то тайной завистью смотрю я на них. Я не знаю, почему я сюда попал. Мне иногда кажется, что я живу здесь уже очень давно, и за это время я постарел, и стал немощным и почти бесплотным. Окружающие не всегда это угадывают, ведь я кажусь им человеком, полным всяческих надежд.
Я думаю, что все это когда-нибудь кончится. Мальчика заберет, наконец, его единственный друг, и он навсегда останется в далеком пространстве туманной Венеры. Несчастная овечка окончательно превратится в блистательную Аннет Вояж, и позабудет свое бренное обличье. Старичок еще больше усохнет, и, наверное, совсем разучится ходить, а его собеседница, возможно, найдет себе какое-нибудь утешение, или душеспасительное занятие, вроде разведения кошек.
А я... так и останусь сидеть у этого окна, и вдыхать отяжеляющий запах жасмина, изредка скидывая вниз бумажные кораблики, исписанные уже неведомыми мне посланиями...
Когда-нибудь я постарею окончательно, и мне уже совсем не будет ничего хотеться. Время бежит быстро, и мы не успеваем заметить его кошачьих следов на своих потертых лицах. Мы смотрим на отражения нашего прошлого, не замечая, что, может быть, это только мы – его бесформенное отражение.