Я вас хотел, хотя... любил, быть может...

Я ВАС ХОТЕЛ, ХОТЯ... ЛЮБИЛ, БЫТЬ МОЖЕТ...
(Чистейшая графоманская повесть)


ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Эта повесть, посвященная моему другу Роману Шклярову, писалась для моих друзей и знакомых, которые знали ее героев. Первоначально я попросту хотел запротоколировать какие-то моменты из нашей институтской дружбы, поскольку я в чем-то благодарен этому человеку. Без него у меня не было бы моей жены, да и вообще все было бы иначе. В итоге получилась повесть и про меня. Про то, что судьба все-таки есть и, наверное, нам лишь кажется, что мы - ее творцы. На самом деле именно она перекраивает жизнь так, что еще недавно у нас и подобных мыслей не возникало.
Это абсолютно графоманская повесть. Она не несет в себе никакого смысла и поучения, да и написана несколько по-детски и наивно. Поначалу я решил многое изменить с нынешних позиций, но потом понял, что получится именно с нынешних позиций. С моралью, высокими рассуждениями и брюзжанием. Поэтому я ограничился лишь чисткой и небольшими исправлениями.
Это обычные, самые яркие кусочки из моей студенческой жизни второй половины восьмидесятых, многие из которых, очевидно, большинству будут скучны и неинтересны, поскольку ничего выдающегося в них нет. Однако, когда я делился некоторыми воспоминаниями с посторонними людьми, они их чем-то заинтересовывали. Потому я и решил слегка причесать свой опус и дать ему, своего рода, новую жизнь. Для себя и друзей, а, возможно, еще и для незнакомых читателей, если кто-то из них это осилит. Графомания редко интересует посторонних.
Это повесть о том, каким было мое обычное студенческое поколение. Нынче это выглядит наивно и даже идиотично, а многие ситуации кажутся нелогичными в штанах на лямках. Но мы, считавшие тогда себя очень взрослыми и развитыми, были в конце восьмидесятых именно такими ущербными, и таким было большинство, окружавшее нас. Не больше и не меньше. Время, наверное, было другое.
Поэтому, если кто-то поймет вышесказанное и посчитает, что не стоит тратить время, будет по-своему прав. Если же кто-то решится читать дальше, милости просим...

ПРОЛОГ

Тишина во всем доме. Вдруг телефон взрывается резким дребезжанием, сравнивым по воздействию с упавшим снарядом. Снимаю трубку. Кто на проводе? Сначала издалека слышно лишь какое-то гавка-нье и хрюканье, но вот что-то щелкает. Знакомый до боли голос!
- Ромка! Ты?! - ору я в микрофон. - Привет! Где ты?! Вернулся уже?!
 - Я неподалеку от тебя, - радостно повизгивает в ответ трубка. - Скоро буду!
Лучший друг Ромка пришел из армии. Ждал и вот дождался. На том конце уже короткие гудки. Зна-чит, скоро я его увижу.
Сколько минут прошло? Пять или десять? Может быть больше? Начинаю сомневаться: а был ли звонок вообще. Может, показалось? Да нет же! Вот уже кто-то ломится в дверь.
Открываю. На пороге Ромуальд собственной персоной. Обнимаемся. Почти не изменился. И даже опаздывает все так же. “Скоро” по его меркам поня-тие растяжимое,
- Ну ты как? Рассказывай! - перебиваем друг друга. - Что? Где? Почему?
- Да я все так же, как и писал, - начинаю первым.
- А я только шесть часов назад приехал, - улыбается Ромка. - Исканде-ру позвонил, а его дома нет. Хорошо хоть тебя застал.
- Шура уже неделю назад из армии вернулся. Не представляю, где он может быть? - пожимаю плечами.
- Ну да черт с ним, - машет рукой Ромка.
Я отлично знаю, к чему сейчас придет разговор. Мы уже проигрывали с Шурой эту ситуацию. Нужно как-то оттянуть это. Хотя зачем оттягивать? И так все известно.
- Как Танька? - задает вопрос Шкляров.
Вот! Уже подбирается. Может, все же увести разговор в сторону?
- Все нормально! Свадьба скоро у нас.
- Зря, погулял бы еще, - словно уговаривает Ромка, а потом вздыхает: - Эх, недоглядел! Упустил тебя, Николаша!
Какое-то время стоит скованая тишина. Неловкая пауза.
- А Наталья? - хриплым голосом спрашивает Шкляров, стараясь сделать вид, что этот вопрос ему безразличен. Так, мол, из чувства вежливости.
Вот и приехали.
- Я ж тебе писал, - отвечаю бодро. - Только что свадьба была. А вообще знаешь, здорово повеселились! Я нажрался, надо сказать, до беспамятства.
- А как муженек-то? - угрюмо обрывает Ромка.
- А что муженек? Офицер будущий! Зеленый шакаленок, - зло описываю его. - Некомпанейский мужик.
- Что ж так? - хмыкает Шкляров. - Лучше что ли не нашла? На военного поза-рилась?
Ну, уж если заехал на эту дорожку, то надо повеселить как-нибудь. Рас-сказываю, на мой взгляд, веселый случай из жизни Натальи и ее хахаля. Танька - агент еще тот, все мне передает, поэтому я в курсе всех событий.
- Да что ты все заладил Наталья, да Наталья! - взвивается Ромка. - Мож-но подумать мне интересно про нее слушать!
Его взгляд нехорошо мутнеет, и он равнодушно смотрит в окно на играющих во дворе детей.
- Нет, ну ты же спросил! - возмущенно говорю я. - Вот и отвечаю!
- Она мне вообще кто?! Жена?! Невеста?! - кипятится Шкляров. - Так, для забавы была. Тебе что, поговорить больше не о чем?
Обиженно умолкаю. Сидим в тишине...

ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ
о том, как я знакомлюсь с Ромкой, как плохо выглядеть молодым одуванчиком, и о том, как иногда вредно быть комментатором.

Как я встретил Ромку? Очень просто. Я поступил в институт связи имени знаменитого Бонч-Бруевича, у которого считался не так страшен Бонч, как его Бруевич. Данное учреждение слыло одним из самых разгульных ВУЗов Ленинграда. Особой тяги к этой самой связи у меня не было, но поступать в гуманитарный институт не хотелось, а здесь мне с первого взгляда понравился вестибюль, и поразила жизнерадостность студентов, тусующихся возле входа на набережной Мойки. Шклярова, у которого вообще ни к чему, кроме увеселений, тяги не наблюдалось, не-легкая занесла сюда же, да еще и в одну группу со мной.
Какой-то психолог или социолог, или кто там еще вывел, что умные дети должны рано поступать в школы и ин-ституты. Нет, к таковым талантам я себя не отношу, но и дураком не назовусь, хотя бы из чувства собственного достоинства. Так вот. Это прочитали мои родители, и школа радостно захлопнула у меня за спиной двери, едва мне исполнилось шестнадцать. Институт принял.
В ту пору он принимал всех. Это были мятежные годы, когда большой ум снял всюду бронь от армии, и спрос на высшее образование приблизился в СССР к кри-тической нулевой отметке. Все-таки как все взаимосвязано в этом мире! Казалось бы, что общего между армией и мирным инженером? Но если армия не видит в тебе защитника Родины за стеной маленького, но значительного закона, то в институте учатся будущие Ломоносовы и Кулибины. Более глупому просто не поступить из-за большого конкурса. Но маленькая гадость, и все насмарку. Ньютоны перестают рождаться. На их местах сидят хулиганы и неучи, панкующие или пьющие водку в свободное от занятий время. Ректоры держатся за них и не отпускают, чтобы не сорвать показатели, а пресса волнительно пишет о том, насколько резко упал престиж советского инженера.
В общем, в этот год в институт шел всякий, кому не лень бить баклу-ши пять лет. Мне с моим аттестатом подобрать золотой ключик тем бо-лее не представлялось сложным. Ромка был тоже не дурак, но погулять любил. Порой даже удивлялся: какие это пакостные люди придумали занятия? Да пусть спасибо скажут, что товарищ Шкляров вообще соблаговолил состоять в их списках. Им честь оказали, а они с учебой лезут!
Ромка тогда развлекался с мужиками постарше. Было у нас в группе два перезрелых фрукта Миша и Саша, вернувшихся из армии и, чтобы не брать в руки лопаты, поступивших обучаться инженерии. Меня же, благодаря раннему возрасту, а главное чересчур молодо-му внешнему виду, он считал за чьего-то брата-пионера. При мимолетной встрече взгля-дами, когда его мутный от занудного песнопения препода взор случайно сдвигался с одной точки, попадая на меня, Шкляров вынашивал тревожащую, не дающую ему покоя идею: где для меня достать барабан. Это жутко задевало меня и бесило до некого свинского исступления. Еще бы! Я уже хотел вовсю нравиться девушкам, делал щенячьи попытки разбить их сердца, и вдруг...
- Николаша, не переживай! Если не будет барабана, то куплю тебе пионер-ский горн! - орал Ромка на всю аудиторию под прысканье согрупников.
В общем, кроме предмета издевательств и насмешек Шкляров не видел во мне ничего. Судьба еще не начала постановку своего спектакля, а потому я также отвечал Ромке своеобразным барабанизмом. И если бы не его “остроумные” выпады в мой адрес, то он был бы мне вообще до лампочки. Но учились мы вместе, и общаться как-то приходилось.
Самое первое внеучебное общение с ним едва не завершилось для меня трагическим исхо-дом. Невысокий, коренастый и слегка кривоногий, но не лишенный обаяния Ромочка подсознательно считал себя, впрочем, как и большинство его ровесников, крошечным Дон-Жуаном. Частенько молодой организм совер-шенствовался и за счет бодрящих кровь крепких напитков. Обычно для духовного роста Ромка принимал оба лекарства. Опытные врачи Миша и Саша всегда держа-ли пациента под неусыпным наблюдением, умело назначая дозы.
Примерно через полгода такого лечения Шклярова все-таки передозировали, и он появился в группе со здоровым фонарем под глазом, освещая себе путь к вершинам знаний, как забойщик, ищущий уголь в шахте. Что уж там не сработало в ме-ханизме веселой жизни, я не знаю. Однако, его луч так освещал все пространство, что это невиданное явление стало предметом всеобщего обсуждения в группе, причем нездорово-издевающегося.
Я, вспомнив моральные обиды, нанесенные мне этим субъектом, решил мстить и слегка прошелся по его глазу, предварительно старательно вытерев ноги, чтобы не слишком наследить. Но это настолько задело бедного Ромочку, что будь у него под рукой этот самый пионерский бубен, то он надел бы мне его на уши, закрепив сверху горном и матом. Поскольку нужных предметов в наличии не оказалось, то Шкляров предпочел предложить мне содействие в приобретении такого же, как у него, фонаря, чтобы веселее было. Я предпочел аккуратно исчезнуть из поля зрения взбесившегося Ромки, и еще несколько месяцев мы с ним не только не общались, но даже не замечали друг друга...

ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ
о том, как я знакомлюсь с Шуриком и выясняю, что ничего не смыслю в мировой культуре, о методах великого конспиратора и о том, как я наконец-то получаю номер Ромкиного телефона.

Следующее общение я не считаю значительным, однако оно изменило многое в моих отношениях с Ромкой. Судьба начала свою игру. Пока тихо, в подготовительном периоде, но уже уверенно.
Надо сказать, что культмассовый сектор в группе работал исключите-льно просто. Получая какие-то льготы за общественную нагрузку, он не бегал повсюду, ничего не организовывал и никого не уговаривал. Лишь неожиданно возникал между лекциями подобно призраку и, к примеру, бодро шептал с видом доброго чародея: «Завтра если хочешь, то идем в Эрмитаж! Если пойдешь, то встречаемся в десять в очереди!» И ты уже задавался вопросом: - “А в самом деле, почему бы не сходить?” К концу дня это казалось уже навязчивой жизненной необходимостью.
На этот раз поход в музей явно оказался жизненно необходим только мне. Я, как полный идиот, оказался в очереди один. Где-то рядом, вроде, мелькнул еще образ одногрупника, но растворился быстро и бесследно. Когда я уже проклинал нашего затей-ника вместе со всей советской властью, придумавшей этот чертов культмассовый сектор, мне показалось, что в небе по-явился плотоядный звериный оскал в сочетании с застывшей гримасой скромного мелкого сумасшедшего.
Впоследствии я еще много, много раз буду ждать битых полчаса после назначенного времени Ромку под дождем, ураганом, палящим зноем и всег-да перед моим взором первым являлось это, именуемое “обаятельной улыбкой невинного козленочка Ромочки”. Причем, по его мнению, она производила неизгладимое впечатление на окружающих и парализовала своей очаровательностью всех женщин.
Так вот, действительно на горизонте показался Шкляров вместе с незна-комым мне высоким парнем со слегка деревенской внешностью.
- Это Александр, - представил мне своего знакомого Ромка. При этом Шкляров был настолько горд, как будто с ним пришел, по крайней мере, живой вождь индей-ского племени, еще участвовавший в боях против бледнолицых.
Я, надо сказать, в душе обрадовался. Во-первых, одиночество идиота закончилось, а, во-вторых, Ромка первым со мной заго-ворил. Но тут же до меня дошло, что говорить-то ему попросту больше не с кем.
Втроем мы пустились в обход по Эримтажу. Шура оказался более разговорчивым со мной. Но вскоре беседовать с ним стало нелов-ко мне. Если Ромка шнырял между картинами и скульптурами подобно торпеде с самонаведением, постоянно рискуя что-нибудь уронить, то Александр мог остановиться возле какого-нибудь кривого полуразбитого горшка, с минуту скорбно помолчать, а потом пуститься в пространные рассуждения о тонкостях данного экспоната и его влиянии на ход истории человечества. Собственно, все было бы хорошо, но он почему-то постоянно искал у меня поддержки, будто опасался, что этот горшок вовсе не шедевр, а обычная ку-ча глины. Каждое умное словесное излияние заканчивалось вопросом: «Не правда ли?»
Тогда я, проучившийся в школе на далеком Севере и не привыкший к развитым ленинградцам, еще плохо понимал, что значит прикалываться, и каждый подоб-ный выкидон принимал за чистую монету. Поэтому, в конце концов, мне ста-ло не по себе. Когда Шура спрашивал, указывая на абсолютный бред, скажем, на костяную палку-копалку, как мне это нравится, то я жутко боялся ударить лицом в грязь. Вдруг скажу, что это шедевр, а меня осмеют и наоборот. И лучшее, что пришло мне в голову - незаметно исчезнуть подальше от этого ценителя ис-кусства во время вдумчивого осмотра очередного черепочка.
Ромку я нагнал быстро. Он суетился в соседнем зале, рассматривая в различных ракурсах какую-то мраморную обнаженную девушку. Но при этом лицо его носило настолько глубокий отпечаток мысли искусствоведа, что я даже не стал подходить и прошел мимо.
Выйдя из музея, мне стало понятно: с какими великими людьми я только что культурно провел время. Конечно, они вон какие! Куда уж свинье гусям в товарищи! Мне что-то нравилось, что-то я понимал в искусстве, но не до таких же деталей. А тут попались настоящие знатоки-ценители...

На следующий день Шкляров неожиданно подошел ко мне сам и спросил о впечатлениях после Эрмитажа. Заодно его интересовало: куда это я вчера провалился. Не знаю, да и вряд ли вообще когда-нибудь уверенно смогу объяснить, почему в последнее время он стал представлять для меня интерес. Видимо, это было задумано по высшему сценарию. Сам не ожидал, но уже около месяца, безо всякого на то повода, я раздумывал об установлении каких-то дружеских отношений с ним. Некий мистический магнетизм нужного рядом человека, пустой ячейки на жизненном пути, требующей срочного заполнения. И вместо ответа я потребовал у Ромки его телефон.
- А зачем тебе? - опешил он,
- Так, просто… - замялся я. - Мало ли что... Позвонить.
- Позвонить говоришь? Ну, записывай…
И он с видом смущенной девушки, не видевшей до этого мужчин, продиктовал семь заветных цифр.
О! Это был величайший конспиратор из всех, кого я знал. Вся беда его состояла лишь в том, что начатое подпольное дело, он никогда не подкреплял конспиративными стенами со всех сторон. К примеру, он сообщает матери, что дома ночевать не будет по причине скоропостижных именин у маленькой племянницы Шурика Кристины. Ночью же, мол, возвращаться темно и страшно, поэтому, не лучше ли ему у Саши и заночевать. Мать, конечно, соглашается. Шкляров культурно прощается и летит к своей временной возлюбленной с ночной посадкой в ее аэропорту. Казалось бы, все хорошо, но Шура об этом ничего не знает, также, как и его племянница, у которой именины были полгода назад.
Около полуночи Ромкина мать вспоминает о чем-то важном и набирает Сашин телефон, чтобы поведать об этом сыну. Преспокойно спящего Александра будят злые демоны и тащат к аппарату. Сначала он просто ничего не понимает и напоминает пьяного дядю, налакавшегося до безобразия на празднике. Шура постоянно хочет спросить, какой Рома может быть в двенадцать часов ночи. Но мать Шклярова категорически настаивает услышать голос родного чада, и до Сашки доходит, что его любимый друг вновь выехал на конспиративную явку. Тогда он поспешно начинает лепетать что-то несвязное, все больше походя на алкоголика, и Ромину мать это выводит из себя. Она уже раздраженно требует конкретного ответа: где ее ребенок. Первая попавшаяся на ум трезвая мысль озаряет Шуру, и он конкретно отвечает, что Рома, как настоящий друг, только что ушел выносить мусор и скоро будет. Слово не воробей, отступать поздно.
Вполне грамотный человек рассчитает, что помойные баки находятся минутах в трех ходьбы от дома. Мать Шклярова выжидает двадцать минут на случай, если сын заблудился и унес ведро в другой микрорайон. Затем вновь уснувшего Шурика чудовищные силы опять подносят к телефону, и тот долго удивляется, почему Ромы нет до сих пор. Даже гости уже заждались и пошли его искать.
Финал можно оставить недописанным, поскольку завтра Рому, преспокойно творя-щего свои дела в эти минуты, ждет дома суровое объяснение.
Вот такие вечные проколы и выдали Шклярова в истории со мной.
Благодаря его буйной конспиративной фантазии, которой позавидовали бы даже прожженные большевики, я стал ежедневно играть во «Встречу с интересными людьми». Со мной беседовали: вино-водочный отдел гастронома №45, паспортная служба десятого отделения милиции, кинотеатры, директора магазинов, какие-то девушки и злобные пенсионеры. Каждый день Шкляров подкидывал мне новый телефон, найденный с особым цинизмом в справочнике или придуманный от балды. Думаю, что вскоре я бы пообщался и с гробовщиком из похоронной конторы, если бы мне не пришла в голову простая идея: спросить телефон Шклярова у его приятелей Миши и Саши. Те весьма охотно дали номер, оказавшийся подлинным.
До сих пор не понимаю, зачем мне это все было нужно. Добиваться общения с человеком, который уже даже не явно, а откровенно показывает, что не нуждается в твоих услугах. Почему я не послал тогда его подальше? Не знаю. Может, от скуки. Я приехал из Мурманска и друзей в Ленинграде не имел. Так, несколько знакомых, с которыми даже толком не повеселиться. А Шкляров, на мой взгляд, был самим приемлемым вариантом для совместного времяпровождения. А, возможно, это и есть судьба, которая лишь по известному ей сценарию упорно толкает тебя на то, чего быть не может, но противоречит ее задумке.
В итоге, добившись своим упорством нужного номера, я, в конце концов, выдохся бегать за дружбой и позвонил Ромке лишь пару раз под предлогом уточнения ря-да учебных вопросов.
Но уже вскоре мне пришлось прибегнуть к его помощи. Я назначил свидание. Нет, отнюдь не первой девушке в своей жизни. Я нравился некоторым своим одноклассницам. Иногда, хотя и редко, даже в Ленинграде девушки бросали на меня заинтересованные взгляды. Но все это было не то. Так официально - впервые. И к ужасу своему я осознал, что в силу своего “колхозно-северного” развития оказался готов к этому не более чем спящий караульный к нападению диверсанта. Что делать в таких случаях?! И я набрал Шкляровский номер, где мне явно должна быть оказана грамотная психологическая помощь специалиста.
Мое объяснение психолог воспринял с каким-то нездоровым весельем. Тем не менее, вскоре Ромка извинился и вежливо спросил, какого хрена от него вообще нужно. Я пояснил, что хочу лишь выяснить: какие цветы лучше купить и куда сводить. В трубке совсем неприлично хрюкнуло, и булькающий голос посоветовал нарвать возле дома одуванчиков и сводить пионерку на мультсборник. Я очень обиделся и как можно более развязным голосом сделал упор на том, что мне уже не десять лет, а уж тем более моей зна-комой. Возможно, можно было еще и сплюнуть при этом сквозь зубы, но загаживать собственный пол с учетом того, что этого все равно не увидят, не хотелось. Шкляров в момент переиграл ситуацию и отправил меня с ромашками на пионерский фильм, а девушку на фильм для взрослых. Я пришел просто в дикое бешенство и швырнул трубку на рычаги с мыслью, что с этим идиотом у меня больше не будет никаких отношений...

* * *
Наше затянувшееся молчание нарушает телефон. На проводе Александр.
- Шкляр у тебя? - спрашивает он.
- Слушай, где ты бродишь?! - ору я. - Мы тебя уже час ждем!
- Все понял! Еду!
Трубка пищит короткими гудками. Скоро соберемся втроем. Даже вчетвером, если считать Таньку. Но без Натальи. “Великолепная четверка”, как ее называли некоторые в институте, распа-лась. Она и раньше разваливалась постоянно, а я собирал ее, как дурак. И уж никак не думал, что Танька в ней останется, а Натаха вылетит. Окончательно и бесповоротно...

ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ
о том, как я впервые общаюсь с Натальей и впервые вижу Татьяну, о вреде изучения истории КПСС в общественном месте и о том, как три пирата пытаются пленить красоток в парковом пруду.

Нельзя сказать, что Наталья Самарина была красавица. Но она весьма симпатична. Впервые я увидел ее в колхозе на первом курсе, куда нас традиционно отправили вместо занятий на традиционную борьбу с бедой для страны - небывалым урожаем картошки. Эту девушку с крашеным белым чубом тогда подметили многие.
Как-то вечером я в гордом одиночестве сидел у костерка в беседке возле барака, именуемого студенческим общежитием, и мечтал о возвращении в город. Внезапно из кустов вылезла ОНА в зеленом ватнике и уселась напротив меня. Я слегка обомлел и совершенно не знал о чем с ней говорить, да и стоит ли вообще приставать к незнакомой девушке. Натаха сидела молча, сложив руки на плотно сжатых коленях и скромно поту-пив глазки. В тот момент с нее можно было писать портрет ангельского создания, являющегося эталоном непорочности.
Однако через минуту Наталья отвела взгляд от огня, нехорошо посмотрела на меня, закурила и грубым хриплым, как потом выяснилось от простуды, голосом спросила: - Ты не знаешь где можно достать пурген?
- Зачем? - решил поддержать я разговор, краснея в душе от идиотизма моего вопроса.
- Не то подумал. Нужно Артему в компот подсыпать, - зло усмехнулась она.
- Нашему начальнику? - удивленно спросил я, хотя прекрасно знал, что других Артемов у нас в лагере не водится.
- Ему самому. Пусть опоносится для смеха.
- А что он тебе такое сделал?
- Да достал уже всех, давно пора. Ну, я вижу, с тобой каши не сваришь, - презрительно махнула рукой Наталья, посмотрела на меня, как на пустое место, и не спеша пошла в барак.
Мой лотерейный билет по завоеванию сердца красотки навсегда уле-тел с потоком наивных вопросов с порывами до идиотизма...

И вот теперь я стоял на Мойке у института и наблюдал, как неподалеку за этой “террористкой” и ее не менее симпатичной подружкой ухлестывают кавалеры. Они увивались вокруг, стараясь выглядеть красавцами-петухами, а те иногда вальяжно и снисходительно улыбались. Я вздохнул, поскольку знал, что мне не стоять возле них, ибо кто я таков? И навряд ли мне эти мисс курса даже когда-нибудь благосклонно улыбнутся.
Кто-то дернул меня за руку. Я обернулся. Рядом стоял Ромка с Александром.
- Николаша, - напыщенно гордо, будто я через многие месяцы наконец-то добился его царской аудиенции, произнес Шкляров. - Ты уже сдал историю КПСС?
- Угу! - отмахнулся я от него и продолжил свое наблюдение.
- Вот, Искандер, - сказал Ромка Шурику. - Этот субъект сдал досрочно экзамен и теперь горит тимуровским желанием помочь своим старшим коллегам в освоении тяжкого пути познания.
 - Я вовсе не горю никакими желаниями, а насчет помощи тем более, - вежливо пояснил я.
Шкляров посмотрел в ту сторону, куда направлялся мой мечтательный взгляд, и рассмеялся: - А все же желание-то у тебе кое-какое имеется, Николаша. На девочек смотришь?
Я смутился, нарочито отвернулся в другую сторону и промолчал.
- Шура, ты знаешь, какой бабник стоит с нами рядом? - обратился к Ис-кандеру Ромка и тут же спросил у меня: - Кстати, как твое свидание?
- Спасибо, хорошо.
- Куда сходили?
- А твое какое дело? - огрызнулся я.
- Ладно, не злись, - примирительно сказал Шкляров. - Слушай, хочешь много женщин и даже познакомиться с парочкой из них?
Глаза мои загорелись подростковой больной мыслью: НЕУЖЕЛИ!!! Великий Дон Жуан предлагает мне что-то из своей коллекции?!
- Вижу, что хочешь, - улыбнулся своей обаятельной улыбкой Ромка. - Тогда идем с нами, но с одним условием.
- С каким? - опасливо поинтересовался я.
- Будешь научным консультантом по вопросам истории.
- Хрен с тобой, - махнул я рукой, и нужная рыбинка без сопротивления попалась Шклярову на крючок.
Куда мы идем, я решил не спрашивать, опасаясь как бы меня не выставили ко всем чертям, объявив лишним.
Ноги вынесли нас в парк Победы. Мы уселись на скамеечке посреди централь-ной аллеи, где каждый занялся своим делом: Ромка достал из пакета и уныло начал листать чудовищно огромный учебник о КПСС, Шурик с нездоровым интересом раскрыл материалы очередного съезда, а я, поняв, что показа коллекции не будет, расслабился и принялся считать на небе ворон. Изредка я отвлекался от этого интеллектуального занятия, чтобы высказать свое ценное соображение по историческому пути нашей родной партии.
Проходящие мимо, по большей части молодежь, с опаской поглядывали на нашу троицу и почтительно обходили умно-больные головы на расстоянии, где эта инфекция не сможет поразить их мозговые центры.
Вскоре Шкляров отвлекся от захватывающего чтения, впрочем, как и всегда, и, прикрывшись учебником, начал из-за него с видом советского разведчика следить за прохожими. Заметив уже десятую девушку, шарахнувшуюся от нашей скамейки, как от бешеного слона, Ромка обвинил во всем Шурика. Хотя Александра, да уже и меня, подобный ход процесса вполне устраивал, Шкляров оказался им явно недоволен.
Я скромно поинтересовался, зачем он сюда приперся: учиться на свежем воздухе или клеить девочек. Из краткого лаконичного Ромкиного ответа я узнал о себе горькую правду. Оказалось, что меня родили придурком. Утешился я лишь тем, что Шура стал моим собратом по несчастью. Данный выпад меня оскорбил, и в душе я поклялся больше не оказывать дружеской учебной помощи этому хаму. Александр сделал проще. Он вновь углубился в изучение партийных речей.
Шкляров спел какую-то пошлую песенку и горько произнес: - Раз так, то поехали хотя бы на лодочках зубрить. Все разнообразие какое.
Александр вздохнул, с досадой сплюнул в сторону Ромки и, захлопнув книжку, встал со скамейки. Шкляров радостно вскочил и поскакал к лодочной станции, как перевозбужденный конь, весело щебеча очередную историю из своих многочисленных экстремальных похождений.
Взяв нечто, что сложно назвать лодкой даже в состоянии сильного алкогольного опьянения, мы отправились в великое прудовое путешествие. Я сидел на веслах, Шурик читал продолжение “фантастического романа”, а впередсмотрящий на носу лихорадочно крутил головой по сторонам, что-то вынюхивая. Лишь иногда он заглядывал в учебник, словно пытаясь сверить курс нашего дредноута. Однако корсаров, свирепых туземцев и страждущих пленения красавиц на горизонте так и не появилось, и Шкляров заскучал. Он начал словесно-язвительно щипать Алек-сандра, но тот благоразумно не отвечал. Тогда словоблудие Ромки перекинулось на ме-ня. То я греб не туда, то не так, то не тем веслом. В итоге меня это ра-зозлило, и я предложил Шклярову свое место. Тот пробурчал, что все мы сволочи и что он, конечно, не первый в мире гребец (чувство самокритики никогда не покидало Рому), но все же класс сейчас покажет.
Едва не перевернув нашу посудину, он уселся на весла. Деревянные лопасти в его руках жалобно застонали, обдав нас потоком брызг, и лодка начала набирать обороты. Не могу сказать, как называлась та траектория, по которой скачками передвигалось наше корыто. Скорее всего, синусоида, но начиналась и замыкалась она постоянно в точке старта. Возможно, это был некий хитрый стратегический маневр, поскольку мы привлекли внимание многих отдыхающих. Некоторые с берега стали давать советы. Но девушек в толпе этих ротозеев не оказа-лось. Поэтому Шкляров пояснил нам, что сегодня он не в форме, и с трудом причалил к берегу.
Прошло около получаса. Я разлегся загорать в лодке, Шурик уснул в процессе захватывающего чтения, но Ромка, несмотря на усталость, не терял надежды. И не-бо вознаградило его мужество.
В десяти шагах от нас остановились ровно три симпатичных девушки, которые нежным басом пэтэушниц попросили спичек. Ромка, вылезая из лодки, разбудил ногой Шурика и приказал нам сидеть тихо и наблюдать, как он поса-дит сейчас в нашу лодку трех молодых глупых овечек.
Небрежной походкой просоленного морячка Шкляров подошел к девушкам и, пришвартовавшись, подмигнул, гордо объявив, что у него есть кое-что получше, чем спички. При этих словах три дамы одновременно вопросительно уставились на его ширинку. Но Ромка разбил их пошлые ожидания. С видом короля магии он вытащил из кармана зажигалку и улыбнулся дамам так, как будто хотел их укусить. Однако, девушки не испугались и, смело вставив в рот по сигарете, застыли в ожидании. И тут Шкляровский прибор дал осечку.
Ничуть не смутившись, Ромка прочитал краткую лекцию о том, что любая техника может давать сбои, и щелкнул еще раз. Результат ничуть не отличался от первого. Тогда Шкляров сослался на скверный ураганный ветер, кото-рого кроме него никто почему-то не заметил, и накрыл голову пиджаком. В не совсем приличной позе он стал играть в Прометея. Периодически на свет божий появлялась его голова и вещала о ходе эксперимента.
В тот момент, когда Шкляров вновь скрылся в своей секретной технической лаборатории, к берегу подошла лодка с тремя юнцами, у которых наш-лись спички, и сердца девушек бесшумно перекочевали к ним.
Страшно было смотреть на Ромкино лицо, когда он наконец-то добыл огонь и обнаружил жестокую коварную измену. Плюнув в сторону уплывающих по его словам шмар, помрачневший Шкляров вернулся в лодку.
Теперь он жаждал мщения. Лучшего, чем снять еще девушек назло “этим дурам”, Ромка так и не придумал.
Через пять минут наблюдения Шкляров вдалеке заметил очередных трех юных дев, летящих в полном одиночестве по водной глади на такой же посудине с инвентарным номером “АМ-03”, и сделал им рукой какой-то знак, вероятно ритуально-магический, но более похожий на разгон роя мух. Те помахали нам.
На весла уселся я, поскольку Ромка сослался на то, что он и без того чересчур много для нас делает, а Александр сердито заявил, что вообще пришел сюда учиться, а не вылавливать в пруду проплывающих мимо девиц сомнительного поведе-ния. Я подналег на лопасти.
Гонялись мы за ними долго. Девушки, хихикая, упорно уклонялись от встречи с нами. Я уже порядком взмок, а Шура даже отложил учебник и с интересом ждал развязки.
Но все-таки наша лодка поравнялась с их плавсредством. Александр вдруг изменился в лице, на котором стало явно написано, что перед нами не кучка золота, а гора навоза. Я развернулся, со страхом посмотрев на слабый пол, который невозможно догнать на лодке, и увидел улыбающийся до ушей рот с наполовину отсутствующими зубами на лице костромско-пролетарского происхождения, усыпанном веснушками размером с птичье яйцо. Остальные две девицы, по всей видимости, приходившиеся сестрами этому божественному созданию, отличались лишь размером веснушек в большую или меньшую стороны. Главное видение игриво погрозило мне кривым пальчиком и с опаской оттолкнуло нашу посудину, словно мы сейчас на глазах добропорядочных отдыхающих совершим акт изнасилования в жестокой форме...
Спустя несколько секунд уже нам пришлось уходить от погони. Наверное, у этих образчиков такой закон, что если лодка молодого человека прикоснулась к лодке девушки, то она (имею в виду девушка) уже обесчещена. Иначе столь бурный интерес к нам этих костромских крокодилов никак не объяснить.
Капитан Шкляров как-то погрустнел и приказал всем сойти на берег, где мы вновь встретили первых трех неудачных знакомых. Но на этот раз спички им были не нужны, и они с непонятным фырканьем гордо проследовали мимо, виляя бедрами, чем окончательно вогнали в тоску Романа.
Мы двинули к дому. Шура страшно ругался, доказывая, что завтра у него экзамен. Шкляров пытался заткнуть его, убеждая брать с него пример. Я же плелся молча. Девушки были больше никому не нужны...

ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
о нравах, творящихся в колхозе среди второкурсников, о битве морали с аморальностью и о том, как при этом страдают невинные люди, о приезде великой и ужасной Скворцовой, о том, как плохо быть выше других, и о последствиях всего этого для меня.

После этого случая мы разъехались кто куда на каникулы, и Ромку в течение лета я больше не встречал. В следующий раз он появляется на го-ризонте описания лишь в конце августа, во время традиционного отъезда в колхоз.
Это была очередная традиционная поездка, но уже студентов – второкурсников. Нас разместили в бараке, выделив мужикам одну здоровую клетушку. Рома, что характерно, занял место поближе к фанерной стене, за которой томились нежные существа. Моя кровать располагалась в противоположной стороне.
Когда все разлеглись по своим лежанкам отдохнуть после дороги, то за стеной запела одна из невольниц. Пела она, надо отдать должное, хорошо, но всегда душещипательные песни о неразделенной любви и жизненных трагедиях с постоянным душевным надломом. Хотя помимо голоса ей похвастаться больше было нечем. Разве что ненасытной, возникающей моментально половой страстью ко всему, что движется.
Пройдет время, она выйдет замуж и принесет мужу в подарок перечень из шестьсот тридцати пяти поз с правилами технической эксплуатации в картинках. Каждую ночь по ее инициативе молодожены будут учить по позе и вспоминать усвоенный материал. На девяносто девятый день муж по-кинет несчастную женщину. Не стану утверждать по какой причине, но уверен, что девяносто восемь дней и ночей изнурительной учебы для сильной полови-ны сыграли здесь не последнюю роль.
Так вот. Звали эту секс-бомбу (во всех смыслах) Олеся. Обладательница этого нежно-белорусского имени вскоре сыграет большую роль в моей дальнейшей жизни, причем, увы, для нее неосознанно.
Голос Олеси привлек внимание двоих: моего соседа Валеру Воронкова и Шклярова. Посовещавшись шепотом через всю нашу комнату, они решили сходить в гости к заключенным из соседней камеры. Ромка, как истинный ценитель прекрасного, а Валера в виде талантливого исполнителя песен для обмена опытом. Хотя, на мой взгляд, обмениваться ему было явно нечем. Несмотря на то, что, Воронков считал себя звездным автором-испол-нителем, он знал и умел играть на гитаре лишь одну трагичную песню, да и то не свою, про Колыму с тайгой и тундрой. Какой придурок его выучил этому шедевру не знаю. Но то, что Валера через неделю уже затерроризировал всех своим песнопением, могу сказать точно. Даже если “поклоннику” его творчества, коими по мнению «барда» являлись все, и удавалось вовремя спрятаться, то все равно в день он слушал этот песенный ше-девр раз пять.
В общем, два поклонника искусства отправились послушать песен-ки и, может быть, как сказал Рома, познакомиться. Меня, неожиданно полюбившего авторские песни, они с собой не взяли, выдав при этом весьма странное объяснение, что третий в искусстве - лишний.
Песенок талант и критик так больше и не услышали, поскольку гита-ра сразу же замолчала при их появлении, а вот знакомство завели. У Валеры мгновенно вспыхнула довольно скоротечная любовь к певице, а Шкляров встретил некую Белоснежку. Имя того, кто в шутку дал ей такое прозвище, уже покрыто пылью веков. Если бы это создание, ставшее потом работать грузчицей в порту, повстречало бы в лесу бедных гномиков, то от малышей просто бы ни-чего не осталось. Их сразу же разнесло бы при малейшей попытке недозволенного флирта. Ромка оказался не из пугливых, к тому же душа у Ленки-Белоснежки была очень добрая и безотказная. И когда Валера через три дня покинул Олесю вместе с ее голосом (или она не вынесла его грустной песни), Шкляров упорно продолжил посещать женское отделение под номером 1А.
В 1Б, за тонкой занавесочкой, спали исключительно девственницы и трезвенницы, создав этакую монастырскую коммуну. Настоятельницей в ней была некая Инна, прозванная девушкой-квадратиком за свое мощное абсолютно квадратное тело с выходящими из него тоненькими ножками. Она и являлась главной силой порядка и морали, противостоящей злой Белоснежке с ее аморальными кознями.
Первая моя стычка со Шкляровым в новом сезоне произошла именно из-за этой ниндзя.
Инна сразу издала приказ по коммуне о введении комендантского часа. С 24-00 до 8-00 следующего утра мужским особям строжайше запрещалось находиться на территории кубрика 1А и уж тем паче - 1Б. За невыполнение - смертная казнь. Что подразумевалось под казнью, похоже, плохо понимала и сама Инна, но то, что мало при этом не будет, не вызывало ни тени сомнения у любого мужика.
Вход к жаждущим любви и общения дамам был один: через кубрик коммуны мимо кровати “квадратика”, расположенной вместо сигнализации как раз у самой входной двери. К счастью, Инна засыпала довольно рано и крепко, чтобы завтра выйти на поле со свежими силами, и поэтому под покровом темноты все желающие, стараясь не вдарить дверью по кровати, преспокойно проползали к прекрасным Брунгильдам. Там они тихо веселились, кое-кто занимался барачной любовью (у кого было с кем), и около часов трех ночи гости бесшумно раз-бредались, дабы утром не попасться в лапы карателя. Но как-то раз Рома решил полежать немного рядом с Белоснежкой и мило заснул.
На утро мы не обнаружили Шклярова и увидели, что его кровать всю ночь пропустовала. Причем о его местонахождении никто даже не мог догадаться. Не появился Ромка и к завтраку. Мы уже не знали, что и подумать. Шкляров ввалился лишь за полчаса до выхода на работу в весьма подозрительной обтягивающей футболке с трогательным сердечком на груди, которой раньше у него точно не было. 3лой и всклокоченный, с помятой физиономией, он сел на кровать и полез к себе в сумку за припасами на черный день. Оттуда Шкляров достал кусок копченой колбасы, черствую французскую булку и... Варенье съел этой ночью его друг и сосед Миша, решивший провести национализацию питания среди ряда буржуазных элементов. Это еще больше завело голодного Ромку.
Я сдуру поинтересовался: где его носило всю ночь. В ответ на свой безобидный вопрос я получил пару ругательств и корку от булки в голову, что сильно меня обидело. Я отошел в сторону, решив не связываться с больным на голову.
Рома сидел как бешеный маленький лев, угрюмо клацал челюстями, и никто не рисковал больше задавать ему вопросы. Может быть, все так и закончилось, если бы дверь не открылась, и на пороге не показалась Наталья.
Нагло осмотрев содержимое нашей конуры, она нашла взглядом Шклярова и неспешно направилась к нему. В руках ее покоилась футболка, кото-рую все неоднократно наблюдали на Ромке. Подойдя к нему, Натаха нежно предложила совершить товарный обмен, поскольку Шкляров случайно напялил ее вещь. Ромка слегка покрылся румянцем, однако, криво улыбнулся и удовлетворил просьбу девушки.
Не успели все переварить загадочную ситуацию в плане, с кем же спал Шкляров, как на пороге вновь появилась Наталья и уже, будто у старьевщика-прокатчика, ласково потребовала, чтобы Ромочка проверил: точно ли его ле-вый сапог соответствует размеру его ноги. Почему-то у девушки заро-дилось сомнение, что он должен быть несколько меньше. В руке она дер-жала другой левый сапог, именно для Шклярова.
После того, как дверь за Натальей снова закрылась, Ромка принялся остервене-ло отрывать куски булки и в глухой тишине еще сильнее заклацал челюстями. Я долго крепился, но все же заржал. Дурная моя черта: когда человек попадает в гаденькую историю, всегда заливаться идиотским смехом, переходящим в гогот. За это я вновь получил остатками булки по голове, а для полного бутерброда Шкляров некультурно предложил мне заехать кулаком в лоб.
Лишь несколько месяцев спустя ситуация прояснилась. Уснувший подле Белоснежки Шкляров проснулся уже утром, далеко после подъема. В мозгу его тут же всплыл голос Инны: «Кого увижу - убью”! Ромка по-нял, что находится в засаде, его карты раскрыты, и он не кто иной, как потенциальный смертник. Надеясь все-таки прорваться к своим из окружения, Шкляров стал лихорадочно одеваться, мало обращая внимания, куда всовывает свое тело, скромно именуемое им самим могучим торсом. Выбрав удобный момент, Рома проскочил через заградительные посты, захватив с собой трофеи: футболку и левый резиновый сапог. А мы в итоге из-за бдительности Инночки разругались...

Разговаривал Шкляров со мной теперь лишь по долгу службы. Дело в том, что было создано две бригады, в одной из которых я числился бригадиром. Работали парами: юноша-девушка. Рома сразу понял прелести такого формирования. Девушка, по его мнению, обязана была собирать картошку, выдавая две нормы за себя и за того парня, а юноша в это время должен порхать, как мотылек, и набираться сил, чтобы дотащить потом две корзины до трактора. Однако в связи с ежедневной головной болью после перепития Рома если и напоминал мотылька, то лишь отяжелевшего от водки и упавшего в борозду. Точнее на металлическую корзинку. Он сидел, безжизненно уронив крылышки, и жаловался на свою горькую судьбинушку, ища сочувствия у на-парницы с великолепной, по его словам, грудью, но далеко не великолепной внешностью. Естественно, Шкляров добивался своего, и коллега работала как двухтактный генератор.
Мне было больно смотреть на Ромкины мучения, и я регулярно пытался вылечить его трудотерапией. В итоге нашей непродолжительной беседы Шкляров благодарил меня за столь высокое внимание к его персоне, но предпочитал лучше умереть.
Вторая стычка с ним состоялась вскоре. За день до этого, ночью, я сидел в беседке у костра. Все скамейки были забиты. Кто-то играл на гитаре, кто-то травил байки, остальные, «раскинув варежки», слушали. У костра грелась собака, изредка вздрагивающая при взрывах гогота. В общем, было все мирно, спокойно, и ничто не предвещало беды.
Внезапно из темноты появилась Наталья. Ей охотно уступили место в середине. Натаха села, как всегда немного помолчала, и неожиданно в пустоту каким-то трагически-надрывным голосом произнесла: «Завтра приедет Скворцова».
Рука гитариста безжизненно сорвалась со струн, и те жалобно зарыдали. Повисла гнетущая тишина, лишь жалобно скулила собака, словно предчувствуя грозное непоправимое бедствие. Мой сосед поежился: не то от холода, не то от страха. И с этого момента я стал бояться встречи с грозным монстром по фамилии Скворцова, о котором еще минуту назад даже не подозревал.
Как она приехала, я не видел, но понял это по Ромке. Он пришел на танцы пьяный в дупель и убивающий все живое в радиусе нескольких метров чудовищным запахом дешевого лосьона “Огуречный”. Поскольку спиртного до сего вечера ни у кого уже не оставалось, а все попытки гонцов прорваться в магазин пресекались бдительным начальством, то я до-гадался о приезде ожидаемого монстра. Лосьон же, как потом оказалось, в первый и последний раз Ромка выпил у Белоснежки в состоянии уже глубокого стопора, чтобы догнаться, по причине окончившихся нормальных напитков.
В этот вечер Шкляров на явном автопилоте упорно и грязно приставал к Олесе, которая только и думала, как подцепить мужика, и потому оказалась устойчивой к “пьянящему” аромату ухажера. Меня черт дернул присесть рядом с этой страстной девушкой печального образа. Мужская пьяная кровь вскипела в Ромкином теле, и он взревновал ко мне. Шкляров неловко облапил Олесю, заставив биться ее сердце в три раза быстрее не то от разгоревшейся страсти, не то от удушья, и начал бросать на меня косые взгляды злобного хорька, на которого только что наступили. Я искренне не понимал его намеков и смотрел вообще в другую сторону. Тогда он решил подкрепить свой испепеляющий взор фразой: «Убирайся отсюда живее! Не ви-дишь, я с женщиной?»
Я уважил просьбу Ромки, готового уже пустить в ход кулаки, и отсел в сторону. По всей видимости, вскоре его мозг немного прояснился, поскольку Шкляров наконец увидел кого же все-таки обнимает, испугался и поспешно ретировался, введя Олесю в пучину разочарования. Я же перестал с ним разговаривать совсем...

Скворцову мне довелось встретить только на другой день в поле. Это была та самая подружка Натахи, которую я видел на Мойке. Она подошла ко мне и ласково, как младшему брату, предложила обменять яблоко, сорванное для нее воздыхателями в ближайшем огороде, на мою корзину картошки, поскольку перетруждаться ей не хотелось, а норму выполнять требовалось. Поначалу я возмутился таким неполноценным обменом. Но я был горд, что такая девушка заговорила со мной первой, да еще и не просто так, а с явной целью. К тому же против того, чтобы вкусить яблочко, я ничего не имел. Поэтому, прикинув, приписал себе два несобранных ведра и получил сразу два плода. Кстати, приписки были довольно распространенным явлением в различных целях, особенно по просьбе трудящихся, из-за чего по окончании работ председатель колхоза впал в вечную задумчивость. Он так и не смог понять, кто украл половину собранного урожая из его хранилищ. А с этой яблочной фарцовщицей мне пообщаться в колхозе больше не довелось.
К моему удивлению ничего ужасного Скворцова собой не представляла, да и вела себя скромно и непорочно. Я уже не знал, что и подумать, начав раскаиваться в первоначальном представлении о ней. Но вскоре она сбежала из лагеря в город, и мои думы заменили другие важные дела...

В третий и последний раз я разругался со Шкляровым в колхозе по пьяному делу. На этот раз оба хорошо накачались в знак примирения раздобытыми кем-то в местном магазине водкой и “Портвейном” и чувствовали себя в одинаковой весовой категории.
Все аморальщики собрались в лесу у костра, но припозднившимся мне и Ромке не хватило места. Тогда Белоснежка попросила "свою радость" прогуляться за бревном, лежащим неподалеку. В помощь она дала меня и еще некоего Вадика не в лучшем состоянии. Они были примерно одного роста, но на полголовы, или даже на три четверти, ниже, чем я. Поэтому для экстерьера меня вставили в середину, а два кадра встали по краям полена.
Однако через несколько шагов Шкляров завопил, что так нечестно, что ему тяжело, поскольку я не принимаю участия в доставке бревна адресату. Действительно, они несли деревяшку на вытянутых руках, а мои верхние конечности пребывали в согнутом положении, и груз не особо тяготил мои плечи.
Пришлось мне поднять руки. И теперь я почувствовал всю массу бревна. Меня даже занесло в сторону. Однако мои помощники остались стоять на прежнем месте. Два идиота теперь просто не доставали до бревна и заливались над бедным муравьем, несущим соломинку. Это обидело бы меня на трезвую голову, но сейчас просто взбесило. Я швырнул бревно в негодяев (насколько хватило сил), вырвал для полной острастки из земли какое-то дерево толщиной в палец, переломил его об колено и ушел в барак. Вопреки моим ожиданиям, догонять меня никто не бросился, и я принципиально перестал замечать Ромку.
А вскоре наш барак разъехался по домам...

ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТОЕ
о том, как я впервые иду в гости к Ромке, о трех фазах опьянения Шклярова, о том, как плохо, когда кончается выпивка, о вреде этой беды для юношеского организма, и о молодецких забавах.

В первый день начала занятий по Шкляровскому календарю я торчал на набережной возле входа в институт рядом с одногрупником Вадиком и его другом Сашей и перемалывал косточки гаду-преподавателю. Откуда-то из осенних сумерек вынырнул Ромка и подошел к нам. Полностью проигнорировав мое присутствие, приняв меня в потемках, видимо, за памятник, он вместе с Вадиком тут же приступил к обсуждению жизненно-важного вопроса, какой емкости пузырь лучше брать. Данная острая проблема состояла не в возможностях желудка и организма в целом, а в деньгах. Хватило на 0,75 л.
Это были еще добрые времена, когда вечером можно было зайти в магазин и спокойно купить что надо и сколько надо. Предлагаемый ассортимент алкоголя уже совсем не отличался разнообразием, но по единице каждого вида набиралось. Поэтому Шкляров сбегал в официально курируемый нашим институтом магазин “Вино” и вскоре вернулся с бутылью "Пшеничной", прихватив на остаток пузырь с какой-то марочной бормотухой. Он свистнул Сашке с Вадиком, и втроем они куда-то понеслись.
Мне не хотелось топать до метро одному, и я пристроился за их компанией. Большого энтузиазма со стороны Шклярова это не вызвало, а тем более радости, но он не имел ничего против моего временного присутствия.
Через минуты две я стал вести себя просто вызывающе. Этим вечером мне абсолютно было нечего делать, мать уехала на выходные к кому-то в гости на дачу, и поэтому я начал требовать от Шклярова приглашения в гости, поскольку понял,что банкет произойдет именно в его хоромах. Ромка упорно не слышал моих просьб и даже не обращал внимания на уговоры поддержавших меня собутыльников. Бананы выпали из его нежных ушей лишь тогда, когда от меня последовало клятвенное заверение в том, что их выпивки мне и даром не надо. И с условием, что я не вобьюсь в долю, приглашение все же последовало.
По пути к нам еще неожиданно пристал Искандер, возникший откуда-то из-за фонарного столба на Невском. Кстати, почему у Александра появилась такая кличка, не знал даже сам автор, коим являлся Ромка. Однако, с твердой уверенностью могу сказать: к писателю Фазилю Искандеру Шура вообще не имеет никакого отношения.
Впятером мы ввалились в Ромкину квартиру. Вскоре был готов щедрый стол, вмещающий на себе две бутылки, помидоры, нарубленные, по всей видимости, Шкляровым при помощи топора, шикарная яичница с колбасой, которой хватило бы только на одного человека, и масло с хлебом, покрывшимся пылью веков.
Я мужественно отказался понюхать даже пробку от водочной бутылки, и это окончательно растопило сердце Ромки. Он достал из серванта здоровый стеклянный флакон с плескающейся на дне жидкостью, рассказав при этом трагическую историю о том, что еще недавно этот подаренный матери сосуд был полон. Шкляров решил попробовать, что же изготовляют паразиты-капиталисты. К его удивлению емкость оказалась слишком маленькой в объеме, чего не скажешь по внешнему виду. Скоро вернется из отпуска мать и, скорее всего, тоже удивится, правда, ее должна поразить испаряемость французского вина.
- Теперь чего уж, - горестно вздохнул Ромка. - Я раньше водой долить хотел, но уже поздно спохватился. Допивай, Николаша!
И мы выпили. Потом еще и еще.
Вначале стол превратился в мусорную кучу, а потом иссякла водка с моим вином.
Пока Шурик из двух последних в доме яиц готовил закуску, Ромка разлил марочное уже всем, в том числе и мне. Бутылка опустела быстро, и Шкляров впал в депрессию.
Вообще он проходит в данном процеcсе три фирменные стадии алкоголизма. Вначале застолья, после первых стопок, Ромка веселится, словесно покусывает всех собутыльников, а если рядом Шурик, то именно он всегда становится предметом его острот. Как правило, Шкляров всегда рассчитывает на большее, нежели содержится на столе, и ему обязательно не хватает для полного счастья сотни-другой грамм. Поэтому начинается вторая стадия - великая депрессия. Ромка резко меняется в лице, мрачнеет и замыкается в себе. Когда остальные доедают остатки закуски, Шкляров с видом небесного создания пускается в весьма пространные философские рассуждения о бытие и материи. Его совсем не интересует, что смысл речей мало понятен окружающим. Пик депрессии настает тогда, когда Ромка начинает уводить с собой кого-либо и уединяться с ним на кухне. В этот момент возможно все. Вы рискуете узнать о чем угодно, в большей части такие сведения, в которых Шкляров не компетентен или недокомпетентен. При этом он изображает большого знатока данной темы и очень обижается на невнимание или возражение. В итоге любой подобной беседы Ромка приходит к выводу, что неплохо бы добавить. И если добавлять совсем нечего, то депрессия заканчивается только на следующее утро без вступления в третью фазу. Но если вдруг что-то находится, то Шкляров преображается на глазах. Его не узнать. Он веселится, гримасничает и его тянет на подвиги. Героическая тематика самая разнообразная: от акробатических номеров до штурма женских сердец. Пыл к подвигам охлаждается, как правило, уже во сне.
В этот раз Шкляров на кухне упорно стал убеждать меня, что я просто не доживу до следующего дня, если не узнаю, как же наркоманы курят травку. Я подумал, что, может, в самом деле, это мне так необходимо знать, и согласился на просмотр.
Ромка начал изображать это пантомимой. Он всасывал в себя воздух со страшным свистом. И если бы не глаза, которые при определенных возможностях легких начинали выкатываться наружу с угрозой совсем выпасть и потеряться, то Шкляров, вероятно, вобрал бы в себя всю воздушную оболочку вместе со мной.
Затем он сидел надутый, с идиотской физиономией около минуты, после чего начинал, как проколотый шар, постепенно выпускать из себя воздух. Это действо сопровождалось периодическими запорами, когда из Ромки ничего не шло, но при этом он громко кряхтел.
После четырехактной пьесы Шкляров исполнил еще действие на "бис" и впал в состояние прострации, как будто действительно забил косячок-другой.
Мы вернулись назад, и Ромка тут же стал доказывать заскучавшим гостям, что выпито мало, и что где-то у него стоит бутылочка доброго домашнего яблочного винца. Все дружным гулом поддержали его домыслы, особенно Шура, который просто обожал бормотуху самопального изготовления.
Ромка с минуту чихал под кроватью в спальне, а затем вернулся с полулитровым пузырем и разлил всем. Я понюхал свою порцию, которая своим резким запахом навеяла воспоминания о кошачьих метках. Однако, чтобы не показывать серость, мне пришлось промолчать о смутных подозрениях.
Вадик осушил фужер, крякнул и похвалил вино. Но Шура после своего, залпом выпитого бокала, начал вести себя несколько странно. Подобно цветомузыке он стал менять цвет лица в такт музыке, орущей за его спиной, при этом нехорошо покашливая. Вначале Александр посинел, затем позеленел, отдавая желтизной, и в момент экстаза певца приобрел багровый цвет, прохрипев, что ему нужно в одно место.
Вскоре он вернулся и сколь можно вежливо пояснил, что эта жидкость мало похожа на вино и на спиртное вообще. Я тоже не замедлил высказать свои опасения. Шкляров с видом опытного дегустатора понюхал свою долю, попробовал ее на язык и сделал заключение, что перепутал в потемках и притащил яблочный уксус. В связи с этим Ромка принес свои извинения, явно не облегчившие душу Шуре, а уж тем более Вадику, который прозрел и увидел насколько же он пьян, если глушит такую дрянь.
Чтобы загладить свою вину, Шкляров порылся в спальне еще, приволок бутыль со спиртом и отлил из нее немного. Пустое пространство в пузыре он натренированно долил водой и затем унес спирт на место.
На этот раз все долго нюхали свои стопки, с опаской взирая на потенциального убийцу. И хотя из них несло чистым спиртом, и они просто уговаривали выпить их, никто не решался показать пример. Повисла гнетущая минута молчания.
Наконец, "Клуб самоубийц" постановил кинуть на морского. Не повезло мне. Я мужественно осушил свою стопку и... О, боже! Спирт мне довелось попробовать впервые. И хотя на мою голову обрушилась куча советов перед этим мероприятием, вонюче-дурманящая жидкость застряла в горле. По всей видимости, она нашла там ямку и преспокойно задремала, посмеиваясь изредка надо мной. Я бросился в ванную. Но спирт не желал ни возвращаться назад, ни проходить в желудок. Я хрипел, извивался, но все было тщетно.
Под звуки, доносившиеся из ванной, в души остальных в это время закралось сомнение, отчего они дружно посмотрели угрожающе на Шклярова. Вадик, наконец, решил проститься с уксусом и отправился ломиться ко мне в дверь, решив заодно выяснить обстановку.
Наверное, спирт испугался грохота, создаваемого этим товарищем, и поэтому в нечеловеческой позе какого-то зародыша мне удалось заглотить его вовнутрь. Полузадохнувшийся, но довольный я вышел из ванной, объявив, что это пить можно. Все набросились на свои стопки. Даже Вадик раздумал вершить мрачные дела и вернулся. Но мне на риск больше идти не хотелось, да и голова куда-то полетела. Поэтому остальное допили без моего участия. Допили и одурели.
Ветер странствий вынес порезвиться нас на улицу. Стояла ночь. Люди спали, и лишь разобщенно в некоторых окнах еще горел свет или мерцали ночники. Вскоре подул ветерок, а с неба что-то закапало. Стало скучно и тоскливо.
Сейчас не помню, кому в голову пришла идея двигать машины. Впятером мы поднимали их как пушинки, устраивая завалы на дорогах. Вершиной нашего творчества являлся монумент ретро-водителям. Старенький "Москвич-402" был перенесен от подъезда и водружен в центре огромного газона. Удовлетворившись своей работой, мы отправились к Ромке спать.
Шкляров шел в хвосте колонны архитекторов и размахивал какой-то штуковиной. При ближайшем рассмотрении штуковина оказалась зеркалом от чьей-то машины. Он притащил его домой, швырнул в угол и завалился спать.
Проснулся я раньше всех. Тихо прокрался к Ромке и сообщил о своем отъезде. Тот протер глаза, кивнул мне, прочел какую-то бредово-пошлую лекцию о настоящих причинах утренней эрекции после сна, и отключился. Озадаченный его умными открытиями в половой культуре, я вышел из дома и до своего дивана размышлял: сколько еще непознанного таит в себе мать-природа.
Разбудил меня телефонный звонок. Ромка сообщил, что все уже ушли, а он никак не может понять, кто забыл зеркало от машины. Я отклонил его гипотезу о каком-либо отношении ко мне этой вещицы и уж тем более к Шурику, и с сожалением отметил, что зеркало принадлежит теперь Шклярову, рассказав о вчерашних забавах. Ромка не поверил и потребовал правды, даже если она будет горькой. Я поклялся как перед законом и повторил свой рассказ. Тогда Шкляров почему-то обиделся и бросил трубку...

* * *

Звонят в дверь. Пришли Шурик и Танька. Они встретились в подъезде, и теперь оба смотрят оценивающе на Ромку. Шкляров рассыпает всем гаденькие комплименты и уходит в комнату.
Пока Александр и Ромка заливают друг друга водопадами эмоций, я прошу Татьяну приготовить что-нибудь по типу закуски, а сам отправляюсь искать счастья в винных магазинах. Авось повезет, так хоть пива куплю.

ВОСПОМИНАНИЕ ШЕСТОЕ
о трудностях похода на концерт, о новом увлечении Шклярова, о тяготах подготовки к сессии и о быстром решении перехода в другую группу с мучительным ее выбором.

Тот романтик, кто ждет от меня рассказа о какой-то умопомрачительной любви, пусть оставит это дурное занятие и не тратит времени зря. Лучше употребить его на более полезные дела, поскольку вся беда в том, что внимания у него маловато. Еще ведь в названии намекается на то, что высокой книжной любви здесь не будет вовсе. - Как?! - возможно всплеснете вы разочарованно руками. Да, да. Это всего лишь записки о моем друге, который любил, быть может, а, может, это лишь показалось окружавшим его знакомым. Это записки отнюдь не о нравственном становлении советской молодежи и об их сознательном строительстве оплота коммунизма. Но и ничего особенного, шокирующего в них нет. Это лишь мои воспоминания в первую очередь для меня и для моих друзей. И я считаю, что они нужны мне. Кто же считает их ненужными, неинтересными - вправе закрыть эти страницы. Ничего нового и ценного для своего развития он, наверное, здесь не найдет. У меня нет известного имени, ради которого можно промучиться, а потом всем хвастаться, что это осилил. Читайте, если Вам действительно интересно, а коли не хотите, то не обижусь. Итак, подумайте хорошенько. Время пошло...



Ну что ж, я рад, если Вы продолжили чтение. Сейчас на мой счет можно предъявить только одно обвинение: уж не слишком ли затянута вступительная часть. Очевидно, если бы это было вступление. Действие ведь идет. Но даже более придирчивый читатель скоро уже не сможет возразить, так как я перехожу непосредственно к сюжету - взаимоотношения главного героя с предметом его вожделений и похоти. Хотя не стоит ждать, что я стану выкапывать залежавшиеся пласты грязного белья. Этого не будет.
Итак, с Вашего позволения продолжаю....

* * *

Прошло еще три месяца. С Ромкой все это время я встречался только в институте. У каждого появилась своя компания, свои личные дела. Правда, иногда мы еще общались по телефону, но исключительно поверхностно. Чем занимался эти месяцы Шкляров, сказать не берусь. Не знает об этом и Шурик, с которым Ромка порой встречался. Могу лишь утверждать, что без женщины здесь не обошлось. Хотя Белоснежка отошла на второй план, а потом и вовсе испарилась. И вот почему.
Как-то еще в октябре, примерно через неделю после вышеописанной пьянки, я, Александр и Ромка решили немного культурно отдохнуть, сходив на концерт популярного тогда Юрия Лозы. Отдыха, конечно же, из этого не вышло ни на грамм.
Все три билета находились у меня. Сдуру взял. Это только потом я понял.
У Шклярова чувство времени отсутствует при любых обстоятельствах. Он просто наивно уверен, что если подождем я или Шура, то подождет любой: будь то артист или пилот самолета. Иногда мне, одурманенному неумолимо нависшей над нами угрозой НАТО, упорно долбила голову мысль: а, не дай бог, война. И времени на сборы пять минут дадут. Не успел укрыться - не судьба. Что, Ромочка решит, будто и ракеты его подождут?
В общем, начало концерта я и Александр смотрели на выходе с эскалатора. Своеобразный парад-алле по большей части унылых лиц в метро. Шура иногда еще пытался делать вид, что и такое зрелище его вполне устраивает. Я же бесился не переставая, жалея и Лозу, не увидевшего меня в роли поклонника и потраченные на это полтора рубля.
Лично у меня сложилось такое впечатление, что Шкляров специально торчал под землей и терпеливо ожидал, пока взорвется Искандер, поскольку, когда Александр тоже пришел в ярость, то Ромкин торс приехал немедленно.
Затем состоялись тараканьи бега. Впереди на полусогнутых несся Шкляров с выхваченными у меня билетами, а за ним с матом и угрозами мы. Прохожие испуганно прижимались к стенам домов, пропуская вперед трех ненормальных.
К превеликому Ромкиному везению нас еще пустили в зал.
Первое отделение, состоящее из нагрузочных элементов, я плохо помню, так как приходил в себя после забега. Врезалось в память лишь то, что Шура вел себя крайне непристойно. Вначале мы искали места, и он, наверное, решил всем показать свою вежливость и культуру. По закону подлости наши кресла находились в самом конце ряда, поэтому Александру требовалось миновать более двадцати человек. Каждого из них он просил привстать и пропустить его, вежливо рассыпаясь при этом извинениями перед сидящим. Затем так же долго Александр извинялся перед следующим человеком, не давая сесть предыдущему, который загораживал сцену задним рядам.
Когда мы, пробежав следом за ледоколом по очищенному от ног пути, уселись, то Шура сразу же попытался уйти в пение какого-то исполнителя. Искандер с видом тончайшего ценителя слушал белиберду про мальчика, дружившего с девочкой. То ли он хотел докопаться до сути их дружбы, то ли, что вероятнее всего, не вышел из глубокого тормоза после наших скачек. Очевидно по последней причине его прорвала смеховая истерика, когда третьесортный певец козлиным голоском заблеял "Аве Мария". Все зашикали на Шурика и стали бросать в его сторону уничтожающие взгляды, как на изменника Родины. Я принялся успокаивать беднягу, а Ромка вообще отодвинулся насколько смог, сделав вид, что он не с этим сумасшедшим юношей.
В антракте мне пришлось вывести Александра в буфет выпить водички. Шкляров пошел впереди на солидном расстоянии от нас, словно сторонясь прокаженных. Внезапно он растаял в воздухе.
После недолгих поисков, когда я уже пришел к выводу, что Ромка сгорел от стыда, откуда-то сбоку послышался трубный зов нашего героя, своего рода крик Тарзана.
Мы подошли. Ромка стоял рядом с невысокой, ничем не привлекательной девушкой и с длинным, нескладным парнем, который постоянно не знал, куда спрятать мешающие руки. Александр оживился и как-то насмешливо поздоровался с дамой.
Меня никто никому не представил, и я познакомился сам. Парня звали Никита, а девушку - Вика. Оказалось, что Шкляров и Шурик, отдыхали этим летом в Крыму, где и познакомились с ней. Да к тому же Ромкина мать отдаленно знала Викиных родственников.
С минуту мы топтались на месте молча. Периодически кто-нибудь покашливал или мычал.
- А как ты здесь оказалась? - спросил, наконец, скучным голосом Шурик у Вики.
- Я на концерт пришла, - тонким голосом пропищала та.
- А мы вот тоже, знаешь ли, пришли, - обрадовано поддержал разговор Шкляров.
- Я вижу, - многозначительно улыбнулась девушка, словно давая понять, что она бы не возражала против замены Никиты на Рому.
- А как вам нравится концерт? - тоже многозначительно спросил Шкляров. По всей видимости, он все понял и ждал теперь вопроса: "А вы не знаете, кто так громко и неприлично смеялся в зале?" Но в ответ последовала лишь гримаска тоски, и Вика, повиснув на своем кавалере, любезно распрощалась.
Ромка же сказал "До свидания" и вскоре, проведя успешную наступательную операцию в районе Викиной квартиры, захватил ее сердце, отбросив Никиту в далекую страну грез и переживаний. Причем во время не очень продолжительных боев за взятие высоты Шкляров просто бредил этим юношей. Противник мерещился ему повсюду, даже почему-то в стенах родного института.
Поэтому я с уверенностью могу сказать, где в период с октября по декабрь частенько сиживал Ромка. Я же случайно связался с компанией пэтэушниц и все эти месяцы по-полной учился настоящей жизни...

А в январе грянула сессия. В начале этой всеобщей казни студентов, когда палач-препод радостно потирает руки в предвкушении расплаты с неугодными, Ромке стукнуло в голову готовиться к экзаменам вместе со мной. Именно эта идея и стала последним узелком в завязи нашей дружбы.
Готовились мы ежедневно в филиале публичной библиотеки. Я приходил туда к 10-00, а Шкляров - по возможности. Но, надо отдать ему должное, он не пропустил ни одного дня. Сколько знаний Ромка извлекал из горы книг, наваленных перед ним, я не берусь сказать. Занятие это быстро утомляло Шклярова, оказывая вредное воздействие на психику, и он, под предлогом отдыха мозгов, брал подшивку журналов “Крокодил” или “Техника - молодежи”. Когда он дочитывал ее до последней корочки, то все-таки начинал делать с умным видом какие-то выписки в тетрадку из учебника, при этом тихо вздыхая, и минут через двадцать приходил к выводу, что на сегодня знания окончательно переполнили его. Я срочно затыкал в нем все дыры, чтобы поток этих знаний не выливался через край, но уже десять минут спустя Ромку подбрасывало на стуле, и он сбегал.
Сессию мы сдали соответственно подготовке.
Именно в эти дни мне в голову пришла великолепная идея перехода из одной группы в другую. Точнее, наверное, не мне, а просто кто-то мне вовремя ее всунул в голову. Вот с этой-то идеи и изменилась наша личная жизнь, с нее-то все и началось.
- А что, Ромуальд, не перевестись ли нам в другую группу? - зевая, отложил я учебник.
- Куда?! - оторвавшись от подшивки журнала “Советский экран”, удивленно посмотрел на меня осоловевшим взглядом Шкляров.
- Ну, на другую специальность.
- А зачем? - лениво поинтересовался Ромка.
- Нет. Я просто сейчас читал и подумал о нашем будущем.
- Ну и как оно?
- Что как?
- Ну, будущее. Светлое оно или темное?
- Темнее не придумаешь.
Действительно, учеба в настоящей группе меня не прельщала. Во-первых, куратор взял всю власть в свои руки. Для нас не существовало ни ректора, ни декана. Был только он, папа-куратор. Наш наставник усиленно рвался к более высоким постам, и считал, что дойти до вершин можно лишь высококачественной трудовой подготовкой студентов. Куратор с готовностью брал на себя любую работу. Его подопечные, то есть мы, делали ее в субботу и воскресенье, а то и после занятий, а папа снимал с небес звезды. Тем не менее, все держалось на нем. Он и стол в деканате. Он и место в общежитии. Он - гарантированная стипендия независимо от итогов сессии. Он - тот, кто защитит тебя при угрозе исключения из института за неуспеваемость. Я и Ромка были, единственными неиногородними в группе. Учились мы не настолько плохо и от папы ничего не требовали. Только работали на него, что мне и надоело.
Во-вторых, все выходили по окончании учебы инженерами связи, мы же выходили прорабами для строек на Дальнем Востоке и в Сибири. Все изучали специальные предметы, мы же экскаваторы и сметы. И учиться пять лет, чтобы потом заколачивать "козла" в вагончике посреди тайги, меня не прельщало.
И, наконец, в-третьих, группа целиком состояла из мужиков. Четырех перезрелых женщин, три из которых числились в браке, я в расчет не брал.
Больно было, сидя в мужском монастыре, видеть, как в других группах идет обычная студенческая жизнь, с любовью, ухаживаниями и весельем.
- Да, - только и смог сказать Ромка в ответ на мои аргументы.
Похоже, наибольший вес имел для него третий фактор, поскольку, когда я добился от него согласия на перевод, он погрузился в глубокое раздумье над вопросом: в какую группу идти. Шкляров просчитывал все варианты на предмет, где больше симпатичных женщин.
- На повестке осталось две группы, - в итоге заявил он. - Пятьдесят два и пятьдесят три.
- Давай в пятьдесят вторую, - решил поставить точку я, поскольку мне было все равно.
- Там неплохо, но учиться с Инной три с половиной года, уволь. Да и другие образчики есть не лучше, - выдвинул свой отрицательный козырь Ромка.
- Ну, в пятьдесят третью. Там Наталья учится и Скворцова.
- Вот то-то и оно, что там учится Скворцова, - отмахнулся Шкляров.
Танька Скворцова. Она сосуществовала с Ромкой, как собака с кошкой. Вроде бы и мирно, но стоило выдасться моменту, чтобы укусить друг друга, как это мероприятие не откладывалось в долгий ящик. Между ними вообще никогда не было симпатий. Они не переваривали друг друга всеми фибрами души. Шкляров Скворцову за ее слишком длинный язык. Она несла все по принципу "Что на уме, то и на языке". Ромка частенько попадал под ее словесный понос критики. Скворцова же не выносила Шклярова за то, что не слышала от него комплиментов, а, значит, он не являлся ее поклонником, что для нее было категорически неприемлемо. Вот поэтому Ромка и не желал сидеть с ней за одним столом, да и вообще находиться в одной аудитории.
Меня Скворцова упорно не замечала. Она не терпела такую зелень, как я. Частенько Танька разговаривала со всеми стоящими рядом, кроме меня. Я попросту грубо оттеснялся ее спиной в сторонку. Дело доходило до обидного. Я мог стоять в центре трех-четырех человек. Она кивала приветственно всем, даже если кого-то не знала, кроме меня. Меня же презрительно пропускала.
Такой позор я терпеть не хотел, но в душе предпочтение отдавал группе Натальи и Скворцовой из-за них самих, заранее обрекая себя на провал.
Мог ли я тогда предположить, что Танька Скворцова все-таки меня заметит и даже впоследствии станет моей женой...

ВОСПОМИНАНИЕ СЕДЬМОЕ
о том, как судьба делает, что хочет, о первом штурме женского сердца, о том, что бывает, когда роешь другому яму, и о веселом просмотре серьезного фильма.

Судьба не стала с нами церемониться, не пыталась взвешивать Ромкины "за" и "против". Она просто распорядилась по своему желанию, отправив нас в группу №53. Неизвестно, как бы закончилась эта история, и закончилась бы она вообще чем-то, поскольку декан оказался категорически настроен против наших пожеланий в плане перебежки и размашисто написал в верхнем углу заявления “Перевести в группу № 52”. Судьба вздохнула, почесала в затылке и направила свои усилия на секретаря. Именно из-за невнимательности этой милой девушки, читающей суть заявления, но не читающей подробности распоряжений своего начальника, мы и оказались все-таки в пятьдесят третьей группе. Правда, когда судьба уже довольно потирала руки, мы пребывали по поводу ее действий в полном неведении. Как полные придурки, я и Рома исправно целую неделю пытались завязать более тесные отношения с женской половиной группы, указанной деканом. То, что мы не значились в списке группы, нас не смущало, поскольку, понимая медлительность бюрократии, нам пришлось вписаться в журнал самостийно, чтобы не пугать преподавателей своим несуществованием. Зато старосту группы № 53 очень смущало то, что в его списке мы как раз числились, маячили в потоке на лекции, но ни на одно лабораторное занятие не являлись. Именно он через неделю под предлогом борьбы за дисциплину и открыл нам в нецензурных выражениях правду жизни, против которой с нашей стороны возражений не было.
Поучившись еще с неделю уже в другой группе, мы разведали обстановку и поняли, что пришла пора действовать. Первый штурм было решено провести при ближайшем удобном случае. Причем каждый в тайне от другого решил нанести сокрушительный удар по Наталье. И случай не замедлил представиться.
В права вступил год гласности. Это была гласность еще только побитая с одного бока. Впоследствии битая часть сгниет и гласность превратится в черную вонючую массу. Но пока это все начиналось. В Ленинграде на экраны кинотеатров грянул фильм "Покаяние". Само собой, что прочитав сюжет и рецензию в молодежной газете “Смена”, мне жутко захотелось посмотреть данное творение.
На лекции я пересказал Ромке вкратце мои скудные сведения, и он в итоге соблазнился на просмотр. Однако, похоже, Шкляров, в кои веки внимательно слушавший лектора, пропустил мимо ушей фразу о тяжелом восприятии фильма. Поэтому он, скорее всего, решил, что это первый отечественный фильм ужасов с бегающим покойником, а значит сюда можно идти с девушкой.
Когда мы вышли из стен института, сбежав со второго часа, то на набережной маячили одиноко лишь Натаха и Танька. Ромка деловито направился к ним.
После непродолжительной беседы о погоде Шкляров понял, что девчонкам наш нынешний маршрут интересен не больше, чем судьба рядового папуаса на далеких экзотических островах.
- Мы ушли с лекции, - нарочито подчеркнул он, будто это было непонятно без его пояснения.
Вопроса "Зачем?" не последовало. Тогда Шкляров повел иную тактику ведения боя.
- А вы что здесь делаете? - поинтересовался нетерпеливо он, словно это был вопрос жизни и смерти.
- Стоим, - дала краткий, но исчерпывающий ответ Наталья.
- Тоже с лекции ушли? - сделал еще бросок настоящего хищника Ромка.
- Тоже, - тяжело вздохнула Танюха и со скукой во взоре отвернулась в другую сторону.
- Ладно, пошли, а то опоздаем, - дернул я Шклярова за рукав.
- Сейчас, - отмахнулся тот и принялся топтаться в раздумье.
Наталья стала что-то тихо говорить Татьяне, поглядывая искоса на нас с явной неприязнью и мило улыбаясь при этом.
- Девчонки! - торжественно прорвало Ромку. - Я вижу, вы все равно скучаете. Пойдемте с нами в кино.
Он резко замолчал и соблазняюще вытаращил глаза, показав в дополнение всем свой оскал.
Наталья смотрела на него как-то странно и непонимающе.
- Хороший, веселый фильм про Сталина и Берию. Новый, между прочим, - выпалил для ясности Шкляров.
Я хотел, было, возразить, что веселого в нем ничего нет, и что на нем можно скорее разрыдаться и умереть, чем рассмеяться, но решил не путать Ромке карты.
- Танька, они говорят, что веселый, - обратилась Натаха к Скворцовой.
- А как называется-то хоть? - спросила Танюха.
- Да "Покаяние", - ответил Шкляров тоном, который давал понять окружающим, что хорошее настроение гарантируется на сто двадцать процентов, и все нормальное человечество давно слышало о фильме и мечтает его увидеть, чтобы вдоволь посмеяться.
- Это Сталин, каяться будет? - улыбнулась Наталья.
- Хрен его знает, - застопорился Ромка. - Может и Сталин... Да какая разница? Пойдемте!
Он скорбно помолчал и как-то трогательно прибавил: - Там покойник бегает. Его хоронят, а на утро он в саду возле дерева стоит. Николаша, подтверди. Пошли скорее!
- Ну что ж, пойдем, повеселимся, - решилась Танюха. - Только не думай, Ромочка, что мы согласились из-за твоих красивых глаз.
Шкляров подмигнул мне, и мы вчетвером двинулись окультуриваться. Всю дорогу Ромка молча разрабатывал свой план операции по дальнейшему разбиванию сердца Натальи, а мне пришлось в одиночку развлекать наших спутниц.
Лишь перед кинотеатром Шкляров отозвал меня, сказал, что надо заплатить за Таньку, и опять отошел чуть в сторону, состроив подобие радости на своем лице. Я едва не возмутился. С какой стати мне нужно платить за кого-то, кого и не приглашал вовсе? Но из чувства мужского достоинства промолчал. Хотя личных денег в то время у меня было маловато, и двухсерийный фильм за двойную цену в размере восьмидесяти копеек делал ни за что серьезный удар по дневному бюджету в один рубль, тем не менее, я пошел на этот шаг.
Со всеми препираниями мы опоздали на сеанс. Ехать домой не хотелось и требовалось как-то убить два часа. Поэтому нас понесло гулять по зимнему Таврическому саду.
Ромка хотел победы незамедлительно. Конкурента во мне он не видел никакого, но ревностный инстинкт делал свое гаденькое дело. Любой самец в такой ситуации думает, что друг или знакомый затмевает его петушиную красоту перед женщиной, и, запрятав совесть, старается поэтому как бы случайно выставить мнимого соперника в неприятном свете. Поэтому, Шкляров решил показать свою ловкость и грациозность, думая, что Натаха просто растает при этом.
Весь парк был усеян оврагами и овражками. И Ромка задумал столкнуть меня с какой-нибудь горки, чтобы девчонки посмотрели, как я позорно покачусь вниз на пятой точке, нелепо барахтая руками и ногами и вздымая снежные брызги. Затем по его плану он должен был легко и непринужденно съехать стоя по льду и затормозить возле лежащего поверженного неприятеля. Почему-то иного, более невыгодного света для меня Шкляров не подобрал.
Все началось по-задуманному. Ромка будто случайно задел меня, когда я стоял на краю оврага, причем настолько наигранно, что его коварные замыслы раскусили все. Но дальше механизм сломался, и сложилась неожиданная ситуация. Я сумел затормозить на склоне, даже не подумав упасть. Шкляров же при толчке поскользнулся и на спине понесся вниз, как знатный бобслеист. Вдобавок он подпрыгнул на трамплинчике, сделанной чьей-то предательской рукой, и для полного эффекта треснулся при приземлении башкой об лед. Весь в снегу Ромка поковылял наверх, держась за затылок. Естественно, что кроме смеха и сострадания, как к убогому инвалиду, у Натахи его подвиг иных эмоций не вызвал. И Шкляров не нашел ничего лучшего, как надуться. Всем своем видом он подчеркивал, сколько сделал для меня, какие старания приложил, а я при этом оказался неблагодарной свиньей.
В общем, мы довольно мило погуляли по парку, затем Ромка угостил Наталью, а я соответственно Татьяну пирожками с мясом, (жест был щедрым: по два пирожка и ватрушка на всех, на большее денег уже не хватило), и, наконец, пришло время веселиться.
На второй серии первой в предсмертных судорогах забилась Скворцова. Ее больше всех настроили на развлекательный сюжет с элементами ужаса и уж никак не на политические аллегории. Несколько минут она пострадала молча, но вскоре решила, что умирать в одиночку обидно. Поэтому к этому событию Татьяна подключила Натаху, вслед за которой потянулся Ромка. Девушки умирали сравнительно тихо. Во всяком случае, когда они шептали друг другу слова прощания и прыскали в кулачки, то не мешали остальным. И я крепился, пытаясь вникнуть в суть происходящего на экране и не обращая внимания на их бескультурные выпады. Но когда начинает умирать от скуки Шкляров, это становится невыносимым зрелищем даже для самых стойких.
Он начинает зевать вслух. Причем чем громче Ромка издает внутриутробные звуки, тем легче ему становится. И было бы полбеды, если б при этом он не пытался так широко раскрывать свой рот, что туда вошел бы добрый кулак. На этом достижении Шкляров не ограничивался. Он был человек спорта и поэтому любил ставить рекорды. В следующий раз Ромка пытался раздвинуть челюсти еще шире, чем в прошлый. Ко всему прочему в перерывах он изрыгал нечеловеческие вздохи, сопровождая это очаровательной улыбкой.
Я уже смотрел не на экран, а на беднягу, опасаясь за прочность его рта. А вдруг разорвет, или челюсть заклинит? 3рители начали явно недоброжелательно оглядываться на четырех нахалов, для коих нет ничего святого.
Вершиной нашего глумления и кощунства явился спор в самый трагический момент. Герой убил своего сына и убежал каяться на балкон. Старушки просто заливали слезами свои места. И вдруг, когда этот товарищ докаивался до высших материй с сигаретой в зубах, по залу стало расползаться гаденькое шипение в четыре голоса. Ромка решил поспорить с Натахой, что курит герой: "Родопи" или "Стюардессу". Таньке показался интересным этот диспут, и она встала на сторону "Родопи". Мне стало обидно, что я позабыт, позаброшен, и потому испортил всю обедню, заявив, что в зубах у этого мужика торчит самый настоящий "Космос", поскольку это патриотично. Шкляров, подпирающий девушек с другой стороны, принялся мне вертеть своим пальцем у виска, сопровождая это репликами, затрагивающими мое достоинство. Естественно, что я взвился и начал поливать Ромку грязным злословием.
Кое-как общественность нас утихомирила. Вначале еще успокаивали, уговаривая сойтись на "Мальборо", но потом попросту обматерили.
Мы обиженно затихли, но тут Скворцова, безжизненно уронив голову набок, начала отпевать сама себя. Сперва тихо, а потом все громче она пела нам какие-то незамысловатые трогательные песенки.
Слава богу, что фильм в это время закончился, не то не знаю, чем бы все это завершилось... На обратном пути все шишки падали в мой адрес.
 - Нет, ну я понимаю, Николаша, что ты читаешь про фильмы не тем местом, но почему при этом должны страдать девушки? - распалялся Ромка.
Бедные девушки! Еще не один раз мы будем вытаскивать их в темные кинозалы. И всего одиножды они смогут посмотреть с нами приемлемый для свиданий фильм. Больше нам не везло. Нет, когда я ходил в кино только со Шкляровым, то, в принципе, показывали нормальные развлекательные вещи. Но девчонки были просто обречены на мучения и пытки. И вскоре в нашем присутствии они стали уже шарахаться страшной надписи "кинотеатр"...

* * *

Вместо пива я прочитал надпись об отсутствии такового. К счастью, неподалеку находился винный магазинчик, куда только прибыла машина. Очередь была еще небольшой, но вполне достаточной, чтобы вспомнить пару-другую случаев из нашей дальнейшей веселой жизни.
Как бы это не показалось странным, но эти полгода я считаю самыми лучшими в моей жизни. Не знаю почему, ведь и до этого, и после все складывалось как-то удачнее и порой даже интересней. Но очевидно, не наблюдалось того веселья и жизнерадостности, которые, быть может, были видны в этот период лишь мне одному...

ВОСПОМИНАНИЕ ВОСЬМОЕ
о подарках женщинам 8 марта, о том, как я впервые оказался приглашен к Таньке в гости для празднования этого 8 марта, о грустном последствии соревнования по перепитию Натальи, о танцах и о том, чем вообще заканчиваются подобные праздники, о том, как полезно следить за временем, о том, как я впервые провожал Наталью, и о том, как являться к другу по первому зову.

А потом настало 7 марта. Весенний день, когда все еще учатся, работают, в общем, заняты серыми будничными проблемами. Но в этот день уже дарят женщинам-коллегам по работе скромные в наипрямейшем смысле подарочки.
Староста группы заранее собрал с каждого из наших мужиков по рублю и решил приобрести каждой одногруппнице что-нибудь оригинальное. По моему мнению, самим большим оригиналом являлся он. Только натура с отклонением могла собрать по рублю с семи человек из двадцати трех в группе, и мечтать приобрести каждой девушке что-нибудь этакое на 43,75 копейки.
Он долго ходил по нашим магазинам в надежде встретить сорокачетырехкопеечное чудо и не нашел ничего лучшего, как зайти на рынок и приобрести у какого-то явно застоявшегося торговца шестнадцать роскошных, засохших от старости веточек мимозы. Дарил эти оригинальные веники сам староста. Остальные просто имели хоть какой-то стыд.
Когда я с Ромкой выполз на освещенную весенним солнцем набережную, то первой в глаза бросилась Танька, лупившая по голове представителя соседней группы подарком от мальчиков группы М-53. Успокоилась она, лишь увидев, что последний желтый шарик отлетел в небытие. Не знаю, что уж сотворил этот бедняга, но голове его перепало от души.
Заметив нас, Татьяна выкинула остаток икебаны и позвала Натаху.
- Вот, - сказала почему-то полудрожащим голосом Скворцова. - Мы с Натальей решили сегодня вас пригласить ко мне.
- С чего это? - брякнул я.
- Не хочешь, можешь топать в другое место, - зло фыркнула Танька.
- Спросить уж нельзя, - обиженно прикусил я язык.
- Будем непременно, - обнадежил Шкляров. - И выпивку принесем.
- Ну и ладно. В семь вечера ждем. Квартира двадцать. Да ты, Ромка, знаешь же, - дала указания Скворцова.
- Э, нет, - замотал головой Шкляров. - В семь я не могу. Мне родственников провожать нужно. Только если в восемь.
- Ну приходи, когда сможешь, - не особо огорчились девушки. - А с Николашей бутылки перешлешь.
- Хорошо, только есть одно маленькое "но", - сказал Ромка.
- Ну, - нетерпеливо посмотрела на него Татьяна.
- У меня есть друг, без которого я не хотел бы идти на подобное сборище, - замялся Шкляров. - Я понял, что еще кто-то будет. Все веселее. Шура - парень спокойный. Он хороший.
Девчонки пошушукались и согласились...

Ровно в 19-00, я с Александром стоял у дверей квартиры №20. Открыла нам уже слегка принявшая Натаха. Мы зашли, я представил всем Шурика и отправился на кухню разворачивать принесенный магнитофон.
Там на коленях очередной неизвестной никому страсти обустраивалась Олеся. Собственно она не возражала и против меня, поэтому стоило мне присесть, как она тут же взгромоздилась на мои нижние конечности. Я не обладал достаточным этикетом в подобных ситуациях и подумал, что такой знак приветствия просто необходим и принят. И с моей стороны сопротивления не последовало.
Где-то в половине восьмого мы расселись. Едва успели выпить по одной за дам, как прибыл Шкляров, словно специально сидевший на лестнице в ожидании положенной штрафной. Он опорожнил бокальчик водки и сразу захмелел.
Дальнейший банкет продолжили всемером. В этот вечер Натаха решила проверить меня на стойкость к спиртному. Мы сидели напротив друг друга через стол. Взглядом она предложила мне пари, показав пальчиком на свою стопку. Под хмельком я разошелся и принял вызов.
Не помню, сколько мы осушили, но Наталья была непробиваема. Едва пустела моя стопка, как ее наполнялась вновь (как выяснилось потом, половину своей дозы она незаметно сливала). Ромка пытался подключиться к нам, но вскоре забросил это безнадежное занятие.
Слишком поздно я понял, в какую неприятность влип. Чем бы завершился этот поединок, не знаю, если бы к моему превеликому счастью бутылки не опустели. Закуску съели, и все отправились на кухню проветриться, а заодно испробовать пачку сигарет Astor, приобретенную Натальей по случаю праздника за пять рублей у фарцовщиков в единственной городской пиццерии.
По пути потеряли Олесю с воздыхателем, заблудившихся каким-то непонятным образом и очутившихся затем в спальне. Я же прямиком отправился в совмещенный санузел. Отнюдь не обниматься с унитазом. Я тихо уселся на край ванны, находящейся в одном помещении с фаянсовым другом, и в прохладе брызгал в лицо водой из-под крана. И если Олесю из чувства такта искать не пошли, то меня превратили в предмет словесного обстрела.
Четыре кадра, пока кипел чайник, осушили еще два литра домашнего вина, и Ромку потянуло на подвиги. Силу приложить было некуда. Он попробовал рассказать какой-то анекдот, но речь его получилась настолько сумбурна, что смысла никто не уловил. Тогда его очень заинтересовало: куда это я пропал. После долгих объяснений Шкляров запеленговал мое место пребывания и отправился в спасательную экспедицию. Приложив ухо к двери туалета, он не услышал ничего, кроме шума текущей воды.
- Николаша! - испуганно постучал Ромка. - Ты что там делаешь?
- Сижу, - заплетающимся языком ответил я.
- Зачем?!
 - Размышляю, - лаконично пояснил в ответ.
Мне было тяжело говорить и, поэтому на дальнейшие вопросы я отвечать категорически отказался, решив, что и так уже достаточно понятно все объяснил.
Шкляров поцарапался в дверь и даже попробовал подлезть под нее, но из этого ничего не вышло. Тогда он призвал на помощь Шуру.
Вдвоем они долго выносили какую-то безумную идею проникновения в мои временные апартаменты и дошли уже до необходимости использовать динамит, но вовремя подошла Натаха и разбила их хрупкие фантазии.
Через пять минут все четверо уже не представляли себе спокойной жизни, пока не извлекут меня оттуда. Они поочередно выдвигали ультиматумы, непристойно ругались, угрожали, потом вдруг все дружно хотели справить естественные надобности, затем пытались выманить меня тортом. От их гомона мне становилось еще хуже. Я уже рад был вылезти и отдать им этот унитаз вместе с ванной, но ноги не слушались.
Ромка от осознания безысходности начал уже петь и мяукать под дверью, когда все наконец-то отправились на чаепитие. Едва все стихло, силы стали возвращаться ко мне.
В это время Олеся отыграла первую часть эротического спектакля и в антракте вместе со своим соратником по мысли отправилась принять душ. Они долго недоуменно дергали дверь. Вначале Олеся не могла понять, как крючок закрылся сам собой. Потом ее кавалер разубедил в этом мистическом случае, и она начала выяснять, кто же заперся изнутри. По причине моего глубокого молчания, ухажер применил дедуктивный метод, сползав по стенке в комнату и выяснив, что отсутствую я. Обратный путь оказался для него несколько тяжелее и дольше. К этому моменту ноги мои окрепли, и я освободил помещение.
Олесин спутник не успел доползти до заветной цели, поскольку все, как по вспышке сигнальной ракеты выскочили из-за стола и бросились к долгожданной цели. Толкаясь в коридорчике, они сбили Олесиного партнера, который так и остался лежать на полу, затем застряли в дверях, отталкивая друг друга и превращая праздник в обычное свинство. Кто победил, я уже не видел, так как сел в одиночку за стол, гордый, что не принимаю участия в непристойной давке.
Когда все возвратились, стало очевидно, что в ходе битвы Ромка успел еще где-то приложиться, но так и не дошел до третьей стадии. По возвращении он решил показать всем, как нужно танцевать медленные танцы, потребовав полумрака и тягучей музыки.
Заиграл медляк. Шурик, наверное, очень растрогался от слов и поэтому уронил голову на стол. Я лишь успел выхватить из-под его носа кусок торта и стал вкушать сей продукт, пытаясь нагнать упущенное. Татьяна подпирала дверной косяк, с тоской взирая на грязный стол и оценивая завтрашнюю праздничную работу. Натаха сидела рядом со мной, с улыбкой переводя взгляд то на одного, то на другого. А Шкляров смотрел на все это затуманено-возбужденным взором.
Наконец он решил проявить свою галантность, встал со стула, громко шепнул мне: "Надо же когда-то начинать" и подошел к Наталье. Раскланявшись перед ней и сделав зачем-то реверанс инвалида, Ромка пригласил даму на танец.
Поддерживаемый приглашенной под руку, он, шатаясь, вышел на середину комнаты. Но едва Наталья протянула к нему руки, как Шкляров без объяснения поблагодарил ее, вцепился в Таньку и уже с ней попытался исполнить некую ритуальную пляску.
Брошенная Натаха одиноко стояла на том же месте и непонимающе хлопала глазами. В это время песня смолкла, спокойный Шура очнулся, грохнул кулаком по столу, послав при этом всех к черту, и снова ушел в себя. Наталья испуганно шарахнулась, от этого удара в голове ее что-то наконец прояснилось, и она засобиралась домой.
Пока мы одевались, Татьяна вытащила на свет божий влюбленную пару, оказавшуюся вновь в спальне, и едва не полуодетых выставила на лестницу, швырнув вслед пальто с сапогами и оставшимися частями туалета.
Я и Ромка еще раз от всей души поздравили хозяйку с праздником, поддержали решившего упасть Шурика, и вышли следом за Самариной.
На свежем воздухе Александр пришел в себя и протрезвел. Шкляров же наоборот впал в уныние и тоску. Он вышел на своей станции, даже не попрощавшись.
Всю дорогу Шура рассказывал байки, веселя меня и Наталью. Когда поезд подошел к моей остановке, то Александр предложил мне проехать еще немного с ним, чтобы дослушать начатую историю. В итоге, мы доехали до конечной, где жила Натаха. Она поблагодарила нас за проводы и распрощалась.
Мы сунулись в метро, чтобы ехать обратно, но злая вахтерша жестоко посмеялась над нами, поведав, что последний поезд передал нам привет.
- Что делать будем? - уставился я на Александра, как на спасителя.
- Пешком пойдем, - выдал он умную мысль. - Может, такси по пути тормознем.
- А денег хватит у тебя?
Шурик выгреб весь капитал и насчитал двадцать три копейки. Я добавил еще двадцать. В результате нам хватило по дневным расценкам сесть в машину и проехать около километра. А по ночным - вообще только посмотреть на водителя.
- Придется все-таки пешком, - горестно резюмировал Александр.
Мы вышли из метро. Местность вокруг кроме жутких эмоций ничего не вызывала. Кругом здоровый темный пустырь, ни души, лишь вдалеке торчат дома.
- Эй, смотри-ка, - показал я пальцем вперед. - Это не Натаха там прется?
Метрах в пятистах от нас чернела под редкими фонарями фигурка девушки.
- Вроде она, - присмотрелся Шурик и предложил: - Давай догоним.
С криками "Девушка, постойте" мы бросились за ней. Наталья оглянулась и припустила к дому в страхе перед угрозой изнасилования. Праздничный хмель еще не вышел из нас, поэтому мы поочередно спотыкались. Гулким басом пострадавший матерился, что еще больше подгоняло Натаху. Таким образом длинный пустырь оказался преодолен. Только возле первого светофора, когда силы оставили бедную девушку, и она сдалась в руки насильников, мы смогли ее нагнать.
Спешить уже было некуда, да и Натаха не могла придти в себя, а потому мы пошли медленно. Хуже всего было мне. Я никогда не заявлялся домой позже часа ночи. И что теперь предпринимает моя матушка по розыску ребенка в семи километрах отсюда, мне было неизвестно.
На перекрестке у какого-то здорового белого здания Наталья попрощалась, сообщив нам, что она уже пришла, а Александр счел нужным зачем-то пояснить мне, что большой дом является роддомом. Затем он осчастливил сообщением, что ему тут недалеко и в другую сторону, вкратце объяснил короткую дорогу дворами к моему дому и скрылся под покровом ночи.
Домой я заявился около четырех часов и еще час выслушивал обвинения в эгоизме...

Утром позвонил Ромка, известил меня, что у него раскалывается голова, и что если я не приеду, то она совсем расколется. Я наивно поехал. Это вообще самая дурная черта Шклярова. Он может позвонить в любое время, сообщив, что чертовски по вам соскучился и хочет немедленно встретитьcя. Вы приезжаете, и Ромка предлагает пройтись с ним по делам, пояснив, что только о них вспомнил. Хорошо если вы идете в ближайший продуктовый магазин. А то можно выехать в центр и там зайти в торговую точку. Когда же Шкляров заканчивает все денежно-торговые операции и возвращается с вами домой, то на пороге своей квартиры он заявляет, что уже насмотрелся на вашу физиономию, что она уже как-то начала надоедать, и что у него больше нет времени. После этого Рома вежливо прощается и закрывает перед вашим носом дверь.
На этот раз у меня получилась одна из вариаций. Первые десять минут мы сидели спокойно, и я рассказывал о событиях вчерашней ночи. Затем Ромка сходил в другую комнату и принес крохотную сувенирную бутылочку "портвейна" опохмелиться.
Вообще у него в закрытой красивой коробочке в серванте стояло три таких пузырька. Первым он отпраздновал 23 февраля. Чтобы мать не заметила подвоха, то на место бутылочки Шкляров доложил гаечек и винтиков. Сейчас он принес вторую, но на дне ее покоился подозрительный осадок, и на всякий случай мы решили не портить нашим желудкам праздник.
Шкляров выпьет ее потом, а вскоре осушит и третью. Но с гаечками перестарается. Мать его будет вытирать пыль в серванте и удивится, что коробочка так потяжелела. Не стану досказывать эту печальную историю.
Итак, еще через пять минут Ромка хлопнул себя по лбу и заявил: - Я же забыл цветы Вике купить. Поехали со мной скорее.
Мы купили букет мимозы, и на рынке Шкляров поведал, что его уже ждут, и сегодняшняя наша встреча подошла к концу. Он нырнул в метро, оставив меня в полном недоумении, и улетел к своей Вике, чтобы доставить ей радость, которую вскоре она перестанет ощущать из-за Натахи...

ВОСПОМИНАНИЕ ДЕВЯТОЕ
о том, как я упрямо совершаю странный поступок, о том, как трудно выпить в Ленинграде культурным людям, и о связи водки с дружественными отношениями.

Девятого марта я пришел к первой паре. Свободных мест в аудитории уже не наблюдалось, и пришлось приземлиться рядом с Татьяной. Та сидела и высчитывала что-то в календарике. Я повертел головой, разыскивая взглядом Натаху.
Мне показалось, что после седьмого марта я влип в нее по уши. Влип, скорее всего, не так, чтобы до гроба, а некой пылкой юношеской недолгой страстью. Когда все мысли о ней, но, как правило, крактовременно. Когда даже испытываешь какое-то подобие страданий, но по-детски и несерьезно. Этому поспособствовали по-весеннему солнечные дни, и любовные страсти играли в любом мужском организме.
Наталья сидела в этот раз почему-то на предпоследнем ряду, откуда улыбнулась мне и помахала рукой. Нет, я вполне влюбился бы и в Татьяну, совершенно не возражая против такого варианта, но она не проявляла никаких эмоций в мой адрес. Другое дело Натаха, постоянно строившая глазки.
- Чего это ты высчитываешь? - заинтересованно спросил я у Танюхи.
- А тебе-то какое дело? - огрызнулась она.
- В принципе никакого. Так, для общего развития.
- Если для общего, то знай, что я с Натальей еду в Таллин. Вот смотрю, когда лучше поехать, - раздраженно пояснила Скворцова.
- Ну, и когда?
- А, какая тебе разница?! - вспыхнула Татьяна. - Кто ты такой, чтобы тебе все выложить?
- А чего ты злишься? Я, может, тоже поехать хочу.
В этот момент в моей голове молниеносно зародился план. План взятия неприступных сердец. Я понял, что это будет более действенный штурм, нежели жалкие попытки Ромки.
Сейчас я спрашиваю себя: зачем? Ведь все шло к Ромкиному триумфу. Мне от этого ничего не перепадало. Сразу можно было сказать, что если эта поездка свершится, то Натаха перейдет в Шкляровское пользование, а признательности Татьяны все равно не добиться.
Но в плане судьбы стояла поездка, и с ее незаметной подачи мне показалось, что нечто необдуманное тогда играло в моей душе. Хотя бы чуть-чуть почувствовать себя взрослым, в роли руководителя. Хотя бы немного знаков внимания от тех, к кому неравнодушен. Поэтому я и пошел на такой идиотский поступок.
- Ну и езжай себе на здоровье, - ничуть не удивилась Скворцова.
- А я не один, поеду, - сделал многозначительную паузу, будто моим партнером будет какая-нибудь высокопоставленная персона.
Но на Таньку эти слова не произвели никакого впечатления.
- Я, со Шкляровым поеду, - пришлось добавить мне.
- Да хоть с пугалом огородным, мне-то что, - хмыкнула Скворцова.
- Ну, вообще-то ничего, конечно, - замялся я. - Но мы с вами поедем.
- С кем?! - отвалилась челюсть у Таньки.
- С вами, - повторил я нерешительно.
- А что еще захотел? А ты нас спросил?
- А чего спрашивать-то? Поедем и все. Когда вы едете? - уже нащупал я твердую почву под ногами.
- Не ска-жу, - по слогам проговорила Татьяна, словно пионерка на допросе у фашистов.
- Это государственная тайна?
- Представь себе! И вообще ты мне надоел!
- Нет, но я просто подумал... Если мы были удостоены приглашения к тебе, значит мы уже не совершенно незнакомые люди, и, возможно, стоить продолжить наши отношения, - выпалил я и вжал голову в плечи.
Татьяна похватала воздух ртом, явно не зная, что ответить, и в конце концов прошипела: - Индюк тоже думал. Либо заткнись, либо сваливай отсюда!
Я замолчал, но это вовсе не означало, что моя атака закончилась. Через пять минут бой возобновился. Только теперь я приложил немного тактической хитрости и обаяния, чтобы узнать дату отъезда.
- Значит, и мы поедем 29 марта, - удовлетворенно подвел я итог. - Когда вы идете за билетами?
- Мы пойдем завтра, а вот когда пойдете вы, нас не волнует, - отчеканила Танька. - А если и поедете в этот день, то уж отдельно от нас.
- Не переживай, доедем. Не пугай! И без вас обойдемся! - начал я злиться. - А зачем вы туда вообще едете?
- Что ты привязался-то, в конце концов? - возмутилась Скворцова.
- Когда не говорят о цели поездки, то ясно лишь одно: нужны иногородние мужики. Что естественно, то не безобразно, - развел я руками.
- Туфельки мне нужны! Понял, придурок?!
- Ну и валите сами за своими туфельками-шлюфельками! - вырвалось у меня.
У Таньки хватило сил только на то, чтобы выдохнуть воздух. Такого хамства к своей персоне она не ожидала. Скворцова надулась, показательно отодвинулась от меня подальше и развернулась полубоком, но разведка закончилась в мою пользу. Теперь меня волновала еще одна проблема: как бы не поехать одному. Ведь Ромка преспокойно где-то за мной слушал препода и о туризме не подозревал.
Просто так преподнести ему это известие было нельзя. В лучшем случае Шклярова мог схватить апокалипсический удар. Поэтому я решил действовать осторожно.
Спустя десять минут Ромка, пристроившийся позади Натальи, получил от меня записку, несущую в себе следующую информацию: "Шкляров! Что бы ты сказал, если мы поедем погулять в Таллин?”
Вместо ответа Ромкин указательный перст вознесся к его виску и там повращался. Я сделал вид, что это ко мне не относится, и наивно поинтересовался: "Когда бы мы могли эту поездку совершить?"
Вскоре пришла ответная записка весьма разгромного содержания. В кратком заключении Шкляров спрашивал: сколько времени я не общался с психиатром.
Тогда мне стало ясно, что почва подготовлена, и в его адрес пошло срочное важное послание. Вначале я благодарил Ромку за проявленную заботу о моем здоровье, а потом указывал точную дату нашего отъезда.
- А почему не завтра? - проорал шепотом на всю аудиторию Шкляров.
"Потому что завтра не едут Натаха с Танькой" - написал я. Ромка, прочитав это, как-то нехорошо посмотрел на меня и замолчал до конца лекции.
Не буду сейчас описывать мои старания по агитации Шклярова и доагитации Скворцовой, но на следующий день я держал в руках четыре билета на поезд.
- Имейте в виду, что мы едем по отдельности, - подчеркнула снова Танька.
- Да ладно тебе, - ткнула ее в бок Натаха. - Вчетвером билеты купили, вчетвером и поедем...

И потекли будни подготовки. За эти три недели мы кое-как притерлись друг к другу, и Скворцова уже не возражала против нашего присутствия.
И правду говорят, что ничто лучше не объединяет, чем выпивка. Причину нашего объединения я до сих пор вспоминаю с некоторым содроганием и чувством стыда.
В поездку мы решили взять спиртное. Ромка рассчитал, что для счастливой жизни нам понадобится две бутылки водки и зачем-то бутылка шампанского. Однако, когда все было закуплено, то Шкляров вдруг переменил свое решение.
Был вечер. Мы вышли вчетвером из института с какого-то собрания.
- Может, пойдем погуляем? - предложил я.
- Нам, конечно, нечего делать, - не спеша проговорила Наталья, - но куда? Чего так шататься?
- Можно в кино или в мороженицу, - услужливо прогнулся Ромка.
Натаха поморщила носик.
- Выпить бы сейчас, - вздохнула Татьяна. - Сильно хочется.
- А что, праздник какой? - осведомился я.
- Нет, но нос чешется, - жалобно сказала Скворцова.
- Так зачем дело-то стало, девчонки? - осклабился Шкляров. - Я как раз посчитал и понял, что мы с выпивкой переборщили. Одна бутылка водки в Таллине явно лишняя.
- Это чего это она лишняя? - удивился я. - Была все время не лишняя, а теперь...
- Лишняя и все, - оборвал меня Ромка.
- Ну и где ты предлагаешь ее распить? - спросила Натаха.
- У Таньки все стоит, у нее и раздавим.
- Почему это у меня? - возмутилась Татьяна. - У меня родители дома. Что они интересно скажут, когда я притащу с собой трех алкоголиков, двое из которых мужики, которых они и в глаза не видели?
- Давайте тогда на улице, - предложил я. - Все же более романтично.
- А где на улице? - спросила Натаха.
- Ну это уже не проблема! - обнадежил я.
Как раз в этом-то и была вся проблема. Годы были еще суровые, и за распитие в общественном месте полагалась чудовищная кара со штрафом, ментовкой и сообщением домой и по месту учебы.
Тайно захватив бутылку и уже явно бутерброды, сунутые насильно матерью, Танька вышла на улицу, пояснив при этом дома, что идет погулять с Наташей.
- А посуду? - разочарованно спросил я. - Хоть один бы стакан захватила.
- Как это я его захвачу, когда мать бутылки не видела? Что мы с Натальей вечером гулять со стаканами ходим? - встала в позу Татьяна.
- Но не из горлышка же пить? Я-то смогу, конечно, - скромно сказал Шкляров, - а вы?
- Значит надо свистнуть эти стаканы! - решил я.
- Интересно знать, где в марте в восемь вечера ты найдешь посуду? - ехидно заметил Ромка, подчеркивая мою стратегическую никчемность.
- Да хоть в любой забегаловке!
Неподалеку находилась пирожковая “Минутка”, по которой и решено было нанести коварный удар. Пока мы шли, наша цель неожиданно учетверилась, и теперь требовалось уже четыре стакана, чтобы сделать процесс пития совсем культурным.
Каждый, взял себе по керамической кружке бурды, именуемой кофе, и какой-то самый дешевый залежавшийся пирожок с сомнительными внутренностями. Я быстро выпил ЖИДКОСТЬ, незаметно скинул в свою сумку бокальчик и поспешно ретировался. Вслед за мной вылетели Ромка и Наталья со своей тарой в карманах пальто.
Татьяна не появлялась долго. Оказалось, что она попала в весьма щекотливое положение. На нее уставились двое молодых людей, питающихся за соседним столиком. А свистнуть кружку на глазах у общественности она не могла вследствие своего воспитания.
Сколь возможно долго Танюха поцеживала кофеек. Потом она несколько раз облизала дно кружки, но парни продолжали внимательно наблюдать за ее действиями. Чтобы не привлекать внимания, Скворцова подобрала все крошки с тарелки, чем еще больше заинтересовала этих паразитов.
Наконец, когда оставаться на месте казалось уже полным идиотизмом, Татьяна в наглую взяла бокал в руку и, сопровождаемая возгласами двух кретинов “Держите ее, водку пить побежала, стакан украла!”, выскочила из общепитовского заведения. Для общего эффекта или в подтверждение крику, на выходе она гордо подняла кружку в руке, как факел, словно пытаясь осветить ей сумрачный путь всем прохожим.
Теперь, вооружившись стаканами, мы походили на очень культурных людей, но пить было решительно негде. Едва нам удавалось найти укромный уголок, как там сразу появлялась стайка милиционеров или парочка влюбленных, прожигавших нас недовольным взглядом.
Спустя час, изрядно замерзнув, мы все же забрели в какой-то дворик, где темноту разгонял свет лишь от двух окон, рядом с которыми висела какая-то табличка. С двух сторон стояли развалившиеся дома, а от улицы нас отгораживала кочегарка. Причем тоже разбомбленная. Короче, ни одной живой души.
Мы уселись на чудом уцелевшей скамейке, как дети ядерной катастрофы, поглощающие спиртное от радиации. Примерно восьмую часть бутылки Ромка пролил мне на брюки, еще около четверти на Танькино пальто. Затем Натаху он галантно посадил на нашу закуску, тем самим огласив мрачный двор не менее диким визгом. Но, в общем, распили.
Лишь когда бутылка опустела полностью, Шклярова наконец осенило поинтересоваться содержанием таблички. Надпись на ней грозно гласила: “Штаб ДНД”.Самодовольное лицо Ромки вытянулось, приобретя замысловатый оттенок, и он быстро стал поднимать собутыльников, громким шепотом пояснив почему надо уносить отсюда ноги.
Это просто счастье, что никто не вылез из этого рассадника правопорядка. Видимо, хорошо сидели товарищи, если даже истошный Наташкин визг не заслужил их внимания.
Слегка поддатые, мы отправились на Неву. Внутри уже было довольно тепло, хорошо и приятно. Мы не спеша шлялись и разговаривали о всяких пустяках. Я попытался пройти по парапету, но был снят оттуда. И оттого, что за мою безопасность испугались девушки, мне стало еще приятнее.
Разошлись мы поздно, и эта прогулка окончательно сгладила острые углы между нами. Однако, ничуть не дала повода для каких-либо других грез. Причем не только мне, но и Шклярову...

ВОСПОМИНАНИЕ ДЕСЯТОЕ
о бессонной ночи в поезде, о трудностях, возникающих при покупке экзотического продукта, о голоде нищих студентов в чужом городе и о коварных планах двух ловеласов.

Поздний вечер 29 марта. Мы заходим в вагон. Места распределились крайне гаденько, несколько нарушив мой план. Девушки остались в начале вагона, а нам пришлось расположиться на самых приятных полках, какие вообще можно встретить в поезде - боковых у туалета.
Шкляров сразу влез наверх. Туда же он поставил здоровую спортивную сумку, из которой ракетой выпирала стремительно вверх водочная бутыль с водой, подслащенной сиропом. Более дорогие "першинги" покоились на дне. Я разместился внизу.
Вскоре сверху уже послышалось сонное сопение Ромки, и я тоже начал клевать носом. Однако, девчонкам вовсе не хотелось поскорее отправиться в царство сна. Натаха пустилась в путешествие на экскурсию “Знай и люби советский поезд”. Несмотря на скудность и однообразность зрелища, она гуляла довольно долго, пока, наконец, не притопала к нам. Следом появилась Танька.
Я еще так и не уснул, а потому вежливо поинтересовался: какого хрена они здесь забыли. Натаха заявила, что ужасно хочет пить и, наверное, скоро совсем умрет от обезвоживания организма. Татьяна выдвинула свое медицинское подтверждение по этому вопросу, потребовав плату за консультацию в виде половины какой-нибудь жидкости, спасущей жизнь ее подруге.
- Ничем не могу помочь, - культурно ответил я.
- Неужели у вас нет ни капельки жидкости? - горестно спросила Наташка.
- У меня, нет точно, - поклялся я. - А вот у Ромки не знаю. Он уже спит и будить его явно не обязательно. Проснется, буйствовать начнет. Кому это нужно? Мы же тут не одни.
- Никто его будить и не собирается, - засунула аккуратно голову на верхнюю полку Натаха, заехав при этом ногой по чьему-то ребенку лет двенадцати. - Уж у Ромочки точно найдется для меня и Таньки пара капель.
Капель нашлась целая бутылка, которую девушки мило экспроприировали и утащили к себе. Я закрыл, было, глаза, но вдруг с ужасом подумал: "Если им захотелось утолить жажду, и они преспокойно конфисковали у Шклярова бутыль, а тот и не проснулся, то что будет, если им вдруг придет на ум выпить?"
Я растолкал спящего Ромку и потребовал в целях безопасности спустить его сумку под меня. Тот ничего не понял, передал свой саквояж и опять погрузился в пучины сна.
Едва я начал вновь дремать, как беспокойные спутницы вернулись. По всей видимости, в бутылке кроме воды с сиропом находилось еще что-то, поскольку настроение у них для ночного стало слишком бодреньким и веселым. Наталья села на ноги тому же бедному подростку и стала исповедоваться мне на тему чудовищной скуки по причине ограниченного пространства для действий. Ребенок возмутился таким поведением, и Танька с Наташкой занялись его словесным соблазнением. Покрасневший бедный мальчик указал им на статью о растлении малолетних, обозвал обеих дурами и смущенно отвернулся. Но от его пламенной пионерской речи проснулся Ромка.
Его неожиданно начала мучить сильнейшая жажда путника пустыни. С минуту он непонимающе хлопал глазами, взирая со своей вышки на девчонок и одновременно соображая, куда могла исчезнуть его вода. Наконец, воспоминания пробили мозг Шклярова. Он слез ко мне, наступив при этом на пионера, отчего тот взревел благим матом.
Девушки тут же предпочли уйти, заявив, что именно в этот момент им неожиданно захотелось спать. Проснувшиеся родители обнаружили свое бодрствующее чадо, осыпающее кого-то отменной базарной бранью, и Ромку, сидящего на корточках в проходе и требующего у меня какую-то бутылку.
Танька все-таки улеглась, но Натахе, очевидно, ввинтили в полку здоровенный шурупище, что затруднял ее отход ко сну. Поэтому она отправилась в тамбур, желая, наверное, вздремнуть там, захватив с собой пустую посуду.
Пролетая мимо нас подобно летнему ветерку, Наташка с видом доброй феечки поставила бутылку перед носом ошалевшего от жажды Шклярова и исчезла за дверью. Только теперь Ромка внял моим объяснениям об отсутствии напитка, и, тихо ругаясь на чем свет стоит, растроенно уселся на ноги пионеру. Ребенок уже понял, что сопротивление бесполезно и стойко, как герой, перенёс очередное издевательство.
Наконец Ромка понял, что живительной влаги ждать неоткуда, опять влез наверх и попробовал заснуть. Но Наталье в тамбуре спать тоже не захотелось, и она проследовала мимо нас со скоростью курьерского поезда. Шкляров все же перехватил ее и усадил на ребенка. Мальчик не стал будить родителей, а лишь, шепча какие-то проклятия на голову обидчикам, наблюдал за тем, как Ромка трясет пустой водочной бутылкой и требует каких-то объяснений у очень нахальной девушки, которая явно не равнодушна к подросткам.
- Ромочка, мур, - елейно улыбнулась Натаха и, наконец, удалилась к себе уже до утра.
Так закончилась эта кошмарная, бессонная ночь...

Еле передвигая на утро ноги, к нашему великому счастью мы перехватили два двухместных номера в гостинице. Вещи наши находились на вокзале в камере хранения, и было решено зайти за ними поближе к вечеру. А пока отправились гулять по городу.
Мы фотографировались на фоне каких-то достопримечательностей, бродили по несколько странным для нас магазинам в поисках туфель и не заметили, как начало темнеть.
По дороге к вокзалу девушки унюхали в одном из переулков распродажу сладкой ваты. Из нас четверых этот экзотический для Ленинграда продукт пробовали Танюха с Натальей, и они стали в один голос описывать нам прелести сего лакомства. В конце концов, я убедился в том, что приехал в Таллин только ради ваты. Очередь была не очень большой, человек двадцать, поэтому мы впихнули девчонок стоять, а сами пока решили сходить за вещами.
Получив наши сумки, я и Ромка постояли еще в магазине за пирожными, купили двести грамм копченой колбасы, лимонад с очаровательным и злободневным названием "Белоснежка", и даже умудрились заплутать и оказаться в противоположной от гостиницы части города.
Однако, когда спустя три часа мы ввалились в наши апартаменты, то обнаружили, что девушки вовсе и не думали появляться. Наши тела рухнули на кровати и застыли в ожидании.
- Николаша, - окликнул меня Шкляров. - План у меня следующего рода наметился.
- Ну-ка поделись, - заинтересованно привстал я.
- Я хочу сегодня получить Натаху.
- Да ну?! - сделал я глаза по блюдцу.
- Видишь ли, тут нечего удивляться, - принял мой возглас за чистую монету Ромка. - Жизнь устроена так, что иногда возникает подобное похотливое желание.
- Спасибо за просвещение, - поблагодарил я. - У тебя похоже такое желание возникает не столь уж редко.
- Только не надо из меня делать сексуального монстра, - скромно потупил взор Шкляров. - Но именно в эту минуту это свинское чувство вспыхнуло во мне.
- Бывает, - посочувствовал я. - Ну и что ты хочешь от меня?
Ромка оживился от того, что вступительная песня закончена и продолжил: - Сегодня мы будем пить у девчонок.
- Что ты говоришь?!
- Да. И там я соблазню Наталью.
- Интересно, каким образом? - хмыкнул я.
- А вот для этого и разработан мой план. Примерно часов в двенадцать ночи я предложу ей пройтись по коридору.
- Интеллектуальное занятие.
- Не перебивай. Мы немного пройдемся, а потом я предложу ей зайти в наш номер.
- А под каким предлогом?
- Ну... что-нибудь показать.
- Ага, а она захочет посмотреть.
- Ну я ведь расчитываю на то, что Натаха - неглупая девочка. Вот, значит. Мы зайдем и не выйдем. А если уж зайдем, то я свой шанс не упущу, - и Ромка угрожающе потряс кому-то в воздухе кулаком.
- Содержательно, - подвел я итог. - И долго это создавалось твоим умом?
- Не очень, - чуть покраснел от смущения Шкляров.
- Похвально. А, прости, когда мне можно будет зайти и тоже посмотреть что-нибудь занятное, например, какой-нибудь сон?
- А никогда. Утром.
- То есть как?! - возмутился я от такой наглости. - Ты что, предлагаешь мне сидеть всю ночь в коридоре?! Может, все-таки стоит изменить кое-какую деталь в твоем умственном шедевре, и оставить тебя у Натальи, меня отправить спать сюда, а Скворцову послать на прогулку?
- Боюсь, что этот вариант не выйдет, - после раздумий заключил Ромка. - Танька не согласится.
- А я, стало быть, соглашусь?! - взорвало меня.
- Не волнуйся. Если не хочешь спать в коридоре, - начал успокаивать меня Шкляров, - иди спать с Танькой. Может, пустит.
Я потребовал в этом случае разработать вторую часть плана, в которой задействуют и меня. На это в мой адрес вышло незатейливое объяснение о моих личных трудностях.
Теоретически против такого хода событий я не возражал. Раз уж Наталья занята, то нужно подъезжать к Таньке. В моей голове тут же молниеносно созрел свой план.
Когда Шкляров удаляется с наивной Наташей погулять, я выжидаю для приличия пару минут, с уверенностью, что их коридорная ночная прогулка долго не затянется. Затем следует галантное прощание с Татьяной. Я дохожу до двери своего номера, убеждаюсь, что за ней уже идет кропотливый труд, и возвращаюсь назад. Сделав как можно несчастнее лицо, объясняю весь трагизм ситуации Скворцовой. Я был уверен, что все же у нее не хватит наглости оставить меня в пустом коридоре на произвол судьбы. Завалившись на вторую кровать, начну скулить и говорить о резко навалившемся на меня холоде. Причем зубы у меня должны стучать сильно и убедительно, тут уж нужно хорошо сыграть. Я был уверен, что сердце Татьяны просто не вынесет стенаний, и она пустит к себе погреться. А дальше по обстоятельствам импровизировать стану.
- Если твой бредовый план сбудется, - закончил я, - то почему бы не претвориться моему?
- Дерзай, Николаша, - обрадовался Шкляров тому, что все помехи устранены.
Однако, взглянув на часы, он померк в проявлении эмоций: - Вообще хотелось бы знать, где их носит? Ладно, подождем.
И мы подождали еще немного. Ромка повторил свой план, но девушки от этого не появились.
- Черт бы побрал этих шлюх! - выругался Шкляров.
- Может они под машину попали? - высказал я предположение.
- Ха, дожидайся, - угрюмо развеял мои мечты Ромка. - Снялись где-нибудь, а мы здесь как последние ослы. Еще и шмотки их приперли. Все, я начинаю осушать бутылки.
Вид Шклярова был несчастным, и я его понимал. Мало того, что зачем-то беднягу вывезли в другой город, мало того, что выпили всю его воду, и он ночью едва не погиб от жажды, мало того, что он тащил на себе чужие сумки, так еще сейчас жестоко и коварно обломали.
Я не представляю, чем бы закончилось для Ромки потребление наших спиртных запасов, но к счастью, когда его рука взяла бутылку водки, к нам ввалились девушки с пакетами, забитыми до самого верха ватой.
Сейчас Татьяна моя жена. У нас практически нет секретов друг от друга, во всяком случае по поводу прежней жизни точно. Но все равно до сих пор я не могу поверить, что четыре часа можно простоять за какой-то хренью, как она продолжает утверждать.
Тем не менее, тогда нас удалось в этом убедить, поскольку рты нам заткнули ватой, и мы попросту не могли возражать. Экзотическая сладость нам совершенно не понравилась, а есть хотелось. Ромка сделал шикарный жест и пригласил Наталью в ресторан. Мне пришлось сделать вид, что я богат не меньше Шклярова, и пригласить туда же Татьяну.
Однако, возле ресторана Ромка, ознакомившись с меню при входе, рассеял миф о родственных связях с Ротшильдом, заявив, что такие грабительские цены дают возможность ему только пройти внутрь и показать Натахе из-за стеклянных дверей свой язык. На этом их ужин заканчивался. Я скромно умолчал о том, что не смогу сделать даже этого.
Наталья вовсе не желала смотреть на язык Шклярова, и предложила ему отдать эти деньги ей, а язык показать просто так. На вверенную сумму она поужинает в кафе напротив.
И мы вчетвером уселись в фирменном кафе "Палас". Почти всего нашего выделенного на вечер бюджета, хватило лишь на четыре таинственных, но дорогих фирменных блюда "Палас" и на четыре чашечки кофе.
Однако, вместо ожидаемой мясной или хотя бы овощной услады перед нами поставили четыре маленьких миски с мороженым, увенчанным сверху подозрительной красной ягодкой.
Само собой, что это фирменное блюдо ничуть не успокоило наши желудки, и небольшой запас колбасы в номере исчез мгновенно. С горя мы решили напиться.
Надо сказать, что такой исход был на руку Шклярову. Голодную девушку можно проще и быстрее напоить, а пьяную всегда легче уломать. Мне он приказал категорически не соваться к Наталье, поскольку мои шансы равнялись, с его точки зрения, нулю.
С первой же стопкой Ромка стал воплощать свои идеи. Он затянул какое-то тягостное философское размышление о жизни, рассчитывая тем самым притупить бдительность предмета его желаний. К его несчастью Натаха взяла бутылку лимонада и развеселилась, прочитав название.
Последний год Шкляровской жизни частично проходил у нее на глазах. Рядом с ее ухом Ромка пыхтел на кровати Белоснежки в колхозе. Она видела, как на дне рождения у этой возлюбленной Шкляров заперся в ванной с ее подругой. Лишь Вика ускользнула из ее поля зрения, и поэтому Натаха считала Ромку временно свободным. Понятно, что название напитка ее развеселило.
- Это ты для себя специально купил? Ностальгируешь? - ехидно спросила она у Шклярова.
- Что купил? - не понял Ромка.
- Лимонад.
- Кажется, философия жизни тебе неинтересна? - обиделся Шкляров.
- Да нет, что ты, продолжай.
Ромка так ничего и не понял, но переключился на тему о спорте.
Через час исчезли все пирожные и бутылки опустели. Шкляров пребывал в уверенности, что клиент созрел и предложил прогуляться с ним по коридору. Энтузиазма ни у кого это не вызвало. Тогда Ромка поговорил еще немного об отличии тяжелой атлетики от легкой и повторил приглашение.
- Пошли в баню! - ответила на это Татьяна. - Я спать хочу. Выйдите отсюда, я разденусь и лягу.
Мы вышли в коридор. Шкляровская мечта о прогулке сбылась. Только его компаньоном оказался я.
- Смотрю, что со Скворцовой у тебя ничего не выходит, - заметил, подпирая стену, Ромка.
- У тебя с Самариной тоже, как вижу, - съехидничал я в ответ.
- Ничего. У меня еще есть запасной план на случай аварии - мое обаяние, - польстил себе Шкляров.
Мы вернулись. Танька натянула до носа одеяло и тоскливо взирала на действия Ромки, порой переглядываясь с Натахой, что-то передавая мимикой на известном лишь им коде.
Тот уселся рядом с Самариной, продолжив рассказ о видах спорта, и начал бросать на Наталью многозначительные взгляды, широко открывая рот в улыбке, словно при этом пытаясь сожрать бедную девушку целиком.
После волейбола пошел теннис, и я не выдержал.
- Перемени пластинку, - попросил я.
- А давайте вообще спать, - с улыбкой проговорила Натаха. - Спокойной ночи, мальчики.
Лицо Ромки преобразилось в скисшую мину, и он вышел, культурно распрощавшись при этом.
Затем около часа в своем номере мы жаловались друг другу на несостоявшиеся планы. В итоге я обвинил во всем Шклярова и, ехидно хихикая, заснул.

* * *
Захожу домой, нагруженный тремя бутылками вина. Садимся вчетвером. Начинаем распитие. Ромка забрасывает нас своими воспоминаниями об армейской жизни. Я и Шурик иногда вставляем свои истории на эту тему.
Затем на второй бутыли начинаем вспоминать о жизни на гражданке. Задеваем снова колхоз, наши похождения, Самарину.
- Николаша, - говорит Ромка.- Сколько ты можешь переливать из пустого в порожнее? Хочешь, пиши роман.
- Да уж, о тебе есть что написать, - отвечаю я. - Думаешь слабо? Напишу!
- Ну вот, когда напишешь, то дашь почитать. А до этого больше не повторяйся, - раздраженно просит Шкляров и переводит разговор на другую тему...

ВОСПОМИНАНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
о том, как опасно открывать бутылки в вагоне, о трудностях поездок в общем вагоне, о том, как у меня на глазах неожиданно зарождаются чужие чувства, и о том, как я сдаюсь, но вскоре одерживаю победу.

На утро от голода у меня восстал желудок. Я сходил к девчонкам, но те сочувственно нашли лишь остатки глазури от пирожного. Накормив этим, Танька выставила меня за дверь. Вести нас в столовую они явно не собирались, считая, что я и так наелся, а Ромку кормить вовсе не обязательно. Мало того, девчонки вообще не хотели выходить из номера. Пришлось прибегнуть к хитрости.
Я позвонил им в номер и от лица администрации, зажав нос, потребовал немедленно освободить номер. Черев пять минут девушки сидели с вещами у нас, возмущаясь хамством в этой гостинице.
Наевшись от души в какой-то забегаловке сметаной и котлетами, мы отправились в кассы, но смогли купить билеты лишь в общий вагон. До вечера побродили по городу и магазинам, и наконец-то уселись.
Народу было немного, и мы заняли целую половину купе.
Ромку сразу же потянуло пить, и он полез под столик откупоривать "Пепси". Небрежно открыв крышечку, Шкляров даже не успел убрать бутылку. Казалось, что забившая пенная струя подбросила его самого. В секунду все полки оказались залитыми, а на полу растекалась липкая коричневая лужа.
Шкляров невинно растер ее ногой, развезя грязь по всему проходу, и теперь уныло взирал на убогий остаток жидкости, будто пытался найти в ней суть жизни.
Наши соседи, поспешно эвакуировавшиеся при этом бедствии, вернулись в родные края. Едва они вытерли свою полку и, натянуто улыбаясь нам, уселись, как Ромка философски изрек: - М-да! Боюсь, что этих двадцати грамм на всех не хватит. Будем открывать еще бутылку.
Соседи застыли в ужасе, но Шкляров обнадежил всех, заявив, что уж на этот раз он будет внимательнее и трагической случайности не допустит.
Осторожно, как неразорвавшуюся бомбу, он извлек новую бутылку, бережно поднес ее к открывалке под столом, и не спеша, прислушиваясь к каждому звуку начал вскрытие. Пара, разделяющая это бедствие с нами, боялась пошевелиться и не могла от напряжения даже закрыть рты. Девушки заранее стали убирать в себя ноги, как самолеты всасывают шасси при боевом вылете.
Шкляров понял, что нужно как-то разрядить обстановку, и подмигнул в пустоту. Глаз нервно дернулся, поезд подбросило в этот момент, и бутылка устремилась вперед из его рук, разбрызгивая струю.
Теперь на четверых было уже сорок граммов.
- Извините, - вежливо обратился сосед. - У вас еще много бутылок осталось?
- Не очень, - ободряюще улыбнулся Шкляров. - Угостить вас? Я сейчас открою еще!
- Нет! Спасибо не надо! - скромно вскрикнула соседка, польщенная такой заботой.
- Мы, пожалуй, пройдемся, - поставил нас в известность ее муж.
- Как хотите, - пожал плечами Шкляров. - Я все равно сейчас открывать буду.
- Нет, Ромочка, - прошипела Натаха. - Я тоже пить хочу. А у нас всего две бутылки осталось. Пожалуй, придется их открыть мне.
Соседи с надеждой посмотрели на свою спасительницу и остались на местах.
Наташка не спеша взяла очередную бутылку и поднесла ее к открывалке. Раздался хлопок, затем ее испуганный удивленный крик, и новый пепсикольный источник забил в вагоне.
Стоит воздать должное, ибо на этот раз нам досталось грамм сто, поскольку Шкляров попытался закрыть собой эту неуправляемую струю.
Вскоре за перегородкой раздались радостные нецензурные выражения по поводу открытия в соседнем купе новой сладкой реки.
- Извините, - жалобно-угрожающе произнесла чья-то голова оттуда. - Не могли бы вы открыть следующую бутылку, если таковая у вас имеется, в тамбуре?
Мы вняли мольбам общественности и сходили помыть площадку в конце вагона, оказав тем самым неоценимую услугу проводнику.
Пора было укладываться спать, что звучало несколько нелепо в общем вагоне. В нашем распоряжении имелось две полки и одна боковая. Я сразу же решил проявить рыцарство и влез на третью, багажную.
- А ну-ка слезай отсюда! - взвизгнула Татьяна.
- А что случилось? - удивился я. - Ромка ляжет на боковую, а вы верхнюю и нижнюю уж сами поделите.
- Я лучше вообще спать не буду, чем оставлю тебя там, - тревожно произнесла Скворцова. - Чтобы ты рухнул? Ну уж нет!
Мне стало так приятно, как еще никогда не было. Обо мне заботятся! Значит я задел за живое Танькину душу! Это маленькая победа!
Однако моя преждевременная радость моментально угасла, так как выяснилось, что я задел душу Татьяны совершенно за иную живую часть.
 - Если ты, идиот, рухнешь, то упадешь на Наталью, сломаешь ей полку, и вся эта масса раздавит меня внизу! Ты это понимаешь?! Варишь своей недоделанной башкой?! - заорала Танька.
Я обиделся. До сих пор моя голова считалась весьма доделанной. А тут какая-то неблагодарная личность находит в ней изъян! Оскорбленный в лучших чувствах, я залез на боковую полку и заснул.
Разбудил меня слоновий топот в проходе. Поезд стоял на какой-то станции, и в вагон набивался народ, как селедки в бочку. Продрав глаза, я обнаружил, что моя знакомая троица испарилась, а вместо них сидят с мешками жуткие бабки. На второй полке фантастическим образом спали уже три человека. Злорадство заиграло во мне. Вот, доспорились где кому спать! Так вам и надо! Стоя теперь поедете!
Через несколько минут ехидство уже начало выплескиваться наружу. Нужно было срочно поделиться моей радостью с кем-нибудь, иначе я просто лопнул бы от счастья. Пришлось отправиться на поиски несчастных. На другие места им не пересесть, еще до станции все было занято. В вагоне же душно. Значит, они отправились подышать свежим воздухом.
Я нашел всех троих в тамбуре, как и предполагал. Ромка что-то оживленно рассказывал, но едва увидел меня, сломался и замолк.
- Продолжай. Мне тоже интересно, - решил я продлить удовольствие.
Шкляров вяло досказал свою историю, девушки также вяло поделились впечатлениями, и тут меня прорвало.
- Вот вы здесь стоите, между прочим, - злорадно растягивал я слова, - а спать-то вам уже негде.
- Это почему же? - удивилась Натаха.
- Видели сейчас станцию? Большая такая, с огнями. Так вот, на ней ваши места заняли мешочники.
Все трое сорвались с места и пулей рванули в вагон. Я остался в тамбуре, ожидая их возвращения, дабы увидеть три несчастных лица с мольбой во взоре о помощи.
Прошло пять минут. Никто не появлялся. Зрелище срывалось. Я решил ускорить этот процесс и сам пошел утешать бедняг, готовя благотворительную фразу “В тесноте, да не в обиде” о предоставлении части своей полки. Но вытянуться было суждено моей физиономии.
По возвращении моим глазам предстала следующая живописная картина: хихикающие девушки с Ромкой сидели на нижней полке, а на моем лежбище валетом покоились, мирно посапывая на мешках, два божьих одуванчика. От возмущения я не мог вымолвить ни слова. Рот мой открывался, но слышно было лишь шипение. Подпирающий нашего соседа мужик подумал, по всей видимости, что у меня наступила кислородная недостаточность, и поспешил выделить мне уголок от своей полки. Я с несказанной благодарностью приютился на этом кусочке и, изогнувшись в немыслимой позе, уснул.
Проснулся я вновь оттого, что в позе эмбриона моя спина затекла, а нос уткнулся в пятую точку моему спасителю. Чертыхнувшись, я быстро сел, сделав вид обозревающей окрестности совы, и посмотрел на часы. Больше спать не хотелось, хотя прошло всего пятнадцать минут.
Танька начала уже засыпать, прислонившись к окну. Натаха, лежавшая валетом с ней, держала голову на Ромкиных коленях. Ее рука гладила руку Шклярова, и они улыбались друг другу.
Мне стало просто неудобно смотреть на такое бесстыдство, и я перевел взгляд наверх. Моему взору предстали два грязных дырявых носка, свешивающихся с верхней полки. На боковой бодрствовала одна бабка и зорко следила за своим мешком. Я попытался посмотреть на нее, но она уже в каждом видела грабителя, и поэтому тут же приобрела боевой вид вождя племени людоедов. Окно было занавешено, и если бы я уставился на него, то стал бы походить на душевнобольного, которому внушили, что на белой тряпке изображен некий шедевр.
Итак, оставалось два варианта: либо смотреть на чьи-то носки, либо на зарождение любви. Последнее все же было гораздо эстетичнее, хотя и малоприятным зрелищем.
У Ромки, похоже, вновь возникло похотливое чувство, поскольку он постоянно порывался показать Наталье что-то интересное в тамбуре. Во время таких порывов она успокоительно поглаживала Шклярова по руке, и затем они вместе бросали на меня недружелюбные взгляды.
Мне уже надоело постоянно переводить свой взор на грязные носки, и я попытался уснуть. Но это чудо произошло лишь часа через два. А до этого мне приходилось мучительно смотреть фильм про любовь, главный герой которого периодически вскрикивал "О, как мне плохо! Я сейчас умру!" и делал жуткую страдальческую гримасу.
После корректного вздоха моего временно проснувшегося соседа: "Мне бы было так плохо", фильм пошел в немом варианте.
Натаха была благовоспитанной девушкой и никогда не стремилась делиться своими мыслями вслух. Ее жизненный принцип был "Подумать и промолчать". Поэтому упреки в свой адрес я услышал только утром, да и то случайно.
- Николаша совсем ничего не соображает, - жаловалась она Татьяне голосом неудовлетворенной самки. - Всю ночь пропялился на нас. Действительно недоделанная голова.
Теперь я разговаривал лишь со Шкляровым...

С вокзала мы сразу же отправились на занятия. Но невыспавшиеся мозги не варили, ноги не ходили, а из рук все падало.
Наш хаотический извращенный бардачок-комсомол в этот день в группе объявил очередной добровольный трудовой десант по уборке подшефной территории от остатков снега. И как для истинных корчагинцев явка была строго обязательна. До экзекуции населения комсомольцами оставалось еще два часа, и Татьяна великодушно привела нас к себе, чтобы немного поспать.
Ромка, похоже, слово "спать" воспринял в прямом смысле, поскольку он разлегся с блаженной улыбкой на кровати в комнате Скворцовой, поджидая, когда в его жаркие объятия упадет Натаха. Но в команде произошла замена. Вместо выбывшего игрока Самариной на него упал я. Меня выставили из спальни окопавшиеся там девушки, и, чтобы не спать на полу, пришлось составить компанию Шклярову.
Ромка встретил меня почему-то очень нерадостно и сердито заявил, что он не гомик и будет спать со мной валетом. И эти два часа мы пронюхали ноги друг друга.
Трудовой десант заключался в расколке льда в каком-то переулке. Натаха неожиданно стала десантировать со мной, не уделяя Шклярову никакого внимания, чем совсем сбила меня с толку. Она, мило улыбаясь, тонким светлым голоском постоянно просила меня оказать ей посильную помощь. То Натаха училась колоть лед ломом при моей поддержке, то мы вместе одной лопатой сгребали снег.
Скорее всего, она пыталась взбесить Ромку, что ей быстро удалось. Шкляров постоянно наблюдал за парочкой беспредельщиков, выбрасывая при этом лед непонятно куда и изнывая внутренне. В конце уборки Ромка все-таки не выдержал и отозвал меня в сторону.
- Николаша, - мрачно сказал он. - Ты что, думаешь у тебя с Самариной что-нибудь выгорит?
- А почему бы и нет? - враждебно посмотрел я на него.
- Ты в своем уме? Не смеши! Твои шансы равны нулю. Неужели ты не понял?
Весеннее солнце разбудило во мне чувство соперничества. Я и сам понимал, что Ромка выигрывает беспорно. Но Натаха мне нравилась, и можно было хотя бы позлить в отместку Шклярова. Поэтому я спросил: - А почему бы твоим шансам не снизойти до такого же уровня? Что ты сделал для победы?
- А ты?
- Ну, хотя бы провожал Самарину, - злорадно ухмыльнулся я.
- Как? - опешил Ромка, встав в боевую позу богатыря с лопатой.
- Да как-то раз, после восьмого марта.
- Ха! Как-то раз! А я…
- Да уж видел твои подвиги в Таллине.
Я говорил назло. Просто, чтобы вывести Шклярова из себя. Ромка вдруг махнул рукой и отошел. И я впервые понял, что такое победить в любовной истории. И из-за чего? Ну хочет Ромка, пусть гуляет с Натахой. А я? Или стоит бороться?
Только потом Танька скажет, что Натахе все равно было с кем из нас завести роман, поскольку ее томила скука. А поскольку она всегда любила создавать пути к отступлению, то оказывала знаки внимания обоим. Может, и я бы оказался в качестве близкого друга Самариной, но судьбе это было неинтересно. И вскоре Шкляров, ежедневно доказывая мои нулевые шансы, легко выбьет меня из своей игры, оставшись единственным претендентом...

ВОСПОМИНАНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
о том, как я переключаю свое внимание на Татьяну, о том, как я переживаю первое поражение, и о том, как Шкляров переходит к “более серьезным отношениям” с Натальей.

Не знаю, с какой стати, но именно после нашей поездки нас начали называть “великолепной четверкой”. При этом в наших отношениях ничего великолепного не было. Но один из членов четверки, Ромка, начал усиленно искать повод, чтобы запустить моторчик любовных страстей с Натальей. И он быстро нашелся.
- Знаешь, - вскоре после нашей маленькой стычки сказал Шкляров. - Если я не получу Самарину, то гуляй с этими девочками один. Я тебе в таком деле не товарищ. Либо она моя, либо... Такова спортивная жизнь, Николаша, и с этим надо смириться.
Я не возражал и против Татьяны, тем более, что первый порыв влюбленности в Натаху уже прошел, а Скворцова, если разобраться тоже была ничего, а, может, и лучше. Вот только бы мне завоевать ее внимание. Cудьбе тоже явно Самарина казалась безынтересной, поэтому на Наталье я решил поставить жирный крест и все силы перебросил на штурм Танькиного сердца, настроившись окончательно и бесповоротно на ее волну. И первый серьезное наступление закончилось чудной ссорой...
В этот день мы купили шампанского, готовясь к дню рождения Натальи, и ничего лучшего не придумали, как отправиться с двумя бутылками в музей артиллерии по настоянию военной кафедры. По настоянию, разумеется, на экскурсию, а не в плане бутылок.
Ромка переходил из зала в зал, нарушая скорбную тишину звоном посуды в пакете. Я отошел подальше от этого бессовестного нахала-экскурсанта. Шкляров тогда попытался привлечь в поддержку Самарину, но после первого дзиньканья она тоже поспешно отстала, якобы заинтересовавшись осколком от снаряда. И Ромка ушел дальше в одиночестве, горько позвякивая бутылками, как прокаженный.
Татьяна поначалу держала меня за руку, но потом исчезла. Очевидно, что наши судьбы еще не договорились между собой или им не хотелось заканчивать все так быстро и просто. При переходе из одного зала в другой я обнаружил ее в окружении мужиков из соседней группы и слегка ошалевший от увиденного тупо остановился в углу, не зная, что делать: ждать ее или пройти, сделав отрешенный вид.
Скворцова хихикала, строила глазки воздыхателям и вся эта лабуда с музеем была ей явно до лампочки. Собственно, как и я. Наконец, у них возникла небольшая пауза, в ходе которой Татьяна огляделась по сторонам. Заметив меня, она неожиданно сорвалась с места, подошла с горящим взором и спросила с шипением, до каких пор я буду ходить за ней хвостом. Это задело меня уже не на шутку, и я твердой поступью, гордо (насколько получилось) подняв голову, вышел в следующий зал, где и застрял возле какого-то стенда с немецкими касками, чтобы обдумать случившееся. Настроение от услышанного испортилось, и идти дальше уже никуда не хотелось.
Мимо, звеня, пронесся Ромка, в очередной раз поставивший перед собой цель: осмотреть как можно больше экспонатов. Наверное, так он попадет когда-нибудь в книгу Гиннеса.
- Пошли отсюда, - остановил я его. - Бери Натаху и домой.
- А как же знамена дивизий? - растерялся Шкляров.
- В другой раз посмотришь. Пошли.
- А Танька?
- Пошла она! - в сердцах сказал я и побрел к выходу.
Втроем мы спустились в метро, убеждая Натаху, что Скворцова потерялась среди экспонатов и, наверное, там останется, заменив какое-нибудь орудие.
Когда мы уже стояли на платформе, то я все же закончил глубокий анализ ситуации и решил напиться.
- Ромка, дай мне бутылку с возвратом, - трагическим голосом произнес я.
Каким образом удастся залить свое разбитое сердце шампанским, мне в голову не приходило. Тем не менее, я повторил свою просьбу.
Шкляров, однако, не внял моему тяжелому горю и нагло спросил: - А я думаешь не хочу выпить? Где это ты собрался ее распить?
- Во дворе каком-нибудь, - убито вздохнул я.
- По-моему, Николаша, у нас уже был подобный опыт. Но я не хочу повторяться, - поспешно сказала Натаха.
- А ты что, тоже хочешь? - спросил я, поняв, что трагического пьянства в одиночку у меня не получится,
- А как же? Если ты найдешь нам приличное место, то мы дадим тебе бутылку, а сами вобьемся в долю.
Я впал в раздумье и не нашел ничего лучшего, как распить ее в родном институте.
- Извини, Ромочка, - остановилась на полпути Наталья. - А что, я шампанское из горла пить буду?
Шкляров почесал в затылке.
- И потом, бутылки покупали на деньги всех, - тактично намекнула Самарина, - а пить без Таньки?
- Мы вернем ей надлежащую сумму. Пусть тебя это не беспокоит, - раздраженно успокоил ее я, - И вообще, Шкляров разродится сегодня на какую-нибудь идею?!
- Мысль, значит, такая, - медленно и нерешительно начал Ромка, все более убыстряясь. - Не развалится Натаха. Попьет и из горла. Не привыкать. Что мне опять стаканы воровать? Аристократились, понимаешь ли!
Глаза Натальи сузились, она внимательно посмотрела на Шклярова и, как обычно, промолчала. Просто тихо развернулась и не спеша пошла к метро.
- Похоже, твой спортивный интерес сейчас уйдет за горизонт, - вежливо подметил я.
- Подожди! - сорвался Ромка за Натахой. - Ну хорошо, свистну тебе стакан. А хочешь, два?
- Со мной никогда не надо торговаться! - зло фыркнула Самарина и уже спокойно добавила, - Ладно уж, пошли.
На этот раз налету подверглось главное кафе-мороженое на Невском или “лягушатник” в простонародье по причине ядовито-зеленых стен. Ромка работал проще, чем я, и к тому же наглее. Он не стал маскироваться и брать какое-то мороженое.
- Два стакана напитка, - с видом профессионального грабителя тихо процедил Шкляров и для полного впечатления грозно добавил: - С сиропом "Тархун", пожалуйста.
Возможно, будь у него в тот момент пистолет, он вытащил бы его и обязательно холодно наставил бы на продавщицу, требуя эту воду с сиропом.
- А что только два стакана? - удивился я, когда Ромка поставил на столик в углу жидкость нежно-зеленого цвета. - Ты никак из горлышка пить решил?
- Из горлышка решил пить ты, Николаша, - просто и со вкусом пояснил Шкляров и виновато добавил: - На третий двух копеек не хватило.
- И поэтому пить таким образом буду я?! - закипело у меня внутри. - А ты, аристократ недобитый, из стаканчика?!
- Каждому свое, - пожал плечами Ромка, словно это относится не к нему, а к мужику за соседним столиком, и залпом осушил тару.
- Ну знаешь ли, - рассвирепел я. - А ну давай сюда стакан!
- Я, пожалуй, его к себе положу, - расстегнул свою сумку Шкляров.
- Сволочь! - только и смог добавить я, ибо спор продолжать было нельзя. На нас уже нервно косились посетители.
Я поднялся из-за столика, принципиально купил себе еще один стакан и пришел обратно.
- Пей, Натаха, быстрее. Не задерживай, - шипел Шкляров в момент моего возвращения и для придания ускорения процессу периодически наступал ей на ногу.
- Не могу, - слышалось бульканье в ответ.
- Стакан нужен, не привлекай внимания, - встрял в ход коварного действа я, допивая свою жидкость.
- Уже привлекли, - жалобно протянула Наталья. - На меня два пенсионера смотрят и улыбаются.
Я обернулся. Действительно, пара божьих одуванчиков, доедающих мороженое, умиленно смотрела на нас, вспоминая, наверное, свою молодость.
- Сейчас все улажу, - обнадежил Ромка.
Он повернулся к ним, и, состроив зверскую гримасу, умудрился мило улыбнуться. Пенсионеры резко поднялись с искривленными лицами и, обсуждая хамство современной молодежи, вышли прочь.
- Ну вот все в порядке, - гордо сказал Шкляров, положив мою опустевшую тару к себе. - Натаха, допивай и давай стакан.
- Извините, здесь свободно? - припарковался рядом ребенок лет десяти.
- Занято! - рявкнул Ромка, отчего Самарина подавилась и закашлялась. - Чеши отсюда вместе со своими тарелками и стаканами!
- Но нигде нет места, а у вас свободный стул, - хлопал настойчиво большими глазами мальчуган.
- Ромочка, дай мне мою сумочку, - попросила вдруг Наталья.
Золотая рыбка Шкляров выполнил просьбу. Самарина переплюнула в жестокости профессионализма всех нас. Удав Наташа немигающе уставилась на кролика-мальчика и медленно стала подвигатъ свой стакан к сумочке. Всем своим видом она давала понять: "Если ты, маленькая гадина, пикнешь, то умрешь не сойдя с этого места." "Понял, тетенька! Я ничего не скажу, только не убивайте!" - говорили расширенные от ужаса глаза ребенка, следя за стаканом, медленно погружающимся в черную бездну сумки. Мороженое застряло в горле дитя, и он, возможно, задохнулся бы, если бы Натаха не закончила свое дело и, улыбнувшись мило всему кафе, не вышла на улицу. Именно в этот день мальчуган понял, сколь опасно иметь дело с женщинами непорочно-ангельского вида.
- Послушай, Николаша, - притормозил меня Ромка, когда мы ходили по институту в поисках свободной аудитории. - Сегодня мой шанс. Я должен завоевать Самарину окончательно.
- Не слишком ли много наглости для одного института? - заметил мрачно я.
- В каком смысле?
- Мало того, что ты хочешь здесь пьянствовать, прекрасно зная, чем нам это грозит в случае обнаружения, так и еще любовью заниматься вздумал!
- Нет, ты меня не правильно понял. Я вовсе не собираюсь ее укладывать на стол. Просто надо как-то перейти от пионерской любви к более серьезным отношениям.
- Короче, - оборвал его я. - Что требуется от меня? Выпить свою долю в коридоре?
- Нет, - улыбнулся Ромка. - Я не приму от тебя такой жертвы. Договоримся так. Когда я кашляну, то ты выйди куда-нибудь.
- Куда?
- Ну, придумай куда. В туалет, например.
- И сколько мне туда ходить? - поинтересовался я.
- Минут двадцать.
- Что ж ты хочешь сказать, что у меня запор?!
- А почему бы и нет? С каждым такое случается. Что естественно, то не безобразно. И еще, маленькая просьба. Когда я кашляну, то не срывайся сразу, а то это по-идиотски будет выглядеть. Посиди немного для приличия.
- Ладно, посмотрим. А сейчас пошли, Натаха, кажется, аудиторию нашла.
Мы зашли в маленькую пустую комнату.
- Это излишне, - сказал Ромка, погасив свет.
В кромешной тьме, чтобы не привлечь внимания, натыкаясь на скамейки, трое заговорщиков уселись в углу. Окон в аудитории не было, и увидеть что-либо не представлялось возможным.
Ромка достал бутылку, с минуту искал пробку, потом, чертыхнувшись, перевернул посудину горлышком вверх, и начал открывать. Хлопок, и шампанское брызнуло на стол. Видно этого не было, но мои брюки почувствовали, что сей факт свершился. Шкляров налил каким-то образом два стакана полностью, а остаток протянул мне вместе с бутылкой и моим граненым бокалом.
Ромка ждал того момента, когда Самарина опьянеет, и тогда уж он развернется. Увидеть кондицию жертвы в потемках было весьма сложно. Поэтому Шкляров постоянно задавал наводящие замаскированные вопросы.
- Что-то мне в голову уже ударило, - как бы невзначай он делал упор на этом факте.
Я или Наталья, говорившие на совершенно другую тему, резко умолкали.
- А тебе, Николаша, как? - в тишине спрашивал Ромка.
- Никак, - пожимал я плечами.
- А тебе, Наталья?
- Я пью не так, как некоторые, - явно улыбалась Самарина.
Через минуты две опрос повторялся. Вскоре Шкляров окончательно понял, что шампанское не произвело на Натаху никакого впечатления и уже не произведет. Тогда вторая пустая бутылка покатилась под батарею.
Наталье, по всей видимости, наконец, надоело отвечать на идиотские вопросы, и она поспешила успокоить беднягу в таком же глупом ключе.
- Да, - сказала Самарина после очередного вопроса, - никогда не думала, что от шампанского можно так захмелеть.
Несмотря на темноту, я увидел, как Ромкины ноздри раздулись в нетерпеливом возбуждении, как у невоздержанного мерина. Он начал громко и старательно кашлять.
- Что-то в горло попало? - как бы обеспокоено спросил я.
- Да, что-то.
Я стал сидеть для приличия и продолжил рассказывать какую-то историю. К тому же, ради прикола и из чувства маленькой мести мне хотелось узнать, сколько должно продолжаться это “для приличия” в понятии нашего ловеласа. Через пять минут кашель в усиленном варианте повторился.
- Да что ты раскашлялся? - возмутился я и постучал Шклярова по спине, - Мешаешь же своим кхыканьем.
- Душно что-то, - буркнул Ромка.
- Сейчас минут пятнадцать еще посидим и на воздух пойдем, - обнадежил его я и продолжил рассказ.
- Что-то я трезветь начала, - поведала Самарина, когда мое повествование кончилось.
- А это все потому, что Николаша слишком много говорит, - злорадно встрял Шкляров.
- Да нет. Просто сидим долго. Надо идти, - возразила Наталья.
Ромку прохватил кашель тяжелейшей степени. При этом он стал наступать мне на ногу с силой парового молота.
- Рома, здесь моя нога, а не ножка стола. Не надо на нее наступать, - вежливо попросил я.
Кашель резко прекратился.
- Николаша, ты не хочешь в туалет? - свирепо спросил Шкляров.
Я понял, что уже совсем пересиживаю "для приличия", и сейчас этот несдержанный маньяк вцепится в меня.
- Да, пожалуй, - подтвердил я Ромкины опасения. - Именно в эту минуту мне пришла в голову такая мысль. Ты прямо телепат. Пойду схожу, а заодно посмотрю расписание.
- А что, там что-то изменилось? - ехидно поинтересовалась Натаха. - Или в туалет без этого не пускают?
- А вдруг? - таинственно-двусмысленно произнес я и, исчезая, спросил: - Рома, не хочешь за компанию?
- Спасибо, пока нет, - прошипел Шкляров.
И я закрыл за собой дверь.
Время тянулось ужасно долго. Я обошел весь институт, но прошло лишь десять минут.
- В конце концов, - возмутилась моя душа. - Что это ты здесь ходишь? Иди и испорти им весь праздник.
Но портить его не пришлось. Дверь перед моим носом распахнулась, едва не слетев с петель, и из аудитории вылетела Натаха, чуть не сбив меня с ног.
- Что случилось? - спросил я Ромку, растерянно сидевшего на своем месте.
- Я ее поцеловал, а она в туалет захотела.
В моей жизни мне приходилось слышать подобное впервые.
- Что, плохо поцеловал что-ли? - удивился я,
- Наоборот, очень хорошо. Боюсь даже слишком хорошо. Ее, наверное, вырвало.
- Тяжелый случай, - посочувствовал я и с уважением посмотрел на гиганта, который целуется до рвоты. - А, может, ее вырвало не от твоего поцелуя, а от чего-нибудь другого. Ну, от твоего вида, например.
Ромка не успел мне ответить, поскольку зажегся свет, и появившаяся из небытия Наталья позвала нас на улицу.
- Куда пойдем? - спросила она на набережной. - Есть хочется.
- Пошли в кафе, - предложил Шкляров.
Наташа охотно согласилась и пошла за Ромкой. Я двинул за ними.
Ноги принесли нас опять в “лягушатник”. Настроение у Самариной, ожидавшей увидеть нечто большее, изрядно упало, но она постаралась не показать этого.
Ромка занял у меня два рубля и заказал по сто пятьдесят мороженого и три кофе-гляссе. Наталья продолжала играть. И получалось это у нее весьма хорошо. Шкляров, во всяком случае, принимал все за чистую монету.
Теперь Самарину прохватило падать под столик. Сначала я поддерживал ее, а потом мне это надоело. Тогда Натахина голова стала безжизненно ложиться на мои плечи.
Ромка нервничал. С одной стороны его беспокоило отношение окружающих к этой пьяной девушке. С другой же, Шкляров возмущался таким поведением той, с которой именно он, а не я, успел недавно перейти к "более серьезным отношениям”, и голова Натальи явно должна покоиться на его могучей груди.
Честно говоря, и я был обескуражен таким поведением. Беспорно, что Самарина трезва. Если хочет заигрывать со мной, что мало вероятно, то как-то странно. Если вызывает ревность Шклярова, то его уже трясет. Неужели не видит?
В итоге Ромка не выдержал и, схватив Натаху за руку, вытащил ее на улицу. Там в темном скверике он посадил девушку на спинку скамейки, откуда она моментально стала усиленно падать вниз. За этим процессом я их и оставил. Натаха падала, счастливый от этого Шкляров подхватывал ее тело и всасывал в прежнее положение своими губами. Едва он прекращал целоваться, как Самарина падала опять, и лицо Ромки вновь расплывалось до выражения ослиного похотливого дебилизма...

ВОСПОМИНАНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
о том, как ходят на день рождения любовники, о том, как я пытаюсь примириться с Татьяной и как трагично это все заканчивается, о том, как наши люди ездят в кино на такси, о пытке супом с клецками и о том, как Шкляров впервые звонит Наталье.

И вот настал день рождения Натальи. Похоже, мы со Шкляровым покупали цветы в одном и том же месте, поскольку этот единственный цветочный магазин был как раз недалеко от наших домов. Только я купил их заранее, и они оказались завернутыми в красивую упаковку. На Ромку, похоже, не хватило не только целлофана, но и нормальных гвоздик. В его здоровом серо-бумажном кульке болталось нечто с дохлыми стебельками и мутантными головками.
Увидев мой букет, Шкляров слегка побледнел и превратил меня в объект нападения.
- Николаша, ты знаешь, к кому я иду на день рождения? - спросил он меня по дороге к Натахиному дому.
- Ну-ка дыхни, - попросил я.
- Нет, ты меня не понял, - фыркнул Ромка. - Я и без тебя знаю, что к Наталье. Но ты, по-моему, не претендуешь на ее сердце.
- Ну и что?
- А то, что неудобно мне идти к девушке, от которой я кое-чего добиваюсь, с таким веником.
- Какой уж купил, - развел я руками.
- Ты еще и издеваешься?! - обреченно потряс Ромка в воздухе кульком с цветами. - Николаша, только ты можешь мне помочь!
- Отдать свои гвоздики и получить взамен этот гербарий? Ну уж фиг тебе, - продемонстрировал я популярную комбинацию из пальцев.
- А кто вообще тебе дал право покупать пять цветов?! - попер на меня Шкляров.
- А сколько мне стоило купить? Четыре?!
- Три. Я ухаживаю за Натальей, а любовник должен всегда чем-то выделяться!
- Вот ты и выделился. Чего еще желать?
- Ах, ты... - задохнулся в гневе Ромка.
- "Еще немного и он придет вовсе без цветов, так как сломает их об мою голову" - понял я и сжалился. - Хорошо. Менять букеты не собираюсь и количество цветов тоже. Но можешь дать мне два своих дохлячка взамен моих гвоздик и иди спокойно.
- Три, Николаша, - жалобно стал торговаться Шкляров.
- Нет!
- Ну три. Ну, Николаша-а-а, - тянул свое Ромка. - Ну я же любовник!
Честное слово, когда этот негодяй начинает что-то просить, вы не можете его успокоить. Этот просящий занудный вой преследует вас повсюду, как пение сирен. В конце концов, вы, дурея от этого, готовы согласиться на все.
- Ладно, - вздохнул я, когда мы вошли в подъезд.
- Ну и спасибо, - обрадовался Шкляров. - Только давай их здесь поменяем.
За этим позорным занятием нас и застала Наталья, спустившаяся вниз на лифте навстречу нам. Ромка срочно скомкал и выкинул бумагу.
- Поздравляю, солнышко, - чмокнул он Самарину в щечку и вручил часть нашей икебаны.
Однако, когда Наталья подставила мне вторую щеку, его чувство превосходства померкло.
В качестве гостей, приглашенных на обед, или на ужин присутствовали: Шкляров, я, Скворцова и еще ряд девушек, не имеющих никакого отношения к моему повествованию.
С Татьяной мои отношения были чрезвычайно натянуты, и мы лишь любезно улыбались друг другу, передавая то или иное блюдо, мечтая увидеть в нем физиономию противника.
Однако когда бутылки стали подходить к концу, то я уже начал раскаиваться в своих мерзких желаниях, подумывая о скорейшем примирении обеих сторон. Нужно было срочно сделать какой-то комплимент. Но какой? А может оказать знак внимания?
Мой размышляюще-блуждающий взгляд упал на Татьяну, жующую третий кусок торта.
- Я вижу у тебя хороший аппетит, - из самых лучших побуждений проконстатировал ей. - Не положить ли тебе еще кусочек?
Танюха проглотила непрожеванный комок торта, свирепо посмотрела на меня и процедила: - За своей тарелкой лучше смотри. Еще куски мне считать будет!
Мир, не успев начаться, тут же закончился.
- Ну что делать будем? - спросила Наталья, когда гости разошлись, и мы остались вчетвером.
- Сегодня "бал дураков" в институтском общежитии, - поведала Скворцова. - Может, туда съездим?
- А что, выпить ничего не осталось? - растеряно посмотрела Наталья на армию пустых бутылок. - Неплохо было бы с собой чего-нибудь прихватить.
- Наталья, у меня есть сюрприз, - таинственно проговорил кудесник Шкляров. - Бутылочка будет обеспечена.
- Ну тогда едем, - решилась Самарина.
По дороге в троллейбусе я попытался сделать еще один боевой шаг примирения, неловко облапив Татьяну. К несчастью, эту железную коробку занесло, и мы едва не стукнулись лбами.
- Убери руки! - прошипела Скворцова. - И вообще отвяжись от меня! Сколько можно говорить?
Остановились мы в комнате у Вадика. Ромка с тоской посмотрел на хозяина, жаждущего вбиться пятым в долю, и достал из сумки поллитровую бутылочку.
- Что это? - подозрительно спросил я.
- Перцовка.
- А где ты ее откопал?
- Дома. Ничего уже не осталось, только вот это, - стал оправдываться Ромка. - Но вещь крепкая.
- Раз дома, то давай сюда, - взял я жидкость в руки для экспертизы.
Повторения осенней трагедии мне видеть не хотелось. Вадик также заинтересованно засунул нос в бутылку.
Жидкость пахла какой-то гадостью и была мутно-белого цвета.
- Ты точно уверен, что это перцовка, а, скажем, не антифриз? - поинтересовался я.
- Да, Николаша! - взмолился Шкляров.
Мы разлили понемногу и выпили. Впечатление было, что мне в рот налили мазута. Остальных эффектов, что должны быть при потреблении спиртных напитков и перцовки в частности, не наблюдалось.
- Похоже, ты не раз прикладывался к этой бутылке, - заметил я, после того, как понял, что скоропостижное отравление мне не грозит.
- Нет! - твердо ответил Ромка, словно я опозорил его честь.
Мы допили бутылку. Прибавился еще один побочный эффект - мечта о туалете. Но прилива энергии не появлялось.
- Ладно, пошли на дискотеку, - вздохнула Самарина, разочарованно посмотрев на Шклярова.
Ромка сам был удивлен и даже не пытался защищаться.
- Наташа, уведи Николашу, - услышал я Танькин шепот на выходе.
- Послушай, - обратилась ко мне ласково Самарина. - Пойдем посмотрим лифт.
- А почему бы не мусоропровод? - спросил я и быстро вышел на лестницу.
Сердце мое было опять разбито. Да еще от волшебного эликсира мой живот стал буйствовать.
Все веселились, а мое воображение рисовало ужасные картины: как Танька отдается Вадику. Тогда я не мог даже предположить, что Скворцова мирно лежала на кровати и беседовала с хозяином, сидящим неподалеку на стуле и прислушивающимся к своим ощущениям в желудке. Желая избавиться от меня, она не изобрела ничего лучшего.
Однако, в тот вечер я решил навсегда вычеркнуть Татьяну из своего сердца. Домой она поехала в гордом одиночестве...

В понедельник, совершая гарцевание на физкультуре, Ромка сказал: - Знаешь, Николаша. Я подумал, а почему бы нам не сводить девушек сегодня в кино?
- Каких девушек? - сделал недоуменное лицо я.
- Ну, Наталью и Таньку! Ты что, головой ударился?
- Не знаю никакой Таньки, - холодно произнес я и ускорил темп.
- Ясно,- хихикнул Шкляров. - Влюбленный бедняга с расколотыми надеждами. Ты меня умиляешь, Николаша. Хорошо, я тебя познакомлю с ней.
- Не люблю знакомиться со всякими проходимицами.
- Хорошо, я иду на жертву, - поднял руки Ромка. - Ты приглашаешь Наталью, а я - Татьяну.
- Тогда согласен.
И мы договорились с девушками, что, купив билеты на восемнадцать часов, будем ждать их в вестибюле метро, находящемся в пяти минутах ходьбы от кинотеатра...

Часы показывали без пяти шесть, когда я начал волноваться.
- Что-то не хочет Наталья на свидание с тобой приходить, - гордо подметил Шкляров.
- Танюха тебя, вроде бы, тоже видеть не хочет.
- Нет, ну какое хамство! - возмутился Ромка еще через минуту. - Они думают, что кино их подождет! Такое поведение просто безобразно.
Еще спустя минуту он уже кипел, отпуская в адрес девчонок нелестные выражения.
- Надо идти самим, - постановил я. - По крайней мере, хоть два билета не пропадет.
На выходе мы натолкнулись на Натаху, появившуюся явно не с эскалатора.
- Ты что, с неба упала? - удивился я.
- Вы вообще на время смотрите? - встал в позу Ромка.
- Пошли скорее. Там все объясню, - рванула вперед Самарина.
Через несколько шагов она нырнула в такси, откуда торчала довольная физиономия Таньки. Мы уселись рядом с Натальей.
- Куда теперь? - уныло спросил водитель.
- В кинотеатр, - попросила Натаха. - Только побыстрее.
- Пешком не дойти что ли? - буркнул шофер и надавил на газ.
- Вообще-то веселенькое дело ездить в кино на такси, - прокомментировал я на ухо Шклярову.
- Мд-а-а, - протянул тот и спросил у Самариной: - А вы уже заплатили?
Наташа недоуменно посмотрела на Ромку.
- Ясно,- двинул челюстью Шкляров и шепотом поинтересовался у меня: - Николаша, сколько у тебя денег?
- Рубль, а у тебя?
- Пятьдесят семь копеек,
Мне сразу же вспомнилась ужасная картина. Как-то раз мы с Ромкой также поехали в кино и, что характерно, на такси. А Шкляров получил стипендию и хотел прокутить таким образом четыре рубля, выданных ему в советской валюте номиналом две копейки. Отсчитав сразу двадцать копеек, через каждый щелчок счетчика Ромка с шумом и вздохом вытаскивал из кармана очередную монетку и клал ее на ладонь.
Вскоре лицо шофера нервно задергалось, но он молчал. Когда нащелкало 68 копеек, таксист остановился, не довезя нас до цели, и приказал выметаться. Шкляров вздохнул, доложил еще монетку до 70 копеек и по-барски сказал: - Спасибо, сдачи не надо!
В темноте салона лица таксиста видно не было. Лишь разлетелась по машине Ромкина мелочь, и, плюнув в нас газом и матерно выругавшись, автомобиль сорвался с места, едва не сбив столб.
Похоже, нечто подобное ожидало нас сейчас. Поэтому я резво выскочил из машины, закрыв Ромку изнутри и предоставив самой судьбе. Счетчик показывал рубль шестьдесят две копейки.
Шкляровский палец постучал в стекло, и его жалобный голос попросил у девушек пять копеек. Нашлось только три.
Не знаю, что сказал Ромке водитель, но выскочил ухажер красный, как рак, и до сих пор хранит прощальные слова в глубокой тайне.
- Вы с ума сошли в такси ездить?! - вскипел Шкляров.
- Мы опаздывали, - виновато улыбнулась Наталья.
- И вообще, Ромочка, - встряла Танька. - Нечего приглашать женщину, если денег нет.
Как обычно дерьмовый фильм, на который мы все-таки успели, благодаря киножурналу, окончательно подорвал шкляровское настроение, вогнав его в депрессию, как бильярдный шар в лунку...

На другой день его настроение не улучшилось. Я сидел у него и наблюдал, как Ромкина голова торчит над курсовиком. Периодически он задавал мне наводящие вопросы, и пучины знаний вновь поглощали Шклярова.
Я уже начал засыпать, когда раздался грохот. Это Ромка швырнул на пол учебник.
- Не могу больше так! - крикнул он и повернулся ко мне. - Николаша, ну почему вчера все так по-идиотски получилось? Теперь Натаха смеется надо мной!
- Что ей уж и посмеяться нельзя?
- Но это серьезный удар по моей программе! Я и так уже слишком долго ее уламываю.
- Что ж ты хотел, чтобы она легла под тебя на второй день знакомства? - удивленно спросил я.
- Пойми, что мне не приемлем платонический спорт. Никто ее не заставляет отдаваться сразу... - Ромка остановился и, подумав о чем-то, продолжил, - Хотя и неплохо бы. Но нельзя же, в самом деле, так долго тянуть?!
- Ну от меня-то ты чего хочешь? Чтобы я тебе отдался? - разозлило меня это нытье. - Действуй! Позвони сейчас, скажи так мол и так. Хочу. Очень хочу. Приезжай!
- Да. Квартира гибнет. Матери нет. И ее в постели тоже нет, - продолжил Шкляров. - Но, Николаша, я даже номера телефона ее не знаю!
- А что, позвонил бы и сказал такое?! - выпучил я глаза.
- Нет! Но предпринял бы усиленный штурм.
- Хорош кавалер! - хмыкнул я. - Даже телефона до сих пор не знает.
- А она мне не дает, - пожаловался Ромка.
- И правильно! Такому олуху еще телефончик давать. Да тебе вообще ничего давать после этого не надо. Ведь номер узнать - проще пареной репы!
- Как? - с надеждой голодного волчонка посмотрел на меня Шкляров.
- А никак. Я вообще есть хочу. Что у тебя на обед?
- Суп с клецками.
- Нет уж. Пожарь лучше яичницу.
- Фиг тебе! Только если получу номер телефона. Суп с клецками пожалуйста, хоть сейчас, а больше ничего, - начал шантажировать меня Ромка.
Это шкляровское любимое блюдо витало надо мной злым демоном. Как-то раз я обедал у Ромки, и его мать набухала мне полную тарелку этого супчика. Жидкость в желудок влезла, но вот скользкие хлебные клецки застревали в горле. Как только я пропихивал их внутрь, то желудок устраивал акцию протеста и выталкивал их обратно вместе со всем хранящимся в нем до этого. Однако, я был воспитанным человеком и, поэтому с нечеловеческими усилиями съел все.
- Вкусно? - спросила Ромкина мать.
- Да, - промычал я, стараясь чтобы клецки не вывалились обратно. Да и не мог я ответить что-либо другое, как человек культурный.
В животе еще шла война, но клецки побеждали. На меня снизошло этакое умиротворение от счастья, что страшное уже позади. Я гордился своим поступком, поистине героическим.
- Хочешь еще? - вдруг предложила мать Шклярова.
Желудок насторожился. Такой диверсии, пусть даже из самых лучших побуждений, он не ожидал.
- Что вы! Спасибо! Я уже сыт! - начал обороняться я, но было поздно.
Новая порция супа с еще большим количеством клецок дымилась перед моим носом. Это было страшно, и не хочу о таких ужасах вспоминать.
С тех пор, как только ноги заносили меня к Ромке, у него всегда был суп с клецками. Создавалось такое впечатление, что он только им и питается. Поэтому я старался заходить уже после обеда.
Нетрудно понять, что устоять перед соблазном яичницы я не смог. Узнав по справочной телефон Натахи, выдав для этого строгой тетеньке дату ее рождения, отчество и адрес, мне удалось поесть. Но оказалось, что Шкляров вовсе не собирается, звонить Самариной.
Я долго за столом уговаривал беднягу и, наконец, он согласился. Закрыв зачем-то все двери, Ромка удалился в другую комнату и набрал номер.
(Далее я привожу их диалог, как мне было слышно, поскольку Шкляров орал так громко, словно Наталья жила, по крайней мере, где-то в Чите. Слова Самариной остаются на моей совести.)
- Привет, Натаха, - робко начинает Ромка. - Это я.
- Ой! Хи-хи, здравствуй, - натянуто отвечает Наталья, пытаясь изобразить неописуемое счастье.
(Слава богу, что хоть узнала. Когда я впоследствии ей звонил, то она постоянно принимала меня за какого-то знакомого фарцовщика-соседа, и минут пять мило и ласково выпытывала, что у меня есть новенького из шмотья, после чего, признав, сильно расстраивалась, а голос ее приобретал прохладный оттенок).
- Вот звоню тебе, - считает необходимым внести уточнение Шкляров.
Пауза.
- Да? Хм. Хи-хи…(треск в трубке). А как ты узнал мой телефон?
- Ты же мне его сама дала!
(Вот надо так наглецу врать!)
- Да? - спрашивает Натаха. - А когда?!
(Тоже поражается такой наглости. Интересно, что теперь он скажет?)
- Да недавно! Не помню уже.
(Выкрутился паразит! Черным по белому шито, но все же.)
- А зачем ты мне звонишь?
- Пообщаться, - говорит Ромка таким тоном, будто это уже вековая традиция: ежедневно в этот час разговаривать с Натальей по телефону.
- Ну и о чем ты хочешь со мной поговорить?
- М-м-м-м... - (кашель,треск в трубке)... А что ты делаешь?
- Только что пообедала. А ты?
- А я сижу и разговариваю с тобой по телефону. Вот!
(Содержательный разговор. И что характерно - чрезвычайно остроумный.)
- А что до этого делал?
- Занимался.
- Да?! Ну я тогда тобой восхищаюсь!
- Еще бы, - расплывается от счастья Ромка.
(Врун! Занимался он! Жрал свои клецки и меня голодом морил!)
- А ты один?
- Конечно один!
(Ну это уже верх хамства! Сейчас пойду и подам голос!)
- А что ты сегодня вечером делаешь? - спрашивает Ромка.
(Разродился наконец-то. Только почему вечером?)
- А что?
- Может, это... сходим куда-нибудь?
- А куда?
- В кино,например...
(Так. Сейчас они распрощаются.)
- Извини, но я занята.
- Ну ладно тогда, пока. Ну и хрен с тобой, дура набитая, - изрекает Шкляров в ответ на короткие гудки.

ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
о беспримерном героизме Романа Шклярова в деле уборки пьяных с улиц города и охраны правопорядка вообще, явно возымевшем действие на его даму сердца.

Отвлечемся на время от похотливых терзаний Ромки, и я расскажу о его героизме в несколько иной области. Этот случай не будет иметь связи со всей историей. Хотя и можно предположить, что на Наталью Шкляровский подвиг во благо общества произвел неизгладимое впечатление и приблизил к исполнению Ромкиной мечты. И вот почему.
После телефонного звонка Шкляров стал усиленно атаковать Натаху. Каждый вторник и пятницу его квартира пустовала. Мать появлялась только около девяти вечера. Поэтому каждый вторник и пятницу Наталья получала приглашение заехать к Ромке в гости.
Будучи не дурой, она явно понимала, что за "что-то посмотреть" стоит нечто большее и менее интересное для нее самой, но безумно желаемое Шкляровым. И каждый вторник и пятницу Ромка получал отказ, вызванный различными причинами: то плохое настроение, то внезапно вспыхнувшее стремление к знаниям, то еще что-нибудь.
И через две с половиной недели Шкляров твердо сказал: - Если завтра она снова не согласится, то я говорю ей: "Наташа, я человек спорта", и гордо ухожу при этом. Как ты думаешь, она сильно расстроится?
Эту фразу он излил мне на дежурстве в ДНД, куда пришел в первый и последний раз. Уже не помню, что нам полагалось за это самое дежурство, но Родина в лице комсомольской организации института настоятельно попросила, а мы не смогли отказать. Наверное, никогда не было в пикете этой конторы такого веселого вечерочка. И об этом я и хочу рассказать.
Все присутствующие слушали уже последние указания дежурного, когда в помещение с шумом паровоза ввалился Шкляров. В его руках нежно покоились новые, еще пахнущие кожей, перчатки черного цвета, приобретенные его матерью три дня назад неизвестно по какому поводу. Поскольку мороза на улице не наблюдалось, то вытекал один единственный вывод: Ромка предпочитает работать, не оставляя следов.
Нас разбили на группы захвата, выдали красные повязки с кривыми буквами “ДНД”, поставили цель - собрать как можно больше пьяных и бомжей для упрочения порядка в общественных местах, и отправили с богом.
Не успели мы пройти и пары шагов, как наткнулись на мужчину в возрасте, слегка пошатывающегося при ходьбе.
- Будем брать! - приказал Шкляров.
 - Зачем? Он же не пьяный, - удивился я.
- А что же шатается тогда? Непорядок! - поставил точку Ромка.
Он прихватил меня и еще одного помощника, и втроем мы догнали мужика.
- Гражданин, - гордо обратился Шкляров к нему, выставив вперед левую ногу, словно собираясь прочесть поэму о советской милиции. - А ну-ка, предъявите документы!
Мужчина растерянно улыбнулся, вынул сигарету из кармана, дал ее Ромке и добродушно поинтересовался: - Спички есть?
- Есть, - опешил Шкляров.
- Ну и хорошо.
И он пошел дальше.
- Я же говорю, что пьяный, - пришел в себя юный блюститель порядка. - Даже не соображает, чего от него хотят!
Уверенным шагом он снова нагнал мужика и похлопал его по плечу: - Товарищ, нам чужого не надо. Возьмите вашу папироску и предъявите все же документы!
- Зачем? - охнул мужчина, не понимая, почему к нему пристает этот наглый юноша с двумя сообщниками.
- Предъявите и все, - стоял на своем Шкляров.
- А кто, вы, собственно такой?
- Я-то? - насмешливо спросил Ромка и, ткнув пальцем в красную повязку, многозначительно выдавил: - Я - во!
Мужчина внимательно прочитал три бело-корявых буквы на руке Шклярова и покорно достал паспорт.
- Так-с, сейчас проверим, кто вы есть, - пробулькал под нос Ромка. - Тьфу, черт! Что ж вы документ кверху ногами даете? Нехорошо, гражданин!
- А что, самому не перевернуть? - язвительно усмехнулся "задержанный", явно оскорбленный тем, что должен унижаться перед каким-то сопляком с красной тряпочкой на рукаве.
- Но-но! Без разговорчиков! - прикрикнул Шкляров, явно почувствовав кратковременную власть и входя в роль бывалого мента. - Так, прописка местная. Значит не бомж.
- А разве похож? - уже сдерживая улыбку спросил мужчина.
- Нет, но факты прежде всего требуют подтверждения, - загнул канцелярскую фразу Ромка и положил паспорт к себе в карман. - Пройдемте с нами!
Ей богу, будь на нем в эту секунду фуражка, он козырнул бы.
- Ребята, за что? - захлопал глазами бедняга.
- Вы появились в нетрезвом состоянии на улице, - пояснил я, встав на правозащиту шкляровских действий.
- Да бросьте, вы, в самом деле-то, - махнул рукой мужчина. - Ну выпил с другом сухого по двести грамм. Что теперь мне домой не доехать? Я ж не пьян!
- А шатаетесь почему? - угрожающе выдвинул в лоб обвинение Ромка.
- Ах, вот в чем дело! Да у меня же нога больная. Вот справка, - суетливо влез мужчина в карман пальто и вытащил белую бумажку.
- Ладно, верим. Уберите, - отодвинул я его руку. - Пошли дальше.
- Ну так что, ребята, отпускаете? - просяще посмотрел нам в глаза мужик.
Шкляров впал в размышление. Скачущие цифры прироста уборки пьяных с квадратного метра вверенного участка мелькали в его властвующе-воспаленном воображении.
- Да нет уж, товарищ, пройдемте! - прочеканил наконец чуть не по слогам Ромка.
При этом челюсть его угрожающе заходила из стороны в сторону, и нарушитель даже не стал оказывать сопротивления.

- Вот, задержанного доставили! - торжественно объявил на всю комнату Шкляров, втаскивая в участок за рукав мужика и ожидая аплодисментов, фанфар и восхищенного улюлюканья.
- Отцепитесь, молодой человек! - возмущался тот. - Устроили тут концерт, понимаете ли, на всю улицу. Настоящих жуликов ловить надо!
- Паспорт при себе? - спросил дежурный у Ромки.
- Да, - достал он и преданно уставился в глаза милиционеру, ожидая боевой награды.
- Садитесь, гражданин, - поставил дежурный стул возле мужчины. - Ну, что вы натворили?
- Ничего. Шел домой. Подошел этот юный друг милиции, отобрал паспорт и привел сюда, - ответил задержанный.
- Вот врет! - встрял в допрос Ромка. - Он пьян, и его шатало.
- Ребята не поняли, наверное, - положил мужчина перед дежурным справку на стол.
Милиционер ознакомился с документом и скорбно посмотрел на Шклярова: - Ты пьяных видел вообще когда-нибудь?
- Обижаете, - хмыкнул тот. - Спросите у него, он вам скажет, что выпил двести грамм сухача.
- Было дело, чего уж скрывать, - виновато улыбнулся задержанный.
- Извините, товарищ, - с мрачной физиономией вернул паспорт дежурный. - Ошибка вышла, ребята-то неопытные. Наприсылают черти кого. Вы свободны.
- Ничего, бывает, - усмехнулся мужчина и, попрощавшись, вышел на улицу.
- Все на дежурство, а товарища, который пьянеет со стакана сухого, попрошу остаться, - мрачно приказал милиционер.

- Что было-то? - спросил я, когда Ромка наконец нагнал нас.
- А пошли вы! - огрызнулся он и ускорил шаг.
На углу Шкляров вдруг резко затормозил. Мы подошли и увидели настоящего алкоголика, мирно лежащего возле лужи и несущего какие-то матерные афоризмы.
- Ну что, потащили в дежурку? - спросил я.
- Пьяными больше не занимаюсь, - брезгливо отвернулся Ромка.
- Так что ж теперь, его здесь оставить что ли? - возмутился я. - Тебе не так еще тогда по чайнику настучат.
- Уж лучше я рядом с ним лягу, чем потащу куда-то , - обиженно сказал Шкляров.
Нас осветили фары проезжающего мимо такси.
- Стой! - засигналил рукой Ромка.
Шофер, увидев красную повязку, тормознул.
- Ты куда это ехать собрался? - удивился я.
- Сейчас узнаешь, - пробормотал Шкляров и засунул голову в машину. - Отец, вот тебе рубль, а вот в луже лежит клиент. Вывези его куда-нибудь из этого района.
Таксист не сопротивлялся, что было странно. Втроем мы засунули пьяного пассажира в салон, и машина отъехала.
- Возиться еще, - отряхнул руки Ромка. - Рубля не жалко, только пусть увезет его подальше.
Завернув на соседнюю улицу, мы наткнулись на пьяного мужика, подпирающего зачем-то подобно заболевшему атланту стену дома.
- Так, еще один, - помрачнел Шкляров.
- Тоже такси ловить будешь? - ухмыльнулся я. - Нам дежурство не оплачивают.
- Вот назло всем задержу его, - подошел к "атланту" Ромка. - Гражданин, а у вас случайно ноги не болят?
Мужик посмотрел на Шклярова мутным взглядом, задумался на миг и отрицательно помотал головой.
- Тогда пройдемте!
- Зачем? - вопросительно уставился на дружинничка пьяный.
- Вы безобразно пьяны.
- Нет! - радостно помотал головой мужик. - Я красиво трезв.
- По вашему у меня глаз нет что ли? - возмутился Ромка.
Пьяный внимательно уставился на физиономию Шклярова и вскоре выдал радостное известие : - Есть, молодой человек не переживай! Лучше я докажу, что трезв. Давайте, если пройду по прямой вон до того дерева и ни разу не пошатнусь, то значит я трезв, как солнышко. Ну а ежели пошатнусь, то забирайте!
И с этими словами он уставился на рябину, растущую метрах в пятидесяти от нас.
- Согласен! - подмигнул нам Шкляров.
Мужик прошел не спеша все расстояние и качнулся лишь в метре от цели.
- Ага! - торжествующе завопил Ромка, исполнив при этом ритуально-радостную пляску. - Пройдемте!
- Хорошо. Только вы сначала сами попробуйте по прямой.
- Нет ничего проще, - изрек Шкляров и пошатнулся метров через пять.
- Вот видите, - грустно произнес мужик. - Самому в вытрезвитель надо, а других ловит,
- Пошли обратно. Хватит с пьяными соревноваться. Наверное, он все-таки прав, - сказал я Ромке.
Тот совсем расстроился и покорно поплелся за нами.
В той же самой луже мы наткнулись на того же самого пьяного, находящегося после поездки в состоянии полной медитации.
- Вот сволочь, - выругался Шкляров не то в адрес этого спартанца, не то таксиста, покатавшего пьяного на рубль и выкинувшего в том же месте. - Ну уж все. Хватит с меня алкашей.
С этими словами Ромка за ноги заволок мужика в подъезд, где и оставил.

- Пьяных не обнаружено, - отчитался Шкляров по приходу.
- Хорошо, что пришли. Только что позвонила директор кинотеатра "Колизей" - сказал дежурный. - Там буянит на входе ваш пьяный. Требуется срочная помощь.
Втроем мы побежали по адресу. У самого кинотеатра я чуть не сбил хлипкого мужичка, еле стоявшего на ногах. Он ходил вокруг фонарного столба и пел "В лесу родилась елочка".
- Возьмем? - крикнул я Ромке на ходу.
- Да ну его. Если только на обратном пути. Пусть погуляет.
В кинотеатре контролер объяснила, что мы уже опоздали. Алкаш, прорывающийся без билета, успел уйти.
- Такой худенький, невысокий, лет пятидесяти? - спросил я.
- Он самый! - закивала старушка.
- А что, поймали?
- Да, уже, - неуверенно ответил Шкляров.
Нас оставили на контроле для охраны порядка, а потом пустили бесплатно на какой-то фильм. Но едва я стал вникать в смысл, как к Ромке подбежала бабулька-контролер и поведала, что в зале на последнем ряду сидит человек без билета. Шкляров встал и уверенно подошел к нарушителю, натыкаясь в темноте на кресла и ступеньки.
- Ваш билет? - спросил он у незнакомца.
- Здесь какая-то ошибка, - прошептал тот. - Я должен тут сидеть.
- Ах нет билета? - отнюдь не шепотом сказал Шкляров. - Тогда извольте выйти вон!
- Я еще раз говорю, что здесь какая-то ошибка. Отойдите от меня! - зашипел мужчина.
- Мужики на помощь - просигналил нам Ромка.
- Выйдите по-хорошему! - неистовствовал он, когда мы с топотом подошли.
- Да тише же! Не привлекайте внимания! - взмолился мужчина.
- Мы сейчас фильм остановим, если вы не уберетесь отсюда, - внес я свою лепту.
Зрители стали беспокойно оглядываться, когда Шкляров стал вытаскивать за рукав мужика с ряда. Благо он сидел с краю.
- Уберите руки. Я сам, - горестно сказал нарушитель.
Мы довели его до дверей.
- Эх, ребята, если бы вы знали что наделали, - остановился он на выходе под лампочкой тамбура, чтобы, видимо, посмотреть на наши героические лица.
- А нам и знать нечего! - вспылил Ромка. - Мы на страже порядка, а вы нарушать его вздумали! Чего это ради? Вам фильм посмотреть бесплатно захотелось, а мы будем способствовать этому факту?
- Да не на фильм я пришел, а по делу!
- Хорошенькое дело! В кино смотреть приходят, других дел тут нет, - хмыкнул Шкляров. - Послушайте, что вы все время сопротивляетесь? Предъявите документы!
- На, баран! - раздраженно ткнул в нос Ромке мужчина красными корочками старшего лейтенанта милиции.
Лицо Шклярова мгновенно переменилось и расплылось в улыбке умиления: - Что ж вы раньше-то не сказали?
- Скажешь вам тут! - развернулся оперативник и на улице выругался: - Да уж, твою душу, дружиннички. Все сорвали, мудаки! Такую операцию провалили!
Окончательно испортила Ромке настроение потеря перчаток. Решив, что он обронил их в кинозале, Шкляров вернулся обратно, минут десять бегал в темноте, пока возмущенные зрители при содействии бабульки-контролера не выставили вон нарушителя порядка.

На следующий день Ромка находился в трансе.
- Что это с ним? - спросила Натаха.
И я рассказал эту горестно-героическую историю. Очевидно, это произвело огромное впечатление на Самарину, и на очередное шкляровское предложение о поездке к нему она неожиданно дала согласие...

ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
о том, как Ромка предпринимает попытки более тесных контактов с Натальей, об эротическом театре, о том, как неожиданно исполняется моя мечта и к чему это приводит, о том, как Шкляров становится насильником и о последующем его раскаянии, и о том, как Скворцова идет на свидание, приведшее Романа к разборкам.

Но полоса невезения в амурных отношениях похоже поглотила нас обоих: меня и Ромку.
Итак, Наташа приехала в гости к Шклярову. Он посадил ее на диванчик и включил проигрыватель, нахлобучив на вертушку пластинку "Битлз" “Вкус меда”, недавно выпущенную фирмой “Мелодия” и являвшейся весьма популярной в деле обольщения. Для разнообразия Ромка сунул Самариной полистать газету "Правда". Сам он отправился на кухню приготовить что-нибудь отличное от знаменитого блюда, поскольку суп с клецками предназначался исключительно для меня.
Покачивая ногой в такт музыке, Наталья тоскливо взирала на фото правительства, которое что-то совершало в дружественной обстановке. Появился Ромка с блюдом "Ассорти по-шкляровски" и достал из серванта бутылку шампанского.
- Что это? - удивленно посмотрела на него Самарина.
- Вот, купил по случаю, - смутился Ромка.
- Зачем? Повод какой-то?
- Пусть это будет вместо компота.
- Ну, если только.
Они сели за стол. Шкляров разлил шампанское.
- Ты всегда с компота начинаешь? - насмешливо поинтересовалась Натаха.
- Да, знаешь ли. Привычка.
Поев, Самарина уселась на диван.
- Ну и что дальше? - спросила она.
Ромка какое-то время помялся, затем решительно подсел рядом и поцеловал девушку.
- Ты уверен, что это стоит делать после обеда? - усмехнулась Наталья.
- Уверен! - твердо ответил Шкляров и обнял ее.
Медленно и спокойно он целовал Натаху, укладывая в горизонтальное положение. Самарина не сопротивлялась, а лишь, удивленно следя за руками партнера, холодно отвечала на его поцелуи. Однако, когда голова девушки коснулась неизвестно откуда взявшейся подушки, то она оттолкнула ставшего уже слишком назойливого товарища.
- Жарко что-то, - как ни в чем не бывало произнесла Наталья.
- Да уж! - зло подтвердил этот факт Ромка.
- Не возражаешь, если я сниму свитер?
- А что под ним? - с надеждой в голосе спросил Шкляров.
- Не волнуйся, футболка.
- Да я не волнуюсь. Снимай, конечно! Просто думал, может помочь, - кисло произнес Ромка.
- Спасибо. Это не столь уж сложный процесс.
- Да, есть и посложнее.
Натаха скривила ротик и сняла свитер, оставшись в черной маечке с глубоким вырезом спереди. Шкляров мысленно расширил его, горько вздохнул и встал с дивана.
Едва он дошел до окна, чтобы изобразить страдающего от неразделенных чувств, как в двери послышался шорох ключа, и в коридоре появилась мать.
- А что ты.., - только и смог вымолвить Ромка, выскочив ей навстречу.
- Я сегодня не пошла никуда и решила пораньше прийти домой, - радостно поведала мать. - А что это у тебя такой взволнованный вид?
- Просто я не один, - замялся Шкляров.
- А с кем? С Сашей или Колей?
- Нет, мама. У меня в гостях девушка, - гордо произнес Ромка.
- Это очень интересно, - нервно сказала мать и прошла в комнату.
Ее взору предстала Наталья, сидящая на диване и скромно сложившая руки на коленях. Этакая непорочность с глубоким вырезом на маеечке.
- Рома, может, ты познакомишь нас? - спросила мать, пытаясь выдавить подобие улыбки.
- Это Наташа, а это моя мама, - тихо выполнил просьбу Шкляров.
Самарина почувствовала что-то не то, и не спеша одела свитер.
- Очень приятно, - натянуто кивнула головой мать, посмотрела на подушку и смятое покрывало, потом на пустую бутылку и прошла на кухню, позвав Ромку.
Наталья не знала, как ей теперь поступить.
- Вот, значит, как ты проводишь время, пока меня нет? - строго начала мать.
- А как? - изобразил удивление сын.
 - Боюсь, что мне теперь понятно, кто надевает мой халат в мое отсутствие.
“Да, надевает Вика, когда здесь бывает”, - пронеслось в голове Шклярова, но из понятных соображений он скромно промолчал.
- Ты приводишь в дом всяких шлюх! - выкрикнула мать.
- Наташа не шлюха, - проговорил Шкляров.
- А как еще назвать особу, которая сидит в чужой квартире с молодым человеком в непотребном виде?
Окончания разговора Натаха не стала дослушивать. Она оделась и ушла.
Ромка догнал ее на улице.
- Ты не обиделась? - испуганно спросил он.
- На что?
- Ну, на разговор?
- А разве был какой-то разговор? - жестко ответила Самарина и добавила: - Не провожай меня...

И Ромка впал в депрессию. Он считал, что уже все кончено, не успев толком начаться. Тем не менее, Шкляров решил предпринять еще одну попытку и снова через пару дней пригласил Натаху к себе.
- Я не пойду, - мотнула головой Самарина.
- Ну почему?
- Не хочу встречаться с твоей матерью.
- Но ее не будет! Я гарантирую - стукнул себя кулаком в грудь Ромка.
- В прошлый раз ты тоже гарантировал.
- Ну честное слово, - проканючил Шкляров.
Наталья поверила и пошла. Зачем? Это загадка. Кроме чувства жалости ничего не приходит на ум. Но может и из-за чего-то другого? Пойми загадочную женскую душу.
В этот раз Шклярову вновь не повезло. За столом от волнения он решился выпить более крепкий "компот". В то время как Натаха осушала шампанское, бутылка водки тоже неуклонно пустела.
Теперь Самарина не сопротивлялась. Она покорно вошла в Шкляровские объятия, но... Явно слишком далеким отношениям в тот день не суждено было установиться.
Натаха лежала и терпеливо ждала, наблюдая за тем, как опьяневший Ромка удрученно возится в своих брюках, пытаясь срочно исправить маленький, но столь значительный конфуз. Однако, его гордость вовсе не желала блистать сегодня в высшем свете. Этот орган решил показать свою скромность, а таким сереньким, невзрачным существом, напоминающим сушеный банан, никого удивить было невозможно, разве что собственного хозяина.
- Бывает, - оделась Наталья и сочувственно покачала головой. - Часто случается, когда много выпьешь.
В следующий раз она уже отказалась ехать к Ромке в гости окончательно и бесповоротно, и тот совсем загрустил. Сомнительные мысли о своей полноценности привели к тому, что Шкляров забросил и Вику...

Именно в эти дни у меня произошла не меньшая трагедия.
Был выходной день. Делать нечего и вчетвером, каждый у себя, мы скучали.
- Слушай, так и будем по конурам сидеть? - позвонил мне Ромка.
- А что ты можешь предложить?
- Сейчас я позвоню девчонкам, а потом перезвоню. У меня есть суперидея.
Через несколько минут раздался снова звонок телефона, и на другом конце опять захрюкал Шкляров: - Я договорился с Танюхой. У меня есть бутылочка вина. Звони Натахе и вечером поедем к Скворцовой.
- Во-первых, почему вечером, а не ночью? А во-вторых, с чего это Наталье мне звонить, а не тебе, как любовнику? - потребовал я объяснений.
- Потому что Танюха еще пойдет в парикмахерскую, а вот насчет Самариной попрошу не издеваться. Это мой больной вопрос. Мне как-то надо примириться с ней, а если я сейчас ей позвоню, то она никуда не поедет. Вот.
- Ну, хорошо, - сдался я и спустя минуту принялся уговаривать Натаху, обещая золотые реки, горы с кисельными берегами и Шкляровым в центре пейзажа...

- Таня еще не пришла, - огорченно поведала нам ее мать. - Подождите в комнате.
Мы зашли в Танюхины апартаменты, Шкляров поставил в центр стола бутылку, и, облизываясь на нее, все стали ждать хозяйку со сногсшибательной прической.
Нечто на голове превзошло наши ожидания. Прическа, если ее так можно было назвать, представляла собой стиль "Ура советскому НЭПу!". Перед нами стояла некая секретарша конца 20-х годов, и как фарфоровая кукла хлопала глазами. Ко всему прочему данный стиль явно накладывал на лицо человека некий приятный оттенок тупизны.
- Танюха, что это? - перестав открывать бутылку, выдавил из себя Шкляров.
- Прическа. Очень модная, - страдальческим голосом приговоренного к четвертованию ответила Скворцова. - А что, совсем плохо?
- Да как тебе сказать.., - медленно произнес Ромка.
Я молчал, поскольку попросту не мог выдавить из себя и слова. Вероятно мой словарный запас был настолько скуден, что подходящих выражений для оценки этого гениального творения не находилось. В голове только и вертелась фраза "Руки бы обломать такому парикмахеру".
- А, по-моему, очень хорошо, - очнулась Самарина. - Тебе, Таня, идет. Правда, мальчики?
В душе, как и любая женщина, Наташа ликовала. Как обработали ее лучшую подругу! Смотреть страшно! Естественно Танюха истолковала эти слова именно в этом смысле и обиженно полезла в шкаф искать платок.
- Да ладно уж, сиди так, - милостиво махнул рукой Шкляров. - А то чего, все нормальные, а ты будешь как после тифа с платком на голове.
Скворцова уныло уселась на стул.
- Не переживай, отрастет. На вот лучше выпей, - дал ей рюмку Ромка. - И давайте поднимем эти бокалы за то, чтобы поменьше в жизни случались подобные трагедии.
- Вы дураки и ничего не понимаете, - прожевывая колбасу, сказала Татьяна. - Это модно. Так все сейчас носят.
- Тяжело обладать маниакальным величием, - вставил я. - Если ты - все, то тогда извини.
- Что-то непонятно говоришь, Николаша, - начала заводиться Танька.
- Просто констатирую факт, что впервые у человека на голове наблюдаю такое живописное создание, - пояснил я. - Когда на лошадей одевали новенькие седла, то одна корова тоже подставила спину, став таким образом единственной модной ездовой коровой.
То ли за не очень удачное сравнение, то ли за мое восприятие прически, но Танюха надулась на меня и налила вторую рюмку...
Бутылка опустела. Ромка, похоже, уже помирился с Натальей, поскольку они исчезли за занавеской.
Танькина кровать стояла вдоль широкого окна, и подоконник приходился почти на одном уровне с ней, поэтому, начиная с этого дня, как только Шкляров появлялся с Натахой здесь, бедная лежанка мгновенно превращалась в сцену театра эротических миниатюр, а двор, соответственно, в зрительный зал. Любой, кому не лень, мог теперь, стоя на улице, пялиться на второй этаж, где в пылу желаний бушевал Ромка, причем зрелище являлось абсолютно бесплатным, что говорит о комсомольском задоре двух юных артистов.
Правда, до совсем обнаженных тел дело не доходило. Время еще было не то. Сцен половых актов тоже не наблюдалось, поскольку спектакль не имел возрастных ограничений, и в большей части зрителями становились детишки, копошащиеся во дворе. Кто был помладше, смотрел на происходящее с интересом, засунув палец в рот. При более пикантных сценах в ротик залезала уже вся пятерня. Те же, кто были постарше, пробовали уже проделать подобное, громко хихикая и тыча пальцами в окно. Все же Наталья заботилась о нравственности будущего поколения, и дальше полуобнаженных тел Ромкины импровизации не заходили.
Я и Татьяна в это время сидели в сторонке, как правило молча взирая на колышущуюся занавеску. Выходить на улицу было лень, поэтому мы представляли собой своего рода правительственных лидеров, которым устроили закрытый просмотр в самом прямом смысле.
Обычно это была радиопостановка. До нас доносилось шуршание, томные вздохи и выдохи, чмоканье, Ромочкины вопросы типа "Ну почему?", какой-то треск и еще ряд непонятных звуков. Иногда из-за занавески появлялось лицо Самариной, корчившей отвратительные гримаски в адрес сценариста. Правда, когда светило солнце, то мы попадали в волшебный мир театра теней.
В день, о котором я веду повествование, состоялась премьера, связанная с открытием театрального сезона. Не понявшая еще всех прелестей сей феерии, Татьяна постоянно пыталась засунуть свой любопытный носик за занавеску. В конце концов ей надоело получать в свой адрес нелестные реплики, и гастроли закончились по распоряжению хозяйки сцены. Взъерошенный раскрасневшийся Ромка с недовольной физиономией уселся на стул, а Натаха стала крутиться перед зеркалом. Устав сидеть на стуле, я прилег на кровать, а рядом разлеглась Танюха.
- Теперь я закрываюсь от вас. Не могу больше видеть ваших лиц, - крайне неожиданно для меня объявила Татьяна и закрыла занавеской нас обоих.
Я вообще-то не возражал против присутствия Ромки и Натахи, но поскольку меня никто об этом не спросил, то возмущения с моей стороны не последовало.
Татьяна лежала и ровно дышала. Ее рот был соблазнительно слегка приоткрыт, а язык облизывал губы. Явно она чего-то ждала.
Несмотря на пикантность ситуации, о которой так долго мечтали большевики, проявлять какие-либо симпатии к ней мне почему-то сейчас не хотелось, но убежать выглядело бы глупо. Нужно было что-то сделать.
- Ты чего лежишь? - ткнул я ее в бок.
Скворцова не отвечала и лишь медленно играла языком, томно улыбаясь при этом.
- Может, поговорим о чем-нибудь? - предпринял я последнюю попытку к спасению.
Танюха ничего не ответила, а только помотала головой.
”Черт возьми! Вот, попал”, - пронеслись мысли в моем мозге. - “Ждал и дождался. Нате, берите, она созрела. Спасибо огромное! Она ждет, что я наброшусь на нее с поцелуями. Ага, сейчас. Уже. Но если я этого не сделаю, то грандиозно опозорюсь! Да, но у меня же нет большого опыта, а точнее практически вообще нет! А что будет, если я не так поцелуюсь, как какой-нибудь сопляк? Вдруг она профессионал, знает какой-то другой способ и решит, что я ни фига не умею? Тогда вообще со стыда сгореть можно! Ведь Сквороцова не будет утаивать, а тут же всем об этом расскажет. А дальше пошло-поехало... Нет уж. Не хочу и не буду! Лучше сделаю вид, что она меня не привлекает”.
Татьяна по-прежнему не шевелилась. Глаза ее совсем закрылись, а губы как-то ужасно вытянулись.
- Ты чего, уснула что ли? - задал идиотский вопрос я.
Молчание. Лишь слышно, как Ромка что-то мурлыкает Наталье.
- "Вот паразит! Достал своим чувством такта" - вертелось в голове. - "Не лезешь сюда, так хоть голос подай!"
- Танюха, Николаша, - вякнул Шкляров, словно услышав мои мольбы. - Что вы там делаете?
- Спим, - вдруг заговорила Татьяна.
- Как? Уже? - хохотнул Ромка.
- Да, и целуемся еще, - добавила Скворцова.
"О, боже! Кто ее дергает за язык?" - чертыхался я, - "Теперь точно придется что-то делать. Но лезть целоваться после пяти минут интеллектуального молчания уже глупо!"
- Ты что несешь? - наклонившись к Танюхе, прошипел я.
В ответ на это она еще шире раскрыла рот, усмехнулась и притянула меня к себе.
"Как же с ней целоваться-то?" - размышлял я в спешке, - "Сейчас выясню и уж тогда покажу на что я способен."
Но выяснять что-либо было поздно. Скворцова безудержно начала ржать.
"Ну вот, пожалуйста! Так я и знал. Ладно, сейчас начну, как умею, и дело с концом", - приблизился к ее губам.
Но вместо ответной страсти последовал новый взрыв хохота, и я с покрасневшей физиономией выскочил из-за занавески.
- Чего это с ней? - удивился Шкляров.
- Поцеловались, а ей смешно стало, - буркнул я, все больше краснея, и стал собираться домой...

- Николаша, научи меня так же весело целоваться, а то никакого разнообразия, - попросил Шкляров в метро.
- Издеваться вздумал? Ну что ж, все правильно. Отыгрывайся, - уныло проговорил я.
- Да что случилось-то?
- Я не смог ее поцеловать…
- Как это? - еле успел поддержать нижнюю челюсть Ромка.
- Не смог и все, - не стал вдаваться в подробности я. - Теперь мне стыдно всем в институте в глаза смотреть! Уж Танечка постарается расписать все в красках.
- И мне стыдно смотреть в глаза? - заботливо спросил Шкляров.
- И тебе.
- Не переживай, Николаша, - мужественно произнес Ромка, - В моих глазах ты не упал. Но целоваться все-таки надо научиться,
- Да что ты говоришь?! - завелся я.
- Найди себе какую-нибудь шмару и учись с ней, - нравоучительно продолжил Шкляров.
- Спасибо, может и не как-то профессионально, но я умею, - обиженно ответил я на это.
- А что ж опозорился тогда? - ехидно усмехнулся Ромка.
- Да иди ты, - отвернулся я в другую сторону...
К моему удивлению Татьяна не стала разглашать этот казус. И, благодаря теперь уже моему языку, Шкляров знал об этом конфузе. Подробности его не интересовали, и я утвердился в глазах Ромки, как идиот, впервые увидевший женщину. Что-то другое доказать ему было невозможно, и я смирился с этим позором...

В ближайший вторник Шкляров опять заволок Натаху к себе, а я имел неосторожность позвонить ему, поскольку не был заранее проинформирован о предстоящей половой атаке.
- Привет, - весело сказал я.
- А, ну привет, - как-то вяленько ответил Ромка.
- Что делаешь?
- Задачки по ТЛЭЦ решаю, - рявкнул он и бросил трубку.
Ничего не понимая, я снова набрал его номер.
- Что тебе, Николаша? - взвыл Шкляров.
- Какие задачки? Нам же ничего не задавали.
- А мне задавали, - опять швырнул трубку Ромка.
Я позвонил еще раз.
- Что?! - уже ревел и стонал Шкляров.
- Кто тебе задавал?
- Ты что, дурак?
Раздались снова короткие гудки. Четвертая попытка не оправдалась, ибо Ромка отключил телефон.
Я совершенно не мог предположить, что в это время он пытался уложить Наталью на диван, но звонил телефон, и птица удачи, вспугнутая этой трелью, улетала в заоблачную высь.
Так получилось, что четвертая пташка застряла на подлете и не попала в лапы Шклярова. При этой попытке Натаха ускользнула, и обломанный Ромка лишь щелкнул зубами. Но он опять напился крепкого компота, и возбуждение взыграло в нем с непомерной силой...

Вечером у меня зазвонил телефон.
- А-э, м-м-м-м, м-да, - услышал я длинную глубокомысленную фразу,. - Мико-лаша... ик... это звоню... м-м-м... сам знаешь, кто звоню.
Никогда я не общался и больше не буду, наверное, общаться с Ромкой в таком состоянии.
- Ты откуда? Что с тобой? - забеспокоился я.
- М-м-м... В будке, - раздалось спустя несколько секунд.
- В какой будке? Ты что несешь? Нажрался что ли?
- Нет... ик.. я трезвый. Что мне бутылка водяры? Ты меня не об... оби... обижай пжалуста. А то я сильно... очень очень... сильно, сильно... разозлюсь.
- Где ты?
- Я хочу... как это... у меня в общем была Самарина, - выродил Шкляров.
- Поэтому ты не общался со мной по телефону? - догадался я.
- Да, - покорно рыгнул Ромка.
Затем раздался какой-то грохот. Наверное, он стукнулся головой об аппарат.
- Где сейчас Натаха? - спросил я, когда связь возобновилась.
- Кто? - удивленно спросил Ромка.
- Да Натаха, черт тебя побери! - заорал я на всю квартиру.
- А... м-да... чм... она это... домой...
- А ты?
- А я в будке. Ты знаешь... я ее изнас... изн... занасиловал.
- Чего?! - вылезли у меня глаза на лоб.
- Да... Кинул на диван.., задрал эту... ну как ее?
- Юбку, - подсказал я.
- Во-во... и отодрал. Ты, это... как думай... я красиво сделал? А то... она что-то ушла. А я напился и за ней, но... уже не догнал.
- И теперь ты на улице звонишь мне из автомата? - домыслил я.
- Свершенно да... но ты знаешь, кто она такая? Знаешь, Николаша? - жалобно спросил Ромка.
- Ну и кто?
- Она, эта... у нее... в общем я так же трудно ей вставлял, как мне сейчас говорю… Хрю, - брезгливо выдала трубка. - И это весьма странно... Неужели… ее это... никто раньше не того?.. А?
- Я свечку не держал.
- Да что ты вообще держал? - и послышались короткие гудки...

На другой день мы дежурили по институту. Шкляров поливал двор учебного заведения из шланга, а я молча сидел неподалеку и болтал ногами, пытаясь сосчитать количество окон на противоположной стене. Ромка ничего не рассказывал, а я не лез в чужие дела.
Откуда-то появилась Наталья и всучила мне стаканчик с мороженым.
- А ему? - мотнул я головой в сторону поливальщика.
- Обойдется, - поморщилась Натаха. - Заканчивай быстрее, мы с Танькой тебя на Мойке ждем.
- Вот видишь?! - зло отшвырнул шланг Шкляров, когда Самарина скрылась. - Даже мороженого не принесла.
- Хочешь мое? - попытался я утешить беднягу.
- Спасибо, Николаша, - охотно взял стаканчик Ромка. - Как меня вчера угораздило так поступить по-скотски? Ну был сильно пьян... но это же низменные инстинкты, причем животные. И потом, кто ж виноват, что у нее такая узенькая...гм-хм? Это, впрочем, не для твоих девственных ушей.
Шкляров молча съел мороженое и выдал заключение: - Я думаю, что после юбки на голове мне с ней не помириться.
- Возможно, - кивнул я головой.
- Она еще встала и так сказала: "спасибо за приятный вечер" - попытался сделать пародию Ромка. - Нет, я попрошу у нее прощения.
- Тем не менее, несмотря ни на что, ты добился своего, - заметил я, - радуйся, Натаха твоя.
Но Ромка не светился от счастья.
С этого момента он начал усиленно примиряться, не отставая от Натахи ни на шаг. И когда они все же поняли каким-то образом друг друга, новая неудача треснула Шилова по голове...

В этот день Танюха появилась в институте вся расфуфыренная, как баба на чайник.
- Это чего ты вырядилась? - спросил я.
- На свидание иду, - гордо произнесла Скворцова.
- Со мной что ли?
- Вот еще! Кто ты такой? Я с красивым мальчиком иду. Он летчик, между прочим, - сказала она с таким видом, будто этот мальчик не летчик, а глава одной из инопланетных цивилизаций, и он отведет ее сегодня на космический обед в космический ресторан.
- А я?
- А что ты? Я кто тебе, жена или еще кто-нибудь? Чем-то может обязана? Вроде в одной постели не спали? - насмешливо произнесла Татьяна.
- А что, неужели ты с кем-то другим спала? - встал на мою защиту Шкляров.
- Хам! - уничтожающе посмотрела на него Танюха и, покраснев, отвернулась.
Но ее просто распирало от гордости.
"Ну почему же никто не спрашивает меня, куда я иду?" - явно нервничала Скворцова.
Но другим девчонкам было не до нее. В этот день я принес с собой в спичечном коробке таракана, и мы с Ромкой устроили тараканьи бега. Поэтому вокруг нас образовалась воронка приличного диаметра, и все студентки вместо доски с ужасом взирали на усатое чудовище. К сожалению, рысак сбежал с дистанции, и Натаха его убила. Решительная хладнокровная девушка-убийца!
Когда мы устроили пышные похороны бедняге, то Танька не выдержала: - А ты знаешь, Наташа, куда я сегодня иду?
- Куда? - равнодушно спросила Самарина, создавая на бумажке эпитафию загубленному скакуну.
- Я сегодня встречаюсь с мальчиком! - проорала Танька на всю аудиторию.
- Да? - спросил в глухой тишине Вадик, сидевший почему в этот день на первом ряду в противоположном от нас углу.
- Это с Андреем что ли? Опять проявился? Давно о нем не слышала, - прошептала Натаха, когда аудитория снова привычно загудела.
(Кто такой этот Андрей, я до сих пор не знаю. Он периодически проявлялся на горизонте, спускаясь с небес в синей форме, и Танька с гордостью отправлялась дифилировать с ним по Невскому, поскольку, по ее утверждениям, он имел чуть ли не божественную внешность. Причем дальше променада и угощения в кафе дело никогда не заходило, хотя летчик, вроде, был и не против).
- С ним, - кивнула Танька.
- Ну и что?
Знала бы что, то не издевалась бы. И Ромка не веселился бы по этому поводу.
В этот же день Шкляров и Шурик встречались со своим другом, прибывшим на несколько дней из рядов ВС СССР. И будучи голодным, тот потащил их снимать ему женщину.
Они подцепили какую-то шлюшку, которая ни в какую не соглашалась идти с ними без подруги. В окружении этих двух, мягко говоря, девушек, и наткнулся Шкляров на Таньку с кавалером.
- Здравствуй, Рома, - поприветствовала его Скворцова, с интересом разглядывая попутчиц.
- Привет, - без всякого энтузиазма ответил Шкляров.
- Что это ты здесь делаешь?
- Гуляю, - мрачно поведал Ромка и добавил, кивнув в сторону двух своих друзей: - Это их женщины.
- Да?! Ну что ж, всего хорошего! Желаю хорошо погулять, - язвительно улыбнулась Татьяна и, потянув за собой своего ухажера, поплыла дальше.
На другой день она, естественно, передала отчет о встрече Натахе.
- Да? - сказала та. - Надо же какой шалун!
Шкляров вновь имел весьма неприятный разговор по поводу своей прогулки, долго доказывал, что эти падшие девушки не имеют к нему никакого отношения, а во всем виноват маньяк Шурик. В итоге он попортил много крови, но правда восторжествовала. Отношения Натальи и Ромки в половом смысле укрепились окончательно...
* * *

Вот и моя свадьба. Застолье в ресторане “Метрополь”. Шура-свидетель, Ромка-почетный гость. Наталья сидит недалеко от Шклярова и изредка бросает на него взгляд. Уже видно, что она беременна. Ромка делает вид, что ему нет до Самариной никакого дела.
Идут тосты. Мы с Татьяной большую часть времени проводим стоя, застыв в поцелуе. Господи, как же все надоело! Скорей бы эти торжества кончились.
Александр постоянно ерзает на стуле, пытаясь лихорадочно сочинить слово свидетеля. Ромка мутным взглядом смотрит в одну точку. Что-то задумал негодник.
Небольшой перерыв, желающие выходят в коридор. Шклярова нигде нет. Смотрю с балкончика вниз на танцующие пары. А это что такое? Ромка уже там вальсирует с какой-то девушкой. Ясно, времени даром не теряет.
Музыка смолкает. Его партнерша показывает на угловой столик. Лицо Шклярова скисает. Значит там сидит мужчина девушки.
Тьфу! Стоило на минуту отвернуться, как Ромка опять пропал. А, вот он, и Шура рядом. Клеят двух девиц. Правильно, время - деньги! Опять неудача. Эти тоже заняты.
Всех снова зовут к столу...

ВОСПОМИНАНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
о том, как я, похоже, влюбляюсь в Татьяну, а она тоже начинает испытывать ко мне симпатии, о том, как я ради друзей уже вру ей, о тяжелом испытании шестнадцатью одинокими девушками и еще немного о сифилисе.

Вот и подошел конец апреля. Завтра первомайская демонстрация.
- Где бы достойно отметить эту дату? - размышлял я, провожая Татьяну.
Она ни с того, ни с сего на выходе из “лягушатника” попросила меня довести ее до дому. Шкляров ускакал с Натахой, а я шел рядом со Скворцовой, порой отвлекаясь от ее щебетания о женских проблемах на витрины магазинов.
Когда женщина освещает эту тему, то можете преспокойно отключаться, а потом подключаться в любом месте. И при этом вы услышите то же, что и несколько минут назад, абсолютно ничего не упустив.
- Может зайдешь на чашку чая? - спросила Татьяна у подъезда.
Я кивнул, но подумал при этом, что на этот раз целоваться меня не заставят.
Чашка чая затянулась на семь часов. Это был первый день, когда мы узнали друг друга ближе. (Каждый думает в меру своей испорченности. Не в том смысле.)
Мы долго разговаривали, рассказывая поочередно о своей жизни, характере, привычках. Именно в этот день в моей душе зародилось какое-то еще слабенькое, но уже чувство.
В связи с этим я появился дома вместо шестнадцати часов в 23-00. Мою мать в очередной раз успокаивал по телефону Шкляров, которому именно в этот момент приспичило зачем-то срочно разыскать меня.
- Не волнуйтесь, - говорил он. - С Колей все в порядке.
- Где он? - спрашивала мать.
- В одном месте, - загадочно уверял Ромка. - Поэтому он не придет.
- Как не придет?! - охала мать.
- То есть конечно придет, - поправлялся Шкляров. - Но не сейчас.
- А когда?
- Не знаю. Но с ним все в порядке. Он в надежных руках.
- Где он?
И все начиналось по новой. К счастью, появился я и рассеял все волнения.
- Николаша, - весело сказал Ромка. - Где тебя носило?
- У Скворцовой сидел, - неохотно ответил я.
- Да?.. Ням, чавк… Я так и думал. И что ты там высидел?
Ну что за дурная черта есть, разговаривая по телефону?
- Ничего, - вздохнул я. - В отличие от некоторых предпочитаю испытывать нежные платонические чувства.
- А… Чавк, ням... Это я яблоко кушаю, - пояснил Шкляров. - Вкусное и большое... Хрум, ням, чавк... Ну и зачал?
- Что зачал? - опешил я.
- Не ори... Хрум, чавк... У тебя там мама волнуется. Ты знаешь, как она... чавк... переживала? А я ее успокаивал... чавк, ням… Так о чем это я?... Хрум… Ах да... Подожди, я еще яблоко возьму.
С полминуты я посидел, как осел, поскольку мне не терпелось узнать о зачатье.
- Да, Николай… Хрум... Чавк, чавк, чавк... Я спрашиваю, зачал ты светлое, нежное чувство… Хрум... под названием... это... любовь? - с набитым ртом попытался выяснить Шкляров.
- Да, представь себе.
- Я горжусь тобой... чавк, ням... Николаша. Но неужели все семь часов... Хрум... ты зачинал это чувство?
- Короче, тебе больше поговорить не о чем? 3ачем я тебе был нужен? И перестань чавкать!
- Хорошо. Вот доем яблоко и перестану... Хрум... чавк, ням. Все, съел, - вздохнул Ромка. - Я зачем тебе звоню. Завтра мы идем праздновать с женщинами.
- Кто мы? С каким женщинами?
- Ты, я и Искандер. А женщин увидишь завтра.
- И сколько их будет?
- Немного. Шестнадцать, - успокоил Шкляров. - Может чуть поменьше. И что интересно, все они для вас двоих. И все порядочные, а не какие-нибудь шалавы. Педагогическое образование все-таки.
- А ты?
- А я с Викой буду. Так что готовься морально...

Перед началом демонстрации Ромка объяснил подробности, назначив место встречи.
- И еще, - тихо проговорил он. - Натаха уехала на дачу.
- Поэтому ты осчастливил Вику? - усмехнулся я.
- Да, бедняжке Вике теперь туго приходится, - сочувственно произнес Шкляров. - С этой Самариной я про нее совсем забыл. Она звонит, а видеть меня не видит. Если и приезжаю когда, то лишь с одной целью. Стыдно. Вот и решил сделать приятное. Но дело не в этом. Понимаешь, мне бы не хотелось, чтобы Наталья узнала об этом.
- Это и дураку ясно, - хмыкнул я.
- Вот поэтому если Скворцова спросит, где мы сегодня празднуем, то скажи ей, что у двоюродной сестры Александра день рождения, - закончил мысль Ромка.
- Повезло ей. Во время маевки родилась, - съехидничал я.
- Не говори. Все в этом бренном мире случается, - серьезно произнес Шкляров, посмотрев на небо.
- Какой раз за год у нее уже день рождения? - спросил я. - Кажется, третий?
- Но Танька-то об этом не знает.
Весь первомайский ход Танюха шла рядом со мной. Она веселилась, улыбалась мне, много без умолку болтала.
- А где ты сегодня будешь праздновать? - спросила Скворцова в конце демонстрации.
- Сегодня у сестры Шурика день рождения. И меня с Ромкой пригласили, - слегка краснея ответил я.
- Чего это вдруг? - удивилась Татьяна.
- М-м-м.., - замялся я. - Дело в том, что Шкляров ее хороший друг, а меня за компанию.
- Ясно, - огорчилась Танюха. - А меня за компанию можно?
- Нет, никак нельзя, - усиленно затряс я головой.
- А, может, ты ко мне придешь? Я дома буду. Родители в гости уходят, а мне делать нечего. Как-то так случайно получилось, что и пойти некуда.
Мне стало совсем неудобно.
"3ачем идти фиг знает куда, когда меня ждут здесь?" - думал я, проклиная Шклярова вместе с его зверинцем из шестнадцати наименований.
- Ну так как? - с надеждой спросила Скворцова.
- Я постараюсь пораньше освободиться и позвоню.
- Буду ждать, - улыбнулась Татьяна. - До вечера?
- Угу, - растерянно кивнул я.

Ровно в три часа мы втроем сели в автобус. В руках у Александра покоилась какая-то подозрительная авоська с не менее подозрительной банкой в подозрительных бурых подтеках.
- Это что у тебя, если не секрет? - полюбопытствовал я.
- Брага, - гордо ответил Шура. - У знакомого по случаю три литра взял.
- Ты ж говорил, что там все непьющие, - повернулся я к Шклярову.
- Непьющие, - подтвердил тот. - А мы что делать будем?
- Тебе ли переживать? - печально усмехнулся я.
- Не намерен я с Викой весь день маяться, - возмутился Шкляров и, буркнув, добавил. - Все равно там ничего не получится. Я, может, вам больше завидую. Мне тоже порезвиться хочется.
- А это удобно, с брагой к девушкам? - робко спросил я.
- А чего же тут неудобного? Не они ж пить будут ее, а мы, - удивленно пояснил Ромка. - Напиток что надо. Сердито и на халяву.
Автобус затормозил у нужной остановки. Мы прошли по какой-то узенькой улочке и, завернув за угол последнего на ней дома, остолбенели. Из окон квартиры на первом этаже, с улицы, с дороги на нас смотрело шестнадцать пар печальных женских глаз, принадлежащих будущим педагогам.
- Может уйдем? Еще не поздно, - поежился я.
- Нет уж, мы ознакомимся с предложенным ассортиментом, - решительно сказал Шурик. - Зря что ли перлись в такую даль?
Войдя в квартиру, Александр первым делом бережно передал банку с брагой. Часть девушек он, как и Ромка, знал в лицо, но большая часть была неизвестна. Оглядев их, мы единодушно пришли к выводу, что кроме одной, которую звали Настя, знать больше никого и не хочется.
Всех пригласили к столу. Шурик влез в самую гущу. Шкляров с Викой скромно уселся в центре стола. Я решил не лезть на рожон и сел рядом с Ромкой. С другой стороны от меня сидел еще какой-то деятель, пришедший сюда со своей женой. Таким образом, мне ухаживать ни за кем не требовалось.
- Коля, а почему ты сюда сел? - спросила Вика.
- А что, нельзя?
- А ухаживать за девушками? Кстати, почему ты до сих пор с ними не познакомился?
- Ну не могу же так сразу все успеть, - развел я руками. - Что мне их в один ряд выстроить и всем руки пожимать? Было бы девушек три-четыре штуки. А тут столько...
- Привыкай, Николаша! - оскалился Шкляров и, наклонившись к Вике, тихо произнес : - Он у нас крупный специалист по женщинам. Измеряет их принципиально штуками. Для полного счастья необходимо как раз три-четыре девушки, а с таким количеством еще не приходилось иметь дела.
- Ничего, привыкну, - ответил я на фразу Ромки, причем уже явно не в тему поскольку Вика весьма странно посмотрела на меня.
- Внимание! - объявил Шурик.
Все затихли и внимательно уставились на него, устроив соревнование "Кто шире улыбнется".
Александр убрал с центра стола цветы и водрузил туда банку с бражкой. Девушки опасливо посмотрели на грязно-желтую жидкость, которая ко всему дурно воняла.
- Это термоядерная вещь, - кивнул в сторону банки Искандер. - Пейте осторожно. Валит с ног быка.
- Примем к сведению, - сказал Шкляров и первым налил себе целый хрустальный фужер.
Девушки плеснули понемногу бражки себе в сок и осторожно, морща носики, выпили.
Наступила пауза. Все с нетерпением стали ждать падения под стол.
- Может все же будем есть? - нарушила вскоре молчание хозяйка. Вилки и ложки разочарованно заклацали о тарелки. Сконфуженный Шурик, подобно многорукой Шиве, пытался обслужить всех девушек. О качестве он уже не мечтал. Тарелки с салатами мелькали перед его носом, и сам Александр не успевал ничего съесть.
Едва он поухаживал понемногу за каждой и разогнул закостеневшую от ложек руку, приобретшую уже вид коряги, как посуда стала возвращаться назад с требованием добавки.
- Сдается мне, что Искандер что-то перепутал, - наклонился ко мне Ромка. - Никакого эффекта.
- Я подумал о том же. Не добавить ли нам? - последовало предложение с моей стороны.
- Давай. А… Э, куда? - зашипел Шкляров. - Тьфу ты, хозяйка банку утащила.
Все вылезли из-за стола поразмяться. Шурик облегченно налег на еду.
- Где брага? - хрипло спросил я в темном коридоре хозяйку.
- Там! - брезгливо кивнула она в сторону кухни, очевидно приняв меня за хроника-пропойцу.
Я осушил еще кружечку.
- Хреновый напиток, - сплюнул я, когда мы втроем уселись на улице.
- Да, знаешь, Шура, что-то не того, - подтвердил Ромка.
- Я и сам ничего не понимаю, - пожал плечами Александр. - Сказали без обмана, мол, вещь надежная. Может, не выбродилась?
Заорала музыка. Девочки устроили танцы. Затем все высыпали на улицу фотографироваться, зачем-то усадив в центре группы нас, хотя мы вовсе не горели желанием. Потом восемнадцатилетние лошади педагогического техникума вернулись в квартиру и уселись играть в цвета, в фанты и еще в какой-то бред.
- Почему вы не развлекаете дам? - спросила Вика, подойдя к нам.
- Я не массовик-затейник! - огрызнулся я в ответ и сел рядом с Шурой, рисующим на воздушном шарике карикатуры на присутствующих в виде каких-то лошадей. Мне хотелось поскорее исчезнуть из этого зверинца и поехать к Татьяне. Но тогда Александру совсем туго придется.
- Саша, можно тебя на минутку? - капризно позвала его одна из знакомых девушек.
Шурик покорно подошел.
- Либо ты сейчас начинаешь нас развлекать, - ультимативно произнесла она, но не успела договорить кару, которая постигнет Искандера в противном случае.
- Чего я плясать, как дурак, буду? Ля-ля-ля, ля-ля-ля, - оборвав ее, запел Александр.
- Не ломай дурочку!
- Сама же сказала, а теперь не нравится.
- Либо я вообще сейчас домой ухожу, - наконец закончила девушка.
- Ну и уходи, - удивленно разрешил Шурик. - Если так хочется, то зачем у меня отпрашиваться? Чего я держу тебя, что ли?
- Ах так?! - задрожал голос девушки. - Я уйду навсегда. Можешь забыть меня!
- Можно подумать я тебя помнил, - по-простому рубанул Искандер.
Та выбежала, хлопнув дверью.
- Странная какая-то, - пожал плечами Александр и отправился на кухню.
Там сидели уже Шкляров, я и муж, квася брагу. Выпили всю.
Пока банка пустела, половина девушек разбрелась по домам, поняв, что с такими кавалерами у них ничего не выгорит. Осталось восемь самых стойких, не считая Вики и ее замужней подруги. В голове ничего не было от этого чудного напитка, и мы уныло вернулись в комнату. Там эта самая замужняя девушка уже настраивала гитару.
Втроем мы уселись на кровать: я, а по краям Шкляров и Шура. Нас неожиданно резко повело. Девушки же расселись по углам, раскрыли рты и стали томно внимать грустной песне о неразделенной любви.
По всей видимости, исполнительница имела довольно скудный по тематике репертуар, исключительно жалобный, поскольку за первой пошла такая же вторая, потом третья. Ромке надоело наблюдать за тем, как гитаристка пытается прострелить глазами потолок, и он решил поразвлечься.
Его веселье оказалось весьма интеллектуально. Оттягивая пальцем мои подтяжки, он с треском отпускал их. Когда на него все зашикали, то Шкляров стал отстегивать их от моих брюк. Я начал вертеться на кровати, будто меня посадили на раскаленную печку. Это привлекло внимание Шуры, едва не уснувшего на четвертой песне, и он подключился в игру "Отстегни мою подтяжку".
Александр делал это весьма грубо, и я заржал от щекотки. Наверное, это произошло в неподходящий момент, поскольку влажные глаза уставились на меня, как на врага мировой культуры, а певица истерично отшвырнула гитару, отчего та жалобно загудела.
Рома и Саша сидели, как ангелочки, и всем своим видом гневно осуждали мое безобразное некультурное поведение.
- Вы пойте дальше, - попросил Шкляров. - Не обращайте на Николашу внимания. Он всегда такой. Приехал с крайнего Севера и еще не окультурился.
- Это ужасно, - вздохнула певица и затянула что-то про разбитое сердце. Два паразита тихо продолжили свое издевательство. Я крепился до третьего куплета, но на словах "он похоронил свою любовь" взорвался от приступа хохота.
- Я не могу петь в таких условиях! - вновь швырнула инструмент бедняга и убежала рыдать на кухню.
Все отправились утешать ее, выразив мне свое "Фу".
- Нехорошо ты ведешь себя, Николаша, - покачал головой Шкляров. - Стыдно за тебя. Теперь придется уходить отсюда.
Но нас уже хорошо шатало. Посидев возле подъезда на солнышке, мы пришли почему-то к потрясшему нас выводу, что я наркоман.
- Ничего, - едва не плакал на мне Ромка. - Мы тебя в обиду никому не дадим!
Шурик угрюмо засыпал, сидя на детских качельках.
- Пойдемте на салют! - высыпал на улицу остаток женского батальона.
- Разрешите помочь? - по-рыцарски взял я у Викиной подруги магнитофон.
- Только не урони, пожалуйста, - попросила она со страхом в голосе.
- Я не до такой степени пьян, - усмехнулся я.
На первом же углу, напротив отделения милиции, земля нехорошо поехала, и мое тело пало в пыль. Чтобы не разбить при падении магнитофон, моя рука метнула его в столб.
- Вставай! - пытался поднять меня Шурик, рискуя дополнить скульптурную композицию "Одинокий спящий".
Шкляров в это время остановил ребенка-велосипедиста и отбирал у него "Орленок", чтобы, очевидно, уйти от преследования ментов, уже направляющихся небрежной походкой к нашему цирку под открытым небом.
Вика схватила Ромку под руку, Шурик все же умудрился поставить меня на ноги, одна из девушек собрала останки магнитофона, и все рванули вперед.
По Невскому мы шествовали в следующем порядке: впереди по синусоиде гарцевал Шкляров в обнимку с Викой или "Сю-сю", как ласково звал ее Александр, за ними, повторяя траекторию, я с Шуриком, а за нами по прямой выводок уже из шести девушек, строящих какие-то планы до последней минуты.
К несчастью Ромки на нас наткнулись Натахины подружки. Поприветствовав нас, они с удивлением осмотрели всю процессию и, раскрыв рты, пошли дальше.
- Вот не было печали, - досадовал Шкляров. - Так я и знал. Тайное всегда становится явным. Они обязательно все расскажут! Если что, Николаша, то я шел с Шуриной сестрой. И Александра предупреди.
 - А эти шестеро ее близкие подруги? - спросил я, кивнув на эскорт.
- Да. И никто другой. Так и порешим.
После салюта, пока мы пробирались к метро, Вика висела на Ромке, а мы с Сашей орали лозунги типа "Ура": от "Ура магазину "Диета" до "Ура металлистам". Своим надрывным криком мы распугали всех девушек окончательно.
Я попробовал позвонить Танюхе, но ее уже не оказалось дома...

На следующий день наша троица сидела в парке на солнцепеке, попивая чудом приобретенное пиво “Московское” по бутылке в руки, и со страхом обсуждали подробности вчерашнего дня.
- Николаша, у меня к тебе три новости, - сказал Ромка. - Одна плохая и две хороших.
- Начни с хорошей, потом плохую скажи и напоследок еще хорошую, - решил я.
- На удивление твои глаза произвели на всех приятное впечатление.
Я смущенно, как красна девица, улыбнулся.
- Но ты никому не понравился, - испортил все Шкляров. - Молодо выглядишь, да и вел себя плохо.
- Спасибо, - упал я с небес.
- Но от тебя без ума Настя. Непонятно как, но ты умудрился понравиться такой симпатичной девушке. Если б не Вика, я сам бы ей занялся.
- Ага, и если б не Натаха, - кивнул я.
- Да... - осекся Шкляров и закрыл рот с такой силой, будто туда только что залетела добрая сотня мух. - Настя просила тебя позвонить ей. Вот ее телефон.
Настя будет писать мне в армию длинные письма. Когда я вернусь, мы встретимся и, прощаясь вечером возле ее дома, я пообещаю позвонить на следующий день. Но случайно на следующий день окончательно увлекусь Танькой, и теперь мне стыдно. Стыдно за то, что до сих пор звоню. А ведь она тоже сыграла большую роль в моей жизни, хотя это ей так и не суждено узнать.
- Свободно? - грозно спросили три девицы сомнительного вида, одна из которых держала в руках слегка початую литровую банку томатного сока.
- Садитесь, если хотите, - равнодушно ответил Ромка. Они сели. Мы продолжали разговаривать между собой.
- Хотите сока? - предложили девушки, посовещавшись между собой.
- Можно немного, - сделал одолжение Шкляров.
Я отказался, а эти два кадра выпили весь сок. Отдав пустую банку, мы продолжили нашу беседу.
Две девицы, вздохнув, ушли. Одна еще чего-то осталась ждать.
- Расскажите хоть что-нибудь, - жалобно попросила она.
- Шура, давай, - ткнул его локтем Шкляров. - Сок выпил у девушки? Теперь надо отрабатывать.
- М-м-м... Вот колесо обозрения, - показал Александр на аттракцион. - С него видно наш город.
- У тебя все? - после затянувшейся паузы зло спросила девушка.
- Честно говоря, да. А разве что-то не так?
- Как сказать! - сплюнула она и, обидевшись на что-то, ушла.
- Девушка, посуду! - крикнул ей вслед Шкляров, но она не услышала.
Ромка развеселился не на шутку, воображая какие планы были у этих девиц, что они пришли сниматься с соком.
- А если они сифилисные были? - предположил я.
- Ну и что? - ржал Шкляров. - Мы ж не спали с ними, Николаша. Какой ты еще наивный!
- А сейчас эпидемия сифилиса ходит, - упорно стоял я на своем.
- По воздуху ничего не передается, - улыбнулся Шурик.
- Да, но вы пили сок, к которому они явно приложились до вас, - пожал я плечами.
Александр улыбаться перестал.
Ромка все еще веселился: - Ну и что? Что из того, что они пили этот сок? А?... М-да!
Лицо его приобрело оттенок непоправимой трагедии. СПИД тогда еще только где-то появлялся, а потому нашу молодежь с детства наряду с неумолимо надвигающейся ядерной угрозой НАТО пугали сифилисом, от которого у человека вначале отваливался нос, а потом он умирал. Причем, судя по рассказам, каждая сотая женщина, особенно с сомнительными намерениями была тяжело больна. От злобы на заразивший ее сильный пол она предлагала себя мужчинам, а в свободное время специально пила из нестерильных общественных стаканчиков, например, в автоматах с газировкой, чтобы через ядовитую слюну перезаражать все человечество .
- Так, пошли домой! - встал со скамейки Шкляров.
Настроение у них было испорчено на весь вечер, отчего я почему-то порадовался в душе. Мы разошлись по домам...



ВОСПОМИНАНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
о том, как я по дружбе душевной во второй раз обманываю Татьяну, и о том, как тайное становится явным, о чифире и о том, как я остаюсь наедине со Скворцовой, о том, как я становлюсь жертвой собственных планов ради смеха Шклярова, и о том, как бесповоротно ссорюсь с Танькой.

- Куда пойти, куда податься... - бормотал Ромка, сидя на стуле и, сложив руки на груди, как Наполеон.
Я, уютно расположившийся на его диване и изучающий газету “Правда”, пожал плечами.
- Слушай, Николаша, а давай я тебя побью? - безразлично предложил Шкляров.
- Это с чего это? - последовала нота протеста с моей стороны.
- А просто так, от скуки, - объяснил агрессор и пошел вероломно вторгаться в мои владения. - Я буду учить тебя не бояться врага.
- Ну, тогда я вынужден защищаться, - смело чихнул я в его сторону.
Схватив какого-то игрушечного мягкого синего зайца, а может и кота, я стал задерживать им кулак Шклярова, пытаясь в свою очередь заехать ему по башке этим ватным детищем Роспромигрушки. Однако, Ромка в очередной раз промахнулся и врезал со всей силы рукой по деревянной спинке дивана. От этого учитель рассвирепел и решил сразить меня приемом восточных единоборств. Но кулак снова пролетел мимо и стукнулся о стену.
- Урок окончен! - завыл жалобно Шкляров и убежал отмачивать руку в холодной воде.
- Слушай, - сказал я, когда он появился. - А не сходить ли нам сегодня на дансинг во Дворец молодежи?
- Неплохая идея. Почаще нужно тебя бить, - похвалил Ромка, после непродолжительного раздумья. - Надо тогда позвонить Натахе.
- А ты что, с Самариной попрешься?
- Если тебе скучно, то можешь пригласить Шурика, - хихикнул Шкляров.
- Что ж ты думаешь, что мне кроме Искандера и позвать некого? Вот позвоню сейчас Таньке, - напугал его я.
- М-да? Ну звони. Я посмотрю, как это у тебя получится, - взял меня на "слабо" Ромка.
Я набрал Танюхин номер.
- Да, я слушаю, - послышалось в трубке.
- Привет, Татьяна. Это ты? - решительно спросил я.
- А кто же еще? - фыркнула она. - Вроде бы с утра еще собой была.
- Что делаешь?
- Стираю.
- И долго тебе еще стирать?
- А что?
- Через два часа я тебя жду у метро "Горьковская". Мы поедем в ЛДМ на тискотеку.
- Да?! - вылетел вопль удивления у Татьяны.
- Ну не хочешь, как хочешь, - пожал я плечами, сделав вид, что мне ее ответ безразличен.
- Ты уже девушек приглашать стал? - рассмеялась та.
- Ну знаешь ли! - хотел я швырнуть трубку, но вовремя посмотрел на Шклярова, ждущего с видом великого провидца исхода моего поединка. - Представь себе. И не тебя первую, между прочим. Так что?
- Хорошо, - примирительно сказала Скворцова.
- Тогда пока, - гордо сыграл я отбой и победно посмотрел на Ромку.
- Молодец, Николаша! - похлопал меня по плечу он. - Ты на глазах превращаешься в орленка.
- Почему это в орленка?
- А в кого ты хотел? В орла? Нет, до него еще подрасти надо, - многозначительно пояснил Шкляров, посмотрев при этом на себя в зеркало. - Ладно, теперь Самарину обрадую.
Не успел я причесаться, как Ромка сообщил мне печальную весть: Натаха на даче.
- Прими мои соболезнования, - пожал я ему руку.
- Не, так не пойдет, - замотал башкой Шкляров. - Мы с Шурой будем, значит, одни, а ты со Скворцовой? Идти, так уж всем холостым. А то ни с девчонками не познакомиться, и вообще ничего.
Что означало понятие "вообще ничего" в Ромкином лексиконе я не стал выяснять, а только спросил: - Почему тебе с Самариной можно, и это нормально, а мне со Скворцовой - уже ненормально?
- Во-первых, я хотел идти с Натальей, а вы с Шурой одни, потому что вам просто не с кем было идти, - стал оправдываться Шкляров.
- Как это мне не с кем?!
- Но я же не знал, Николаша, извини пожалуйста. Я же и не возражал!
- А сейчас, значит, возражаешь?! - попер я на него,
- Только не бей меня, Николаша! - притворно взмолился Ромка. - Но сейчас же Самариной нет. Поэтому теперь тебе точно не с кем идти.
- Но Скворцова есть!
- А я с Натахой сплю! А ты? - показал язык Шкляров.
- С Натахой?
- Нет, с Танюхой!
- Не успел пока.
- А, вот видишь! Поэтому-то мы и пойдем одни.
- Подожди, чего-то я не понял, - покрутил я головой. - Давай сначала все свои аргументы.
Мы еще три раза повторили все по-новой, и каждый раз получалось, что если не спишь с кем-то, то с ним в ЛДМ нельзя. Спать - это, своего рода, входной билет.
- Короче мне надоело спорить, - сказал наконец Ромка. - Позвони Скворцовой и скажи, так, мол, и так.
- Ты что, с ума спятил?
- А что тут такого, обломать девушку? - искренно удивился Шкляров.
- Неужели у тебя нет ни капли стыда?
- Может и есть, - на полном серьезе задумался Шкляров. - Но всему, Николаша, нужно в жизни учиться. Все пройти. Женщины приходят и уходят, а друзья остаются. Звони!
- А… А что я скажу?
- Ну... Придумай чего-нибудь.
И из-за Ромки я вновь соврал. Снова совершил гадкий поступок. "В конце концов", - вертелись в голове мысли уже явно Шкляровской технологии, - "никуда она не денется. Что с того, если человек продолжит такое нужное дело, как стирка? Дружба важнее”.
- Алло, Татьяна? - спросил я, набрав номер.
- Да.
- Ты уже собираешься?
- А что?
- Мы никуда не поедем.
- Почему?
- Шура-паразит совсем заучился и ехать не хочет. Упирается и ни в какую! - начал я врать, думая о бедном Александре, который вообще еще ничего не подозревает. - Мы просто решили слегка где-нибудь прогуляться вечерком неподалеку от нас, а потом по домам.
- Ну хорошо, - обиженно сказала Танюха. - А, может, и я с вами?
- Нет. Боюсь, что Александр начнет девочек опять клеить, а при тебе он стесняться будет, - принял я этот идиотский аргумент за самое твердое объяснение, которое уже не должно вызывать никаких побочных вопросов.
- А вы ему помогать, значит, будете? Чтобы не переусердствовал?
- Да ты что, обиделась?
- Нет, - тихо и невесело сказала Татьяна.
- Вот и славно. Пока.
Этот сволочной, в принципе предательский поступок, до сих пор гложет мою совесть. Но тогда я запрятал совесть подальше. Мы позвонили Шурику и отправились веселиться...

- Тебе какая-то Таня звонила, - передала моя мать, когда я вернулся.
- Да? Ну и что? - с интересом спросил я.
- Спросила где ты. Я сказала, что пошел в ЛДМ с Сашей и Ромой.
- Так, спасибо, - сел я на стул. - Ну зачем?! Сказала бы, что ничего не знаешь.
- Но ты же ничего не сказал об этом! И потом, почему я врать должна? - возмутилась мать.
Конечно, я сам был виноват. Ржал над Шкляровской конспирацией, а сам-то хорош.
Естественно, что на другой день Татьяна со мной не разговаривала. Любые мольбы о всепрощении оказались бесплодны.
К счастью, наступило 9 мая...

- Николаша, - позвонил мне Ромка. - Тебе известно, что сегодня за день?
- Да, знаешь ли. С праздничком.
- Что мне твое словесное поздравление? Из него кашу не сваришь, - возмутился Шкляров. - Я вообще-то предпочитаю материализованные слова.
- Это как? - удивился я.
- Не знаю сам, - заржал Ромка. - Короче, мне принесла бы большее удовольствие открытка, материализованная в виде бутылки.
- А ты, ветеран что ли?
- А разве пьют только ветераны? - с интересом спросил Шкляров.
- Тогда я тоже хочу такую открытку, - выразила согласие моя сторона. - Можешь доставить мне такое удовольствие. Я как раз сегодня один.
- Ты думаешь? - поразмыслил Шкляров. - Хорошо. Но ведь всякое поздравление требует жертв.
- Половина стоимости моя, - вздохнул я, понимая, что мы поздравим сами себя.
- Ну это само собой. Я не про то говорю. К бутылке будет нагрузка.
- Какая еще нагрузка? - опешил я.
- С пионерским приветом к тебе придут Натаха с Танькой.
- М-да... Послушай, а ты считаешь, что это так необходимо?
- Обязательно.
- Ну ладно, а что они делать будут?
- Стихи о войне читать, - огрызнулся Ромка. - Ты что, совсем не соображаешь?
- В таком случае, может, обойдемся половиной нагрузки в виде Натальи? - робко предложил я.
- А почему?
- Видишь ли, с Татьяной у нас в очередной раз некоторая несовместимость в вопросах дружбы и взаимопонимания, - пояснил я.
- Вот и самое время в торжественной обстановке заключить пакт о ненападении и суверенитете государств, - решил Шилов. - Я сам позвоню Скворцовой, тем более, что тут есть и моя вина. В общем, жди нас часика через три...

Мы сидели за бутылкой водки и скромной закуской, содержащей в себе все, что я смог извлечь из холодильника. Велась оживленная беседа. Я же с Татьяной находился в разных измерениях.
Однако, когда ноги вынесли меня на кухню, она вышла следом.
- Мы сейчас с Натальей уйдем, - тихо сказала Татьяна. - У моих родственников торжество сегодня.
- А мы? - открыл я рот, возмущенный таким хамством, поняв, что стихов читать нам сегодня девушки не собираются.
- Обними меня, - попросила Скворцова.
Я выполнил просьбу, и Танька прижалась ко мне.
- Мы там будем недолго. Я думаю, что вы встретите нас через два часа?
- А что это вы тут делаете? - вдруг из-за двери выглянул Шкляров.
Татьяна убрала мои руки и ушла в комнату.
- Я вижу, перемирие свершилось? - улыбнулся Ромка.
- Ты пришел в самый подходящий момент, - недовольно буркнул я.
- Я всегда появляюсь в нужную минуту, - гордо произнес Шкляров. - Кстати, мне сейчас Натаха поведала, что они...
- Знаю, - оборвал я его.
- А что мы делать будем? Сдается мне, что поздравительных слов явно маловато, - тонко намекнул Ромка.
- А у меня их больше нет. Все исчерпались, - разбил я его надежды. - Могу предложить либо сбегать в магазин, но за твой счет, либо только чифир, правда, я не знаю, как его делать.
- Да? - просчитал варианты Шкляров. - Я думаю, что чифир тоже ничего.
Мы проводили девчонок и занялись приготовлением чудодейственного эликсира.
- А много чаю-то надо? - спросил я.
- Не очень. Дай мне пачку, я сам отсыплю. Ни хрена ты в этой жизни не знаешь.
Я порылся в шкафчике и извлек упаковку грузинского чая.
- У, грузинский, - разочарованно протянул Шкляров и сыпанул в стакан половину пачки.
- А что есть какая-то разница? - обеспокоился я.
- Аромат не тот, - с видом знатока произнес Ромка и налил в стакан кипяток. - Теперь посидим, подождем.
Мы поболтали о всякой ерунде около пяти минут, затем Шкляров сунул нос в стакан и возвестил, что чифир готов.
- Ты первый, Николаша, - кивнул он мне.
Я сделал небольшой глоток, но масса чаинок застряла в горле, и меня прохватил кашель.
- Вот что значит не уметь ничего, - назидательно сказал Ромка. - Смотри, как надо.
Его попытка закончилась тем же исходом.
- М-да. Что-то не так, - почесал Шкляров в затылке. - Знаешь что, давай его процедим!
После этого трудоемкого процесса стол приобрел пеструю окраску, благодаря чаинкам, но напиток стал приятнее.
Чифир сделал свое дело, отчего мы оба расслабились, несмотря на бухающие, как отбойный молоток, сердца. Через несколько минут Ромку потянуло в философско-жизненные раздумья.
- Вот я, Николаша, думаю, для чего я живу? - спросил он, взгромоздив свое тело на диван.
- Чтобы женщин клеить, - отозвался я, устроившись на полу.
- Нет, нужно еще что-нибудь сделать помимо этого, - едва не прослезился Шкляров.
- Давай больше не повторять подобных экспериментов, - попросил я.
- А, что с тобой говорить, - махнул рукой Ромка. - Ты ведь кто? Ты ж ничего не видел в этой жизни! Впрочем, и я почти ничем от тебя не отличаюсь. Если только полового опыта больше. А это что? Тьфу! Не для этих животных инстинктов, Николаша, мы созданы. Понимаешь? Зачем жить без пользы?
Я подумал, что, наверное, медленная музыка навевает нам эти мрачные коммунистические раздумья, и перевернул кассету. Комнату наполнил рок-н-ролл.
Ромка моментально отвлекся от своей проблемы предназначения и принялся выделывать ногами какие-то кренделя. Поскольку эту дикую пляску он называл именно рок-н-роллом, то я понял, что все дикари-людоеды - повальные фанаты Элвиса Пресли.
Когда нога Шклярова взлетела слишком высоко, едва не расколотив зеркало в шкафу, то он мгновенно остепенился, посмотрел на часы и скоропостижно засобирался навстречу своей любви.
Девушки вышли, по-моему, еще в лучшем состоянии нежели мы, опоздав при этом на полчаса. Нас ждал салют...
После того, как залпы отгремели, мы отправились прогуляться по Сашкиному садику, где и набрели на одинокую Олесю. Увидев нас, она почему-то сильно обрадовалась и усиленно принялась заигрывать со мной. Мне это не доставило ни малейшего удовольствия, но я был с ней сдержанно-вежлив, как истинный джентльмен. Поэтому, прощаясь, Олеся уже как-то совсем многозначительно пронзила меня взглядом. Тем не менее, я не придал этому событию никакого значения и вскоре забыл об этой встрече...

На следующий день мы стояли на набережной после лекции.
- Давненько у Скворцовой сбора не было, - намекнул Шкляров.
- Ты хочешь сказать, что давненько никто не шалил за занавеской? - улыбнулась Татьяна.
- Ну, вот тебе и на. И тут пришел Бумбо, - скривил физиономию Ромка. - Как всегда все опошлила. Я просто хотел предложить выпить.
- А есть что? - очнулась от спячки Натаха.
- Вы идите к Таньке. А мы с Николашей все уладим...
Осушив четыре бутылки сухого “Ркацетели” все повеселели.
- Николаша, - поймал меня в коридоре Шкляров. - Я вижу у тебя со Скворцовой все наладилось?
- Если по моим меркам, то да, а если по твоим, то совсем ничего не сделано, - ответил недоуменно я.
- Ну и ладно, - загадочно улыбнулся Ромка и с видом доброго волшебника, желающего на что-то разродиться, вернулся в комнату.
Девушки, шептавшиеся о чем-то, при его появлении смолкли.
- Гм, Наташа, пойдем погуляем? - наигранно предложил Шкляров.
- Зачем это? - удивилась Самарина.
- Ну просто, - стоял на своем Ромка. - Там воздух свежий! Вообще, мне нужно кое-что тебе сказать.
- То сказать, то показать, никакого покоя, - заворчала Натаха и вышла вслед за Шкляровым.
Тот пропустил ее чуть вперед и шепнул мне в коридоре: - Главное - взять женщину, а потом уж она к тебе прилипнет. Вот пошел наглядный пример.
- Это ты к чему? - спросил я.
- Думай! Ты ведь неглуп.
Я вернулся в комнату. Татьяна уже лежала на кровати в томной позе.
- Куда это они? - удивленно поинтересовался я, кивнув в сторону коридора.
- Куда, куда, - передразнила меня Скворцова. - Маленький что ли? Никуда они не пойдут. Сейчас наверняка с кухни начнет доноситься скрип стула и треск одежды. У Шклярова очередное чувство вспыхнуло. Час сексуальной активности. Потерпеть не может. Главное, чтобы стул не сломали.
- Сегодня дома не его день, - встал я на Ромкину защиту.
- Иди сюда, чего стоишь как столб, - пропустила мои возражения мимо ушей Татьяна.
- "Сейчас опять целоваться надо будет", - помрачнел я в душе, осознавая, что теперь боюсь поцелуев с ней, как ядерной агрессии. - "Кто этого дурака уходить просил?"
Я расположился рядом. Случайно мой взгляд упал во двор, и рот автоматически открылся.
- Ты чего? - удивилась Танюха.
- Посмотри в окно.
По двору, заложив руки за спину, бродил по кругу Шкляров с видом арестанта на прогулке. За ним на полусогнутых наматывала круги Натаха. Изредка Ромка смотрел с интересом на Танькины окна и махал мне рукой.
- Это что-то новенькое в сексуальной практике, - прокомментировал увиденное я. - Как же они собираются совокупляться? Да и как, черт возьми, они вышли бесшумно?!
- Они, наверное, сошли с ума, - с ужасом прошептала Танюха.
Ромка вдруг остановился и проорал: - Николаша, давай быстрее!
И прогулка заключенных возобновилась.
- Понятно, что они там делают, - сплюнул раздраженно я.
Татьяна предпочла не высказываться по этому поводу, а улеглась поудобнее и, взяв в руки нотную тетрадь с корявой надписью на обложке "Скворцовой Тани. 4 класс", стала усиленно ей обмахиваться.
- Ну и чего ты ждешь? - напролом пошел я.
Танюха улыбнулась и еще сильнее заработала тетрадкой, будто ее атаковал рой диких пчел.
- Перестань махать. Мне это действует на нервы! - выдвинул я свое требование.
- А мне жарко, - капризно пропищала она.
- Николаша! - вновь раздалась с улицы мольба об ускорении.
Я тяжедо вздохнул, спешно приблизился к губам Татьяны и попытался ее поцеловать. Но эта ветряная мельница заехала тетрадью мне по носу, попав углом в глаз, после этого Танюхины губы соединились с моими, но ответа с моей стороны уже не последовало. Естественно, что мне было вовсе не до этого.
- Советую поучиться на "винных бутылочках, - обиженно проговорила Скворцова таким тоном, словно я опорочил ее девичью честь на глазах у всей страны, и продолжила разгонять воздух.
- А почему на бутылочках? - жалобно поинтересовался я, держась за слезящийся глаз.
- Потому что я слишком хорошо к тебе отношусь. Другому бы предложила кошечек, - насмешливо сказала Татьяна, считая, что этим объяснением сделала мне неоценимый подарок. - А я учить тебя не собираюсь. Не тот возраст уже. Классность выше, чем у тех, кто тебе нужен.
- Да что вы все заладили одно и то же. Нашли подростка! Умею я целоваться! Конечно, если заехать в глаз этим бумажным творением, то ни хрена не получится! - вырвал я у нее тетрадь.
- Думаешь пересдать экзамен? Сомневаюсь, что это получится.
- А вдруг? - приблизился я.
- Нет, Николаша, - неожиданно вперся Ромка - Ну нельзя же так долго. Мы уже взмерзли.
- Тьфу ты! - махнул я рукой и побрел на кухню.
- Ну, как? - догнал меня Шкляров.
- А будто сам не видел? - огрызнулся я.
- Ты плохого обо мне мнения, - пошаркал ножкой Ромка, скромно опустив взор.
- Какого уж есть...

Вроде бы ничего особенного и не произошло, но между мной и Татьяной возникла полоса отчуждения. Некий железный занавес. Общались мы друг с другом вежливо, но уже холодно.
Окончательно все разорвалось через неделю. Мы с Ромкой собирались опять в ЛДМ, поскольку культурно отдохнуть больше было и негде, но его внезапный звонок внес непредвиденные изменения. За день до этого он слегка поцапался с Натахой по каким-то иделогически-сексуальным соображениям и теперь мечтал о скорейшем примирении.
- Николаша, - сказал он. - Может быть ты не пойдешь сегодня в ЛДМ?
- А почему это? - удивился я.
- Ну видишь ли.., - замялся Шкляров. - У меня с Натахой сейчас не все хорошо, сам знаешь. И я хотел бы помириться и загладить все шероховатости.
- Не нахожу взаимосвязи, - оборвал его я.
- Все очень просто, Татьяны не будет! Если Наталья узнает еще, что ты пойдешь, то она точно откажется.
- Неужели я такое, способное испортить ей весь праздник? Слушай, а может без нее? Как тогда у меня с Танькой? - предложил я.
- Ты в своем уме?! Тут же совсем другая ситуация. Ну так что?
- Все же я тоже пойду, - ответил я поразмыслив.
И Ромка услышал мой план. Я добираюсь своим ходом. За время дороги задача Шклярова уладить все с Самариной. В ЛДМ я случайно натыкаюсь на них, делаю удивленные глаза и говорю: - "Как! И вы здесь?!" И дальше танцуем все вместе.
- Это меня вполне устраивает, - оценил план Ромка.
- На том и порешим, - повесил я трубку.
За десять минут до этой великой миротворческой встречи я вышел из метро и не спеша прошел на остановку автобуса.
Вот появился Шкляров. Весь напомаженный, пахнущий одеколоном в радиусе километра и с цветами. Сразу видно, что на свидание собрался. Натаха же задерживалась. Это и хорошо, поскольку автобус вовсе не спешил осчастливить своим появлением.
Прошло пять минут. О, занервничал! Букет уже под мышку засунул, как банный веник. Чем это закончилось, я досмотреть не успел, поскольку подошедший "Икарус" мягко зашипел дверями.
На дискотеку еще не пускали, и я уселся на скамеечку возле здания. Какая разница, где встретиться?
К остановке подвалил следующий автобус. Когда пассажиры высыпали на улицу, то моему лицу было суждено застыть в том состоянии, в котором оно и пребывало до этой минуты. Впереди невесело плелся Шкляров, а за ним топали Натаха и... Татьяна.
- Этого еще не хватало, - пробормотал я и, отвернувшись к ним спиной, впал в задумчивость.
- Смотрите, вон Николаша! - услышал я Наташин возглас и еще больше ушел в себя.
- Что, не пришла? - сочувственно произнес над моим ухом Ромка.
- А кто? - растерянно обернулся я.
- Да ладно темнить-то. Так и скажи прямо, что обманула, - настаивал на своем Шкляров.
- А-э-э... Да, - безучастно повисла моя голова.
Я тоже решил сыграть, чтобы посмотреть, к чему же клонит этот пакостник.
- Бывает, - искренне принес соболезнования Ромка. - Жизнь - это такая сложная штука...
- Да, - дрожащим голосом прохрипел я, в душе уже начиная верить, что меня действительно кто-то обманул.
- Но я думаю, Николаша, не все уж так плохо. Она, наверное, не смогла, - похлопал меня Шкляров по плечу.
И тут до меня дошло, что я же не выразил удивления при появлении Ромки.
- А вы-то здесь каким образом? - принялся я наверстывать упущенное. - Я вот решил тоже, знаете ли, сходить сегодня сюда. Какое чудное совпадение!
- Николаша, на минутку можно? - прервал мое запоздалое словоблудие Шкляров.
Я заткнулся и отошел с ним в сторону.
- Слушай, ты поехал не туда, - зашептал Ромка. - Я уже все переиграл. Ты представляешь мою рожу, когда Наталья появилась со Скворцовой?
- Представляю! - хмыкнул я. - Только что за комедию ты тут ломаешь?
- Да я план наш досрочно выполнил, с Самариной быстро помирился, - виновато сказал Шкляров. - Ехать было скучно. Ну, решил заняться миротворением ваших отношений и для смеху сказал, что ты сегодня тоже собирался и не один. Ревность женщины - лучший способ приклеить ее к себе. Что, не так что-то?
- Идиот! - ответил я и побрел в ЛДМ.
Татьяна не разговаривала со мной и держалась на почтительном расстоянии. Мне надоело до чертиков таскаться за ней, и я повел такую же политику. Потом Танька потерялась в толпе танцующих. Мы же отправились в буфет, где выхлестали от жары по бутылке лимонада. Когда же она нашлась, то я ушел беззаботно веселиться и оставшийся вечер не обращал на нее никакого внимания.
В метро тоже предпочел встать в другой угол.
- Если тебе так противно, я могла бы вообще не приходить, - высказала Танюха на прощание и выскочила из вагона.
Ясно. Влюбилась. Поздно, правда. Но... Что ж хорошо. Не понятно лишь одно: как это она узнала, что я тоже собираюсь в ЛДМ. Хотя... Самарина же не такая ненормальная, как Шкляров. Ей все равно: был бы я или нет.
И я не знал тогда, что этими словами Татьяна объявила мне бойкот...

ВОСПОМИНАНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
о том, как Шкляров собирается в армию, о том, как я совершаю неблаговидный поступок, о конспиративных отношениях двух любовников, о том, как чревато шутить с людьми без чувства юмора, о жестокой мести с моей стороны, о полном разрыве Танькой отношений со всеми и о поездке на шашлыки.

- Ну что, пошли на четвертый дубль? - привстал на постели Шкляров. Натаха, сидевшая завернутая в одеяло, вскочила с кровати и помотала головой.
- Ну почему? - проканючил тот и подошел к ней.
Самарина пробежала в другую комнату, где Ромка с воплями туземца поймал ее и потащил обратно.
- Пусти меня! - визжала она. - Ненавижу назойливых!
- А каких мужиков ты любишь? - бережно возложил ее на кровать Ромка.
- Люблю невысоких, красивеньких, сильненьких, умненьких, - шутя ответила Наталья.
- Да? - удивился Шкляров. - Так это же я!
- Не думаю, - помотала головой Самарина. - У тебя явно отсутствует последнее качество.
- Ах ты! - бросился на нее Ромка...
Вскоре они лежали бок о бок в тишине. Тело Натахи было расслаблено. Шкляров блаженно улыбался.
- Я в армию ухожу, - неожиданно выдал он.
- Ты давно уже собираешься, - отмахнулась Самарина.
- Теперь точно. Вчера в военкомате был. В конце июня забирают, - вздохнул Ромка. - А ты меня ждать будешь?
Наталья приподнялась на локте, внимательно посмотрела на него и спросила: - А зачем?
- Ну, как.., - запыхтел Шкляров.
- Ромочка, кому нужна эта игра? Разве я тебе так необходима?
- Видишь ли, конечно.., - залепетал тот.
- Не верти. Знаю, что не нужна, - оборвала его Самарина. - Ведь так?
Ромка пожал плечами и нерешительно кивнул.
- Вот видишь. И ты мне не нужен. Так, сошлись, поспали, разошлись. И о чем ты тогда спрашиваешь? 3ачем делать вид, что на что-то надеешься?
Шкляров молчал.
- У меня есть предложение, - продолжила Натаха одеваясь. - Давай проведем дни до армии вместе...
- Иначе говоря, доспим, - мрачно вставил Ромка.
- Ух, какой догадливый. А потом разойдемся как в море корабли...

Именно об этом разговоре поведал мне Шкляров на следующий день.
- А что, ты хотел бы, чтобы она тебя дождалась? - спросил я.
- Не знаю, - пожал плечами Шкляров. - Вообще-то нет, наверное. Хотя...
- Вот думаю, стоит ли тебе говорить? - задумался я. - Нет, скажу, чтобы не страдал и не маялся дурью. Извини, но Натахе ты не нужен. Она сама сказала, что гуляет с тобой лишь из чувства жалости.
- Откуда такие сведения? - угрюмо хмыкнул Шкляров.
- Еще от Скворцовой. Понимаю, что я свинья и не нужно мне трепаться, но ты мне друг и у тебя явно какие-то нездоровые планы в отношении Натальи. У нее есть кроме тебя малолетний любовник. Ему семнадцать лет. Когда ты в ЛДМ тогда ходил, ну меня еще без Таньки потащил, он ее в очередной раз провожал.
- Это тоже от Скворцовой? - мрачно спросил Ромка.
- От нее. Он ее до Невского довез, а Натаха потом прямо к Таньке забрела и растрепала все.
- Что ж ее на малолеток-то потянуло? - затуманились Ромкины глаза. - Вообще, не люблю, когда меня жалеют. Утешает, что я тоже имею запасной вариант. Считай, что ты мне ничего не говорил...

К моему удивлению Шкляров стал еще лучше относиться к Натахе. Теперь почти все время он проводил с ней, дарил цветы, гулял. Уже всем откровенно казалось, что Ромка любит Самарину. Но если бы хорошо присмотреться, то нетрудно было заметить, что не все так гладко. Есть какая-то отчужденность.
Еще больше Шкляров усилил конспирацию. Он строго-настрого запретил мне даже намекать кому-либо о том, что он спит с Натахой, поскольку ей было бы неприятно, если б кто-то знал об этом. Другие само собой никакой информации от него не получали. Дело доходило до смешного.
Как-то я зашел в гости к Самариной. Естественно со Шкляровым. Когда я собирался домой, то Ромка начал одеваться вместе со мной.
- Ты куда это? - удивился я.
- А что мне прикажешь, здесь оставаться? Рад бы, да нельзя, - состроил огорченную гримасу Шкляров.
- Что это с тобой случилось?
- А что? Ничего. Меня дома ждут, - сказал Ромка так, словно у него на квартире уже собрался марксистский кружок и теперь у самовара ждет его конспиративной явки.
- Я тоже, пожалуй, выйду, - всунула ноги в туфли Натаха. - Пойду вас провожу.
Вяленько беседуя, мы дошли до остановки. Шкляров разместился на скамеечке, обхватил Самарину и молча уставился на меня, будто ожидая, что я превращусь сейчас в автобус. На горизонте показался троллейбус.
- Ну, прощайтесь слезно, пора ехать, - сказал я и отвернулся для приличия.
Когда моя голова вернулась в исходное положение, то эта парочка сидела в прежнем состоянии, подобно застывшим фараоновским изваяниям: фараона и его фараонихи.
- Ромка, ты замерз что ли? Давай в темпе! - поторопил я. - Это же, наверное, последний троллейбус!
- Езжай, Николаша! - приказал Шкляров таким героическим голосом, будто он по крайней мере командарм и сейчас меня прикроет, выехав на лошади сражаться в одиночку против колонны танков.
- А ты?
- Я здесь останусь, - безжизненно упала на грудь его голова.
Так только колхозники в телекамеру говорят: "Вот тут наша земля, тут и умирать будем".
- Пойми же, дурень, все! Тебе никак больше не уехать! - настаивал я на своем.
- За мной прилетит вертолет, - ответил Ромка, когда я впрыгивал в троллейбус.
По всей видимости, винтокрыл не долетел до своего пассажира, потерпев в пути авиакатастрофу, поскольку рано утром меня разбудил телефонный звонок.
- Здравствуй, Коля, - услышал я голос Шкляровской матери. - Будь добр, позови, пожалуйста, Рому.
- Кого?! - округлились мои глаза.
- А разве он не у тебя? - удивилась в свою очередь его мать.
- А... э-э-э…, - дал я словесную очередь, обдумывая ситуацию. - Да, он был у меня, но уже уехал домой. Вот только что дверь за ним закрыл.
- Ну тогда извини.
-"Вот наглец!" - кипели мои внутренности. - "Теперь и до меня добрался. Шурика мало стало. Ни дна ему, ни покрышки!"
Я позвонил Самариной, но трубку брать отказались.
"Все спите? Ладно!" - злорадно подумал я.
Часа через два Ромкина мать повторила телефонную беседу.
- Ты знаешь, но его до сих пор нет, - взволнованно произнесла она.
- Как?! - спросил я, придав голосу как можно больше удивления.
- Ехать двадцать минут, а его все нет.
- Ну, наверное, троллейбус сломался, и он пошел пешком. У нас часто такое бывает, - слепил я гипотезу.
- Да за это время даже инвалид может туда и обратно пройти, - разрушила мое шаткое строение мать Шклярова.
- Ну на переезде застрял, очевидно.
О, этот переезд был просто виновником половины Ромкиных опозданий. Около его дома недалекий человек проложил железную дорогу, по которой постоянно шныряют грузовые поезда. Каждый раз, уезжая от Шклярова, я застревал там минут на двадцать-тридцать. Если почему-то меня провожал Ромка, то ожидание увеличивалось еще на добрый десяток минут. Пик приходился на зимний период. Как-то раз я без перчаток в промерзшем троллейбусе пробыл вообще около часа. Руки просто примерзли к поручням.
- Не надо крутить, Коля, - горько сказала моя собеседница, будто я был повинен в том, что Шкляров сейчас спит с Натахой. - Где он?
- В надежных руках, - ободряюще ответил я.
- Ясно, - вздохнула Ромкина мать и попрощалась.
Несмотря на такую чекистскую конспирацию, весь институт знал о том, что Наташа занимается любовью со Шкляровым, благодаря языку самой же Наташи. Поэтому в такой ситуации Ромка выглядел полнейшим идиотом.
Помимо всего этого, похоже, он переставал обладать присущим ему чувством юмора. В этом мне пришлось вскоре убедиться.
Как-то раз Ромка вытащил меня погулять вечерком. Натаха, естественно, присутствовала при этом. Перед этим она купила две пачки стирального порошка “Лотос” и собиралась устроить грандиозную стирку после моциона.
Этот вечер выдался весьма содержательным. Натаха со Шкляровым втюхалась в первый подвернувшийся дворик, где они уселись на скамейку и на глазах детишек, копошащихся неподалеку в песочнице, их прохватило целоваться. Как всегда другого места им было не найти. Они просто нуждались в маленьком преданном зрителе.
Естественно, что я уже не относился к разряду малышей, и вскоре мне надоело сидеть просто так. Я решил немного пошалить. Аккуратно, не особо заботясь о том, что меня заметят, моя рука вытащила пачку порошка из Натальиного пакета и переложила в свою сумку.
Вскоре мы отправились по домам. Я, сделав невинное лицо, мило попрощался и, хихикая, улегся спать. Шкляров же поперся провожать Натаху.
Когда пришла их тягостная минута прощания, то застывшая в поцелуе Наталья прогудела Ромке в рот: - Пу-ру-шук.
- Ах, да! - спохватился Шкляров. - Только я без пакета дам, он мне нужен, а завтра я его тебе верну.
Ромка вручил Самариной одну пачку, затем с улыбкой снова засунул руку в мешок, и на его лицо лег оттенок таинства.
- Ну же, - поторопила его Натаха.
- Нету, - пожал плечами Шкляров.
- Чего нету? - удивилась Самарина.
- Порошка, - с ужасом промямлил Ромка. - Наверное, потерялся.
Наталья взяла в руки пакет и, осмотрев его со всех сторон, произнесла: - Ты хочешь сказать, что такая большая коробочка пролезла в такую маленькую дырочку?
И ее палец с трудом вылез через отверстие внизу.
Шкляров выхватил у нее пакет и лихорадочно потряс его в надежде, что вот-вот из ничего появится злополучная пачка. Как жаль, что я не видел лица Ромки в тот момент. Но мне предстояло его увидеть чуть позже.
Примерно в полночь в моей уснувшей квартире разорался разбуженный телефон.
- Коля, тебя какая-то девушка, - позвала меня мать.
- Господи, у кого хватило ума посреди ночи? - пробурчал я и взял трубку. - Да, у телефона.
- Николаша, - раздался хрюкающий голос Шклярова. - Это я. Доброе утро.
Я подумал, что у моей матери начались слуховые галлюцинации, но на всякий случай спросил: - А Натаха не с тобой?
- Да. А как ты догадался?
- Нетрудно допереть. И тебе, значит, стало с ней скучно? Поэтому ты решил пообщаться среди ночи со мной? - зло сказал я. - Или как, в перерыве тренькаешь?
- Да я вообще на улице, из автомата звоню.
- Выгнала что ли?
- Перестань издеваться. У нас тут несчастье, - трагически произнес Шкляров.
- А что случилось? - обеспокоился я.
- Ты случайно не брал пачку порошка из пакета? - с робкой надеждой в голосе поинтересовался Ромка.
- Фу! - отлегло у меня от сердца. - Ага, взял. Штаны стирать нечем. Только у вас порошок и нашел.
- Но я же серьезно, - обиделся Шкляров.
- Нет! - кинул я трубку.
Но не успело мое тело прикроватиться, как телефон завопил вновь.
- Чего это нас разъединили? - удивленно хрюкнуло в трубке. - А может, Николаша, с порошком все-таки твоя работа?
- Ну моя, моя, - понял я, что иначе эта пиявка не отвалится всю ночь. - Завтра Натахе я отдам эту пачку.
- Какое завтра?! Надо сегодня, сейчас! - заорал Шкляров.
- Слушай, у тебя там с мозгами все хорошо? - поинтересовался я.
- Транспорт еще ходит. Я жду тебя на Натахиной остановке.
- Да что за спешка-то?
- Наталье срочно стирать нужно, - пояснил Шкляров. - Подумай-ка сам, зачем бы ей покупать две пачки порошка, если она прекрасно обошлась бы и одной? Резонно?
- Вполне, - буркнул я. - А вот стирать по ночам - это уже не совсем резонно. Не поеду я никуда.
- А тогда я на тебя обижусь.
- Ну и фиг с тобой, - положил я трубку.
Подождав немного и убедившись, что телефон уснул, я улегся спать. Но не спалось. Сон перебили. И хорошо, что не заснул.
Через десять минут кошмар повторился, начавшись с ругани Ромки по поводу того, что я “уже задолбал переводить его двухкопеечные монеты, которые трудно найти в ночном городе”.
- Наташа, солнышко, ну зачем тебе в час ночи порошок? - пытал я Самарину.
- Значит надо. Мы ждем полчаса. Если ты не приедешь, то я тоже обижусь, - размеренно сказала Натаха.
- А, будьте вы все прокляты! - плюнул я в трубку и сыграл отбой.
Всовывая ногу в штанину, я загрохотал стулом.
- Куда это ты собрался? - с интересом спросила меня проснувшаяся мать. - Среди ночи звонит какая-то девица и поднимает срочно тебя на прогулку!
- Мам, да это Ромка звонил. У него проблемы.
- Ты из меня дурочку не делай! Я еще в состоянии отличить голос Ромы от женского, - разозлилась мать. - Иди, но передай своим девушкам, что нужно выбирать время для общений!
Два голубка действительно сидели на остановке. Я молча сунул им проклятую пачку и, сев уже в такси, укатил обратно. Шкляров остался. Само собой, что стирка в ту ночь так и не состоялась...

Я долго думал, как отомстить этому паразиту, вынашивая страшные коварные планы. Случай же представился сам.
Как-то вскоре я позвонил Шклярову. Тот радостно сообщил мне, что Натаха на даче, а потому в свой законный выходной он едет оказывать очередной редкий знак внимания Вике по прозвищу "Биг лав". Стоит отметить, что поскольку Самарина не мучалась в любовных страданиях по Ромке, то она получила кодовое название "Смол лав".
Итак, Шкляров укатил, но где-то через час мне позвонила Наталья.
- Алло, - нараспев произнесла она. - Это ты, Николаша?
- Ну я.
- А где наш общий друг?
- А ты разве не на даче? - наконец доперло до меня.
- Нет. Родители поехали, а мне не захотелось, - с большим смыслом ответила Самарина. - Так ты не знаешь, где Ромочка? А то у него никто не отвечает.
- Ты знаешь, он был чрезвычайно расстроен твоим отьездом, - залепетал я. - И поэтому... тоже уехал с матерью на дачу.
- А разве она у него есть? - удивилась Натаха.
- Мать-то? Ну да, не сирота же он, - пытался я оттянуть время, чтобы присочинить еще что-нибудь.
- Да не мать, а дача.
- Дача-то? А... Ну конечно! То есть это не совсем его дача, а одной знакомой его матери, которая живет там, - запутался я. - В общем уехал и все!
- А зачем?
- Огород возделывать, капусту сажать.
- Ах, вот оно что! А когда он приедет? - тактично спросила Наталья.
- Вечером, - брякнул я.
- Передай ему, пусть позвонит. Я буду ждать, - попросила Натаха и попрощалась.
Вечером я созвонился с прискакавшим Ромкой и назначил ему встречу в парке.
- Хорошо поработал? - спросил я.
- Да уж, - блаженно потянулся он на скамейке. - Четыре штуки, как с куста...
- У меня к тебе плохие известия, Пух, - предупредил я.
- А меня сейчас ничем не удивишь и не расстроишь, - растянулся с улыбкой Ромка на лавочке.
- Все же думаю, что это сообщение тебя взволнует, - предсказал я события. - Наталья в городе!
- Почему?! - резко сел Шкляров.
- Не захотела ехать на дачу. Тебя весь день искала...
- А ты что сказал?
- Что тебя увезли капусту сажать на дачу к знакомой твоей матери.
- Нужно было сказать, что морковку, - успокоился Ромка и улегся снова. - Не переживай, Николаша. Ничего страшного.
- Да, но я поведал ей про твое ожидаемое сегодня возвращение. И она просила тебя позвонить со смыслом и всеми вытекающими последствиями, - настаивал я.
- То есть?
- Она одна дома и хочет сегодня с тобой встретиться, сам знаешь зачем. Что тут неясного?
Лицо Шклярова стало мрачнее тучи.
- Так... Нет, я категорически к ней не поеду.
- А она обидится.
- А я не смогу уже, - панически пояснил Ромка. - Лучше я вообще ей не буду звонить.
- А тогда вообще обидится.
- М-да… Тогда можно сказать, что я не приехал - попытался выкарабкаться Шкляров.
- Ну нет, я врать не стану, - мстительно сказал я. - Твои женщины, ты и разбирайся.
- Я отведу ее в кино! - решился Ромка.
Он зашел в будку и набрал Натахин номер. 3атем мы уселись ждать.
- Скоро придет, - с опаской посмотрел на большие уличные часы Шкляров. - Знаешь, Николаша, не уходи. Пока ты со мной, она, меня домой к себе не затащит. А если ты уйдешь, то все. Я не перенесу, да и опозорюсь.
- Вон Натаха идет, - увидел я силуэт девушки. - Ну мне пора. До завтра.
- Не оставляй меня, - вцепился Шкляров в мою руку.
- Увы, но третий здесь лишний, - освободился я. - Не хочу мешать вашей радости встречи и выглядеть идиотом.
- Не оставляй - тихо попросил Ромка, но мне показалось, что он заорал обреченно во всю глотку. Крик души.
- "Кричи, кричи", - злорадствуя сел я в автобус, наблюдая как Наташка садится рядом со Шкляровым.
На следующий день Ромка ходил как-то не так, словно он всю ночь просидел на осиновом колу.
- И как оно? - приветливо спросил я.
- Меня хватило еще на две, - гордо, но совсем невесело ответил Шкляров.- И вообще, что-то он болит.
- Кто?!
- Ну, он, - показал глазами Ромка на ширинку.
- Да?! Может гонорея?
И Шкляров на несколько дней вошел в панический ужас. Месть моя состоялась и даже слишком...

А потом мы отправились на шашлыки. Честно говоря я опасался, что Наталья без Татьяны не поедет. Но вопрос отпал сам собой.
Незадолго до этого пикника мы вышли из института.
- Пошли к Таньке, - предложила нам Самарина.
- Чего это ты моей квартирой распоряжаешься? - встала та на дыбы. - Хочешь, веди к себе, а ко мне нечего!
Затем они отошли в сторону, фыркнули друг на друга и перестали разговаривать. Скворцова, таким образом, осталась в одиночестве, поскольку Ромка всецело подчинялся нам.
Вместо Татьяны мы прихватили Шурика, у которого в крови (непонятно почему) была заложена страсть к изготовлению шашлыка.
Погуляли мы в лесу хорошо, если не считать следующего:
- в поезде меня посадили в проходе на конфискованный у кого-то раскладной стульчик, и озверевший народ без места постоянно хамил мне, пытаясь низвергнуть мое наглое тело на пол;
- была премерзкая, совсем не майская погода с ледяным ветром, который под конец начал еще плеваться дождем, едва не переходящим в мокрый снег;
- мы долго ходили по лесу в поисках места и чуть не заблудились;
- еще дольше пытались развести пепелище для мяса;
- я пошел за дровами и на меня напал дикий, свирепый клещ. Пока остальные его извлекали, костер окончательно потух;
- Ромка ушел за водой и едва не нырнул в речку, но ноги промочил;
- вино оказалось ледяным и пить его практически было невозможно. Шкляров пытался согреть его над костром и разлил полбутылки;
- от безысходности мы решили начифириться, но Ромка случайно сыпанул в кружку всю пачку чая. Тем самым чая у нас не осталось, чифира тоже не вышло;
- мы с Шурой, чтобы согреться, играли топором в индейцев и я чуть не пробил им лоб Натахе;
- шашлыки до конца так и не дошли, и мясо мы ели сырым;
- и еще ряд мелочей, которые являются не столь значительными по сравнению с приведенными.
* * *

Входит запоздавший новоиспеченный муж Натахи. Шкляров осматривает его с ног до головы, всем своим видом спрашивая: "чем я хуже?"
Невооруженным взглядом заметно, что Ромке не очень приятно совместное застолье.
Шурик, отстрелявшийся с тостом, дает волю желудку, поглощая в спешке водку и закуску.
- Давай выпьем, - садится рядом с ним Шкляров.
Они разливают и осушают стопки. Причем, похоже, что про меня забыли, и каждый заливает свою трагедию. Ну, Ромка - ясно, а вот чем опечален Александр?
Вскоре я не выдерживаю и сажусь на место Шурика. По-моему про меня уже все вообще позабыли, а значит теперь можно выпить. Шкляров уже заметно пьянеет после этого, но не успокаивается. Теперь его философию слушает Танюха.
Наконец, все расходятся.
- Послушай, совсем забыл, - догоняю я Ромку.
- Чего тебе? - глухо спрашивает тот.
- Вот, тетрадь. Прочти. Написал, как обещал. Про тебя, - отрывисто поясняю я, протягивая толстую тетрадку.
- А, это? - усмехается Шкляров. - Ну, ладно, прочитаю... Желаю счастья.
И он, шатаясь по синусоиде, уходит. За ним, глупо улыбаясь, следует Искандер.
 
ВОСПОМИНАНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
о том, как одна особа ищет примирения, о трех волхвах, дары приносящих, о том, как в дело вступает Олеся, и о ревности Татьяны.
 
Наша ныне “великолепная троица” стояла на набережной Мойки и наблюдала, как на месте только что спиленных варварами - реставраторами тополей, возводят забор. Вот пролетел подгоняемый порывами ветра лозунг "Свободу нашим меньшим братьям", написанный чей-то кривой рукой в защиту зеленых друзей.
- А я думал это про негров, - грустно посмотрел вслед листу бумаги Шкляров.
Из института гордо, как “Титаник”, выплыла Скворцова и пришвартовалась неподалеку, кидая периодически в нашу сторону странные взгляды.
- Чего это она топчется на месте? - удивленно кивнул я в ее сторону.
- Не знаю, - зевнул Шкляров. - Хочет чего-нибудь.
Минут через пять Татьяна нерешительно направилась к нам. На полпути она остановилась и, видимо, решила повернуть назад, но что-то все же взяло верх, и Скворцова предстала перед нами.
- Я бы хотела, сэр, - обратилась она ко мне, - видеть вас на своем дне рождения завтра в восемнадцать ноль ноль.
- Да-а?! - протянул я.
- А меня? - встрял Шкляров, опасаясь, что праздничный пирог съедят без него.
- И тебя, и Шурика, и Наташу, - отчеканила Танюха и пошла прочь, печатая шаг.
- Прямо почетный караул у Мавзолея, - прокомментировал я.
- Ладно тебе скалиться. Лучше скажи, что дарить будем? - спросил Ромка.
 - Я подарю отдельно от вас, - брякнула Натаха. - Вы уж не обижайтесь, но пусть у вас будет чисто мужской подарок.
- Николаша, нас бросили на произвол судьбы! - жалобно завопил Шкляров.
- А что, и подарим, - успокоил я его. - Например, девятнадцать гвоздик. Сколько лет - столько цветов.
- Чего?! - вопросительно вылезли на лоб Ромкины глаза. - Девятнадцать штук на троих?
- А что тут такого? - пожал плечами я.
- А сколько сейчас стоит гвоздичка? - вкрадчиво спросил Шкляров.
- Пятьдесят копеек, будто не знаешь.
Ромка прикинул, в уме общую сумму, произведя длительный расчет, и выдал:
- Хорошо. Только, чтобы по трехе с рыла. Можешь в это мероприятие вкладывать больше, поскольку получается восемнадцать цветов, что не очень удобно дарить, только я тебе в этом не товарищ! Твоя женщина - ты и траться.
- Вот еще моя! - фыркнул я.
И мы договорились завтра втроем отправиться за цветами, при условии, что Шкляров созвонится с Шурой...

На другой день за час до нашей встречи позвонил Ромка и взмолился: - Николаша, тут такое дело. В общем, мне Вика позвонила. Я к ней срочно сейчас лететь должен, чтобы к Таньке успеть. Купите цветы без меня.
- Ну ты как всегда! - возмутился я. - А что, твоя биг лав потерпеть не сможет до завтра?
- Нет. У нее от тоски по мне началось заболевание половых органов. Поэтому я никак не могу оставить бедняжку в таком опасном для жизни положении, - категорически настаивал Шкляров на своем.
- Хорошо, - вздохнул я.
- Что хорошо? - хрюкнул Ромка. - Я и не спрашивал твоего согласия, а просто поставил в известность. Ждите меня у метро на “климате” без пятнадцати шесть. Если не приду, то постойте еще минут пять и ступайте. Я потом тогда заявляюсь. Если что, то я провожаю родственников.
Но не успел я толком повесить трубку, как телефон зазвонил вновь.
- Алло, Коля? - раздался глухой голос Шуры. - Чего-то не дозвониться до тебя. Ты с кем болтал?
- Да это Шкляров со мной беседовал. Вы что, сговорились? Может, ты тоже за цветами не пойдешь?
- А как ты угадал? - удивился Александр. - Мне тут срочно фотографии напечатать нужно. Сегодня отдать требуют. Так что вы уж без меня.
- Значит, что же получается, мне одному?! - взорвался я.
- А Шкляров?
- У него упражнение по теории линейных цепей с Викой.
- Обойдется. Скажи ему, что переживет его женщина, а вот фотографии - нет.
- А поздно уже! - крикнул я в трубку, но в ответ пошли короткие гудки.
На мою беду в этот день город не осчастливили гвоздиками. Засохший же короткостебельный веник дарить было стыдно. Пришлось довольствоваться девятью тюльпанами, купленными на рынке по рублю за штуку.
Ромка на удивление быстро отстрелялся. Он уже топтался на месте, когда эскалатор выплюнул меня с букетиком и Шуру со странной окаменевшей улыбкой.
- Чего это ты, Николаша, притащил? - уставился Шкляров на цветы.
- Тюльпаны, не видишь что ли?
- А где девятнадцать гвоздик?
- Шел бы сам искать, чем Вику свою ублажать, - огрызнулся я. - Здесь на девять рублей. Большую сумму затрачивать было невелено, а дешевле ничего приличного нет.
- М-да, - почесал в затылке Ромка. - Неудобно на троих девять цветочков. Хиленький какой-то букетик, не впечатлит.
- А что ты предлагаешь? - встрял Александр. - Ты как всегда отсидишься, а когда все сделано - критиковать начинаешь.
- Успокойся, Шура, нервные клетки не восстанавливаются, - заткнул его Шкляров. - Докупим сейчас что-нибудь. Черт с ним, скинемся еще по рублю.
Он собрал с нас по карбованцу и гордо зашагал впереди. Особо покупать в наших магазинах было нечего, поскольку повседневный ассортимент удручал. Но к нашему счастью у парфюмерного магазина толпилась очередь.
- Что дают? - сунул нос Ромка.
- Дезодоранты польские, - сумрачно ответили стоящие. - По одному в руки.
- Встаем, мужики, - приказал Шкляров. - Это то, что нам нужно.
Очередь двигалась быстро и минут через пятнадцать мы уже подходили к подъезду новорожденной.
- Что ты хоть купил? - поинтересовался я.
- В самом деле, надо же знать, что даришь, - поддержал меня Александр. - Давай понюхаем.
Мы забились в угол двора, и словно токсикоманы настроили носы. Ромка пыхнул из баллончика в крышечку с таким видом, будто перерезал красную ленточку на открытии парфюмерной фабрики.
- Это что? - закашлялся я. - Похоже, тебе новый вид дихлофоса подсунули. Гадость какая-то.
Шурик, понюхав, молча отошел в сторонку. Спрашивать его о впечатлениях было не обязательно, поскольку на лице и так все отобразилось.
- Действительно, наимерзейший запах, - мрачно произнес Шкляров. - Ладно, дарить не будем. В конце концов, дадим цветы и хватит с нее.
- Выброси ЭТО, - посоветовал я.
- Вот еще! - взмахнул руками Ромка. - Выброси за два рубля с полтиной. Лучше уж Вике потом подарю. Она счастлива и такому будет. А то все цветы ей таскаю.
- Уж лучше цветы, - хмуро заметил Александр и вошел в подъезд.
Наверное, запах этой цветочно-зловонной жидкости, по сравнению с которой туалетный освежитель воздуха “Хвойный” был французскими духами, ударил Шклярова по мозгам. Он застопорился, и когда Танюха открыла дверь, то его кулак все еще сжимал аэрозоль.
- А это что у тебя в руках? - с любопытством спросила Скворцова Ромку, взяв после продолжительной хвалебной здравицы цветы.
- Это-то? М-м-м... А это тоже тебе! - совершил террористический акт Шкляров, мило улыбаясь при этом, словно ничего не произошло. - Держи. Шура с Николашей купили по случаю.
- Да?! - с интересом сунула нос внутрь крышки Танюха.
С тех пор Ромкин подарок покрывался пылью веков пару лет, валяясь в углу Скворцовской тумбочки. Затем я уничтожал им моль. Надо сказать, потрясающие результаты. А потом он пропал бесследно. Мы же, я и Шура, лишились права в Танькином присутствии высказывать свои суждения по поводу женской парфюмерии и вкусов на прекрасное вообще.
Все расселись за столом. Кто-то произнес тост, затем еще и еще. Потом наступил небольшой перерыв, пока Татьяна отправляла своих родителей в кино на четырехсерийный фильм. Мне, признаться, было их очень жалко, поскольку отыскать что-либо подобное было попросту невозможно. Тем не менее, они покорно собрались и ушли с довольной маской на лицах в поисковую экспедицию.
Олеся не теряла времени. В этот момент она повела одного из гостей смотреть в соседнюю комнату пачки из-под импортных сигарет, старательно собираемых хозяйкой. По всей видимости, они не произвели никакого впечатления на юношу, так как он вылетел оттуда пулей через минуту, поймал в коридоре бывшую одноклассницу Танюхи и стал усиленно всасывать ее в себя.
Расстроенная таким бескультурьем Олеся обиженно вернулась к столу. Все снова выпили. Еще и еще...
Шурик захмелел, поманил пальцем Танькину соседку и удалился с ней на кухню. Когда через несколько минут я забрел туда, то увидел эту парочку, ведущую светские беседы о жизне и ее смысле. К сожалению, мне не удалось узнать этот самый смысл, поскольку в коридоре раздался сильный грохот.
- "Наверное, полку с книгами уронили", - пронеслось в моей голове.
Все оказалось проще. Ромка решил продемонстрировать Натахе смертельный трюк в стиле сальто. Аттракцион завершился крайне неудачно и акробат растянулся на полу, сломав ножку у прителефонного пуфика. Шклярова подняли, успокоили и посадили за стол.
Я снова двинул свои стопы на кухню, дабы послушать продолжение беседы-диспута. Едва суть жизни начала мне открываться, как из коридора донесся зловредный Ромкин шепоток.
- Ты знаешь, Танюха, - заплетающимся языком шипел он, - а у Николаши-то девочка есть. Настей зовут. И телефончик есть у нее...
Я выскочил слишком поздно, ибо Шкляров уже успел продиктовать номер.
- Это правда? - в упор посмотрела на меня Татьяна, отложив реставрацию пуфика.
- А тебе-то какое дело? - небрежно пожал я плечами и направился в застольную.
Помимо мебели там стоял больной телевизор, выдающий в тумане фильм “На следующий день” о волнующей всех теме ядерной катастрофы. Часть более трезвых гостей уставилась в экран и пыталась разобрать что же там показывают. Иногда ящик всхрюкивал, и тогда раздавались одобрительные возгласы зрителей, убедившихся, что перед ними все же человек, а не водонапорная башня.
Я вернулся на кухню. Шура продолжал упорно обсасывать нюансы жизненных проблем.
- Алло! - раздался вдруг возле телефона безжизненный голос Олеси.
- Что-то случилось? - поинтересовался я, высунув нос в коридор.
- Не работает что-то... - жалобно ответила она.
- Ты же оборвала, - показал я пальцем на измочаленный провод, варварски выдернутый с корнем из стены.
Олеся подозрительно быстро уступила мне место на пуфике и уселась сверху на мои колени, наблюдая за попыткой восстановления связи. От перегрузки я крякнул вместе с восстановленным седалищем и вырвал всю розетку с мясом.
- Танька, мы телефон сломали, - заливисто заржала пьяная Олеся и прижалась ко мне, словно прося защиты от монстра-хозяйки.
- Кто это мы? - удивилась Татьяна и, выглянув в коридор, остолбенела. - Ясно.
- Пошли отсюда, - прошептала возбужденно Олеся и увела меня к столу.
Я покорно поплелся за ней, вовсе не помышляя о последствиях. Сейчас меня влекло лишь одно желание - зачем-то позлить Скворцову.
Однако не успел я положить в рот кусок торта, как Олеся прижалась ко мне и томно попросила: - Пойдем, потанцуем.
Во время нашего вальсирования она настолько сильно прижималась ко мне, что мои бедные косточки жалобно потрескивали, словно полешки в костре. Танюха ходила взад-вперед и, проходя мимо нас, нарочито громко фыркала.
Наконец, Олеся натанцевалась, и уселась смотреть телевизор, усадив меня рядышком с собой. В комнате остались уже самые терпеливые зрители, еще питаемые надеждами разглядеть что-нибудь. Остальные ушли на диспут, который продолжал проводить Александр.
Я уже был настолько пьян, что ручонки мои рапустились и полезли туда, куда по трезвости я бы не раз подумал: сунуть или нет. Олеся не возражала, а скорее даже поощряла эти действия, томно потягиваясь и вздыхая при этом. Как и следовало ожидать, вскоре она перевозбудилась и кинулась на меня с жаркими поцелуями. Ее губы настолько жадно всасывали мой рот, захватывая еще и нос с глазами, подбородком и щеками, что я даже не мог ответить и лишь издавал какие-то чревовещательные звуки.
- Знаешь что? - остановилась Олеся.
- Что? - облегченно вдохнул я воздух.
- У Таньки в комнате висят чудные пачки от сигарет. Зайдем, посмотрим?
Я с опаской зашел в другую комнату, отлично понимая, что сейчас произойдет то, чего мне явно не хочется в данную минуту. Олеся небрежно упала на кровать и позвала меня к себе, ловко при этом расстегнув пару верхних пуговок на кофточке. Я осторожно присел на краешек и, не успев опомниться, уже оказался в объятиях девушки.
"Господи, пронеси! Не дай задохнуться и погибнуть!" - молил я. - "За что? Только бы выжить от такого темперамента!"
И Господь услышал мою просьбу. Олеся вдруг вскочила и, пообещав скоро вернуться, скрылась на час в туалете. Я вышел из комнаты, вдыхая запах свободы, распираемый гордостью, что теперь могу целоваться как Шкляров - до рвотных позывов.
Когда наконец-то Олеся выползла из туалетной комнаты, она прилюдно извинилась передо мной за испорченный вечер и попросила проводить ее до дома. Этого Татьяна уже перенести не могла. Она отвлеклась от слушанья речей Александра и позвала меня на минутку в комнату. Я прислонился к двери, пьяно ухмыляясь.
- Неужели я хуже, чем эта? - сузила глаза Скворцова. - Вон отсюда, бабник!
- "Достал Таньку. Она кипит, как перегревшийся чайник", - самодовольно подумал я и вышел вслед за Олесей...

ВОСПОМИНАНИЕ ДВАДЦАТОЕ
о том, как я занимаюсь тем, что мне совершенно не нужно, о том, как Олеся до конца выполняет свое предназначение в моей жизни, о женском соперничестве, о том, как у меня с Танькой наконец возникают замечательные отношения, и о том, как в итоге все плохо заканчивается.

- Ну, как она в постели? - позвонил мне Ромка на следующий день.
- Откуда я-то знаю? - огрызнулся я в ответ.
- А разве ты ее не того?..
- Я проводил Олесю до дома и поехал спать к себе.
- Ну что ж так?! - разочарованно протянул Шкляров. - Она девушка-то безотказная. Сама же, дурень, напрашивается. Вот я бы никогда не упустил такой шанс, позвонил бы прямо сейчас и поехал к ней.
- Флаг в руки, - перебил я его.
- Но у меня же Наталья. И Вика еще на шее сидит, - начал оправдываться Ромка.
- Ну тогда и помалкивай, - попрощался я.
"А, в самом деле, почему бы и нет", - подумал я тут же и набрал Олесин номер.
- Привет, чем занимаемся? - спросил я.
- Задачи к экзамену решаю.
- Да? Хм. Может я это, подъеду и мы вместе порешаем? А то у меня даже и задач-то этих нет...
- Подожди, - положила трубку Олеся и куда-то ушла.
Я успел уже заскучать, когда она снова появилась.
- Ничего не выйдет, - печально поведала Олеся. - У меня бабуля никуда сегодня не уходит.
- А ну и ладно, привет бабуле, - облегченно повесил я трубку с чувством выполненного перед Шкляровым долга.
Она позвонила сама в день моего рождения.
- Что делаешь? - услышал я в трубке страждущий голос.
- Завтра же вроде экзамен. Готовлюсь вот...
- Может быть встретимся? - несколько замявшись, предложила Олеся.
- Ну... Давай, если очень хочешь, - очень нерешительно согласился я.
- Жду тебя через час возле своего дома. До встречи.
Я послушал короткие гудки и задумался. Надо ли идти? Все ведь идет к одному. А отношений с ней мне и даром не надо. Но с другой стороны Шкляров мне уже так уши прожужжал, что в моем мозгу прочно укоренилась мысль - лучше чем с Олесей не спится ни с кем. Ладно, попробую. Мужчина я, наконец, или нет?
Она ждала меня у подъезда.
- Пойдем на Неву, - не дала мне раскрыть рта Олеся.
- У меня сегодня день рождения, между прочим, - буркнул я.
- Поздравляю, дорогой, - сколь возможно нежно для нее поцеловала Олеся мою щеку.
-"Быстро что-то я у нее подорожал", - отметил я про себя.
Мы поплавали на теплоходике, погуляли по садику и, не спеша, пошли обратно к Олесиному дому. Она несла беспрерывно всякую чушь, а затем затянула длинную балладу, о том, как в молодости ее едва не изнасиловал не то швед, не то негр. Чем закончилась эта трагедия для гостя нашей страны, я не успел дослушать, ибо мы поравнялись с темным подъездом нежилого дома.
- Люблю тайну, - загадочно улыбнулась Олеся. - Пойдем внутрь, посмотрим?
- Чего там смотреть-то? - упорно засопротивлялся я, панически задавшись вопросом “Что, черт возьми, я вообще здесь делаю?”.
- Да ну пошли же! - вцепилась она в меня и, применив всю свою силу, стала буквально заталкивать в подъезд.
"Вот еще не хватало стать жертвой изнасилования! Мужчина, блин”, - думал я. - "Заниматься любовью среди каких-то развалин, да еще и героически умереть под такой женщиной. Это как-то не светит."
Поэтому я расстопырил руки и застрял в дверном проеме. На мое счастье, когда Олеся решила протолкнуть меня с разбега, на горизонте замаячили люди, и атака внезапно прервалась. Я был спасен!
Мы дошли до ее дома, где уже стояла бабка моей попутчицы, загнавшая далеко нелестными словами "непутевую" внучку домой, косясь при этом на меня, как на сутенера. Прощание получилось скомканным...

На следующий день после экзамена я подозвал Ромку и сказал: - Бери Натаху и пошли выпьем куда-нибудь. Я ставлю в честь дня рождения.
- А Танька? - спросил Шкляров.
Я категорически помотал головой и, содрогнувшись, посмотрел на Олесю, ходившую за мной уже по пятам. К этому моменту я уже не знал, как от нее избавиться навсегда и бесповоротно, кляня себя за вчерашнюю долбаную прогулку. Тем не менее, послать ее куда подальше, язык не поворачивался.
- Ясненько, - понял все Ромка. - А где пить-то будем, ты подумал?
- У меня мать дома, - тихо сказал я.
- Ну вот тебе и на... А к кому же мы пойдем? На улице уволь... - выдал Шкляров. - У Танюхи хата наверняка свободная, но ты же ей не ставишь.
- Думаешь? - почесал я затылок, прикинув, что ради великого дела можно пойти на мелкие уступки. - Ладно, пусть будет.
- Татьяна! - крикнул тут же Ромка бродившей неподалеку девушке. - Выпить хочешь?
- Конечно хочу, что за глупые вопросы? - удивилась Скворцова. - А что за повод?
- Николаша вчера родился! Он угощает. Пошли к тебе.
- Не поняла, - тупо уставилась на него Танюха.
- Ну, Николаша ставит, - на пальцах с сурдопереводом пояснил Шкляров.
- Это-то как раз ясно. Непонятно почему ко мне. У меня, что ли, день рождения? - обиженно сказала Скворцова,
- Да, Николаша, она права. Неудобно, - повернулся ко мне Ромка.
- Ну хорошо, пошли ко мне, - махнул я рукой.
- Вот и здорово! - повеселел Шкляров. - Так, я сейчас к Шурику смотаюсь, Натахе тоже по делам нужно, Олеська домой переодеться забежит, а ты хватай Скворцову и дуйте за бутылками.
Мы ехали ко мне молча. Татьяна усиленно делала вид, что по-прежнему зла на меня, а я не пытался уладить наши отношения.
Вскоре собрались все. Мать наспех приготовила, что смогла и, выпив за мое здоровье, оставила нас в покое, заняв позиции на кухне.
Напились мы крепко. И вскоре я это понял.
Татьяна с Натахой уселись на подоконник у открытого окна с бокалами в руках и по очереди стали перегибаться вниз с седьмого этажа. Как они тогда не вылетели, остается загадкой даже для них самих. Шура через какое-то время начал клевать носом, иногда прерываясь на беседу со Шкляровым и невнятно что-то отвечая. Олеся же уселась ко мне на колени и принудила целоваться.
- Коля, скажи честно, ты пьян? - спросила матушка, когда все уже стали собираться на прогулку, считавшая, что до этого момента я не вкушал ничего крепче сухого вина.
- Да нет, - попытался я изобразить удивление, помотав головой.
Тут же я открыл входную дверь и увидел на лестнице Натаху со Шкляровым.
- Уже уходим, Николаша? - нежно спросила она.
- Да.
 Наталья, стоявшая в тапочках, кинулась переобуваться.
- Куда? - преградил я ей путь. - Пошли гулять.
- Но мне нужно... - виновато улыбнулась Самарина, посмотрев на свои ноги.
- Иди отсюда! - стал я культурно выталкивать ее на лестницу, тихо приговаривая при этом сквозь зубы, - Не привлекай внимания своими пьяными выходками, чтобы матушка ничего не заподозрила.
- Коля, но девушка же в тапочках, а туфли ее в квартире, - вмешалась и ласково успокоила меня мать.
Откровенно говоря, я не видел даже лица Натальи. Оно двоилось, расплывалось. Поэтому о каких тапочках можно мне было доказывать?
Лифт не работал и мы стали спускаться пешком. Олеся вцепилась в меня так, будто я уже собрался рухнуть в лестничный пролет. На каждой площадке она чмокала меня в щечку в знак благодарности за то, что я еще жив.
Примерно на втором этаже, когда Олеся замешкалась и на секунду выпустила меня из рук, Танюха приблизилась ко мне и тихо сказала: - Я настолько напилась, что не могу дальше сама спускаться. Если тебе нетрудно, то поддержи меня.
Я охотно согласился, ибо под градусом давно уже начал искать повод клюнуть пусть даже на такую примитивную уловку, чтобы помириться со Скворцовой и уйти таким образом от Олеси.
- Так кого ты лучше предпочтешь? - с усмешкой спросила Татьяна на выходе из подъезда, слегка сбрасывая мою руку.
Вместо ответа я еще сильнее обнял ее и тут же услышал сзади клацанье Олесиных зубов.
Теперь Танюха упорно утверждает, что ей просто не хотелось ехать одной домой. Но даю стопроцентную гарантию, что без ревности и борьбы за первенство здесь не обошлось.
Олеся, сыгравшая свою неосознанную роль, поехала домой переполненная тоской и отчаянием, Шура отправился в другую сторону, а мы вчетвером уехали гулять в парк.
Ромка, одурев от природы, тут же втюхался на газончик, сорвал мак и стал занудно тыкать им в наши носы, доказывая, что это красная ромашка. Спасла нас от этого юного ботаника только лодочная станция. Все уже было закрыто, и лишь вдалеке одиноко маневрировал пьяный лодочник, зазывающий нас в путешествие за романтикой на его дредноуте.
Мы предпочли путешествию поцелуйчики и обжимания. Ромка с Натахой встали по одну сторону лодкопрокатной кассовой будочки, а я с Татьяной по другую. Периодически Шкляров высовывал свой чайник и с интересом пытался выяснить, что мы делаем.
- Как я гнусь? - спросила Танюха, отклоняясь от меня.
- Превосходно, - ответил я и приблизился к ее губам.
- Николаша, так ты еще и целоваться можешь? - выкрикнул Шкляров.
- Отстань, - запустил я в него комком глины, обеспечив себе уединение.
Потом Ромка отправился провожать Наталью, а я - Татьяну.
Мы простояли и процеловались в темной арке, пока нас не запеленговала Танькина мать, вышедшая на поиски припозднившейся дочери...

На другой день я довольно поздно проснулся и, терзаемый воспоминаниями о вчерашнем вечере, поехал к Шклярову готовиться к последнему экзамену.
Естественно, что наши совместные попытки творческих мук ни к чему не привели. Ромка посмотрел телевизор, а потом вылез на солнечную улицу и растянулся на скамеечке возле подъезда.
- Ладно, завтра подготовлюсь, - махнул я рукой и пристроился рядом.
Но только на следующий день я сел готовиться, как мне позвонила Татьяна.
- Что делаешь? - спросила она.
- Читаю учебник.
- А мне скучно. Приезжай, хочу тебя видеть.
От таких слов я тут же закрыл книжку и рванул на крыльях вспыхнувшей любви.
- Коля? - удивилась Танькина матушка, увидев меня на пороге.
- Видите ли, завтра экзамен и мне бы хотелось объяснить Татьяне ряд непонятных ей вопросов, - культурно пояснил я.
- Это очень мило с твоей стороны! Заходи, - с уважением посмотрела она на меня.
Однако, какое-то сомнение все же закралось в ее душу. Поэтому Танюхина мать периодически заглядывала в нашу комнату под разными предлогами. Заслышав шаги, мы выпускали друг друга из объятий и разбегались на внушительную дистанцию, устраняющую всякие подозрения.
- Э... м-м-м... значит вот этот резистор пропускает тот ток, - хватал я учебник, причем иногда кверху ногами, и с умным видом заводил научную песенку.
Оглушенная умными словами, матушка закрывала тихо дверь и уходила. Мы продолжали прерванное мероприятие.
- Эта курица, наверное, тебе все жилы вытащила, чтобы ты приехал. Мне прямо стыдно за нее. Ты ведь совсем не готов, - сказала Татьянина мать на прощание.
- Ничего, не волнуйтесь, мы все повторили, - ободряюще сказал я.
На экзамене моя самонадеянность значительно пошатнулась. Минут сорок я распинался перед преподавателем, неся какую-то чушь, но вместо рецензии последовало короткое слово "неуд".
Та же участь постигла и мою подшефную. Обычно она и Наталья в аварийных случаях пользовались своей внешностью улыбались и строили глазки преподавателям мужского рода или садились поближе к ним. На этот раз этого зверя, явно вечного холостяка и старого девственника, не интересовали ни женские глазки, ни прелести, ничего вообще, кроме глубоких знаний своего предмета. И Скворцова впала в страшную депрессию. Когда наступил кризис, Татьяна зашла в соседний кабинет, открыла окно и возвестила на весь институтский двор о том, что наш экзаменатор - дурак.
Студенты, сидящие на экзамене, услышав эту весть, одобрительно загудели. Преподаватель, сделав вид, что ничего не произошло, подошел к окну и как бы невзначай посмотрел вниз, выискивая орущую негодяйку. Ничего подозрительного не обнаружив, он сел за стол. Вопль повторился. Лицо экзаменатора покраснело, нервно дернулось, и он быстрым движением закрыл форточку.
Но лозунги о свержении превосходно проходили и через стекла. Натянуто улыбаясь, препод стал переводить взгляд с одного студента на другого, пытаясь выявить того, кто засмеется над этими антисоветскими и лженаучными гадостями. К его счастью я все же смог зажать рот Татьяне и оттащил пламенного борца за справедливость от окна. Она успела лишь сдавленно выкрикнуть краткую характеристику "этого урода" и смолкла. Но ее дело не погибло. Экзамен был сорван, и зверства прекратились.
Тут же примчался счастливый Шкляров, вычисливший местонахождение революционеров. Счастливый от того, что неожиданно схлопотал три балла, он поделился впечатлениями об услышанном.
- Вся твоя беда, Николаша, - назидательно сказал Ромка, - в том, что в дни подготовки нужно готовиться, а не с девочками шляться.
- Чья бы корова мычала, - мрачно ответил я.
Вышла Натаха, успешно сдавшая экзамен, и мы поехали к ней отпраздновать так называемое окончание второго курса. Татьяна осталась дома, обиженная на несправедливость, не поддавшись на наши горячие уговоры.
Шкляров довольно быстро напился и тактично намекнул, что малышам уже давно пора спать. Я не воспринял сию реплику в свой адрес и уселся чинить Наталье телевизор.
Через час голубой экран наконец потух навеки, и Ромка уже открыто предложил мне покинуть гостеприимные апартаменты...

Экзамен я пересдал через три дня, но это уже не радовало. Несчастье обрушилось на мои плечи неожиданно. Военкомат скрутил меня буквально за два дня, дав еще четыре на прощание.
- Не уходи! - попросила Танюха.
- Если бы это зависело от меня, - вздохнул я, тупо перебирая ее украшения на трюмо.
- Будь моя воля, я оставила бы тебя сегодня у себя... Согласился бы? - посмотрела она мне в глаза.
- Угу, - кивнул я. - А родители твои?
- В этом, увы, все и заключено...
В тот день мы процеловались и прообжимались настолько долго, что Танькины губы заболели и распухли до негритянских стандартов.
А потом была моя отправка в кругу близких друзей: Танюхи, Шклярова, Натахи и Шурика. Александр напился и девушки, усевшись по обе стороны от него, принялись усиленно заигрывать с ним. И мы с Ромкой на полных правах взревновали. Сервировочные ножи ходили в наших руках, как у настоящих джигитов. Шкляров, похоже, хотел убить и Шуру, и Натаху. Благо Шура, как обычно, заснул, и все обошлось.
Под конец Наталья, изображавшая вместе с Танюхой трезвенницу, неудачно встала и расколотила бокал.
- На счастье, - нерадостно улыбнулась моя матушка.
Выходя на улицу, мы решили прогуляться ночью на Неве на "Алых парусах". Татьяна захотела успокоить своих, и бодро влезши в телефонную будку, заплетающимся языком произнесла: - Мама!.. Я сегдня дмой не прыду. Встрчаю алые ночи и белые паруса...
- Понятно, - сочувственно произнесла ее мать в ответ. - Хороша же ты...
Действительно, мы были хороши. Вместо Невы нас неожиданно унесло на трамвае в другую сторону и выкинуло у Шуриного дома.
- Нетушки, больше никуда не поедем, - категорически отказался возвращаться Шкляров.
- Пошли уж тогда ко мне, - пригласил всех Александр. - У меня все равно все на даче.
Мы потанцевали, посидели и вышли на балкон. Девчонки остались в комнате.
- Чего ты, Николаша, возишься со Скворцовой? - спросил меня Шкляров. - Она тебе не даст все равно. Плюнь. Вот то ли дело Олеся... Так ты сам упустил такой шанс. Сейчас бы радовался в сладостных утехах. Было бы что вспомнить в казарме.
- Да Татьяна, между прочим, хотела, чтобы я у нее ночевать остался! - гордо запустил я козырь в обидчика.
- Ну и чего ж не остался?
- А родители?
- Да, бывает. Тогда действительно нужно продолжать, - ободряюще похлопал меня по плечу Ромка.
Он вдруг резво сорвался с места в комнату, схватил на руки качающуюся посреди комнаты Натаху и утащил ее в спальню.
- Правильно сделал нахал, - подошел ко мне Шурик, - больше кроватей-то нет.
- А где же нам спать? - растерялся я.
- Ну, мой диван, а вы с Танюхой уж в кресле-кровати перекантуйтесь как-нибудь, - отключаясь на лежбище по-джентельменски распорядился хозяин.
Перекантовываться вдвоем на ложе, рассчитанном на деформированного подростка, оказалось крайне нездорово. Кто-то из нас постоянно вскакивал, дабы размять затекшие конечности.
- Я вообще-то спать хочу, - пожаловалась часа через полтора Татьяна.
- Какое совпадение! Я вообще-то тоже.
- А я к тому же и замерзла. Согрей меня как-нибудь, - взмолилась Скворцова.
Под этим я понял еще кое-какую возможность и развернулся не по-пионерски. Но до чего-либо совсем серьезного дело не дошло, ибо Шурик периодически вращался рядом на диване, бормотал что-то нечленораздельное и стонал над ухом, обламывая обоих.
Едва открылось метро, как мы тихо ушли. Ромка проснется в девять часов, выпьет на пару с Натахой последнюю бутылку сливок, обрекая хозяина на голодную смерть, и удалится не прощаясь.
- Я не буду обещать ждать, - сказала у своего дома Татьяна. - Но напишу обязательно.
- Я первым напишу...
- Ну давай, тогда и отвечу, - серьезно кивнула Скворцова.
- Только ты побыстрее отвечай, а то я знаю как ты письма пишешь, - попросил я.
- Ладно. Ну, давай прощаться, а то не пойду я сегодня к Шклярову. А больше не увидимся. Не приходить же мне к военкомату?
- Действительно, не стоит, - согласился я.
- Ну служи и возвращайся, - быстро поцеловала она меня и юркнула в подъезд.
Уже вовсю светило солнце, и так не хотелось, глядя на просыпающийся город, оставить все это и отправиться уже завтра в грязное болото. Все это останется, но меня в этом пейзаже уже не будет...

Отоспавшись, я отправился с ответным визитом к Ромке. По стечению обстоятельств он уходил в один день со мной. Наталья упорно отказывалась идти к Шклярову, предвкушая встречу с его матерью, и мне стоило огромных трудов доставить ее по месту назначения.
- Фу, вкусно, - откинулся Ромка на спинку стула, набив напоследок свой желудок. - А что, Николаша, Танька не звонила больше?
- Не-а. Мы решили, что незачем, - встал я из-за стола. - Ну, мне пора, спасибо. Еще дома надо побыть.
Мы прощались на улице. Изобразив на лице трагическое выражение, хотя особенно стараться не пришлось, я обнял Шурика и Шклярова.
- А меня? - вопросительно посмотрела на меня Натаха.
Я поцеловал ей руку и пошел, не оглядываясь. Лишь на углу дома я в последний раз обернулся, чтобы посмотреть на то, что я навсегда оставлю в этот день и больше уже никогда не увижу. Может и встретимся в таком же составе, но все мы уже станем другими. Эта картина еще долго стояла передо мной: улыбающийся Шурик, машущий мне рукой и сияющий, как начищенный самовар, непонятно от чего Ромка, и прижавшаяся к нему Натаха...

* * *

- Ну и что ты здесь понаписал? - трясет тетрадью Шкляров, сидящий со мной в скверике.
- А что, ты с чем-то не согласен? - удивляюсь я,- Здесь нет ни капли вымысла.
- Ты же сделал из меня какого-то сексуального страдальца! - возмущается Ромка. - Нет, это не про меня. Я не такой! Вовсе я не умираю от тоски по Самариной.
- Не стоит говорить, что не думаешь, пусть и подсознательно, - улыбаюсь я. - Это и не для тебя написано. Будет у тебя жена, дети появятся. Вот пусть и почитают про своего папочку...
- А я не дам, - заявляет Шкляров. - Ты все утрируешь. Стыдно давать такую фантастику.
- Не советую запрещать. Я вот, к примеру, дам. Тем паче, что все это правда. Из песни слов не выкинешь. А твоим детям дам в таком случае ознакомиться подпольно, - заверяю я.
- Сволочь! - сплевывает Ромка. - Не отдам свою дочку за твоего сына! Писатель хренов!
- Отдашь, - встаю я со скамейки. - Ну куда ты денешься?
- А вдруг у Шурика двойня будет? Что делать станем? - гогочет Шкляров и идет рядом со мной, постоянно сбивая шаг.
В конце концов, ему надоедает подстраиваться под меня, и он идет в противотакт своей уверенной походкой...

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Армия оказалась действительно мерзкой помойной ямой, хотя и научила многому в этой жизни. Я сразу написал Танюхе письмо, потом еще, но ответа не получил. Сообщения приходили лишь от Ромки, Шурика, ушедшего на неделю позже нас, да от Насти.
Шкляров вскоре стал все реже получать от Натахи послания, а потом она и вовсе переключилась на меня, подключив к этому мероприятию Скворцову. Их совместные послания были нечасты, но подбадривали мой дух в трудные минуты, которых было немало. Татьяна даже разродилась отдельно абсолютно сухой новогодней открыткой.
Так вышло, что мне удалось вернуться через год. Поначалу вовсе и не помышлял о возобновлении романа с Танюхой. Встретились у института, как бывшие друзья-одногрупники, перекинулись общими фразами за жизнь и разошлись. Потом я иногда заходил к ней в гости, как к старой приятельнице попить чайку, поболтать о том, о сем. Но судьбу это явно не устраивало, поскольку не для этого она столь долго резвилась, и чаепития неожиданно для нас обоих дошли через год до свадьбы.
Наталья познакомилась с курсантом военного училища, расставалась с ним, но потом все же вышла за него замуж и родила наследника.
Шурик вернулся и теперь знакомится с девочками. Пока неудачно. Свою лепту в эти неудачи вносит и то, что он продолжает засыпать после принятия спиртного. Только теперь это происходит быстрее.
Шклярова не дождалась и Вика. После его ухода сразу же выскочила замуж. Сейчас Ромка пробует разные спортивные снаряды. Однако, они не устраивают его своей внутренней сущностью, хотя он и не против уже жениться. Лишь бы человека приятного найти. А пока он спокойно, порой с заносами, но идет своей дорогой. Но я твердо уверен, что периодически Шкляров вспоминает про Наталью, причем сам не сознается себе в этом. Ведь он ее когда-то хотел, хотя... любил быть может.

P.S.

Вскоре события в личной жизни главных героев стали развиваться в неожиданном ключе. Об этом начал рождаться новый роман из серии "Бурный поток", но основной консультант - тов. Шкляров заявил ноту протеста против второй части, поскольку "ряд лиц изображены не точно и жестоко осмеяны автором, а кроме того, события не соответствуют действительности." Поэтому эта в чем-то трогательная история никогда не появится на свет, а значит пусть все остается на том, на чем закончилось. Те беззаботные годы уже никогда не вернутся. И не будем опошлять их последующей жизнью...
1990 (2005)


Рецензии
Ваше название было бы блестящим эпиграфом к моему "Театральному романсу".

Владимир Бенрат   09.02.2006 18:47     Заявить о нарушении