Эх, распилю!
(как мало нужно для счастья)
Трифон сидел на измене. Он сидел на измене, не потому, что по пьянке делал большие глупости, за которые ему было очень стыдно и за которые он потом долго раскаивался, и не потому, что вчера он сильно нафонфоронил. Нет. Он сидел на измене, из-за того, что ему вчера на пилораму привезли довольно таки редкостное по своим размерам бревно. Ему, старому пилорамщику со стажем, распиливать такие брёвна всегда доставляло истинное удовольствие, граничащее с непредсказуемой радостью и каким-то таким особым тонко трепещущим волнением. А перед тем, как его распилить, он всегда долго думал и волновался, "садясь" на эту самую, на измену…
А сегодня с утра, перед тем, как распилить бревно, Трифон пошел разогревать свой старый ветхозаветный телевизор. Его черно-белый "Рекорд" быстро давно уже не включался, первые признаки жизни он подавал только минут через двадцать после того, как воткнут вилку в розетку. Поэтому, что бы посмотреть любимые новости, Трифон обычно старался включать телевизор на двадцать минут раньше, коротая время в ожидании, когда как. Когда затягиваясь "Беломором" и о чем-нибудь думая, а когда - просто зевая и ковыряясь пальцем в ушах.
В этот раз в новостях должны были показать репортаж с соревнований по распиловке брёвен, Трифон этот репортаж никак не мог пропустить, так как сам был – пилорамщиком виртуозом.
По жизни Трифон был оптимистом. А оптимисты – это те люди, которые всегда видят плюсы. Он жил он по принципу: Боишься - не делай, делаешь - не бойся, а сделаешь – не жалей!
У него было всё, что нужно было для провинциальной жизни, всё - включая здоровье. Характер у Трифона был незаметный, как пепельница на столе, но с теплом. И ещё у него была какая-то такая внутренняя раскованность, граничащая с безответственностью, а иногда даже и сомнениями. – А вдруг ничего не получится? Всё это присутствовало в его характере, не смотря на то, что рамщик иногда был упрямый как трактор и прямой, как забор.
Но вот долгожданные двадцать минут прогревания телевизора кончились, и как только начался репортаж, всё его внимание было приковано к тому, как участники соревнования раскраивали брёвна.
- Нет! Не так! Да как же его вы разметили, олухи царя небесного, не тем концом повернули и сунули, смотри-ка, комель никак не могут найти, идиоты, да их к пилораме на километр нельзя подпускать, не то, что на соревнования! – в горячке стучал он себя ладошками по коленкам.
По телевизору участники соревнования распиливали бревно на время, а торопиться в этом деле было никак нельзя. И уж кто, кто, а Трифон знал это точно, ведь он на распиловке, как говориться – собаку съел. Репортаж быстро закончился, и раздосадованный Трифон жадно затянулся своим любимым горьким и ядовитым "Беломорканалом".
Громыхая вёдрами на старом коромысле, в дом вошла жена рамщика, и, уставившись на супруга, словно насквозь просветила его рентгеном.
- Ты что это сегодня волнуешься? Опять, наверное, редкостное бревно попалось? Опять сегодня напьёшься? – безошибочно угадала супруга попав своим домыслом прямо в десятку. - Совсем завернулся на своих нестандартных брёвнах! В беса тебя и в лешего. С тобой уже и в постели, кроме как о распиловке древесины, поговорить-то уже не о чем? Достал ты меня со своими брёвнами. Хоть бы о дочке спросил, как она там? А то уже вся заневестилась – ласково журила его супруга.
Она за долгие годы семейной жизни знала своего мужа насквозь, в такие моменты, стараясь сильно не огорчать его и не перечить.
Докурив папиросу, Трифон молча вышел из избы, и не спеша, направился к своей лесопилке.
На улице лаяла собака, ветер лай разносил, кукарекали петухи.
Придя на пилораму и по привычке закрутив усы, рамщык (так говорили в его местности) сел на это самое нестандартное бревно, и принялся ковырять его пальцем. Он ещё долго хитрыми и замысловатыми движениями пальцев его размерял, прикидывая в уме, как лучше положить и с чего начать. Долго вокруг него ходил, по-прежнему не слезая с измены. Потом курил последнюю перед распиловкой, менял и настраивал цепь для продольного пиления. А потом, как самурай, с диким криком – Эх, распилю! – махнув рукой, запускал пилораму.
Когда он пилил, его пальцы от напряжения дрожали, как гитарная струна.
И вот плотина прорвалась и работа пошла! Он зло смотрел бревну в переносицу.
- Плохой танцор – хороший отец! Как бы меня не занесло не туда? – от напряжения крутились в голове пилорамные мысли.
Рамщик находился на грани воплощения мечты в прямую реальность. Все его движения были быстрыми и точными, за много лет работы на пилораме до миллиметра выверенными. И вправду, это занятие доставляло ему истинное и огромнейшее удовольствие. Ему нравилось смотреть, как острая, с собственным углом заточки цепь, ровно идёт вдоль бревна, выбрасывая сырые, по особенному пахнувшие опилки, которые вылетали когда мелкой мукой, а когда на суках шли с завихлеватой такой стружкой.
Но вот бревно уже было толково распилено, на обрезные и необрезные доски, на тёс, горбыль и оболонки, всеми возможными тангенциальными, диагональными и радиальными способами. Всё то, что получилось с этого бревна, им было заботливо уложено в отдельную пачку, потом начинался подсчет выхода пиловочника.
- Девяносто процентов! – довольный рамщик ударял кулаком по доскам.
- Рекорд! Ёрш твою в доску! Меня бы кто пригласил на эти соревнования, я бы им там всем морды утёр! – брал Трифон бутылку "Экстры", специально заначенную именно для такого случая.
Не найдя глазами стакана, он долго вытирал рукавом банку из-под каких-то там мелких гаек, потом наливал туда водку, и занюхивая её свежими опилками, самодовольно так крякал – Эх, блин…!
- Распилил я брёвнышко, ра-а-аспилил…! – шел домой в присядку довольный пилорамщик.
И если бы в этот момент со стороны на него посмотрел несведущий и совсем далёкий от лесопилильный дел человек, он бы вполне принял Трифона за ненормального. Но Трифон был нормальным, нормальным и очень счастливым. Он сейчас жил именно этим моментом, и радовался тому, что у него всё получилось. Он был таким счастливым! И, о боже! Поневоле задумаешься – ведь как мало нужно человеку для счастья…?
Если вы захотите себе сделать приятное, – делайте…! Хочешь быть счастливым – будь им…!
Андрей Днепровский – Безбашенный.
2 ноября 2005г
Свидетельство о публикации №205110300010
Водичку надо отдимать, а то вместо 40 градусов выходит градусов 30, а это совсем иной коленкор.
Нпример:
"Трифон сидел на измене. Он сидел на измене, не по тому, что по пьянке делал глупости, за которые ему было после очень стыдно, и за которые потом он долго раскаивался, и не потому, что вчера он сильно нафонфоронил. Нет. Он сидел на измене, по тому, что ему вчера на пилораму привезли довольно таки редкостное по своим размерам бревно. Ему, старому пилорамщику со стажем, распиливать такие брёвна всегда доставляло особенное удовольствие, граничащее с непредсказуемой радостью и каким-то таким особым тонко трепещущим волнением. И перед тем, как его распилить, он всегда долго думал и волновался, садясь на эту самую – на измену…"
Это очено длинно и утомительно. Нужно все изложить быстрее и кратче:
Трифон сидел на измене. Не потому что нафАнфАронил по пьянке, нет. Он сидел на измене, потому, что вчера на пилораму привезли редкое по размерам бревно. Перед тем, как распилить такое бревно он, старый пилорамщик, всегда долго думал и волновался, садясь тем самым на эту самую – измену…
Вот так примерно.
Текст стал упругим и сохранил всю значимую информацию.
Секретка 17.02.2006 21:17 Заявить о нарушении
Андрей Днепровский-Безбашенный 18.02.2006 04:51 Заявить о нарушении