Смерть и любовь

Смерть и любовь.

Она вышла из пены морской. Но мы этого не видели. И сейчас она шла нам навстречу, ступая босыми ногами по золотистому песку.
Это место нашёл я. Это был своего рода Бермудский треугольник. Около этого острова пропадали корабли, на нем исчезали люди. Майк, мой друг и заядлый любитель адреналина, сразу же поддержал идею, отдохнуть там. Он знал об исчезновениях, но я не рассказал о том что, по легенде туземцы приносили человеческую жертву зловещей паучьей богине. Тогда это мне казалось несущественной деталью, непроверенными россказнями для туристов, ничем не отличающейся от остальных жутких баек об этом месте.
Она подошла и, улыбнувшись, сказала: «Привет, меня зовут Сэйовен». Вообще то она и до этого улыбалась, но известным лишь женщинам способом, она улыбнулась, улыбаясь.
Если Майк обычный любитель адреналина, то я нет. Я вырос в тепличных условиях современной цивилизации. Подобно Диогену я философствовал в своей бочке из каменных стен. В этих замкнутости и бездействие я осознал неотвратимость смерти, осознал, что её не надо искать, это она рано или поздно найдет тебя и её не остановить. Страх это инстинктивное чувство, подсознательное. Но что если тобой управляет чистое сознание, выросшее на многочисленных размышлениях и отбросившее предрассудки. Я просто хотел познать страх, потому что большее чего можно бояться это - смерть, но от неё не убежать, и я это знал.
Мы тоже поздоровались с ней, и стали расспрашивать, откуда она. Она была туземкой, россказни об их отсталости оказались неправдой. И сразу же завязался непринужденный разговор, мы расспрашивали её, она нас. И вот мы уже вмести идем вдоль пляжа к видневшемуся вдали полуразрушенному пирсу.
У неё были абсолютно черные волосы и голубые глаза – гремучая смесь. А море цвета её глаз простиралось слева от нас, справа возвышался высокий утес, преграждавший путь к отступлению. У неё была золотистая загорелая кожа, но слишком бледная для туземки, прошившей всю жизнь под ярким тропическим солнцем. Простенькое платье, облегало идеально сложенную фигуру. Но вся эта идеальная красота не произвела на меня впечатление. Но этого нельзя было сказать про моего друга. Сэйовен, если её действительно звали этим красивым именем, потрясла Майка. Он не сводил с неё своих восторженных обезумевших глаз.
Такое часто бывало с нами. Майк – страстным поклонником женской красоты и прелести. Я же нет. Да у меня были романы, но все они были с легким налетом печали и пассивности. Я не желал шикарной, страстной, фотомодели. Я ждал ту единственную, которую я узнаю с первого взгляда. Не важно как она будет выглядеть, её увидят не глаза, но сердце. И проснется то чувство что мирно посапывает глубоко в душе. Я чувствовал его тихое дыхание, и знал точно, несмотря на всю свою отточенную логику, что оно проснется и сожжет моё сердце, будь это сердце сделано из металла. И поэтому была печаль в моих отношениях с девушками, печаль от осознания лжи той игры, в которую мы играли. Но Майк был сердцеедом, и играл в любовь как профессионал. Но он некогда не изменял нашей дружбе. И это сильно бесило его многочисленных, сиюминутных избранниц. Для них жизненно важно было поссорить нас любыми способам. Особенно часты были бессмысленные, наивные попытки соблазнить меня.
Но в этот раз всё было по-другому. Во-первых, это Сэйовен крутила Майком как хотела. Он же позабыл все свой способы обольщения, и чуть ли не высунув язык, не отрывал от неё восторженных глаз. Второе это её отношение ко мне, не было ни ревности, ни зависти, била лишь искренняя доброжелательность. И еще надо заметить, что она не пыталась кокетничать с Майком. Между ними сразу вспыхнуло чувство, без всяких бессмысленных ритуалов обольщения. И вот в следующее мгновение Майк с Сэйовен идут рука об руку, и это выглядит абсолютно естественно, как будто они были влюблены всю жизнь. И я среди них не был лишним.
  Весело и непринужденно мы подошли к руинам пирса. Это было завораживающее и зловещее зрелище. Гигантское бетонное сооружение соединяло вершину громадного утёса с глубиной темно синего моря. Это идеальное место пикника для таких, как мы с Майком. И естественно именно здесь среди разрухи великого мы и решили сделать привал и искупаться. Кстати на Сэйовен, в отличие от многих других девушек, совершенно не произвела впечатления наша любовь к острым ощущениям, да и жуткая харизма этого места для пикника не вызвала у неё интерес. Если бы я был внимательнее, то мог бы заметить по её поведению и из разговоров, что её мироощущение похоже на моё, если бы я это заметил, то всё могло бы быть по другому, но я был слишком невнимателен и не хотел своим интересом тревожить идиллию Майка с Сэйовен. А это была действительно идиллия. Когда я вбежал в бескрайнюю голубизну моря и оказался в родной для меня стихии, в которой возможно летать, Майк и Сэйовен уже не отрывались друг от друга. Они уже соединили свои уста, а объятия их не смогли бы разорвать и два тепловоза.
В своем псевдобесстрашие я потерял интерес и любопытство. Я должен был увидеть, что тот огонь любви, вспыхнувший между ними, был неестествен. Та любовь, воспетая поэтами как верх человеческих чувств, была нечеловеческой. Меня ослепили мои же мечты, в Майке и Сэйовен я увидел то чувство, что жило глубоко во мне, они были тем, о чём я мечтал потайными закоулками своей души. Но я забыл насколько тайны эти закоулки, как глубоко они спрятаны от других, и что если бы я встретил ту, у кого спало бы подобное чувство, то я не сразу же увидел бы его пламя. Прошло бы долгое время не лицемерных заигрываний, но пристального и кроткого вглядывания в чужую душу, прежде чем наши души взаимно открылись бы друг другу. Мне не показалось странным, как не человечески быстро вспыхнул огонь настоящей любви между моим другом и прекрасной незнакомкой. Наверно я просто сам потерял терпение, и желал видеть в этом мире ту редкую любовь, о которой мечтал.
Чтобы веселиться нужно определенное состояние души. Потому что часто бывает, что одни и те же вещи в одно время веселят, а в другое раздражаю и вызывают недоумение. Это как шутка если её рассказать в своё время то над ней будут смеяться, как глупа бы она не была. Но если её рассказать в неподходящее для этого время, то её не поймут, какой бы смешной она не была. И сейчас мы веселились. Нас делали счастливыми любые вещи вокруг нас, и нам при этом вообще ничего не нужно было для счастья и веселья. Ни спокойное море, ни яркое солнце, ни золотистый песок уже не нужны были нам. Мы просто были счастливы. Поэтому трудно описать, как мы веселились и что делали, для тех, кто прочитал бы, это показалось бы глупым и бессмысленным. Поэтому я опускаю описания большого куска того дня.
И вот я изнурённый счастьем прилег на теплый песок, чтобы почувствовать кожей беспечный ветерок, что сгоняет огонь спустившейся с солнца на меня. Сквозь полупрекрытые глаза я стал наблюдать за счастьем Майка и Сэйовен. Он стоял спиной ко мне, Сэйовен целовала его шею, а море за её спиной рождало бесчисленные волны из далёкой бесконечности. И вот в какой то момент я понял, что уже не занят своими мыслями, а пристально смотрю на этот поцелуй в шею. Время казалось, остановилось, да уже миллиарды волн погибли бессмысленной смертью на берегу, но я этого не замечал, лишь подсознание кричало тихим криком, что поцелуй замер на одном месте слишком надолго. Это уже было похоже не на поцелуй, а на укус вампира. Моё сердце уже отмеряло секунды подобно ударам гигантского колокола в кромешной тишине, когда Сэйовен открыла глаза и посмотрела пристально в мои. Я не знаю, что выражал этот взгляд, голубизна эти глаз слилась с бескрайностью и глубиной моря простиравшегося за её спиной. Если бы её губы не были прижаты к шее Майка, то они бы сложились в улыбке. Не в той простой, дружелюбной, что была ранее, а в самоуверенной, горделивой и даже хитрой улыбки. И только в этот момент я осознал нереальность всего происходящего, но это были чувственные ощущения, сознание не могло мириться с этим.
И в следующее мгновение я как будто открыл глаз от сна. Всё было нормально, Сэйовен с Майком целовались, мир был на месте, лишь какое-то странное чувство грызло меня изнутри. Память о прошлых чувствах стёрлась, осталось лишь голая информация о пережитом. Я знал, где я, и почему я здесь, но я не мог понять этого, знание и понимание парадоксально разделились. Это было похоже на то, если бы я только что проснулся, но я знаю, я не закрывал глаза, я даже не моргал. В голове была приятная свежесть, ветер, что недавно обдувал моё тело, сейчас казалось обдувал голые извилины моего мозга.
Я огляделся вокруг и увидел возвышающиеся балки развалин пирса, и подумал, что неплохо было бы забраться повыше. Это было то, что надо, раз моё сознание освежилось, то пусть и кровь освежиться адреналином. И я стал взбираться по хрупким уступам ввысь. Сэйовен с Майком подошли ко мне. Они стали подбадривать меня, Сэйовен сказала, что всегда мечтала забраться туда и полюбоваться оттуда видом. А я всё лез и лез вверх, у меня даже слюнки потекли от желания забраться туда. И вот через какое то время я достиг вершины. Да, открывшейся вид был действительно потрясающим. Непроходимые джунгли съели последние остатки дороги ведущей к пирсу неизвестно откуда, а море было ещё более бескрайне, и могло поспорить с бесконечностью небес. И всё это под звуки оглушительного рёва и свиста ветра. Я не знаю, сколько я простоял, замерев от восторга. Восторг был не только от открывшегося вида, но и от достигнутой цели. И вот очнувшись, я посмотрел вниз, там стоял один Майк, и что-то кричал мне, размахивая руками. И в глубине души я понял: началось, уже не было того оцепеняющего раздвоения, было одно мощное желание понять, что здесь происходит. Я стал медленно спускаться вниз, слишком медленно. Океана чувств, в котором я плескался до этого, не было. Мной владело чистое сознание. Может именно поэтому, я так медленно спустился, не разу при этом не оступившись.
Из нервных криков Майка, я понял, Сэйовен пропала. Сумбурно и непонятно Майк рассказал, что она пошла, купаться или просто отошла, а Майк засмотрелся на меня, когда он обернулся от Сэйовен и след простыл. Казалось, что так и должно быть, Золушка когда-нибудь должна была исчезнуть, оставить хрустальную туфельку. Но моему холодному сознанию такое объяснение не нужно. Да и Майк сходил с ума, он весь разрывался изнутри, он был как наркоман, у которого ломка и ему нужен был наркотик. Не переставая звать Сэйовен, мы искали её. Попытались по следам определить, куда она пошла, но в той стороне, откуда мы пришли, были лишь три пары наших старых следов, а вокруг нас было всё так истоптано, что ничего нельзя было определить, а за пирс дальше не вели никакие следы. Майк стал нырять в моря, всматриваясь в непроглядную голубизну. Я стал перебираться через обломки пирса на его другую сторону. Когда я перебрался, Майк уже вылизал из воды, отрицательно махая головой. С надеждой он последовал за мной. На другой стороне не было ничего кроме дикого пляжа, нетронутого никем. Мне ничего не оставалось, как тоже полезть в море и вглядываться там. Майк тоже стал нырять со мной. Я нырял все дальше и дальше. Вдруг я увидел блестящий предмет на дне, дотянувшись рукой, я взял его, это была монета, возможно золотая, надпись и изображение на ней были мне неизвестны. Всплывая, зажав монету в руке, я взглянул вдаль, в далёкую глубину, и увидел странную тень, очертания древнего парусного корабля, что покоился на дне морском. Возможно, мне это показалось, возможно, это заговорило моё воображение, воспаленное из-за всего происшедшего, но дальше было хуже.
Всплыв на поверхность, я увидел, что Майк стоит на коленях спиной к морю. Подплыв к берегу, я увидел, что он яростно трет шею там, где его целовала Сэйовен. Кинув взгляд чуть налево, я ужаснулся, я увидел пещеру в утёсе, даже не пещеру, а тёмный провал. И в этой тьме было нечто жуткое и страшное, оно дышало, шевелилось, множеством глаз оно смотрело на меня, и этот взгляд был мне знаком.
«Тебе не нужна смерть, чтобы познать любовь, тебе не нужна любовь, чтобы познать смерть», – прозвучал в моей голове, знакомый голос.
Я оглянулся на Майка, он всё ещё стоял на коленях, но руки бесчувственно свисали и не двигались, в глазах не было ничего.
«Почему?» – задал я вопрос, обратившись к тьме.
«А ему это нужно», – ответила тьма, зная, про что я спрашиваю.
Всматриваясь во тьму, я всё стал понимать, всё стало ясно, и пропажи людей, и жертвоприношения, и Майк, и его любовь. Нельзя передать всё, о чём я в тот момент думал. Различая жуткие очертания во тьме, я размышлял: «Как можно полюбить такое ужасающее, отвратительное существо, лишь настоящая слепая любовь способна на это. И Майк познал её!»
С трудом поднявшись, я, шатаясь, пошёл прочь. Проходя мимо Майка, я пытался, сквозь пелену слёз на глазах, всмотреться в его лицо. Не знаю, сумел ли я выдавить слова: «Прощай друг», или они прозвучали у меня в голове, но ответа не было. Вот нас и смогли разлучить. Я не знаю точно, но возможно он был счастлив. Я не пытаюсь оправдаться, я знаю, что тогда я ничего не смог бы сделать, уже после того странного, страшного поцелуя, я ничего не смог бы сделать.
?Я уходил и знал, что то чувство, что спит глубоко во мне, проснется, что я встречу ту единственную, и что это будет далеко отсюда. И то, что смотрело на меня из темноты, оно тоже знало это. Уходя, я старался не оборачиваться, но краям глаза я увидел, как огромные мохнатые лапы стали вылезать из пещеры за своей добычей. Я смотрел на это без страха, ненависти и даже без печали. В моей голове зазвучали слова.
«Приходи как-нибудь, мы с тобой побеседуем о любви и смерти» – произнесла она мне вслед.
Возможно когда-нибудь.