Любовные похождения Искателя или театр масок

Пролог.
«Любить надо так, чтобы пройти рука в руке сквозь миллиарды звёзд и не оглянуться".
Сейчас забывается, что такое любовь, доверие. Можно ли принять человека таким, какой он есть, без маски? Почему мы бравируем, прячемся за избранные однажды лики и роли?
Счастье есть. Найти его - почти невозможно...

- Здравствуйте! Мои размышления прерываются седоватым энергичным старичком.
- Здравствуйте.
- Так вы уже здесь, ну пройдемте, пройдёмте. Знаете, а мне о вас много рассказывали, очень рад встрече.
Иронично замечаю – всему, что вам сказали, не верьте и не пытайтесь делать прогнозы. Я сам не всегда представляю результат в начале пути.
- Да, да. Но все же мы уверены…
- Прошу вас не отвлекаться, давайте займемся делом.
- Это здесь – мой любезный собеседник открывает дверь, впускает меня в слабоосвещенное помещение.
- Выбирайте все что подойдет…

Да, чего здесь только нет, в принципе я все это ожидал увидеть – длиннейшие полки, вещи, много вещей. Медленно иду вглубь хранилища. Головы драконов, собачьи шкуры, пистолеты…
Пожалуй, возьму это. Старик удивленно вскинул брови. Мятый таз, копьё, медвежья шкура, трубка, ружьё? Но, не задавая лишних вопросов, все быстро оформил и через несколько минут я покинул реквизиторскую и быстро шел по улице, обдумывая шаг первый…


1. Шаг первый. Испытание копьём.
Зверь лениво перебирает копытами, задумчиво вздыхает. Плечам тесно и жарко в жестяной рубашке. Наколенник назойливо натирает ногу. Рука быстро устала держать копьё, теперь оно лежит на седле наперевес. Искатели спокойные и добрые все, это точно известно, в одной старой книге еще так написано.
А вот домашними и умные чтобы были – это уже редкость. Эта мысль мне даже понравилась. Но насколько она близка к действительности. Хорошо, это нужно будет еще обдумать. Потом. Сейчас же нужно войти в образ… Закрываю глаза, открываю и оказываюсь в новом мире…
Я спокойный и добрый. А еще Странствующий. Странствующий - это не от слова "страна". А от слова "странный" - с точки зрения мирян. Я существую в своем мире и в свое время. И понять меня не просто. До сих пор в этом значительно не преуспел никто. Мне это не нужно. Однажды дверь приоткрыл и из моего мира украли нечто ценное, в поисках чего теперь я странствую много времени. Я ищу себя, а в первую очередь - своё сердце. У меня нет сердца. Только одна душа. Любят душой, но носят любовь в сердце...
Так. Значит, я хочу найти себя. Но что для этого делаю? Валяюсь в траве и смотрю на звезды? Одного желания мало. Но многие боятся. Они боятся думать, что мир можно изменить. Это нелегко признать тем, кто привык к тому, что есть. Они не хотят ничего менять. И они поднимают лапки... И тогда они... проигрывают. Меня тоже что-то останавливает на том пути, который нужно пройти, разрушить сложившуюся жизнь.
Сегодня сидел у красивой речки, в моем мире сейчас теплое лето, начищал свои доспехи, думал. Я наверное слишком серьезно к некоторым вещам отношусь, но ведь мы в ответе за тех, кого приручили... Ты для меня пока - всего лишь женщина, точно такая же, как сто тысяч других женщин. И ты мне не нужна. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только незнакомец, точно такой же, как сто тысяч других незнакомцев. Но если мы приручим друг друга, мы станем нужны друг другу. Ты для меня будешь единственной в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете. Что ты ждешь от того, кто подарит тебе счастье? Почему никто до сих пор это не смог сделать? Хочется понять мне, сможет ли это сделать странствующий Искатель.
Доспехи теперь так ярко сияют на солнце, что ты смогла бы увидеть в них свое отражение. Грядет новый день. Будут новые великаны, с которыми снова нужно биться. Меч в ножнах, на копье гордо реет флажок с гербом... Но, поехали, нам пора...

Эх, Росинант, почему мелочи, которые ни для кого ничего не значат, в нашем с тобой мире являются основополагающими… Почему мелкая частица, выпущенная из окружающей действительности, насквозь пробивает мои доспехи… Допел я здесь свою лебединую песнь. Странник обречен на странствия. Забрало на глаза, чтобы никто не смог увидеть в них лишних чувств, щит к груди, уходим туда, откуда приходит солнце. Нас ждёт новое небо. Оно то темнеет, то розовеет и быстро светлеет. Каждое изменение незаметно влечется течением времени.

Вот и первый день без Росинанта. Странное ощущение. Ты видишь, как твоего самого верного друга, единственного друга ведут на живодерку в каком-то оцепенении, не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой и все из-за того, что ты его продал, предал... В эти дни я много бродил по своей стране, думал. Мне не попалась ни одна ветряная мельница, ни один странствующий рыцарь. Может, их нет на самом деле? Чувствую, что с победой этой мысли рухнет все - небо, дальние горы, звезды, я... Звезды! Я давно не видел звезд. Здесь давно не было ночей, а звезды бывают только ночью...
Я как-то прочел, что одиночество - великая ценность, которую может понять только особо просветленный ум, совершенный ум. Тогда эта мысль казалась многозначащей, теперь же она представляется глупостью.
Какой холодный ветер. Оказывается, что я стою в темноте по колено в ледяной воде, и мимо меня быстро плывет большой празднично расцвеченный пароход с бесноватой публикой на борту. Они несутся в бешеном соревновании в развлечениях неизвестно куда. Не понимаю, зачем они пытались втащить к себе меня. Ведь важно не только быть в одном месте, но и войти туда через одну дверь... Наверное, нужно начинать изменять этот бешеный реальный мир. Начну его изменять с себя. Во-первых, буду есть меньше сладкого...


2. Шаг второй. В шкуре плюшевого медведя.
Чувствуя оценивающее отношение, испытываешь неловкость, раздеваясь перед вами. Выбирая вам цветок, думаешь только о том, понравится ли он вам и от этого все цветы кажутся недостаточно красивыми и просто уродливыми. Говоря вам разные слова и видя отсутствующее выражение ваших глаз больше не хочешь говорить...
Говоришь, выбираешь, подбираешь... потом плюешь и спрашиваешь - зачем тебе плюшевый это нужно? Ты вполне прилично готовишь, машина прекрасно стирает любую тряпку, ты можешь заштопать что угодно и пришить любую пуговицу а рваные носки просто выкидываешь. Так зачем тебе это? Что ты приобретешь в этой жизни, обеспечивая женский оргазм?
Медленно затягиваюсь. Темно, ночь. Внизу ползут автомобили, меча по снежным сугробам пучки света. Выдыхаю дым. По подоконнику соседнего балкона подходит жирный соседский зеленоглазый кот. Глупое животное, пытается понюхать огонек моей сигареты. Медленный вдох дымом. Стряхиваю пепел на уши коту, он смешно недовольно трясет головой. Внизу плачет ребенок. В лесу лают собаки. Выдыхаю дым. К вечеру стих ветер и шум города. Сердцебиение замедляется вместе с успокоением ритма бешеного рабочего дня. Снова медленно затягиваюсь. Скоро лето. Хорошо.
…
Вот он, след. Надо же, я его теперь быстро узнаю и вижу издалека. Брр. Морозно сегодня. Вивальдиевская весна отдыхает. Зима все капризничает. Скрипками шумит качающийся лес. Шагаю, размеренно переставляя лапы. Цель может остановиться для отдыха или чтобы поесть, может бежать или ползти. А я иду за ней с постоянной скоростью. Шаг за шагом, шаг за шагом. Не останавливаясь. Не изменяя скорости. Сколько же здесь прошло зверья всякого - росомахи, кони, скунсы. Но твой запах я узнаю без труда.
Хочется закурить. Достаю сигареты, ощупываю карманы. Хм. Спички кончились. Колоссально, сигарет полно, а зажечь их нечем. Хотя вот кто-то жег костер, разгребаю полуостывшие угли, прикуриваю. Иду дальше, дыша дымом через нос. Странная штука память. Помню, как будто вчера сидели у такого же костра с охотниками. Говорили за жисть, о женщинах, подарках и любовницах, они хвастались почему то своими любовницами и детьми, но не женами и почти интересовались моими успехами. Пустые разговоры и времяпровождение для протокольной части. Предлагали папиросы "Друг". Кури - говорили, Миш, мол это для здоровья похужее будет, чем твои цыгаретки з фыльтрами. Один начал уговаривать - давай я как будто на тебя с рогатиной пойду, а Ваня фоткать будет мои геройства. Тянется к костру и валится на бок. Заснул. Нда, охотнички, хотя и понятно - кто же на охоте бывает трезвый…

Снег скрипит под ногами. Впереди веселятся зайцы.
- Заяц, она давно здесь проходила?
- Ой, Миш, а ты куда идешь?
- Я спросил, когда она здесь проходила.
- Миш, а ты видел её фотографию?
Звериный рык напугал подпрыгнувших птиц, сшибающих крыльями снег с веток деревьев.
- КОГДА?
- чччас, может ддва.
Разворачиваюсь и продолжаю идти. За спиной шепот: медведь сошел с ума, лучше бы лирикой занялся... Во рту вспоминается противный вкус сладковатой теплой заячьей крови. Сплевываю.
Лес я знаю. Вот за той сосной будет поворот, за ней небольшая горка и березовая рощица. Дальше лес кончается, склон и поле. Потом неизвестность. Следы путаются, переплетаются, исчезают и появляются вновь. К тем следам подходят то одни, то другие. Судя по выкуренным сигаретам, дают мудрые советы и говорят скабрезности. Годы научили слушать всех, сопереживать всем, глядя на часы. Не понимаю людей, которые говорят излишне много в двух словах. Киваю головой и отвечаю неопределенно. Советую ненужными советами людям, которым эти советы не нужны но они за ними обращаются. Искренним лицом радуюсь тупой хвальбе и лести, делаю людям приятно. Живите конечно успешно, но только не за мой счет. Они хотят видеть и слышать меня только в том случае, когда я делаю то, что подходит им? Как бы не так. Я делаю так, как объективно правильно на мой взгляд. Если им это подходит, это хорошо, значит нам временно по пути, если нет, то это не мои проблемы.
В воздухе появился запах дыма. Нет, это не лесной дым. Этот какой-то неприятный и тягуче-тяжелый. На вкус какой-то желтый. Дым человеческого жилья. Кончаются березки, тропинка уходит вниз и через поле - под горизонт, в деревню. Глазами иду по следу. Впереди черной точкой на белом снеге виднеется она.
Неуверенно выхожу из леса. В голове крутится фраза которую нужно сказать первой. Миша. К вашим слугам. Нет. Бунжур мадам, Мекаэль, льуpз серонз фамилья. Нет, опять не то. Привет, будем знакомы...
Задумываюсь. Что, толстопятый, похоже опять в ружье холостые патроны и цель просто игра светотени? Похоже, что Алазанская долина не терпит многолюдья. Жди, белый, жди. Жизнь это ожидание. Жди. Скоро уже. Плох не ты. Ты не плох. Не твоя вина в том, что наличествующий ассортимент не по тебе. Жди...
Из-за деревьев слышен приглушенный шепот и смешки: куда это наш медведь собрался... сошел с ума... уходит от берлоги... с ума... Оглядываюсь. Качающиеся ветви. Никого. Тихо.
Вот ведь штука какая - пачка сигарет. Распаковываю. Чтобы достать сигаретку щелкаю пальцем с обратной стороны. Щелкаю с одной стороны, достаю с другой. Хочется дунуть в неё как в папиросу, чтобы услышать шум, характерный только для папирос. Стал много курить. Морщусь от боли. Прошлый раз, когда валил дерево, чтобы перейти через ручей, неловко потянул руку. Больно. Заживет. Жду.
Сажусь на самом краю склона. В сторону деревни не смотрю. Не хочу, да и не интересно. Сколько же снега навалило, эх, сейчас бы лыжи. Вспоминаю, как меня медвежонком учили кататься на лыжах. Затащили на гору, поставили лицом к спуску и сказали, как нужно подогнуть ноги и держать палки. Ну, сынок, поезжай. Помню только толкающие руки, прыжок синего неба, искры снега и сугроб в носу.
Зажмуриваюсь. Вижу вдалеке деревню. От меня до неё идет широкое асфальтовое шоссе с пальмами на обочинах. Она стоит полуобнаженная и развратно машет голой ногой вчерашним машинам из-под моего балкона. Картинки мелькают все быстрее. В лицо заглядывает соседский кот с сигаретой в зубах. Заяц истерично хохочет и харкает на землю кровью. Трезвые охотники в фашистской форме несутся по лесной тропинке на черном мотоцикле с люлькой. Телевизор показывает плачущего младенца. Медведь сошел с ума.
Хлоп.
Горький запах горящего табака выдергивает мое сознание в действительность. Миша, зачем тебе покрытые лаком люди, раскрашенные яркими красками, для чего ты терпишь их планки. Париж, проклятый Париж. Мираж на обжигающе ледяной корке засыпанного снегом поля.
Машины продолжают светить по сугробам. Дорогу перед домом расчистили, и они едут быстрее. Кот не выходит со мной покурить. Наверное, его пожалели и впустили в дом. Из соседних окон, странно, сколько здесь не есть окон, и они все соседние, слышны шумы. Работающий телевизор. Счастливая семья упивается очередным семейным же скандалом. Жизнь идет своим чередом. Как в детстве высовываю язык и на него падают снежинки.
Ну что же. Вот и пришли мы к логическому финалу. В который раз уже звучит вопрос - зачем. Зачем этот маскарад, Миша?
Разгребаю снег, делаю маленькую ровную площадку на самом обрыве. Ложусь на живот. Перед глазами проносятся воспоминания того, чего не было и чего точно уже не будет. Глубоко и медленно вздыхаю. Не так сразу. Нужно покурить. Кладу перед собой сигареты, зажигаю одну и жадно затягиваюсь. Смешно конечно, но выдыхаю через нос, представляя себя огромным и важным огнедышащим драконом, получается. Пока нос не забит. Снимаю перчатки. Они мне теперь будут только мешать. Откладываю в сторону. Расстегиваю верхние пуговицы куртки. Освобождаю шею. Ничто не должно стеснять моих движений. Носки ботинок вбиваю в снег, удобно расположив ноги. Привстаю на локтях, проверяю обзор. Нормально. Редкая позиция. В лесу тихо. Меня наконец-то оставили. Вот и она. Идет медленно и важно. Так близко, что казалось бы - протяни руку - и вот она. Неприятно держать второй глаз закрытым. Медленно навожу перекрестие. Вот её голова. Нет. В голову нельзя. Она должна быть красивой. Тогда ниже, здесь сердце...
Зажмуриваюсь. Солнце в зените и снег сильно бликует. Велик охотник. Найти след. Думал же еще чем пахнет - рыбой какой-то. Тьфу. А шарфик хочется. Кожа бархатистая, ухоженная, девственная. Отличный шарфик. Об этом шарфике давно мечтал. Ну хватит сантиментов. Действуй. Последний раз проверяю винтовку, корректируюсь на ветер и расстояние, замедляю дыхание, жду паузу между ударами сердца. Все вокруг останавливается, сердце бьется все медленнее. тук. тук.... тук....тук.........тук.......тук.
Щелк. Сухо, очень сухо как-то прозвучал выстрел. На дорогу перед ней как мокрая тряпка шлепнулась ворона с раздробленной головой, обрызгав белую дорогу кровью.
Медленно встаю, подобрав единственную гильзу, уставший, как после часового перетаскивания бревен. Собираю вещи.
Внизу виден лес и два одиноких существа, идущих в прямо противоположных направлениях друг от друга. Он и Она. Смешно. Чего же им не хватило?


3. Шаг третий Паранойя.
В этот день я проснулся с каким-то беспокойным чувством. Тревога, радость, страх, счастье соединились в одно щемящее, какое-то щенячье чувство. Тщательно побрился, одел новые носки, свежую рубашку, костюм, начистил ботинки.
Маршрутка ползла по городу невероятно медленно.
Улица встретила шумом обычной жизни – громкие, но неразборчивые голоса людей, звуки автомобилей, музыка. Самый обычный день, но что-то неуловимое казалось новым.
Живые цветы. Как всегда они здесь продаются и как всегда их здесь можно купить. Что вы мне предлагаете? Это все ерунда какая-то. Нет, не пойдет. Вон ту, покажите ту. Нет не эту. Я сам достану. Стебель должен быть длинным, возможно чтобы не абсолютно как палка прямой. Не короткий но и не очень длинный. Листья не должны висеть лохмотьями. Бутон не должен быть слишком крупным но и не мелким. Ну как бы пропорциональным. Не раскрывшимся полностью, тугим и сильным. Купил темно - красную. Тебе.
Взглянул на часы, зашагал куда-то... Пожилая пара, идущая по скверу навстречу, заулыбалась, Мужчина посмотрел в глаза своей Женщине, а она - ему. Две дамочки, выгуливавшие детишек, незаметно оглядывались и улыбаясь перешептывались, пока ходил кругами по небольшому бульварчику с редкими деревцами и кустиками, с клумбами, на которых из-за осени уже ничего не росло. Прошел раз в одну сторону, посмотрел на часы. Вернулся к лавочке и посмотрел на часы... Ровно... Как в морском романе - пробили склянки...
Ты ни в чем не виновата. Бедная роза, ты стала заложницей. Белые розы, белые розы, беззащитны... Это ни к месту, здесь роза красная и одна. Хотелось шлёпнуть бутоном по чему-нибудь или растоптать. Нет. Ты же не виновата. Втыкаю в землю голой клумбы. Радовавшиеся обыватели удивленно замирают. Стремительно разворачиваюсь и широкими четкими шагами иду туда, откуда пришел.

Одиночество. А бывает ли человек на самом деле одинок? Сбежав от толпы людей, доброжелателей и ненавистников, завистников, льстецов и критиков, человек остается один??? Лукавим, отвечая «да». Мы всегда остаемся с самым справедливым собеседником, от которого не спрятать даже мысли... С собой. Уж себя-то не уговоришь, сделав гадость, что сделал просто слегка не то. Только в одиночестве, не выслушивая ничьих советов, можно найти истину, сформировать собственную точку зрения.
В мире нет любви. Жутко, да? Оглянитесь, каждый рядом движим собственным интересом, корыстью. Если кому-то доверился, открылся больше положенного, жди, придет время и тебя сдадут, «поимеют». Это особенно справедливо в современном нашем бытии... Что, такого еще не случалось? Жди, будет. Не хочу сказать, что нет её сейчас. Есть она... в книжках.


4. Шаг последний. Ветер.
Ну и странная же вещь - время. Оно проходит и начинается казаться, что то, что когда-то с тобой происходило, нереально, иллюзорно, фантастично. И только благодаря памяти мы можем снова и снова переживать самые ценные в нашей жизни события раз за разом, стараясь не потерять ни мгновения. Солнышко моё, как же без тебя мне пусто. Как же мне хочется снова дышать на твои ладошки, прижимать их к своим щекам, отогревая от мороза и смотреть снизу вверх в твои большие синие грустные глаза с теплыми искорками. Малыш, я знаю, что ты это никогда не прочитаешь, и все еще не могу поверить в то, что произошло…
А я тебя сегодня видел. Ты улыбнулась мне в толпе прохожих и умчалась по своим проблемам. Ты проехала мимо в автобусе и махнула мне рукой...
А я тебя сегодня слышал. Ты позвонила мне по телефону и что-то сказала. Ты окликнула меня на улице и колокольчиком рассмеялась... Я вижу твоё лицо, я слышу твой голос. Я протягиваю руку, но тебя нет...
У ветра нет рук, но он может пригибать к земле траву, двигать песчинки и даже ломать деревья. У ветра нет крыльев и даже ног, но он быстр и высоко летает. У ветра нет тела, но его прикосновение невозможно не почувствовать.
Ветру не страшны преграды, они его только раззадоривают и он, завихряясь, просачивается сквозь щели препятствий или запросто перепрыгивая их в ловком кувырке, мчится дальше своей дорогой. Ветер может быть слабым и еле заметным, лениво перебирающим волосы и гладящим щеку. Или соленым и влажным как та слеза, вкус которой не позабыть. Если же ветер хлесткий и ледяной, то это только от того, что он хочет посильнее разогнаться и в брызги разбиться о бетон серых домов, надорваться шквалом об острые макушки деревьев.
Экономя силы, ветер медленным узким потоком летит над домами, дорогами, полями и озерами. Перед ним сменяются дни на ночи, и ночи на дни. Земля покрывается то белым, то зеленью. Ветер, тысячелетиями гоняясь по свету, мог бы возомнить, что для него нет преград, но ветер знает, что ему никогда не проникнуть под землю и никогда не подняться выше атмосферы. Тонкая, невидимая граница космоса, и атмосфера Земли его тюрьма, его камера с видом на звезды сквозь решетчатый потолок. Пробить который невозможно, даже если сильно разогнаться.
Ты уже давно можешь на слух определить разницу между скрипкой и виолончелью. Фамилии людей, вызывающие сейчас у иных смех, в твоей памяти пробуждают воспоминания о прекрасных и совершенных звуках волшебной витиеватой музыки. В твоих глазах отражались многие города и разные люди. Твои руки могут заставлять петь мертвую мебель-фортепьяно то ласково и нежно, то грубо и зло, терзая черно-белые его зубы. Ты сама решаешь, что плохо, а что хорошо; в чем есть ценность, а что - пустое сотрясание воздуха. Ты смешно надуваешь щеки и смотришь, слегка прищуриваясь и морща нос, ты жалея лохматишь мою неспокойную голову. Ты убегаешь от ветра и прихлопываешь ему пальцы, захлопывая дверь. Ты бегаешь по цветам, прячешься за деревья. Ты легко дуешь мне в лицо и я непроизвольно зажмуриваюсь. Ты рядом. Ты далеко. Ты будешь. Тебя никогда не будет. Ты есть. Ты была. Ты...
Пламя свечи пляшет, оттого светлое пространство вокруг неё то напрыгнет на темноту, то единым выдохом сожмется. Ладонь неловко размазывает по щеке что-то горячее, капнувшее с ресниц. Игрушки... Игрушки доставляют радость. С игрушками забавляются, с ними играют. Игрушки от этого счастливы. Когда никто не видит, игрушки могут шевелиться и разговаривать друг с другом. Игрушки живут в сказке. В сказке до тех пор, пока о них не забудут. Пока они не зажмурят глаза и не шагнут в закрытое окно. А пока щекочущий жаркий шепот в ухо - я тебя никому не отдам, объятья двумя руками и прижимания к глупому сердцу. Пока праздник и счастье. Танец и пир. Счастье и предчувствие ожидания...
Ты можешь научить на слух определять разницу между скрипкой и виолончелью. Ты можешь рассказать, кто же написал эту гениальную музыку, и какие чувства она передает. В твоих глазах может отражаться ветер. Твои руки могут его заставить петь песни завихрениями в водостоках, грохотом жестяных подоконников. Ты смешно морщишь нос и жмуришь глаза, когда ветер выдохом разгоняет на твоем лбу волосы. Ты догоняешь ветер, шагая с облака на облако. Ты где-то есть. Та, которой нужен он один. Никчемный, бестолковый, доселе пустой ветер...
Пальцы нервно тянутся к пачке сигарет. Нет. Комкают и бросают её. Свеча вздрагивает и гаснет. Нет. Нужно жить. Нужно бриться. Нужно видеть солнце. Нужно бесчувственно улыбаться. Нужно бесчувственно сочувствовать. За выдохом делать вдох. Но ты же есть. Ты же когда-нибудь будешь. Моя фея. Моя.


Эпилог.
Каюсь, смущался под взглядом синих глаз. Все думал, чем же заинтересовал. Переходил с на "ты" на "вы". Поцеловал два раза в щеку и ни разу - руку. Сбежал, закрыв глаза, оставив розе розу, наобещав, что завтра будет завтра...
Теперь же можно пепел на пол, в ботинках по ковру... Поговорить, выкуривая сигарету, с котом соседским на балконе. Скрипеть зубами от тоски два раза в сутки, слышать "папа" и с облегчением завидовать "не твой" и "не тебе"...
Финал каков. А никаков. Хотел обдумать все и сформулировать предельно просто, найти решение и измениться. По полкам разложил, но ничего не произошло. Как с дымом сигарет - что кольцами пускать, что выдохнуть сплошным потоком. Туманом дым не станет.
И вот, как ты любила повторять, окончен бал, погасли свечи. И реквизит пора сдавать. Уже не виден дальний угол сцены в темноте и в зале пусто. Теперь мне надо память растерзать. Залить, запить, пристукнуть, придушить. Но только чтобы не видеть призрак милый, которым яркость солнца стал я измерять. Бродить буду назло приличиям растрепанным, без шляпы, с всклокоченною головой. А место масок театральных вновь теперь в гримерке. Точнее в реквизиторской на самой дальней полке, когда еще спектакль такой кто станет так играть...

Но несмотря на всё, твои родные плечи всегда я буду обнимать, когда, уединившись у огня, отдашь ты воображение свое на волю чувств и памяти. И слезы с твоей щеки игрушка-медвежонок слизнет и не заметишь, как станет мягче и добрее мир, в котором ты живешь.
2005