Революционерки

У моего отца было три тети. Сестры моего деда. Все они были погодки. С учетом того возраста, в котором я их застал, они были одного возраста… Старушки.
Судьба у этих теть была интересной.
Родились они в конце 19 века. В богатой еврейской семье.
Учась в гимназии, примкнули к социалистам, а в 14 -15 годах вступили в коммунистическую партию. Звали их Роза, Соня и Маня.
Роза вышла замуж за одного из белорусских высокопоставленных коммунистов, и со временем возглавила Комитет Белорусских женщин. Она была помешана на коммунистической идее, любила Ленина и непрерывно читала его…
Соня вышла замуж за офицера, который впоследствии стал полковником, военкомом города Балашов. Старшая сестра вышла замуж за простого рабочего. Видимо из любви к «рабочей косточке»... Простой рабочий был русским. Они прожили лет пять. Он запил и они развелись.
Тетю Розу я знал, практически только по рассказам. Потому что, когда я ее увидел впервые в Москве, она уже ничего не соображала, и только повторяла: «Они извратили ленинское учение! Мы такого не предусматривали»! Повторяла она это, глядя на экран телевизора, раз пять за вечер…
Тетя Соня в жизни своей не работала, если не называть работой то, что она ходила на все пионерские сборы, и рассказывала детям о своей революционной молодости. Как и все тетки, она не занималась домашним хозяйством и не умела держать иголку в руках. Все делал ее муж. Изя. Она называла его Зямка. Я слышал, как однажды она сказала ему: «Зямка, пришей мне пуговичку на лифчике – ты ж военный человек»! Эта фраза вошла в лексикон моей семьи.
Соня была безгранично доброй, она смотрела на мир любящими глазами, ничего не соображала, но верила, что коммунизм победит. Кого победит? Зачем победит? Она так далеко не углублялась.
Когда в 72 году евреи начали ехать, она сказала мне: «Что ты думаешь? Я против? Я – за! Потому что они там построят социализм быстрее, чем мы тут»! Б-же мой! Как она была права! Вот, что значит умелое владение марксистско-ленинской теорией! Будь она неладной!
Маня, в отличие от сестер, окончила Бауманское и стала доктором наук. Во время войны она возглавляла 1-й отдел Института Курчатова. Это было время, когда Институт разрабатывал атомную бомбу! Когда после войны Курчатову пришел список евреев, которых надо уволить, он вычеркнул Маню, и сказал: «Вместе со мной»! А когда Маня уходила на пенсию, Курчатов подарил ей огромную, метр высотой, хрустальную вазу с красивой надписью на табличке. К сожалению, ваза не сохранилась.
У всех трех теток в один год родились сыновья. И у всех трех сыновья погибли в боях под Москвой. Никогда я не видел ни у одной из них слезинки по этому поводу.
Но когда они говорили о Ленине, голос их дрожал! О! В день смерти Ленина тетки плакали. Сталина воспринимали настороженно, но как своего… С искренней болью пережили ХХ съезд. Но приняли его: «Самое страшное – это потерять веру в партию»!
Хрущева и Брежнева не любили: «Они извращают марксизм»…
Когда ни у кого из них не стало мужей, они объединились в огромной квартире Мани. Квартира эта была внушительной. Недалеко от «Сокола», в курчатовских домах.
Тетки, как старые большевички, получали пайки – обязательная отметина социализма!
У них был не один паек. Как старые большевички, они получали паек ЦК, но еще один они получали, как участницы войны, еще за что-то.
Будучи блаженно верующими, однажды они отправились к секретарю райкома. Так и пришли – три сестры! Они пришли «посоветоваться: удобно ли им, троим получать столько пайков, когда в магазинах такой дефицит? Не стоит ли им отказаться от пайков? Передать их в какую-нибудь больницу или детский сад»?
Секретарь райкома выслушал этих старых идиоток, и сказал: «Вы – гордость нашей страны! Вы заслужили это своей преданностью делу Ленина. Прошу вас получать пайки и не беспокоится о больницах и детских садах! Партия знает об этих проблемах и решает их»!
Умиротворенные тетки вернулись домой.
Конечно, дай Б-г здоровья партии, пайки были по тем временам удивительные: крабы, шпроты, икра всех цветов, балыки, колбасы, гречка(!), ананасы, бананы и проч., проч., проч…
Тетки всего этого не ели, и поэтому, часто приезжая в Москву в командировки, я на славу резвился…
Готовить они не умели. Поэтому их рацион составляли вареная свекла, морковка и компот. Компот изготавливался легко: в кипящую воду кидалось варенье. Этим кулинария и ограничивалась…
Трогательно, смешно и страшно было смотреть на трех древних старух, фанатически веровавших в светлое будущее.
Однажды Соня пришла со двора и сказала: «Я встретила там одну женщину, русскую. Мы разговорились. Она оказалась коммунисткой»… Роза и Маня напали на нее: «Почему ты сказала, что она русская? Разве Ленин учил нас разделять людей по национальности? Постыдись Соня»! Соня стыдилась…
Когда я родился, меня назвали Гришей! Так и был бы я Гришей, если бы не два обстоятельства. Моя сестра плакала целыми днями: во дворе рядом соседи держали… свинью! Но по имени Гришка! Сестричке трудно было смириться с этим.
И тут пришло спасительное письмо от теток! Они дружно просили папу и маму назвать единственного наследника фамилии в честь Ильича! Сестричка и тетки победили!
Когда мой отец бежал от репрессий в 1951 году, тетки поддержали нашу семью. Они переводили деньги маме, пока не закончилось преследование. Да и потом изредка переводили деньги. То «на учебу», то «на свадьбу», то «на отдых».
У них было четкое разделение: все, кто принадлежал прямо к нашей фамилии – были талантливыми! Все, кто «примкнул» - способными! Например, папа, сестра, я и мой сын – талантливые, а вот мама, моя жена – способные! Муж моей сестры, несмотря на свой высокий научный статус, – способный…
Я спрашивал, почему… не отвечали! Надувались и молчали…
Умерли все тётки почти одновременно. Буквально в течение двух лет. Когда мы с сестрой приехали на похороны последней, Розы, квартира была набита родственниками, которых мы никогда не знали и не видели. Это были родственники их мужей…
На полу лежало, вываленное из шкафов белье, все, что можно было оторвать, было оторвано!
Весь этот хлам был разложен по кучкам… Полотенца, старушечьи лифчики, простыни…
Я с дороги пошел в ванную, а когда вышел, какая-то «родственница» зашла в ванную, сняла с вешалки мое полотенце и кинула в «свою» кучу… Она даже не заметила, что полотенце – мокрое.
Когда нотариус зачитал нам завещание (а все было завещано моему папе), оказалось, что ничего из перечисленного нет! Не стало золотых Зяминых часов-луковицы, курчатовской вазы, Маниного золотого портсигара и многого другого… Унесли даже огромный цветной телевизор и холодильник «Днепр». Как им удалось все это вынести за одну ночь?
Нам достались альбомы с фотографиями. Две стеклянные рюмки. Двухтомник Ленина. Все это просто никому не надо было.
Воспитали тетки «нового человека»…
Хорошие были. Честные.