Я люблю читать

Книги для меня всегда были чем-то вроде наркотика, без которого я не могла существовать. Не помню, когда научилась читать, но отчетливо всплывает в памяти один из дней рождения – мне дарят книгу Корнея Чуковского с красивой надписью – Светочке в день 4-летия. Значит, в четыре года я уже читала, причем – вполне уверенно.
Бабушка обычно читала мне, пытаясь впихнуть в меня очередной завтрак, обед или ужин. Под книжку ненавистная пища как-то проглатывалась. Кстати, от привычки утыкаться в книгу во время еды я до сих пор не избавилась. И не собираюсь.
В садик меня не отдавали, росла я одна – возможно, именно поэтому герои детских книг стали моими лучшими друзьями. В некоторых из них я влюблялась, другие становились злейшими врагами (не помню, чье имя я добросовестно вымарала со страничек, настолько этот субъект был мне не по душе). Общение с людьми давалось намного тяжелее: мои ровесники еще только учились читать по слогам, а некоторые детишки даже не знали буквы.
Каждая книга для меня имела свой вкус – нет, даже не вкус, а какое-то очень похожее ощущение. Серия «Волшебник Изумрудного города» воспринималась как огромное блюдо с пирожными, рассказы о пионерах и школьниках напоминали о «типовом» завтраке из бутерброда с колбасой и сладкого чая: не слишком вкусно, зато питательно и полезно. Серьезные книги были жестковатыми и пряными, веселые – похожими на лимонад и леденцы. Стихи же почему-то не вызывали «съедобных» ассоциаций, а тесно переплетались с музыкой: легкой, классической, современной…
Кстати, именно чтение помогло развиться моей «врожденной грамотности». Я ни разу не учила правила русского языка, тем не менее, пишу без ошибок. За словарные диктанты в начальной школе меньше «пятерки» не получала никогда. Странно, но неправильно написанное слово кажется мне неуклюжим, «корявым», некрасивым. Я не могу объяснить, каким образом я сразу же вижу неверную букву. Но я ее вижу. И неправильно составленное предложение воспринимаю, допустим, как плохо сшитое платье, сразу же понимаю, как его нужно переделать, чтобы было красиво. Поскольку я работаю редактором, данная особенность мне очень помогает.
В школе мое умение читать, как ни странно, очень мешало. В то время, когда мои одноклассники трудолюбиво бормотали слоги, я откровенно скучала, и мой «вызывающе бездеятельный вид» (дословно воспроизвожу фразу моей учительницы) раздражал окружающих. До сих пор не могу понять, почему за плавное, уверенное чтение мне снижали оценку и писали в дневнике замечания: «Не умеет читать по слогам! Прошу родителей обратить внимание!» А на что следовало обращать внимание, если ребенок большую часть времени проводил, уткнувшись в любимого Волкова или Носова, а стихи Пушкина читал с выражением, самостоятельно расставляя акценты в нужных местах?
Все проходит, как говорил Соломон. Мои одноклассники постепенно научились читать вслух, и я успокоилась. Но неприятности на этом не закончились. Дело в том, что я читала не просто «бегло и без запинок», а с выражением, эмоционально, над чем учительница откровенно посмеивалась. Это меня и погубило.
Представьте себе: урок труда (я всегда обожала заниматься рукоделием, правда, получалось плоховато). На столах лежит разноцветная бумага, в стаканчиках стоят пузырьки с клеем. Учительница раздает ножницы и шаблоны – сейчас будем вырезать детальки и клеить очередную собачку или кошечку. В предвкушении творчества я выбираю самый яркий лист бумаги – может быть, на этот раз у меня получится самая лучшая аппликация! Но моя радость преждевременна. «А теперь мы будем работать, а Светочка нам почитает…»
Господи, как же я ненавидела эту фразу, немного ироничную улыбку учительницы, хихикающих и переглядывающихся одноклассников…
Меня ставят у доски и вручают очередную детскую книжку. С тоской вспоминаю, что дома лежит недочитанный Носов, и я опять забыла спросить у мамы, почему один из героев «Незнайки на Луне» носит такую странную фамилию –Скуперфильд (есть у меня подозрения, что автор хотел намекнуть на патологическую жадность персонажа, но уточнить все же надо). Но мне восемь лет, и я должна читать рассказ про какого-то дурацкого барсука, который зачем-то приковылял к костру охотников и сунул нос в горячий котелок, висящий над огнем. Начинаю читать, представляю себе тихий вечер, двух усталых мужчин, которые греются у костра, ждут, когда сварится ужин. Вдруг из леса появляется толстенький смешной барсучок, переваливается на коротеньких лапках, нюхает воздух – пахнет едой! – и тычется носом в горячий суп… Мне становится смешно и я фыркаю в книжку. Смеются и одноклассники – не надо мной, слава Богу, а над недотепой-барсучком. Но учительница иного мнения о происходящем: «Кривушина! В чем дело? Я снижаю тебе оценку за поведение!»
Пухлый барсучок удирает в кусты, прихватив с собой мое хорошее настроение. Я сдерживаю слезы и продолжаю читать дальше – уже без выражения, бегло, все подряд. Учительница согласно кивает – так, правильно, молодец.
А одноклассники делают аппликацию – желтая кошка на фоне синего окна. Это подарок мамам на восьмое марта. Кошка обязательно должна быть желтой, а окно – синим, иначе снизят оценку. Я не буду дарить своей маме типовую кошку на фоне стандартного окна – в тумбочке уже лежит заранее приготовленная вышивка. Рисунок скопировала из журнала бабушка, она же подобрала нитки и научила меня делать стежки.
В дальнейшем моя жизнь разделилась на две половины. Первая – домашняя – была интересной: родители в свое время собрали неплохую библиотеку, доступ на книжные полки для меня был всегда открыт, и я тащила все подряд – детские книжки (они мне быстро надоели), повести, романы, художественные альбомы… Иногда я подходила к маме или бабушке с просьбой объяснить очередное непонятное слово, но чаще справлялась сама – и до сих пор мне иногда кажется, что «туалетный столик» - это откидная полочка над унитазом, на которую можно поставить книжку или тарелку с едой, а «эркер» и «фермуар» - нечто, относящееся к кулинарии.
В районной библиотеке мой читательский формуляр можно было издавать многотомником. Перечитав все книжки из «своего отдела», я потихоньку лазила на «чужие» полки, а добрая старушка-библиотекарь делала вид, что ничего не замечает. Очень хорошо помню, что на некоторые книги существовала запись, и настоящим праздником было получение открытки со штампом «просьба явиться за книгой». Так я прочитала всего Волкова, поплакала над «Хижиной дяди Тома» и попыталась понять «Алису в Зазеркалье».
В школе дела обстояли намного хуже. Моя начитанность стала причиной ненависти одноклассников: «Воображала… Читает она много… Дылда очкастая…» Я не грызла вместе со всеми семечки во дворе школы, плохо справлялась с заданиями на физкультуре и неуклюже бегала за мальчишками, в очередной раз отнявшими у меня сумку с учебниками. На математике я украдкой доставала очередную книжку и прятала ее под партой, спасаясь от страшных цифр, степеней и коэффициентов.
Казалось бы, настоящей отдушиной должна была стать литература. К сожалению, с преподавателями мне катастрофически не повезло.
 О своей первой учительнице я уже рассказала. В четвертом классе у нас появилась «Королева Анна», Анна Ивановна – заместитель директора школы, очень холодная, немолодая дама (именно дама, поскольку в любую погоду на ней было очень строгое классическое платье, туфли были начищены до блеска, а волосы – элегантно уложены).
По моим представлениям, урок литературы – это общение, диспут, обсуждение, чтение по ролям, споры – все, что угодно, кроме гробовой тишины. Но именно такая тишина царила на уроках нашей Королевы. Неосторожное движение каралось немедленной расправой. Мы отвечали на типовые вопросы по учебнику, послушно читали «по ролям» скучнейшие, как мне тогда казалось, пьесы и писали правильные, шаблонные сочинения. До сих пор не могу преодолеть почти физиологическое отвращение к драматургии («Кривушина! Читай ровно – что ты здесь спектакли разыгрываешь?»), поэтому, к сожалению, упустила очень многое из творчества Чехова, Грибоедова, Бернарда Шоу…
Однажды учительница решила проверить нашу память. Она открыла в учебнике очередное стихотворение (боюсь запутаться в хронологии, но, кажется, это был Пушкин) и предложила нам прямо на уроке попытаться выучить сей опус наизусть. Честное слово, данное произведение я раньше не читала – как-то упустила из виду. Кроме того, Пушкина в детстве как-то недолюбливала, обожала только его сказки. Четкий ритм, красивые строфы, мелодичный рассказ – я и сама не заметила, как слова стройными рядами выстроились в моей голове. Не подумав о последствиях, я подняла руку. «Что тебе, Кривушина, выйти хочешь?» Объясняю, что хочу прочитать наизусть стихотворение. Учительница иронически усмехается и вызывает меня к доске.
Читаю без единой запинки. Кажется, это был отрывок из «Евгения Онегина». Анна Ивановна удивленно смотрит на меня, не веря своим ушам. И тут раздаются реплики одноклассников: «Она раньше выучила! Не ставьте ей пятерку! Она знала!» Лихорадочно оправдываюсь – нет, не читала, не знала, проверьте меня еще – задайте любое стихотворение из хрестоматии, я выучу и его тоже… Королева Анна усмехается. «Ну что ж, поверить тебе я, разумеется, не могу, но отличную оценку поставлю. Повезло тебе, девочка».
Подаю дневник и возвращаюсь на место. На душе отвратительно – как будто вместо райского сада угодила в помойную яму.
Я не люблю Пушкина. Вот с того самого дня и не люблю. Не могу забыть унижения, насмешек товарищей – после этого случая меня просто затравили.
Но проходит время – и вот, очередные «Пушкинские чтения», общешкольный праздник, и классный руководитель снова ставит меня перед фактом: я опять участвую в конкурсе выразительного чтения.
Ладно, я погорячилась. Пушкина я люблю – не все, правда, но некоторые вещи… Дома вместе с мамой перелистываем толстый томик. Я нахожу дивное стихотворение «К Лицинию». Половина слов мне непонятна, но потрясающая мелодичность рифм завораживает. Выучиваю, репетирую перед зеркалом, не забыв заранее посмотреть в словаре значения всех непонятностей. Вроде бы, получается неплохо.
И вот – очередной конкурс. Я где-то в середине списка, устраиваюсь в уголке зала и с удовольствием слушаю. Младшие читают отрывки из сказок, мои сверстники – более серьезные произведения. Моя очередь – выхожу на сцену и начинаю читать.
Мы с мамой, когда выбирали стихотворение, не подумали только об одном. Это я посмотрела в словаре значения всех непонятных слов. Остальные этого не сделали.
В общем, возня в зале, смешки (оказывается, «развратный юноша» - это очень неприлично) и ледяной тон Анны Ивановны: «Да, Кривушина, как всегда, отличилась… Неужели не нашла ничего попроще?»
Меня даже не включили в список участников районного конкурса. Впрочем, это не важно. Стихотворение я до сих пор помню наизусть, и оно не кажется мне ни слишком сложным, ни смешным.
Мне не хочется жаловаться, поэтому опустим некоторые подобные моменты из моей биографии. «Война и мир» стала настоящим кошмаром, потому что я терпеть не могу длинные произведения, а у Толстого обожаю только «Анну Каренину», да и ее сумела понять уже в более старшем возрасте – когда до меня дошло, что осуждать бедную Анну не за что, любовь действительно может властвовать над человеком, не оставляя выбора и не подчиняясь никаким законам. Но в школе я честно осудила бедную женщину, чтобы не навлечь на себя гнев учительницы. И сочинение по «Войне и миру» списала с критической литературы.
Еще запомнилась «Молодая гвардия» Фадеева и один из персонажей – какой-то мужчина, у которого почему-то было два имени. Я так и не поняла, была ли это задумка автора или элементарная небрежность, но в разных кусках текста данного субъекта именовали то по-русски, то по-украински, внося немалую путаницу. Я уже говорила, что не люблю длинные произведения. В общем, итогом моего позора стало сравнение этого героя с ним же самим (честное слово, я думала, что это – два человека, а не один), а из-за плохого знания текста сравнение получилось очень жизненным.
Полученная двойка была не самым страшным наказанием.
После девятого класса я сбежала из нашей районной школы и поступила в лицей. Пришлось каждое утро ездить на транспорте, но положительные эмоции спасали: именно в лицее я поняла, какой должна быть учительница литературы. Наша Татьяна Павловна, уже немолодая женщина, сумела завладеть нашим вниманием. До сих пор помню Цветаевский вечер – учительница сумела раздобыть пластинки с песнями на стихи поэтессы, мы заранее выучили по два стихотворения и по отрывку из прозы, дневников, воспоминаний… Неяркий свет свечей, приглушенные голоса… «Уж сколько их упало в эту бездну» - пела Алла Пугачева, шуршала грампластинка на старом проигрывателе и мы плакали от невыразимого чувства прекрасного.
Именно тогда я начала сочинять. Стихами увлекалась недолго – что-то напечатали, затем окончилась очередная любовь и вдохновение исчезло. Уже после школы написала десятка два песен, выступила с ними на рок-концерте и поставила точку в своей поэтической карьере.
А вот с прозой отношения сложились иначе. Еще в школе я писала на уроках короткие рассказы из жизни одноклассников. Мне очень нравилось (и нравится сейчас) доводить на бумаге до абсурда реальные жизненные ситуации. Помню, как мы ездили на день рождения к Наташе Докучаевой. Поездка прошла обыкновенно, но я придумала несколько ярких деталей – например, как Светка решила подарить имениннице зверушку, но после долгих приключений нашла только крокодила, или как Елена испекла очень горелый пирог и с грохотом катила его по дороге… Сейчас подобные «находки» кажутся наивными, но одноклассники быстро взгромоздили меня на импровизированный пьедестал и гордо хвастались: «А вот это – наша писательница!». Мне было приятно.
После школы я продолжала сочинять. Огромный перерыв – почти три года – в моем творчестве был вызван крайне неудачным первым браком, который выпил из меня все эмоции, подорвал здоровье и убил веру в светлое завтра. Через некоторое время после развода я снова ожила. Творчество стало более зрелым, по мнению друзей – рассказы стали интереснее, насыщеннее. Несколько раз печаталась в местной прессе – короткие рассказы, заметки на актуальные темы. Трижды побеждала в конкурсах на лучший рассказ о любви.
Наверное, именно сейчас пришло время совершенствования. В этом году я решила поступить в Литературный институт. Мне хочется писать лучше, выражать свои мысли более ярко, зрело, интересно. Иногда я чувствую, что тема интересная, но рассказать о ней так, как хотелось бы, почему-то не получается. Очень ценю моральную поддержку со стороны супруга и его родственников, но одной поддержки мало – нужно учиться, работать над своим творчеством, чтобы в один прекрасный день понять – или это действительно «моё», или же нужно переключаться на какое-то другое занятие, в котором я смогу добиться настоящего успеха.