Одиночка

Она была одиночкой. Никто сейчас уже не вспомнит почему.
Она любила ходить одна по оживленным улицам города и смотреть под ноги, или сидеть с книгой на траве под каким-нибудь деревом, прячась в его тени от солнечных лучей.
Ее знали многие. Она часто находилась в людных местах, но никогда не смешивалась с толпой. Казалось, что люди специально обходили ее подальше.
Ее часто приглашали на вечеринки. Войдя в комнату, она приветствовала всех кивком головы, брала бутылку пива и садилась в стороне. Она не любила смотреть по сторонам, потому что там были люди, слишком заинтересованные ее присутствием. Она так же не любила смотреть в окно. Как я позже поняла, она вообще не смотрела на небо.
И она смотрела на пол, периодически прикладывая бутылку с пивом к губам.
Я любила на нее смотреть. В начале я наблюдала за ней с другого конца комнаты.
Она никогда не начинала говорить первой, но люди тянулись к ней сами. Особенно парни. Меня это очень сильно раздражало. Но она была одиночкой и никому не давала надежды. Она была внешне тепла и добра ко всем, но внутри ей все были безразличны.
Никто не помнит ее голоса. Никто не перескажет то, что она говорила.
Я помню только, как шевелились ее губы, как менялся взгляд ее серых глаз, когда она говорила.
Позже я стала подходить. Она смотрела в пол, когда что-нибудь рассказывала, и иногда поднимала глаза.
Наверно, именно эти глаза заставляли меня идти за ней всюду.
И я сидела рядом с ней. Я чувствовала ее энергию, все то, что спрятано внутри и никогда не будет никому показано. Но я никогда не осмеливалась заговорить с ней.
Она сидела, поджав под себя ноги и делая небольшие глотки из бутылки зеленого стекла.
Мне хотелось нарисовать ее, но я не могла донести все тонкие, едва уловимые детали в своей памяти до холста. Вся моя комната была завалена набросками, но в них чего-то не хватало.
И мне доставляло удовольствие сидеть рядом. Я была готова преследовать ее, лишь бы не упустить ни одной ее фразы, ни одного взгляда.
Мне снилось, что она злиться на меня.
Но со временем это чувство стало проходить. Я не испытывала больше того трепета, когда она входила в комнату, когда я видела ее. Я говорила с ней, а она улыбалась в ответ.
Она разрешила мне быть с ней. Она читала в парке под деревом, а я смотрела на ее тонкие, белые руки, плечи, темные волосы. Мы говорили. Я действительно не знаю о чем. Просто говорили, а я брала энергию из ее запасов.
Мне снилось, что она злилась на меня, но я не понимала почему.
Мне казалось, что у нас уже есть свой мирок, события которого не видит никто вокруг. Это не значило, что она впустила меня в свой мир, это значило, что у нас есть свои мысли, общие мысли.
Однажды она была очень уставшей. Мы сидели на диване, и она пила пиво, приглаживая к бутылке чуть оторванную этикетку. Ее глаза в этот вечер не менялись. Она будто спала. Я не знаю, почему именно в этот вечер, но я попросила ее разрешить мне ее рисовать. Она согласилась, и мы пошли ко мне. Она следила за тем, как двигался мой карандаш. У нее были очень холодные глаза, взгляд пронизывал, хотя они были не злые, а уставшие, какие-то больные.
Я нарисовала ее именно такой. Она ушла, и я долго смотрела на ее портрет. Мне не хотелось видеть ее такой, но я, почему-то, оставила этот рисунок под стеклом на столе.
Она ушла навсегда. Все очень долго удивлялись и жалели. Они спрашивали меня, не знаю ли я, где она. Я лишь вспоминала листок на столе, ее глаза, и отвечала, что не знаю.
Наш мирок поглотил меня, и мы иногда там виделись. Я не смотрела больше на небо, и люди обходили меня, когда я шла сквозь толпу.
Мне снилось, что она злится на меня, и снится до сих пор, а ее глаза продолжают холодеть.