Трое

Со мной трое: еретик, пофигист и изгой.
Реки не слышно. Она тут никогда не шумит – течение слишком слабое, ведь это всего лишь узкая полоса воды, запертая в трубе и выходящая на поверхность только в одном месте. Это даже рекой не назвать, так, ручей. Именно там мы и сидим. Вчетвером.
Мы пьем пиво и бросаем пустые бутылки и окурки в воду. Клещ говорит, что мы бобры и просто строим плотину. Ну, может это и так…
Vich последним допивает пиво и ставит его на край. Искусственная насыпь камней правильной формы, обтянутая стальной сеткой. Венец того, что мог придумать человек.
Мимо, прямо над нами, проезжает поезд, а она даже не дрожит.
Мне хорошо тут.…Наверно, это все глупо…
Солнце уже скрывается, становиться прохладно. Vich предлагает пойти домой, я знаю, что он имеет в виду мой дом, и я знаю, что Клещ и Михон именно так его и понимают. Какая сейчас разница. Для меня важно то, что здесь можно молчать.
Мы поднимаемся по откосу и выходим на полотно железной дороги.
По шпалам идти не удобно, поэтому я иду между двумя путями, прямо за Клещом, а Михон и Vich шагают по рельсам, балансируя руками.
Мы идем на закат, но здесь из-за смога толком не понятно, село ли уже солнце. Небо шершавого, неровного, красно-серого цвета. Припыленное мясо…
Клещ о чем-то говорит. Он не может молчать, что уж сделать. Я стараюсь его не слушать, но по обрывкам фраз, проникающих в сознание, понимаю, что он говорит про Фредди. Да, именно того Фредди, который вечно одет в красно-черный полосатый свитер, черную шляпу, живет на улице Вязов и носит фамилию Крюгер. У каждого свой фетиш, теперь это новое увлечение Клеща. Рассказывает он, как всегда, громко и периодически пинает нас с Михоном. Некоторые фразы проходят глубоко в мозг и остаются там. Никогда не обращали внимания, как бы вы ни старались не слышать то, о чем говорят рядом с вами, через какое-то время вы понимаете, что часть уловленных фраз запомнились, и теперь периодически всплывают в памяти? Я до сих пор точно помню что-то из его бреда.
Каждый раз, возвращаясь отсюда, у меня остается ощущение, что мы просто не доиграли в детстве и теперь за этим приходим сюда, ведь здесь никто нас не найдет. Просто не додумается искать в таком месте…
Со мной трое, и каждого из них не любит общество. То общество, которое сейчас находится в школах, на работе, то стадо организованного мяса, составные компоненты которого не считают, что им стоит чем-то друг от друга отличаться. Они никогда не будут гулять на закате дня по рельсам, они не считают это занятие достойным своего положения в обществе или просто уже забыли, как были детьми. Им проще быть запертыми в бесчисленных каменных мешках города…
Они не могут любить этих троих.
Еретика они не любят за его суждения и за то, что он не меняет своего мнения, как его не уговаривай и сколько с ним не спорь.
Пофигиста они не любят потому, что считают, что из него ничего путного не выйдет. Пока никто не может сказать, правы ли они, но он так живет, он хочет так жить и ему нельзя помешать.
А изгоя они не столько не любят, сколько не понимают. Живя по канонам, они привыкли, что изгой – положение человека в результате отношения к нему всех остальных. Но он сам решил, что это общество с этими порядками ему не нужно, поэтому объявил себя отщепенцем и не позволяет никому изменить этого.
Каждый из них по-своему прав, и, наверное, именно поэтому я здесь, с ними.
Клещ в очередной раз пинает Михона и что-то у него спрашивает. Михон в ответ молчит, но на моей памяти пока не было ни разу, чтобы Клещ так спокойно отставал от человека. Михон отмахивается, горит Клещу, чтобы он не орал и не мешал ему разговаривать с ветром.
Я тоже не люблю их. Я их ненавижу, хотя это мои лучшие друзья. Уже не один год мы потратили на общение друг с другом. За это время мы много чего сделали плохого, больше хорошего, простили все обиды и подставы, и, думаю, пройдет еще столько же времени, и мы еще столько же раз ошибемся. Но пока я их ненавижу, потому что так проще. Меньше вероятность привязаться к человеку так, что ты не сумеешь его потом отпустить, так ты не ревнуешь ни друга, ни его время, потраченное не на тебя, а на кого-то другого, чужого. Когда ты любишь кого-то, просто по человечески, все тяжелее, все не так, появляются бытовые обиды, разборки, появляется она сама, бытовуха…
Никто не ведет заумных речей, все смеются, ляпают фразы не впопад, только Михон говорит с ветром, а это значит, сегодня он опять что-нибудь напишет. Статью, кусок сценария или просто пост в дневнике на сайте ли.ру.
Я не люблю Михона за то, что в нем храниться очень-очень много, но он это показывает только тогда, когда он наедине с человеком, листом бумаги, монитором. Я могу сказать, что люблю его за то, что рано или поздно, так или иначе, его мысли обретают форму, а потом и жизнь.
Мимо проезжает поезд, но мы уже не отходим далеко от него, мы привыкли. Клещ поднимает камень и бросает его в вагон. Последний отдается металлическим гулом и проносится мимо. Ветер трепет волосы, а заходящее солнце оставляет чуть красный отсвет на коже. Здесь хорошо. Здесь просто. Здесь трое, хоть я о них почти ничего не узнала за все годы знакомства. Здесь можно молчать. Можно думать.
Целоваться с другом…. Измена ли?
Целоваться с чужим человеком, условным знакомым просто из любопытства, из интереса, ради игры…. Измена ли?
Целоваться с девушкой…. Измена ли?
А просить любимого человека рассказывать обо всем…. Разве честно?
Мысли, появившиеся там, на железнодорожных путях, никогда не выживают, точнее, они не выходят за предел того мира и иногда возвращаются, когда ты опять туда приходишь. А если это просто мысли, так ли им нужны красивые слова?
Со мной три человека, и я их не люблю, потому что так нужно, хоть и не правильно. Я их ненавижу, но не могу без них долго обходиться. Просто потому, что это друзья, из детства, по жизни, потому что с ними можно не стесняясь любить мультики и молчать, когда тебе этого хочется…