Бомжа

Бомжа.

Она залезла в мой пустой холодильник своими грязными руками. Как оказалось, в нем, не считая горчицы и кетчупа, отлеживались еще двухмесячный кочан капусты и сморщенная морковь. Она, эта девчонка в грязном оборванном платье и цыганском платке, которую я подобрала на улице. Смотреть на нее даже было не жалко, скорее то, что она ела дряблую морковку, щедро поливая ее кетчупом, было странно.
- Погоди, щас тебе хлеб дам, если есть, - сказала я, доставая довольно черствую булку из шкафа, - да, и еще, не ешь ты эту гадость, отравишься!
Она посмотрела на меня испуганными глазами, перестала жевать. Похоже, она просто боится заботы, а при проявлении в ее сторону агрессии – наоборот, становиться резвой, начинает рычать как дикая кошка, и почти царапать лицо обидчику.
- Сходи лучше в ванну помойся, а то скоро мама придет, - дальше не хотелось договаривать, ей просто придется уйти. Опять в никуда.
Она тихонечко, на цыпочках, прошла в ванну, я кинула ей на стиральную машинку свои старые шмотки. Все равно ведь мама не заметит. А сама решила приготовить что-нибудь путное, взялась за яичницу.
Масло со сковородки брызгало на мое лицо и обжигало, а я думала о нашей с ней встречи. Она, как обычная беженка, оборванка, сидела на улице на самом асфальте и попрошайничала, нет бы сидеть на траве, а она – на этой пыли… Я подошла к ней, хотела деньги положить, а их не оказалось, позже они обнаружились в дырке в кармане штанов. Она с надеждой тогда смотрела на меня, и мне захотелось хоть что-то доброе сделать для этих черных округленных глаз. И я позвала ее с собой, и теперь она моется в моей ванной. Она наверное даже не знает как это – мыться…
Я выбросила ее тряпье в пакет, положила в другой кусок черствой горбушки и кочан капусты, больше ничего другого не было.
 Мы стояли на пороге. Она улыбалась. Первый раз за все время. А ведь она не такая уж и страшная, видна просто сильная национальная наклонность. Улыбалась… Так странно, грустно как-то. Я вложила в ее руки 20 рублей, себе оставила тоже 20 – на завтрашний день.
- Спасибо, - сказала она хрипловатым тонким голосом, улыбнулась, засунула деньги за пояс моей детской старой юбки, и попятилась назад. Больше я никогда не видела эту оборванку без имени.