Пока тлеет сигарета...

Всем потерявшим и потерянным посвящается.

Она стоит растерянная, рассеянная, такая нескладная, с совершенно отсутствующим видом прислонившись к оконной раме. Курит одну сигарету за другой. Они кончаются. Стреляет у меня, вертит в тонких длинных пальцах и выбрасывает. Молчит, глотает слёзы…Я хочу подойти к ней, обнять за плечи, прижать к себе, вернуть… Но я просыпаюсь. Всё кончается… Я просыпаюсь, и уже я глотаю слёзы и прячусь за дымовой завесой… Потому что её не вернуть.
Что остаётся после нас? После меня, наверное, не останется ничего. Пара писем, на которые мне лень ответить, куча окурков в пепельнице и запись одной-единственной песни Андрея Козловского … Раньше хотел написать книгу… Теперь думаю: да незачем писать… Ведь всё это не имеет смысла, если самому не прожить, не пережить. Бумага хранит только отзвуки наших чувств, которые то ли расслышат, то ли нет… А я иду по бетонной кишке коридора и тушу пальцами окурок, чтобы не разрыдаться. Говорят, мужчины не плачут. Не верьте… Мне больно. И слёзы сами находят себе дорогу… Асы нет.
Я выйду сейчас на институтское крыльцо в распахнутой куртке, вдохну морозный воздух и станет немного легче. Хлопья белого снега налипнут на волосы, брови, ресницы. Это Аса пытается согреть меня…Только у неё это уже не получится, как не получилось у меня…
Она… Нет, она не умерла. Она просто растворилась во времени и пространстве, стала недосягаемой и, может быть, так даже лучше и для неё, и для всех… Но что-то там, внутри, болит и тянет…Тянет курить. Чтобы вновь и вновь воскрешать её образ, силуэт, словно распятый на крестовине оконной рамы… Вытертый на локтях, вытянутый коричневый свитер, старенькие джинсы… Всю её, такую несуразную и грациозную одновременно… Её брови и глаза…
Да, всё проходит… Вот только я почему-то остаюсь. Остаюсь в этой бесконечно нелепой суете дней, справлять тризну по несчастной любви.(несчастная любовь – словосочетание затасканное сильнее чем твой свитер, Аса…) Пройдёт несколько лет, а ты будешь всё дальше уходить за завесу сигаретного дыма и забвения, и от осознания этого слёзы всё настойчивее рвутся наружу... Я остаюсь жить не ради и не вопреки. Я живу, хотя её не вернуть. Когда-нибудь я забуду… Забуду её… Забуду боль утраты. Но пока я здесь. И я помню её, её запах… И, значит, хотя бы здесь и сейчас, она жива. И я снова закуриваю, думая только о ней, о маленькой искорке, которая вспыхнула и погасла, как погаснет сейчас моя сигарета.