Гюльчатай ван Зайчик. Дело снежных баб

Гюльчатай Ван Зайчик
ДЕЛО СНЕЖНЫХ БАБ

Му Да спросил:
– Может ли зло быть в женщине?
Учитель ответил:
– Плохих людей нет, а женщина – друг человека. Недаром иероглиф «покой» пишется как знак «женщина» под «крышей». Однако иероглиф «ссора» состоит из двух знаков «женщина» под одной крышей, помни об этом.
Му Да еще спросил:
– А вот я на заборе видел иероглиф, где три женщины под одной крышей, что это означает?
Учитель укоризненно сказал:
– Несообразно достойному мужу читать все, что на заборах написано!
Конфуций. «Лунь юй», глава 22 «Шао мао».
 
Багатур Лобо

Апартаменты Багатура Лобо,
30 день двенадцатого месяца,
четверица, вечер

Баг в который раз перечитал строки электронного послания на экране любимого “Керулена” и вздохнул. «Проверка правописания закончена, отправить письмо?» Не хотелось, хоть плачь.
«Драг еч Фан! С наступающим, передай привет и поздравления твоей глубокоуважаемой матушке. Пусть простит твоего начальника, только долг служебный заставляет меня отрывать тебя от исполнения долга сыновнего в новогодний праздник, да еще в Ханбалыке! Одно утешает – ты собирался посетить Тибет в ближайшее время, так место этой внеочередной командировки примерно в том же направлении…»
Грузно вспрыгнувший на стол Судья Ди приземлился в аккурат на клавишу «Enter», так что вопрос, посылать ли письмо сегодня, решился сам собой.

Фан Дао-лин
Дом градоначальника,
Сянганск,
31 день двенадцатого месяца,
пятница, утро

Сюцай законоведческих наук Фан Дао-лин, помощник Багатура Лобо, пытался настроиться на человеколюбивый лад, что в шумной прихожей местного градоначальника получалось плохо, надо признать. Он все не мог забыть, как сегодня пролетал над сияющими горными вершинами - а ведь собирался провести новогодние каникулы в Лхасе, поклониться открывшемуся пристанищу святого Цза-вана, канонизированного как покровитель литературы и – почему-то - ловцов рыбы. «Какая там у них рыба, в Тибете-то? разве что сушеная». Задремав, сюцай увидел старца, потрясающего сушеной воблой, покрытой вязью причудливых знаков, и изрекающего: «У юй ся е гуй!» [пословица: «Где нет рыбы, там и креветка дорога», что по-ордославянски будет: «На безрыбье и рак – рыба»]. Потом пригрезилось Фану и вовсе нечто совершенно несообразное: трое бледных поросят слепили из снега бабу, а потом принялись плясать вокруг, глумясь и рассыпая перед собой красный жемчуг и выкрикивая: «Гуй-гуй! Гуй-гуй!», что значит «драгоценный демон». На этом месте сюцай проснулся и мрачно сидел до самой посадки на воздухолетном вокзале Сянганска. По дороге к резиденции градоначальника на попутке – потрепанном «мосыкэ-чэ», невесть как оказавшемся так далеко от родины – вспоминал историю этого края. Город был небольшой, промышляли жители в основном рыбной ловлей, пока иностранные державы не посчитали каменистый островок удобным плацдармом для изучения Ордуси. Так что последние лет пятьдесят город-остров объявлен свободной зоной для гокэ, а население переквалифицировалось на обслуживание туристов, в особенности американцев и нихонцев.

Градоначальник, похожий на Колобка в официальном халате, вкатился в комнату и ринулся к Фану с распростертыми объятиями:
- Драг прер еч Фан, меня предупредили о Вашем приезде. Извините за беспорядок – сегодня ночью бал, последним приготовлениям нет конца, а тут еще эта неприятная жалоба… Если бы дело касалось простых подданных, я не побеспокоил бы Главное Управление, но речь идет о знаменитом писателе…
- Прер еч градоначальник, могу ли я ознакомиться с материалами дела – и если можно, где-нибудь в тихом месте?
- О да, этот шум. Кстати, сочту за честь, если Вы придете сегодня на бал!
- Что Вы, это для меня честь, не премину. А все же – место?
Градоначальник кликнул вэйбина, что-то ему сказал, потом повернулся к Фану.
- Вас проводят в местную управу – надеюсь, там вам будет удобно. Можно ли спросить, Вы уже нашли, где разместиться? У меня есть свободный флигель…
- Если позволите, я предпочел бы гостиницу…
- Жаль, ну что ж… Могу порекомендовать «Драгоценный приют» - в центре, небольшая, уютная, с отменной кухней.
- Благодарю. Обязательно воспользуюсь. А сейчас не смею задерживать Вас своим присутствием.
- Обращайтесь в любой момент. И обязательно передайте мою благодарность вашему наставнику, Багатуру Лобо.
Раскланявшись с градоначальником, сюцай в сопровождении вэйбина дошел до управы – несколько минут ходьбы, что, несомненно, является преимуществом маленьких городков – и засел с папкой бумаг в кабинете дежурного. Первым делом он ознакомился с заявлением: Сюэ Бай-нян просит защиты и справедливости… ага, вот – ее мачеха якобы обращается в демона и угрожает здоровью и жизни заявительницы. Также, по зрелому размышлению, именно означенный демон явился причиной смерти отца, Сюэ Кай-цзы год назад. Почтительно просит назначить расследование, до окончания которого отказывается возвращаться домой.
Дальше шла справка из архива – по заключению научников, «причиной смерти Сюэ Кай-цзы признан сердечный приступ». Ну, мало ли, что его может вызвать. Дальше:
«Сюэ Кай-цзы – великий ордусский писатель, победитель государственных экзаменов – год, тема; неоднократно был принят во дворце, награжден – список премий; книги – романы, сборники стихов. Также известен в Америке, творил сказки для Святолесской фильмостудии под придуманным именем «Мистер Андерсен»
Первая жена: Сюэ Гэ-да, урожденная Ся, умерла 3 года назад.
Вторая: Сюэ Нюй-ван, ныне вдова писателя, праводержательница публикаций.
Дочь (от первого брака): Сюэ Бай-нян…
У Фана уже рябило в глазах от обильного мелькания иероглифа «сюэ» - так утруждается взгляд от созерцания снега в солнечный день. Он оторвался от отчета и спросил дежурного:
- А где сейчас находится девица Сюэ?
- У семейства Сюэ есть на побережье дача, там и проживает, под опекой семи братьев Чжу.
Сюцай засомневался, сообразно ли ли девице проживать с семью мужчинами, поэтому спросил, что за братья такие.
- Уважаемое семейство, из местных. Ранее никогда в противуправных действиях не были замечены. А как раз сегодня под утро одного из них – Чжу Седьмого - доставили сюда, я оформлял.
- За что же?
Вэйбин нашел протокол и протянул Фану:
- Беспорядки в общественном месте – затеял драку с гокэ в баре «Тянься». Но гость страны был настолько нетрезв, что разбирательство отложили.
- Вот и давайте глянем на них.
Прошли в соседнее крыло здания, где располагались камеры. Вэйбин отворил одну из дверей:
- Здесь гокэ.
Фан зашел в аккуратную, уютную комнату-одиночку. В воздухе витал ядреный запах мосыковской эрготоу. Сюцай вскользь умилился – так многое напоминает о далекой Мосыкэ, в которой он не раз гостил, такое единство наций бывает, наверное, только в Цветущей Ордуси. На звук открываемой двери тело, лежавшее на кровати, пошевелилось. Мутно-голубой глаз глянул на Фана с помятой физиономии, принадлежавшей рослому рыжему детине в аляповатой фуфайке с надписью «I love you!» и голубых штанах из денимовой ткани. На вопрос: «Как Ваше драгоценное здоровье?» тело попыталось изобразить хлопок одной ладонью и буркнуло что-то – Фан с удивлением узнал знаменитый Пифагоров коан «Сдвинуть землю – кто сможет?!» [Yi di – na hui, классический четырехчастный фразеологизм-ченъюй]
«Надо же, искать просветления – и так напиваться. Трагично и несообразно это, но кто их поймет, варваров!»
- Когда ему станет лучше, принесите, что попросит – рассолу или кофею - и поесть хорошенько.
Уже в коридоре:
- Личность установили?
- Американец, некий Джимми Педд, вчера прибыл в Сянганск, членосборный портрет опознали таможенники, соответствует документам.
- И сразу драться? Что они не поделили там, в этой «Поднебесной»?
- Простите, драг прер еч, «Поднебесной»? А, «Тянься»! Там другое «ся» - это «Небесная креветка», гей-бар.
Просвещенный Фан провел достаточно времени «го-вай», за границей, чтобы вспомнить, что варварским словом «гей» принято стыдливо называть тех, кто предпочитает нефритовой вазе медный таз – и постарался не покраснеть. В Токё он впервые столкнулся с данным аспектом культуры – нихонцы называют это «яой», звучит куда мелодичней, да и относятся без нездорового стыдливого интереса, присущего европейцам.
- Значит, только приехал – и сразу туда! Гмм… А этот, Чжу?
- Насколько видно из показаний свидетелей, американец начал первым, несообразно выразившись относительно роста и предков Чжу Седьмого, потом они взаимно обменялись оскорблениями.
- До рукоприкладства не дошло?
- Не успели, хвала Будде – хозяин бара вступился, а после позвал патруль.
- Это тянет на пять малых прутняков, но пороть гостя страны в первый день его пребывания в Ордуси, да еще на Новый год! Нечеловеколюбиво, как к нам тогда «захотят прийти дальние», как говорил Учитель? А еще американцы вой поднимут – варвары, их курятиной не корми, дай устроить какую-нибудь бурю в стакане! Немного скандала в холодной воде… Вот что – когда этот буян проспится, взять с него расписку, что претензий ни к кому не имеет, и доставить в посольство – пусть сидит у своих под домашним арестом. А Чжу – приведите, поговорю с ним.
По дороге в кабинет Фан последовательно натыкался взглядо на: новогоднее поздравление («чжу») на бамбуковой («чжу») бумаге, с красной киноварной («чжу») печатью, на паучка («чжу-чжу»!) в углу. Отогнав воспоминания о правящем императорском доме, сюцай, всегда доверявший интуиции, подумал: «Слишком много «чжу» для одного дела! Я иду по правильному следу!»
Сидя за столом, Фан поднял голову, услышав с порога:
- Вызывали? Чжу Седьмой, к Вашим услугам, драгоценнейший преждерожденный господин начальник!
Перед ним стоял крепкий бородатый карлик, смущенно комкая в руках фиолетовую вязаную шапочку.
- Присаживайтесь, уважаемый Чжу, - пригласил Фан. – Я хотел бы с Вами поговорить…
- Простите, драгоценнейший преждерожденный господин начальник! Бес попутал, вот сам не помню, как завелся – виноват…
- Пожалуйста, не надо церемоний, меня зовут Фан Дао-лин, а поговорить я хотел не о Вашем задержании, я расследую жалобу, касающуюся семьи Сюэ – Вы, вроде, с ними знакомы.
- А как же, драг прер еч Фан, знакомы – мы ж соседи, почитай, всю жизнь дружим.
- И поэтому девица Сюэ прячется у вас?
- Ну что Вы, она разве прячется! Живет у себя, а мы поддерживаем, вроде, охраняем. Да Вы сами приходите посмотреть – все чинно и спокойно, да хоть она Вам сама скажет.
- Хорошо, а заодно и провожу Вас, чтобы по дороге уберечь от соблазна очередного человеконарушения. Вы свободны, еч.

 
Дача семейства Чжу,
Сянганск,
31 день двенадцатого месяца,
пятница, день

Говорят, слово «да-ча» образовалось от иероглифов «большой чай» - загородный домик на природе, где так приятно провести чайную церемонию всей семьей.
Другие же утверждают, что исторически правильнее – «великая несообразность»: якобы, еще при династии Си Ся Сяо-Эр, малолетний император, указом даровал подданным право на участок земли «для увеселений и счастья» - а поскольку метрической системе был еще не обучен, добавил: «С мою комнату!» К императорским указам «небо прислушивается, земля повинуется», а чиновники смекнули: много во дворце комнат, все государю принадлежат – и обмерили, какая поменьше. Получился участок с «нос Гу-лян», два на три чжана [Мера длины, 1 чжан=3,33 м], ни дом построить, ни огород насадить! Стали в итоге ставить чайный домик посреди маленького садика – для возвышенного уединения или же изысканной компании – вот и получилась «дача».
Все это промелькнуло в памяти Фана, когда он в сопровождении Чжу Седьмого шел по извилистой тропинке к небольшому чайному домику, окруженному причудливо рассаженными соснами, бамбуком и сливой – друзьями благородного мужа, как говорил Учитель.
- Располагайтесь, уважаемый преждерожденный начальник, я сейчас пришлю кого-нибудь из старших, а потом сбегаю за Бай-нян, - сказал гном, раздвигая перегородки, чтобы Фан мог любоваться садиком прямо из комнаты. – Извольте пока чаю, - добавил он, заваривая терпкие серебристые листочки в чашке, «по-холостяцки». Сюцай кивнул. Сидел, смакуя чай мелкими глотками, рассматривал фотографию на стене – все семеро братьев вместе, перед домиком, смеются и обнимаются. «Каков слэш!» - подумал сюцай [si le shi – «очень личное веселое дело», то, что может не казаться забавным посторонним, но очень радует вас, не являясь при этом человеконарушением]
- Доброго дня Вам, драгоценный преждерожденный единочаятель Фан! – с поклоном вошел в комнатку гном, очень похожий на Чжу Седьмого, только постепеннее, потолще и в оранжевой вязаной шапочке с иероглифом «дуй» [«правильно, истинно так»]. – Прошу прощения, наш старший отлучился по делам, я Чжу Второй к Вашим услугам.
- Приветствую Вас, драгоценный Чжу! Спасибо за гостеприимство, у Вас здесь очень красиво и удобно. Расскажите мне, пожалуйста, об отношениях Вашей семьи с семьей Сюэ и в частности, с Сюэ Бай-нян.
- Мы ж Бай-нян совсем малюсенькой помним, прер еч Кай завсегда ее в гости брал. Мы с ним по-соседски дружно общались, а сосед, знаете, иногда ближе друга. Он про нас тоже писал,- гордо сказал Чжу Второй, доставая с полки яркую книжицу. «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», - прочитал Фан.
- А с чего вдруг богатыри? – выдал первое, что в голову пришло, и смутился – потому что анимационный фильм «Белоснежка и семь гномов» он видел не раз. Чжу, похоже, совсем не обиделся:
- Ну, мы-то карлики, гномы. Варвары вообще недомерками либо полуросликами кличут, из-за чего наш Седьмой в драку чуть не полез. А у драг прера Кая воображение так работало, что в сказках у него все получалось словно наоборот: кто ростом обделен – великаном становится, кто лицом не вышел – непременно красавцем будет, простолюдин – принцем. А в основном он про себя писал, жизнь-то побогаче всякой выдумки будет…Только все равно святолесский Дисней выбрал гномов – так смешнее, мол. А в Ордуси остался более красивый, человечный вариант.
- Получается, если мачеха в его сказке злая, в жизни, скорей всего, будет доброй?
- Выходит так… Я про госпожу Сюэ ничего плохого сказать не могу, опять же, прер еч Кай сам не свой от счастья был, когда женился. Сама она из дома почти не выходит, так что не видел, врать не стану, а в потустороннюю ерунду не верю.
- А Вы пробовали уговорить Бай-нян вернуться домой и решить все миром?
- А как же. Тут вот такое дело, словно ее кто пугает постоянно, что она советов не слушает. Так что официальное дело – это, вроде, хороший выход, Вас она должна послушать. Я позову ее – сами и поговорите – может, побольше нашего разберетесь.
- Спасибо, уважаемый Чжу.
Бай-нян оказалась девицей лет семнадцати, не особо перепуганной и забитой – скорей, наоборот. Волосы стрижены коротко и выкрашены в красный цвет. Черные денимовые штаны, зеленый свитер с рисунком – диснеевские мышенок и утенок. Фан смутно припомнил, что их, вроде звали Михаилом и Даниилом. Он сам больше любил другого мышонка, задиристого и находчивого Фому, который вечно сражался с котом Гавриилом – во время стажировки в нихонской столице, Токё, был телеканал, где анимационные фильмы показывали целыми днями, для ордусян подключали русский перевод – текст внизу экрана. Фан сильно подозревал, что нихонцы что-то перемудрили с переводом: вряд ли у оригинальных героев были такие исконно ордусские имена. Или их тоже прер еч Сюэ выдумал?
Оторвавшись от воспоминаний, он понял, что барышня Сюэ смотрит на него в упор и ждет, когда он что-то скажет.
- Гмм… Драгоценная единочаятельница Сюэ, я видел Ваше заявление, расскажите, пожалуйста, подробнее, в чем Вы обвиняете Вашу матушку?
- Она мне не матушка! – резко возразила Бай-нян и завела хнычущим голосом, словно заученное назубок:
- Ишь, пришла на готовое все – небось, околдовала бедного папеньку, а потом его со свету сжила, выпила до смерти, бесовка, а сама будет в доме жить, правами на книжки владеть, а меня тоже в живых не оставит, сироту несчастную – вампиры – они такие, злобные, сильные и хитрые! Их тюремные стены не могут удержать, заговоренные веревки связать, только один выход и есть – осиновый кол в сердце да серебряным крестом гроб запечатать!
Фан прервал этот поток фольклора:
- А можно поинтересоваться, откуда Вы так много знаете про вампиров?
- Книжки читала, да добрые люди рассказывали – вот, соседка тетушка Ся даже амулет дала с травками – может, оттого еще и жива!
- Не беспокойтесь, надеюсь, расследование скоро закончится, и Вы сможете вернуться домой.
- Скорей бы уж, соскучилась. Может, завтра хоть глазком издалека гляну, когда в гости к соседке пойду на именины.
- Очень надеюсь, что это дело решится быстро, ко всеобщему спокойствию. Сейчас пойду с визитом к госпоже Сюэ.
- Вы поосторожнее там – она по ночам превращается в чудище, сама видела: белая, глазищи горят. И кровавые пятна иногда служанки находили – все больше в коридоре, у нее под дверью.
- Уговорили, поостерегусь, - серьезно сказал сюцай.

Дом семейства Сюэ,
Сянганск,
31 день двенадцатого месяца,
пятница, под вечер

Представившись, Фан попросил встречи с хозяйкой дома. Служанка, вернувшись, проводила его в комнату, предупредив, что госпожа плохо себя чувствует, поэтому примет его, сидя за ширмой. Ширма имелась в наличии, расписанная бамбуком и журавлями. Прошелестели шаги, тихий нежный голосок сказал:
- Приветствую Вас в моем доме, драгоценный прежедрожденный Фан Дао-лин.
- Я имею честь говорить с Сюэ Нюй-ван?
- Да, это я… Чем обязана Вашему драгоценному визиту?
- Знаете ли Вы… - Фан слегка замялся, подбирая формулировку, - что Ваша падчерица подала жалобу властям?
Ее голос дрогнул.
- Да.
- Ознакомлены ли с содержанием?
- Это нелепая выдумка! Девочка, конечно, расстроена смертью отца, но такая невыносимая напраслина, еще столь демонстративно. Это меня страшно опечалило. Ей ничего не угрожает в этом доме, поверьте.
- Извините за вопрос, который я вынужден задать - Вы любили Вашего мужа?
- Кай… был… самым благородным и преданным человеком, - голос дрогнул, - Конечно, я любила его.
Фан собирался спросить что-то еще, но вдруг заметил у стены большое зеркало, занавешенное покрывалом. Наверное, из-за небрежности служанки, но ткань была слегка сдвинута – и взору сюцая предстала хрупкая фигурка в широком домашнем халате: распущенные черные волосы, по лицу текут слезы, оставляя на смуглой коже… белые полоски. Нюй-ван внезапно подняла голову, встретившись глазами в зеркале с сюцаем – словно два рубина сверкнули. Она вскрикнула и закрылась рукавом. Фан вкрадчиво спросил:
- Драгоценная преждерожденная, а почему у Вас такие красные глаза?
- Может, потому, что я много плачу в последнее время…
- Драгоценная преждерожденная, а почему у Вас такая бледная кожа?
- Может, потому что я мало сплю, ем и гуляю…
Фану ужасно захотелось гаркнуть: «А предъявите-ка зубы, единочаятельница!» но не решился на такую несообразность. Вместо этого он буркнул:
- Ну, что ж – извините за беспокойство, пора идти. Мое дело – поймать этого демона, кем бы он ни был, и я его поймаю!
Через час, коря себя за несанкционированное деяние, Фан перелез через ограду, радуясь, что собак в доме не держат, и спрятался в кустах с той стороны дома, где была хозяйская спальня. «Ладно, вернусь в Ханбалык – отмолю», - мысленно пообещал он духу Учителя Кун-цзы, устраиваясь поудобней – кто ж знает, сколько придется просидеть в этих кустах. То ли в Новый год судьба была благосклонна к сюцаю, то ли обычно хозяйка ложилась рано – но через полчаса она вошла в спальню, взяла что-то и вышла. Через открытую дверь мелькнул свет. «В ванной», - догадался наш человекоохранитель. Еще через двадцать минут Нюй-ван вошла в спальню – в халате, без грима – бледная, словно алебастровая статуэтка, серебристо-белые волосы волной спадают до пояса – она подошла к окну задернуть шторы. «Демон! Кровопийца!» - ошалело подумал Фан, тряся головой, чтобы прогнать наваждение нечеловеческой красы – наверное, чары бесовские.
Пробираясь к выходу (не очень хотелось снова через забор лезть!), сюцай замер, услышав разговор: служанка вполголоса жаловалась кому-то, что, мол, опять нашла пятна крови на крыльце, напасть, надо заказать амулет от демонов. «Приходи, милая, есть у меня травки особенные, от всего уберегут, - прозвучал ответ, - Ты под знаком какой стихии родилась? – Воды. – О, прям как я! Подберу тебе особенный амулетик.» Когда голоса удалились, Фан проскользнул к калитке. До гостиницы пришлось почти бежать, по кустам не заметил, что уже за десять, бал у градоправителя начался.

Дом градоначальника,
Сянганск,
31 день двенадцатого месяца,
пятница, ночь

«Особенность Сянганска, - подумал Фан, пригубливая бокал с сянбинь-цзю [местное шампанское] и исподволь оглядывая зал, - это тесное соседство с варварами, непроизвольное заимствование элементов их культуры. Но это же может помочь исподволь повлиять, донести до них истинно ордусский дух.»
Пока что взаимное влияние было заметно в выборе костюмов: все гокэ расхаживали либо в ханьских халатах и платьях, под зонтиками или жемчужными вуалями, либо в кафтанах по-александрийски. Местные же вырядились в европейское: дамы – в платьях с кринолинами, кавалеры – в камзолах разных эпох. Все чувствовали себя немного неудобно, а потому весело и сказочно. Чему способствовало обилие фантастических персонажей – Фан с улыбкой узнал Хун-Мао [«Красная Шапочка»], зелено-чешуйчатую Русалочку-Хайнюй, Некрасивую Маленькую Утку в серых перышках и многих других героев дядюшки Сюэ.
Музыка, напитки, интерьер – все было «интернациональным», как называли это гокэ, то есть сообразным такой смешанной компании. Прибывающие гости приветствовали градоначальника и расходились к столам, к сцене, на балкон – кто куда хотел, обстановка была празднично-непринужденной. Когда гул голосов за спиной внезапно затих, Фан рывком обернулся. Чуть покачиваясь, через толпу плыла она – и зал замер.
Прозрачно-бледная кожа, в высоком облаке белых волос сверкает корона, белое же кружевное платье расшито жемчужными, серебряными и хрустальными капельками, как и маска на пол-лица. На шее, руках, в ушах – алмазное сияние. В руках - веер из мягких белых перьев. Неземная красота, нечеловеческая.
«Это же Снежная Королева!» – прокатился сначала шепот, а потом и восторженный гул. «Какая краса! Снежная Королева! Приз за лучший костюм вечера!»
Фан единственный знал, что это не красивый парик и искусно наложенный грим, как о том шептались дамы, а отсутствие таковых. Несомненно, это ее он видел в окне, но убедиться лишний раз не мешало – сюцай стал настойчиво пробираться сквозь толпу. Красавица, заметив его, прикрыла лицо веером и заторопилась к выходу не менее настойчиво.
Выбежав на лестницу, Фан успел увидеть белый шлейф, скользнувший за дверь. Стремглав кинувшись вниз, он краем глаза заметил, как что-то сверкнуло на ступенях. Притормозив, поднял изящную стеклянную туфельку, свободно поместившуюся у него на ладони. Вдруг раздался оглушительный взрыв, сюцай вздрогнул – и хрупкая вещица упала, рассыпавшись острыми брызгами – а крики «С Новым годом!», казалось, даже перекрывали гром салюта. Опомнившись, Фан бросился во двор, но там уже никого не было, только носились перепуганные фейерверком летучие мыши да лежала не скамейке большая тыква – наверное, осталась от осенней церемонии вынесения злых духов, известная даже в той же Америке под названием «Гуд-бай-аут».
Настроения веселиться не было, так что по дороге в гостиницу Фан зашел в интернет-харчевню, благо она работала и ночью. Он составил отчет для Бага, подробно описав произошедшее и присовокупив, что по его скромному мнению, Сюэ Нюй-ван является вампиром, демоном-кровопийцей, каковых в соседней Нихонии, гораздо более продвинутой именно в изучении противунатуральных сущностей, называют «кюкэцуки». Отправив послание, Фан выпил любимого коктейля «Пиняо-кэлаода» [Ингридиенты остаются загадкой для переводчика, но происхождение названия удалось открыть – фраза «pi niao ke feiguo laodade Denibo-he - Редкая птичка может перелететь великую реку Днепр», косвенно свидетельствует, что этот напиток родом из Асланіва] и загрустил невольно: говорят, как год встретишь… «Это что же получается, придется гоняться за нечистью весь год, подобно знаменитому тезке, неистовому Чжан Дао-линю, заклинателю духов?! Хотя, есть еще традиционный ханьский Новый год, авось, хоть на него повезет!»

Багатур Лобо

Апартаменты Багатура Лобо,
31 день двенадцатого месяца,
пятница, ночь

Читая письмо Фана, Баг хмурился. Дойдя до «демона-кюкэцуки», крякнул. «Эк загнул драг еч! Небось, нихонских анимационных фильмов насмотрелся!» Баг тоже на досуге был не прочь полистать томик-другой нихонских маньхуа, «заполненных картинок», уж больно там людей красиво рисовали, даром что глаза несообразные – но до перенесения увлечения в реальность не доходило.
Еще раз перечитал описание Нюй-ван. Маленькая ножка? Лишь в древних аристократических ханьских семействах сохранился обряд бинтования ног – как великая дань традиции, остальные народы Ордуси считали это уж слишком противучеловечным. А кто лучше всех других знает древние роды Ханбалыкского улуса?
Баг сел за «Керулен», вошел в сеть и постучался в чат к Мэй-ли.
«С Новым годом, Чжучи!»
«Тебя тоже, Мэй-ли. Я могу попросить тебя узнать информацию про одного человека?»
«Сразу к делу? Это так важно, значит. Что за человек?»
Баг описал Сюэ Нюй-ван – и повисла пауза.
«Чжучи, подождешь минут 15?»
Но ждать пришлось почти полчаса, наконец, пискнул сигнал сообщения.
«Ты еще здесь? Извини за задержку. Батюшка позволил рассказать эту историю, он доверяет твоему человеколюбию, ты не навредишь ей. Только осторожно делись информацией, ладно? Это очень-очень важно…»

Два несчастья поразили императора одновременно: любимая наложница скончалась при родах, оставив на этом свете беспомощный пищащий комочек – девочку-альбиноса. В стародавние времена таких убивали сразу – по повериям, дети-демоны приносили всяческие беды. Но отец объявил малышку хоть и не наследной, но принцессой Чжу Лянь – она получила разом имя, павильон с садом, слуг. Чуть погодя, по рекомендации прислали кормилицу – 22 летнюю Сюэ-гу, приемную дочь из влиятельного семейства Ся. Вокруг необычайной обитательницы Лотосового павильона начали рождаться слухи, один другого страшнее. С тех пор, как малышка начала ходить, каждое полнолуние на ее подушке появлялись капли крови. Истерику замяли, дальше дворцовых стен молва не пошла, но пришлось смириться с приходящими слугами, вооруженной охраной у ворот – с тех пор принцесса жила затворницей. Но она не слишком тяготилась этим – много читала, занималась рукоделием, пением, танцами, любила ухаживать за цветами в саду. Однажды отец подарил ей белого пушистого котенка («Смотри, он похож на тебя, какой красавец!») – радости не было предела, но, найдя через две недели его обескровленный трупик в углу своей комнаты, проплакала сутки, заболела, а потом отказывалась держать животных.
Когда Чжу Лянь было лет пять, ее впервые увидел Сюэ Кай-цзы. Отличившись на экзаменах, молодой писатель был принят во дворце, где в саду случайно и увидел маленькую принцессу-затворницу – влюбившись, он пишет сказку про необычную девочку, по привычке перекраивая все: Снежная Королева в его книге - взрослая и холодная, похищает мальчика Кая, лишь любовь Герды спасает его. Вернувшись домой, он вскоре женился, через год Гэ-да родила ему дочку, которую он назвал Бай-нян, Белоснежкой – в память о мимолетной встрече. Овдовев, он, уже признанный и знаменитый, выдерживает положенный траур – и едет в Ханбалык просить у императора руки той, чувство к которой не охладили никакие годы и расстояния. Отец-император оценил единственный шанс для дочери выйти замуж – и дал благословение, а кроме того, подарил дом в Ханбалыке, участок на Сянгане, счет в банке – уже на имя Сюэ Нюй-ван, потому что, понятное дело, церемония не афишировалась. Строчка официальной хроники в газете «Голос Ханбалыка» сообщала, что «урожденная Чжу Лянь приняла прибежище и удалилась от мира» - и мир сразу же позабыл странную принцессу, которую он и в глаза-то не видел.

Получив разрешение Мэй-ли, Баг переслал это Фану с предупреждением об осторожности и словами: «Раз твои подозрения не оправдались, ищи, кто стоит за этим».

 
 
Фан Дао-лин

Гостиница «Драгоценный Приют»,
Сянганск,
1 день первого месяца,
шестерица, день

Первого числа Фан проснулся поздно, ближе к полудню, и поспешил в интернет-харчевню проверить почту. В зале было пусто, только за одним столом сидела группа молодежи, явно студенты высшего училища, и дружно напевала: «А нам бу гуань, а нам бу гуань!» Фан узнал арию «Лунные зайцы косят зелье для снадобья» из популярной оперы «Фея Чан-Э». Сам он больше любил грустную песню стрелка И «Мэй» [«Красавица»], которую тот исполняет после исчезновения жены, сгорбившись от горя и скорбно позванивая воздушными колокольцами. Распечатав сообщение Бага, он помчался домой читать, даже не позавтракав. После прочтения уже и не хотелось. Сидя над листками письма, Фан вспоминал свои подозрения - и ему было невыносимо стыдно.
«Ох, а я ей слишком резко намекнул, чуть было не обвинил поспешно! Вот так человекоохранитель, законовед! Как несообразно: думал, булыжник, а оказалось, драгоценный нефрит! Это не она. Но кто? Не нефрит – значит… значит… не нефрит…» «У юй» - машинально написал он на полях письма. Вспомнился старец с рыбой, трактир, который не «Поднебесная», сон тот дурацкий про свиней… «Там «юй» не такое – так, может, и «ся» не то? Что получится?»
Написав пословицу, произнесенную святым покровителем писателей и рыбаков, сюцай заменил «рыбу» на «нефрит», а «креветку» знаком «под», «драгоценность» - «демоном». «Постой-ка!…» Схватив записную книжку и перелистывая странички, стал искать. Да, верно: Ся – первая жена, Гэ-да, про соседку Байнян как-то сказала «тетушка Ся», и Ся – кормилица принцессы! Слишком много «ся» для одного дела!
Фан чувствовал, что идет по правильному следу. Но теперь предстояло самое трудное – идти извиняться перед Нюй-ван. «Как же я осмелюсь… А вот так – как обидел, так и извинишься, герой!»

Дом семейства Сюэ,
Сянганск,
1 день первого месяца,
шестерица, под вечер

Перед тем, как идти в дом Сюэ, пришлось забежать в пару мест по делам, но потом откладывать визит было уже несообразно, так что встретился он с Нюй-ван уже на закте, в той же комнате. Ширму убрали, хозяйка была без грима, закрывала лицо веером, дрожащая и напуганная.
- Единочаятельница Сюэ… Нет, драгоценнейшая единочаятельница Сюэ! – тоже волнуясь, начал Фан,- Я пришел нижайше извиниться перед Вами за нелепые подозрения, которыми невольно причинил Вам столько неприятных переживаний…
- Это правда, господин инспектор Фан? Я… Вы… не верите больше в эти ужасы?
- В ходе расследования всплыли факты, которые полностью Вас оправдывают.
- Какая радость! Если бы Бай-нян еще это слышала…
- Это не проблема, - улыбнулся сюцай. Он подошел к двери, выглянул – и ввел в комнату слегка упирающуюся Бай-нян, - Я в Вашем присутствии, милая барышня, хочу еще раз попросить прощения у Вашей матушки за лживые и нелепые подозрения в ее адрес. И посоветовал бы вам сделать то же самое.
Несколько долгих мгновений до девушки доходило, что ареста с разоблачением не будет, а потом она бухнулась на колени и разревелась от облегчения.
- Ну-ну, не надо, девочка моя, успокойся, - ласково заговорила Нюй-ван, обнимая падчерицу, хоть у самой голос срывался. Фан усадил всхлипывающих женщин на подушки, присел сам – и просто дал им выговориться и услышать друг друга. Много было сказано, а когда буря чувств отшумела, он сказал:
- Драгоценная Бай-нян, теперь Вы видите, что Ваша матушка – человек редких душевных качеств. А что ее внешность не совсем обычна – что ж, она просто не такая, как все, иная, можно сказать.
Нюй-ван, грациозно поднявшись, включила лампу.
- А то что мы все в сумраке сидим…
- Ой, - спохватилась Бай-нян, - уже поздно, а я обещала соседке непременно зайти сегодня поздравить ее с Днем рождения. Я быстро, можно?
- Конечно, доченька, сходи. Только возвращайся – сюда, домой.
Девушка упорхнула. Фан тоже было засобирался, но Нюй-ван упросила его задержаться.
- Вы не представляете, драг прер еч Фан, как я рада, что Вы здесь – целый год со смерти Кая я ни с кем не могла поговорить – и вдруг Вы в одночасье возвращаете мир и радость в этот дом! Спасибо Вам. Так не откажите в любезности, смиренно молю, еще немного скрасить мое одиночество. У меня сегодня было очень плохое предчувствие, словно темная туча нависла над домом. Рада, что оно не оправдалось – обычно случается что-то ужасное. Может, чаю?
Фан с радостью согласился на чай – самому не хотелось сидеть в гостиничной комнате. Завороженно глядя, как белоснежные ручки колдуют над чайником и чашечками, он вспомнил кое-что.
- Вы вчера так поспешно покинули бал, что не успели забрать вот это, - он достал из сумки фигурку из голубоватого хрусталя и поставил на стол, - приз за лучший карнавальный костюм для самой очаровательной Снежной Королевы.
Она погладила пальцем высокую корону, тонкое лицо, сияющие складки платья своей маленькой почти копии.
- Только не уроните ее, как я случайно разбил вчера, увы, Вашу туфельку на лестнице.
- Ну и пусть, они все равно были страшно неудобными. Это Кай настоял, чтобы костюм был полным, вплоть до туфелек, а попробуйте походить в хрустале – хоть бы в салатницах, я на Вас посмотрела бы!
Так они сидели, смеялись и болтали, обоим казалось, что они знакомы уже несколько сотен лет, не меньше. Вдруг Нюй-ван вздрогнула.
- Вы слышали? Дверь хлопнула.
- Может, Бай-нян пришла?
- Не входная, где-то в доме. Кстати, и правда, Бай-нян пора бы уже вернуться… Мне иногда кажется, что по дому кто-то ходит – поскрипывает пол, двери: кто-то крадется, - она зябко повела плечами.
- Не волнуйтесь, пожалуйста. Может, засиделась. Давайте, схожу позову, к кому она пошла?
- Ой, я ведь и не спросила, а сама с соседями не общаюсь. Знаю, что она очень дружна с какой-то старушкой-травницей, часто от нее слышала, мол, тетушка это дала, то сказала.
Фан припомнил скрипучий старушечий голос, говоривший о травах и амулетах. Что-то важное было там… Стоп! Она говорила служанке, что родилась под знаком воды – но по зодиаку Новый год попадает под знак земли, Козерога! Значит, кому-то она солгала – и зачем обязательно Бай-нян должна была к ней зайти сегодня?
Очевидно, тревога отразилась на лице сюцая, потому что Нюй-ван порывисто схватила его за руку.
- Что случилось?!
- Надеюсь, ничего плохого. Вам что-нибудь говорит фамилия Ся?
- Вроде, Герда была из Ся [Нюй-ван говорит с отчетливым ханбалыкским акцентом, где ярко выражена эризация, что переводчик попытался отразить в фонетическом транскрибировании имени Гэ-да]. У батюшки есть хорошая знакомая госпожа Ся, милая и добрая женщина, много занимается благотворительностью.
- У Вас была кормилица Ся, если не ошибаюсь.
- Да? Я была ребенком, звала ее «нянюшка» или по имени, Сюэ-гу. А при чем здесь Ся?
- Бай-нян назвала старушку-травницу «тетушкой Ся». Где она живет?
- Налево от ворот будет небольшая лавка, наверное, при ней и живет.
- Я сейчас пойду туда, ждите меня здесь.
- Нет, я с Вами! Мне будет страшно здесь одной.
Фан подумал и нехотя согласился. Конечно, он защитит ее в случае чего – недаром он был в свое время лучшим выпускником школы боевых искусств при монастыре у горы Сун - но про бесшумное подкрадывание можно было забыть: до чего неловки девы с лотосовыми ступнями!
К счастью, в лавке никого не было, а задняя дверь открыта. В небольшой комнате стоял накрытый стол, рядом с перевернутым стулом на полу – надкусанное румяное яблоко. Фан поднял, осмотрел его, даже понюхал – и недовольно скривился. В это время Нюй-ван за его спиной вскрикнула. Сюцай кинулся к ней.
- Что случилось?
Она показала на фотографию, висевшую на стене: на ней улыбались, обнявшись, две юные красотки лет по шестнадцать в матросских костюмчиках, в углу надпись: «Моим лучшим девочкам в день выпуска – с вечной любовью от мамы Ся»
- Вот это – Герда, первая жена моего Кая. А рядом с ней – моя кормилица, Сюэ-гу!
- Да, дела… Значит так, Вы немедленно возвращаетесь домой и ждете меня там.
- Но почему?
- Потому что – по состоянию предметов в комнате я могу предполагать, что Бай-нян вряд ли покинула это место по своему желанию. А точнее, вряд ли была в сознании, когда ее вытаскивали отсюда. Так что лучше сейчас выполнять все, что я говорю, ладно?
Нюй-ван закрыла себе рот ладошкой, чтобы не вскрикнуть и только кивнула. Они вышли из домика. Проследив, чтобы Нюй-ван дошла до ворот своего дома, сюцай залез в ближайшие кусты. «Что-то часто мне по кустам приходится гулять. Надеюсь, это скоро кончится…»
Пришлось порадоваться поспешности, потому что не прошло и десяти минут, как со стороны дома Сюэ скользнула к лавке темная фигура и скрылась за дверью. Сюцай вдруг пожалел, что с ним нет наряда вэйбинов, но потом пошел к двери, тихо насвистывая детскую песенку «Расскажи, Сюэ гурочка, где была», постучал. Шуршание в комнате прекратилось, осторожные шаги приблизились к двери.
- Кто там? – спросил старческий голос.
- Драгоценная преждерожденная бабуля, помогите! – жалобно сказал Фан.
- Вот принесла нелегкая невовремя, небось, за лекарством, - с этими словами старуха распахнула дверь, - Ну, чего тебе?
- Как пройти в библиотеку? – неожиданно для себя ляпнул Фан, не выходя из тени.
- Ты в своем уме, сынок? Может, ударился? Чего надо тебе?
- А надо узнать, куда Вы дели девочку, подданная Ся Сюэ-гу! – рявкнул сюцай, дергая ручку и не давая двери закрыться.
Старушка отпрыгнула на удивление бойко и метнулась в дом. Фан настиг беглянку в маленькой лаборатории, вход в которую был хитро замаскирован драпировкой и настенным календарем с благопожеланиями. Чудом не опрокинув ничего на столах, он успел схватить старуху за руку прежде чем она выскользнула в сад.
- Ни с места, подданная, Вы задержаны. Предлагаю по собственной воле признать себя заблужденцем… заблужденкой!
Та дернулась, поняла, что не вырваться, вздохнула и перестала сопротивляться.
- Ладно, пусти, уже не сбегу, - сказала вдруг неожиданно молодым голосом. Скинула платок, провела им по лицу – и где та старушка! Женщине едва за сорок, красота еще не отцвела.
- Слышь, вэйтухай драгоценный, у тебя закурить есть?
- Не курю…
- Эх, так вот сгинешь не за понюшку табаку, а жаль! – почти игриво.
Фан взорвался:
- А других не жаль? Они же люди!
- Они заслужили все, что случилось, каждый из них. И сестрица моя ненаглядная, и муженек ее – карма такая! Мы же с ней ближе родных были, даром что обе приемыши. У меня кроме нее никого не было! А тут приезжаю – не узнаю, глаза коровьи: люблю мужа и дочку, и весь сказ. Небось, не с таким настроением замуж шла-то. Да ладно, что об этом – аукнулось ей предательство, долго не прожила, и помогать-то не пришлось почти. А тут года не проходит – этот новую жену в дом ведет – и кого! Ту поганку бледную, которую я во дворце нянчила. У, ненавижу! Сама уродина, а ей все готовенькое – она ж принцесса! Даже не испугались, что она может упырем оказаться, защищали… И здесь хозяйкой заделалась! А этот-то ходит гордый, счастливый, перья распустил, точно кукулику-няо. Хотела ему отворот приготовить, чтобы он к своей красноглазенькой весь интерес потерял, да чего-то не рассчитала с травками-то… Так что все больше по недомыслию заблуждалась! А дальше – одна дорога, чтобы эту извести, чтобы ей по закону счастья не было, потому как я всегда за справедливость!
- Что же Вы, подданная, все другим завидовали. Завели бы свою семью, строили свое счастье! Муж, дети – и полегчало бы.
- Ох, не лез бы ты в мою душу, мармеладный, тоже мне, Фулэй-дао! [fu – замужняя женщина, lei – слезы, dao – путь. Учение скандально известной секты, приверженцы которой считают, что все проблемы женщин проистекают от недостаточного усердия их мужей на супружеском ложе – следовательно, все можно решить удачным замужеством. За нечеловеколюбивую категоричность подхода в Ордуси нелегальна, название используется как ругательство]
- «Лез бы – не лез бы, толку уже никакого», - подумал Фан и вздохнул.
- Ну, а девочка?
- А что девочка? Своенравна, непочтительна, на язык остра – а без отца-матери вообще бы оторвой выросла. Я ее, можно сказать, спасти пыталась. Коли от души – все средства хороши, сгинул еч – гора с плеч…
- Где она?! Чем было наколото яблоко?
- Да не волнуйся ты так, снотворное, не яд. Спит она дома, что ей сделается , - взгляд Сюэ-гу невольно метнулся на столик. Фан проследил вполоборота – блеск инструментов, большой шприц, какие-то ампулы.
- И что с ней должно было произойти, если бы я Вас не остановил?
Та ответила слегка нерешительно:
- Ну, знамо дело, полнолуние – вампирица и выпила, заманила предательски в дом, да прикончила. Верное дело, да не успела… Вот только скажу тебе по секрету, золотенький, нельзя мне под суд да в ссылку, никак нельзя! Ся никогда своей фамилии не опозорят. И я не буду…
Тут она сползла на пол, причитая: «Ой, сердце, сердце!» Фан растерялся на мгновение, но этого хватило – Сюэ-гу схватила какой-то пузырек и высыпала в рот все пилюли из него. Потом захрипела и упала на пол, царапая себе горло.
- Амитофо! – выдохнул пораженный до ужаса сюцай.
- А… цза… цзели! – эхом откликнулась Сюэ-гу, дернулась и затихла. [Автором эта фраза записана не иероглифами, а фонетиками, поэтому много неясностей. Если по поводу первых двух слогов переводчики единодушны: A – хонорифическая приставка, za – разнообразный, то сочетание jie li может значить: соединение сил, получение выгоды, талантливая красота, предельное зло – и не только, в целом похоже на какой-то девиз или заклинание]
Потрясенный, он вернулся в дом, где они с Нюй-ван действительно нашли спящую Бай-нян. Ее привела в чувство бригада покойной лекарской повозки, вызванная Фаном. А он сам вспоминал историю с котенком принцессы, инструменты, которые не были использованы, хвала Небу, и спрашивал себя, что могло породить такое зло в женщине, выросшей в Великой Ордуси, ведь человеколюбие здесь впитывается буквально с воздухом…

 
Эпилог

Влиятельная, законопослушная, набожная мать семейства Ся – личный друг императорского дома. Держит частный детский дом для сирот, где они получают блестящее образование и выходят во взрослую жизнь прекрасно подготовленными специалистами, не забывая о той, кому обязаны. Она умело объединяет силы, управляя процветающей империей-семьей, по опросу журнала «Новый Ордусянин» признана примером соединения таланта, красоты и беспримерного человеколюбия… Но это уже совсем другая история.
Фан перед отъездом, смущаясь, предложил Нюй-ван переехать в Ханбалык. Она, смущаясь, согласилась. Оставила Бай-нян дом и дачу, поселилась в своем новом доме, куда теперь очень непросто получить приглашение на вечеринку из-за небывалой популярности оных и малой вместимости помещения.
Разве что один человек мог бы вам помочь – Фан Дао-лин. Кстати, Новый год по ханьской традиции они встретили вместе.

(Пародия на произведения Хольма ван Зайчика)