Трубкозуб

Кровавый пир в Казомбо

Вчера в небольшой Ангольской деревне Казомбо произошло загадочное и очень трагическое событие. За одну ночь погибли все жители, включая женщин, стариков и детей.
Кванго Кану, торговец шерстью из соседней деревни Макондо, обнаружил утром вместо Казомбо запредельный по ужасу кошмарный сон. Живых никого, всюду лужи крови, окровавленные куски человеческих тел. Будто толпа извращенцев-людоедов, вооружившись бензопилами, вдоволь натешилась, наглумилась над мирными, ни в чем неповинными крестьянами.
Следственные органы так и не смогли раскрыть тайну злодеяния. Слишком сложной оказалась эта адская головоломка для человеческого понимания:
Почему ни один из трупов невозможно собрать целиком?
Кто оставил эти странные, не принадлежащие не одному известному хищнику, следы?
Почему не тронуто имущество деревенских жителей?
Официальные деятели только разводят руками, совершенно теряясь в уликах и не понимая, как и почему произошла эта трагедия.
Мунделе Диа Кванза, специально для "New Statesman".

Миша, по паспорту Мафусаил, очень любил животных. Но ему с ними почему-то не везло. С самого раннего детства Мишу тянуло потискать котят, но котята его ласк не ценили и стремительно убегали при первой возможности. Когда летом родители вывозили маленького Мишу на дачу, он играл с цыплятами, поросятами и козлятами. Поросята и козлята с особым цинизмом причиняли Мише физический урон, а цыплята страдали сами, хотя, слава родителям, обошлось без трагедий.

Собаки вечно кусали Мишу, кошки -- царапали. Доходило до смешного, среди кусавших были и встреченная в подмосковном лесу одичавшая булька, и водолаз, натасканный до статуса охранника.

Пробовал Миша заводить и собственных животных: хомяка и кролика. Однажды зимой он забыл закрыть форточку вблизи клетки с хомяком. Хомяк замерз и потерял пульс. Пришлось его завернуть в полотенце и долго гладить утюгом. С кроликом же периодически случались необъяснимые приступы аллергии на жизнь. Взгляд его стекленел, а движения лишались визуального эффекта. Миша терпеливо возил его в ветеринарку, врачи возвращали кролика к жизни, но о причинах странного поведения умалчивали.

Однако, несмотря на все странности и неприятности, связанные с животным миром, тягу к фауне Миша не потерял. К двадцати трем годам он закончил ветеринарную академию, трижды прошел курс лечения от бешенства и устроился работать по специальности в клинику по адресу: Юрьевский переулок, дом 19.

Однажды, возвращаясь с работы, Миша зашел по дороге поужинать в кафе "Синичка", где случайно встретил своего бывшего одноклассника Вадика Петрова, а ныне молодого бизнесмена Вадьку Конопатого. После школы он некоторое время работал кладовщиком на одном мебельном складе, принадлежавшем бандитам. Потом склад затопило, прорвало канализационные трубы. Бандиты от мебели отказались, зато Вадик смог начать свой бизнес.

-- Вадька, привет!
-- Привет, Миха! Как сам?
-- Вот, ветеринар.
-- Круто! А я зверей из джунглей вожу для зоопарков. Бизнес. А хочешь ко мне работать пойти?
-- А то, конечно. А я тебя не напрягу?
-- Что ты, как раз в Африку за бегемотом ехать некому. Нашего экспедитора крокодил третьего дня съел.

Пока Мише делали визу и загранпаспорт, друзья и знакомые наперебой уговаривали его отказаться от поездки в Африку, даже читали избранные места из Корнея Ивановича Чуковского:

Маленькие дети, ни за что на свете, не ходите, дети, в Африку гулять!
В Африке акулы, в Африке гориллы. В Африке большие злые крокодилы.
Будут вас кусать, бить и обижать. Не ходите, дети, в Африку гулять!

Но Мафусаил был тверд и с тремя тысячами баксов в кармане, а так же с кучей полезных советов в голове вылетел в Луанду. Луанда, как известно, столица Анголы, в аэропорту Мишу должен был встретить партнер Конопатого Мганга Того из племени бамбунду, человек по словам Вадика кристально честный, к тому же внештатный член МПЛА, Movimento Popular de Libertacao de Angola, и бывший студент московского Университета Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы.

Мганга сразу понравился Мафусаилу, особенно пленили крупные влажные глаза ангольца и хорошее знание русского языка.

-- Привет, я Мганга, по вашему Гена. Лучшие бегемоты сейчас только на Кванго. Так что сразу и поедем, чтобы до Лвандо засветло добраться. У меня все готово. Ты деньги привез?
-- Три тысячи. А что это -- Лвандо?
-- Это на реке Кванго. Там у нас заповедник.
-- Ты, что! Я не хочу из заповедника бегемотов воровать.
-- А кто будет то! Это же Африка! Сплошной заповедник, зверей, как у вас снега, плюнуть некуда. А заповедниками у нас те места называются, куда на машине доехать можно. Чтобы туристы пострелять могли от души.
-- То есть, у вас заповедники для охотников?
-- Есть такое дело! Ты, вот что, дай мне пока сто баксов, я водителю фуры аванс обещал.

Пока Мганга-Гена базарил с водителем, Миша думал о том, что, в общем-то, благое дело вызволить животное из рук браконьеров и обречь на сытую жизнь в зоопарк, и бегемоту хорошо, и науке польза.

Мягкое сиденье, красивая икебана из китайских часов в металлическом корпусе, пустой картонной гильзы двенадцатого калибра, пары стеклянных бус и пера страуса, подвешенная к зеркалу заднего вида и точно такая же в правом ухе водителя. Вот если бы не ухабы, хотя к плохим дорогам Мафусаил успел привыкнуть и на родине.

Вечером, как и намеревались, ловцы бегемотов въехали в заповедник Лвандо. При свете фар на скорую руку разбили лагерь у быстрой коричневатой Кванго, разожгли костер. Гена с водителем тут же принялись мудрить с ужином, а Миша, поглощенный нахлынувшими впечатлениями, провалился в мир своего любимого писателя Луи Буссенара. Из джунглей донесся страшный рык.

-- Что это? Лев? Страус? -- спросил склонившегося над котелком Мгангу Миша.
-- Как странно. Это orycteropus afer, трубкозуб по-вашему. Полтора метра в холке и хвост. Я думал в этих краях их давно уже всех истебили.
-- И что, очень опасный? Хищник?
-- Нет, обычно бататами питается и довольно пуглив. Но очень обидчив и крайне злопамятен: если обидишь его чем, не успокоится, пока не отомстит исподтишка, ну или сам не умрет.
-- А как он мстит то? Лужу в ботиках делает что ли?
-- Ты подумай, огромный зверь. Нападет, пока ты спишь, и все. Не подумай, он, как свинья, вполне всеядный. И, кстати, очень быстр. В общем, лучше его не встречать.

Поужинали за познавательной беседой о загадочном трубкозубе. Кстати варево вполне пристойным оказалось: тушенка с тыквой. После сытной еды Мафусаилу приспичило.

-- Мне это, отойти нужно.
-- Ага, только не уходи далеко, и ружье на. Да стой ты, бумагу в палатке возьми, а то, неровен час, кендырь сорвешь и красными пятнами покроешься.
-- Кендырь?
-- Ну да, конопля по-вашему.

Страшно ходить одному по ночным джунглям, пусть даже с фонарем и ружьем. Кусочку первозданной природы, уцелевшем на испаханной миротворческими силами ООН карте мира. Старые, покрытые коричневым налетом, и новые ослепительно-зеленые, с кокетливо растопыренными лопухами листьев деревья, поражающие воображение своей толщиной лианы, радующие глаза ботаников травянистые побеги хвощей, плавунов и папоротников. Свежий лесной воздух с сильным привкусом прелой земли заставляет легкие радостно работать в режиме насоса и слегка кружит голову, уже и так потерявшую стабилизатор от незнакомых шорохов. Стволы африканских деревьев, походя, посрамляют вычурностью форм многие известные произведения поп-арта... И насекомые, насекомые, насекомые.

За десять минут блужданий джунгли настолько порадовали своей сказочной таинственностью Мишины внутренние органы, что в его голове вполне сформировалась подспудная мысль: главное -- не заблудиться, не оступиться, не напороться.

Пока Мафусаил отлучался по своим делам, оставшиеся у костра Мганга и водитель вели неспешную беседу на языке овамбо, то и дело вставляя португальские слова и выражения. Разговаривали о космонавтах, исследующих беспредельные пространства вселенной. Оба собеседника получили неплохое образование, но при этом не потеряли природную искренность жителей черного континента. Лица их светились счастьем и настоящей детской радостью, пока ружейный выстрел дуплетом и два громких вопля не прервали их.

Представители освобожденной Анголы вскочили на ноги и вооружились: Гена -- карабином, а водитель -- ножом. Одновременно, из джунглей выскочил Мафусаил с перекошенным лицом и приспущенными штанами.

-- Я только, а оно, думал змея, испугался, ногой, а оно, большое, хвост!

Добрые негры успокоили Мишу и напоили его кисловатым местным виски. Затем выслушали рассказ Мафусаила о его злоключениях. Дело было так.

Миша решил отойти подальше от лагеря, во-первых, чтобы не портить своим новым друзьям окрестности, а во-вторых, чтобы самому ненароком не вляпаться ногой в неприятность, если он будет утром, например, собирать хворост для костра. Когда стоянка стала уже едва заметна, а фонарь отыскал более-менее, похожее на полянку место, Миша решился. Он поудобнее устроился, потом обделал свои дела, включая и гигиенические. И только собрался повысить свое статус до человека полностью одетого, как что-то нежно погладило его задние выпуклости. Миша напрягся, это что-то погладило еще раз. Миша вскочил и резко развернулся: что-то походило на шланг и слегка извивалось. Змея решил Миша, вскинул ружье и дуплетом выпалил в извивающийся шланг. Близлежащий куст с резким воплем подпрыгнул вверх, в свете фонаря явно проступили ослиные уши и здоровенный круп неизвестного зверя. Зверь развернулся на месте, и в Мафусаила свирепо уперся поросячий нос. Наступила Мишина очередь орать. "А-а-а-а-а-а",-- закричал он и опрометью бросился к костру.

Афроафриканцы дослушали рассказ и понимающе переглянулись.

-- Это был трубкозуб, но ты не бойся, он, небось, сам настолько испугался, что вряд ли сможет тебя отыскать,-- немного успокоил Мишу Гена: -- Давай-ка спать укладываться, завтра много дел.

Водитель фуры проснулся от стука в стекло кабины. Стучал Мганга, он был полностью одет и собран.
-- Давай открывай, открывай, и поехали быстрей.
-- Ты чего? А бегемот и русский?
-- Живыми бы остаться. Ты что о трубкозубах ничего не слышал? Ког-Те-Коп своего обидчика везде достанет: хоть в городе, хоть за тридевять земель! Поехали, русского по любому не спасти уже, а сами пострадать можем, если рассвирепеет.

Жаркое африканское утреннее солнце, очень тяжело спать в палатке, когда она напоминает парник. Открыв глаза, Миша не сразу понял где он, но потихоньку вспомнил все, включая и свои приключения в джунглях. Он выбрался из спальника, накинул футболку и покинул палатку. Никого из новых знакомых не было, не было и фуры. Неприятной прохладой увлажнило спину. Еще до конца не осознав, что происходит, Миша нырнул обратно в палатку и засунул руку в карман куртки: денег не было, зато была записка: "Лучше сразу застрелись". Миша скосил глаза, на полу палатки, рядом со спальником, лежало ружье и один патрон.

"Нет, нет, со мной ничего плохо не случится",-- пробормотал Мафусаил, покрепче сжал ружье и побежал в сторону дороги.

Уже к вечеру усталый, голодный, босой и сильно искусанный москитами он добрался до ближайшей деревни. Миша сбивчиво попытался рассказать жителям о произошедшем, но ему повезло: по-русски никто не понимал. Мафусаила накормили лепешками, напоили водой и уложили спать в гостевой хижине. Миша заснул сразу, несмотря на то, что вокруг нее долго вертелись любопытные дети, пока тоже не угомонились. Во сне страдалец бормотал что-то про сумасшедших негров и не выпускал ружье. Дети его утром и обнаружили. Точнее то, что осталось. А осталось от Мафусаила совсем не много. Но руки были целы, ими он по-прежнему сжимал ружье. Мертвой хваткой.
Некоторые жители вспомнили, что слышали ночью странное чавканье. А те, что постарше, трясли морщинистыми головами и повторяли: Ког-Те-Коп, Ког-Те-Коп, грустно глядя на четырехпалые следы, оставленные рядом с хижиной.